Валерия Евгеньевна Карих
Жена фабриканта. Том 2

3

– Ну, здравствуй, душенька и радость моя Ольга Андреевна. Дай же я тебя рассмотрю, как следует, пощупаю. Хорошая ты женщина, матушка. Где твоя щечки, я их расцелую, лапушка, – бархатным баритоном рассыпался гость, приближаясь к хозяйке с шутливыми объятиями.

– Ох, – только и успела выдохнуть Ольга, оказавшись в его крепкой медвежьей хватке. Она рассмеялась и подставила щеку для поцелуя. – Что же ты, Иван, дорогого гостя только разговорами кормишь? Заждалась уже вас!

– Да он меня заговорил, знаешь как, – оправдывался Иван.

– Не слушай его, врет! Меня слушай. Дай-ка я тебя еще разочек поцелую. Пускай завидует, – и не успела хозяйка опомниться, как Федор лихо сгреб ее в охапку и припечатал губами теперь уже в другую щеку.

– Да что же это! – жалобно пискнула та, оказавшись в могучих объятьях деверя.

– Эх, если бы не Аннушка, я бы давно увел тебя у этого увальня и медведя косолапого, – Федор лукаво подмигнул невестке.

– Гляди, как бы этот увалень не осерчал, да на дыбы не поднялся, – поддержала его шутливый тон Ольга Андреевна, задорно блестя глазами.

– И часто он такой? – расспрашивал Федор.

– Бывает…

– Ну тогда мы ему ничего не расскажем, – хохотнул Федор. Потом вопросительно поглядел на брата, но тот с улыбкой отмахнулся от обоих:

– Да ну вас! Истинно дети…

Они уже сидели за столом и разговаривали, когда скрипнула дверь, и в столовую вошли девочки. Федор Кузьмич отложил ложку и поднялся.

Подбежав к дяде, они повисли на его руках, как груши на ветках. От неожиданности Федору Кузьмичу пришлось присесть на стул. Он прижал к себе две русоволосые девичьи головы и ласково произнес:

– Касатушки мои, барышни. Вижу, что соскучились по своему дяде! Дайте же я на вас погляжу, как же вы выросли. Наташенька такая красавица, вылитая мать. Чаю, скоро от женихов не будет отбоя. Чего же ты покраснела, доченька? Не смущайся. Это я так, в шутку брякнул. А Танечка-то как выросла! Ох, ты ж господи! И дядя скучал, и Сережа. Жаль, заболел милок. А я вам от него и тети Ани подарки привез. После завтрака покажу.

Вокруг глаз у Федора когда он улыбался, появлялись крошечные лучики морщинок, как у отца. Его пушистые усы смешно шевелились, и Тане захотелось прижать их пальцами.

– Еще как любим! А тебя, дядечка, любим больше всех! – звонко воскликнула она и засмеялась.

Взрослые переглянулись и тоже засмеялись.

– Ну спасибо, Танюшка. Утешила меня.

Наконец стихли восклицания, и хозяйка велела Тимофею принести обед.

Все перекрестились и приступили к трапезе.

На первое подали борщ на бульоне из свежей говяжьей грудинки, а на второе – запеченное мясо, фаршированную осетрину и кулебяку с большим количеством начинки, которая мгновенно распространила по столовой неповторимый аромат свежей выпечки.

– Хотите, расскажу, что я задумал? – спросил Федор Кузьмич, когда осоловев от сытной еды, все лениво молчали, ожидая следующей перемены блюд.

– Валяй, – сказал Иван и незаметно подмигнул жене, мол, тоже послушай.

– Хочу, Иван, открыть в вашем уезде начальную школу для крестьянских детей. Деньгами и книгами обеспечу. И хочу попросить, чтобы ты списался с губернатором для поиска пустующего здания. В планах распространить подобные школы по всем губерниям и волостям. Я уже и в Думе получил одобрение, и от министерства просвещения.

– Ты как тот пострел везде поспел! – с иронией ухмыльнулся Иван.

– А чего? Пускай дети крестьян получают образование, не хуже чем в столице. Из этого будет только польза для Отечества. Прогресс-то нам на пятки наступает, – с пафосом проговорил Федор Кузьмич.

– И то верно. Ты, Иван лучше бы брата послушал, а потом и говорил, – сказала Ольга.

Чувствуя поддержку, Федор продолжил свой рассказ, однако вскоре заметил, что его почти не слушают: брат сидел с отсутствующим выражением на лице и жевал, да и Ольга отвлеклась и начала перешептываться с детьми. Федор обиженно умолк.

Заметив, что гость умолк, Ольга встрепенулась и заботливо пододвинула к нему тарелку с пирогами:

– Вы бы, Федор Кузьмич сперва покушали, пока не остыло – сказала она.

Федор согласно кивнул, отломил кусок пирога и с покорным видом отправил его в рот.

Когда оказались съеденными горячие и холодные блюда, Тимофей водрузил на стол начищенный до блеска кипящий самовар, вокруг встали в ряд ярко расписанные чашки. Принесли два подноса: на одном – гора румяных маленьких пирожков с мясом и рыбой, а на другом – сладких булочек, коврижек и пряников.

Пообедав, перешли в гостиную. Туда же принесли коробку с подарками, и началась их шумная раздача. Потом Ольга Андреевна с дочерями ушла на свою половину, братья тоже вернулись в кабинет хозяина, решив перекинуться в картишки.

4

– В Петербурге есть один статский советник, ты о нем должен был слышать: Сан-Галли. Он наш конкурент, – сказал Федор, – состоит в петербургском Обществе промышленности и торговли. У него в собственности металлургический завод. И он наш прямой конкурент. Конечно, у него производство развито, потому что мы время упустили. Смог завести в высшем свете и в присутствии полезные знакомства. Он пустил у нас корни, женившись на богатой русской. И взял имя Франц Карлович…

– А может, дело в имени? – ухмыльнулся Иван. – То-то я смотрю, что в последнее время Петербург и Москву немцы наводнили. Поди, знают, что немецкие имена нынче в почете у правительства, – добавил он, вспомнив про Гиммера.

Федор хмыкнул и серьезно сказал:

– Ошибаешься. Нынче, слава богу, инородцы у нас не в почете.

– И правильно, у нас и самих ума палата, – заметил Иван. – Но ты же сам мне доказывал, что нечего нам равняться на запад.

– Я о наших либералах говорил, не о немцах. Ты же не будешь утверждать, что все наши либералы – немцы? Не уводи разговор. Изволь меня выслушать, а после и возражай. Так вот, Сан-Галли изобрел «горячее тело» из чугуна, назвал батареей…

– Ну и что? – спросил Иван, нахмурившись и слегка постучав позолоченной ложечкой по чашке. Он не скрывал своего недовольства снисходительным и поучительным тоном брата, который тот позволял себе еще в детстве.

– Он получил подряд от царского двора на отопление в оранжереях Царского Села и на металлический каркас для верхнего купола. Предложил цену вдвое меньше, чем у Берда. Он вхож в высокие кабинеты и благодаря связям получает заказы.

– Я понимаю, к чему ты ведешь, – в голосе хозяина дома послышались саркастические нотки, – чтобы пролезать, мне нужно заводить полезные знакомства. Но я так и делаю.

– Правильно поступаешь. Гиммер сказал, сколько цехов в работе?

– Литейный запущен, в остальных есть станки, но нет людей.

– Завтра поедем и поглядим на месте, что там и как.

– Не хочу я спешить, – Иван посерьезнел.

– А кто кроме тебя в Москве за водопровод возьмется? Немец Сан-Галли тебя скоро опередит, – сказал Федор и с сожалением вздохнул.

– Ну и пускай. За всем в этом мире не поспеешь. Это ты все куда-то торопишься и бежишь. А по мне так лучше придерживаться правила: тише едешь, дальше будешь.

– Да понял я, понял, – проворчал Федор и замолчал.

– Давно хотел у тебя спросить, где ты нашел Гиммера? Спесив, как черт, но работает четко и хорошо. Даже и не к чему придраться, – осторожно спросил у брата Иван. Он держал в одной руке карты, а другой нервно постукивал трубкой по массивной хрустальной пепельнице на краю стола.

– Давнишняя история: мне его, можно сказать, сам бог однажды послал. Когда я открыл первую мастерскую, то по неопытности нанял туда троих слесарей и кузнеца. Думал, что обойдусь своими силами. Какой там! Как посыпалось на меня заказы, я за голову-то и схватился. Ну, думаю, пропаду без помощника. А где хорошего и толкового инженера найти. Стал я ходить по всяким выставкам и собраниям Технического общества, слушать доклады. Там и познакомился. Он в тот момент ушел с какой-то мануфактуры и подыскивал себе новое место службы. Мы когда с ним разговорились, я понял, что он науку и технику хорошо знает, и технологии. Смекнул, что такого толкового специалиста упускать нельзя. Положил ему хорошие подъемные, чтобы к себе никто больше не переманил. И даже у себя во флигеле предложил пожить. И как видишь, не прогадал, – довольно ухмыльнулся Федор Кузьмич. – А ты чего о нем вспомнил?

– О немцах заговорили и вспомнил, – пояснил Иван. Он представил себе радостные глаза жены, когда она утром смотрела на инженера, и помрачнел. Федор Кузьмич, не подозревая о настроении брата, продолжал расхваливать Гиммера:

– Отработал у нас три месяца и попросил разрешение найти ещё специалистов. Я разрешил. Нашел он таких же немцев, как сам. А те, чтобы зацепиться в Петербурге, готовы землю рыть. Набрали людей и работали, как черти! Так они мне и возвели весь завод с котлована. Через полгода он сбежал от нас на съемную квартиру. Наверно, я ему надоел: на заводе он меня видел, и дома, Однажды пришел и говорит, так, мол, и так, отпустите с миром. Всю работу сделал, завод построил и нашел другое место службы. Он меня этим своим заявлением как обухом по башке ошарашил! Не хотел я его отпускать и предложил жалованье повыше, так он не соглашается. Стал я его уламывать и так и этак – нет, и все. А тут на завод к тебе понадобился инженер, вот я и предложил ему запустить его. А уж потом, если захочет, уйдет. Он подумал недолго и согласился. Так и переехал в Москву. А иначе ушел бы, – сказал Федор, зевая. – Что-то меня, братец, развезло. Пойдем-ка, пожалуй, спать.

– Ну пойдем, коли так, – отозвался Иван. Он положил карты на стол и взглянул на окно. Давно наступила тихая и теплая сентябрьская ночь. Где-то в темной глубине осеннего сада выводил свою сонную песенку маленький зяблик или шустрая синичка. Теплый свет канделябров мягко озарял задумчивые лица братьев.

Федору было хорошо и уютно сидеть в мягко очерченном на ковре круге желтого света от горящих свечей. Как будто и не было за спиной долгих прожитых лет. На миг ему даже показалось, что кто-то невидимый любезно приоткрыл перед ним давно запертую дверь, чтобы он снова вернулся в свое далекое счастливое детство…

Иван же, более суровый и сдержанный в проявлении эмоций, в эту минуту неожиданно тоже почувствовал уверенность и тепло, исходящие от брата. Это была его, Иванова родная душа и надежная опора. Но он знал, что такая прочная невидимая связь может существовать только между близкими друзьями, полностью понимающими друг друга. – Ну что? Пойдем на боковую, – нарушил он тишину.

– Да, пойдем пожалуй, – откликнулся Федор и поднялся, растирая затекшее колено. – Куда прикажешь идти?

5

Иван проснулся на рассвете. Некоторое время он лежал, слушая, как тихо и монотонно тикают за стеной в гостиной английские бронзовые часы. Вставать ему не хотелось.

Он приподнялся и поглядел на жену, которая спала рядом, подложив под щеку ладонь. Тихонько дунул на рассыпавшиеся на подушке волосы, погладил их пальцами. Ему захотелось большего, но подумав, решил жену не тревожить. Соскользнул с кровати и, надев расписанный черными журавлями и пагодами красный китайский халат, прикупленный по случаю на нижегородской ярмарке, вышел из спальни.

В кабинете подошел к окну, дернул за шнур портьеры и велел вошедшему заспанному Тимофею, накрывать на стол.

Потом прошел на балкон, сел в плетеное кресло и посмотрел вокруг.

Над крышами домов зарозовела вешняя зорька. И серые облака под ее натиском стремительно растворялись в небесной вышине. Пахло цветами, увядающей травой и влажной свежевскопанной землей. До его слуха долетали звонкие трели птиц, среди которых солировал соловей. С хозяйственного двора доносился чей-то разговор.

За забором слышалось шорканье метлы дворника. Прогромыхала по мостовой водовозная телега и остановилась возле ворот. Прошел мимо разносчик с пирогами, зазывая купить.

Иван взял лежащий на столе старый номер «Московских ведомостей» и стал, зевая, бездумно перелистывать.

За этим занятием и застал его Федор, когда вышел на балкон. Прищурившись от бьющего в глаза солнца, с наслаждением потянулся и расправил плечи, аж косточки хрустнули.

– Эх, погодка сегодня хороша, – пробасил он весело и встряхнул головой.

– Ага. А ты чего в исподнем-то? Решил московских девиц на живца половить? – шутливо спросил Иван и окинул придирчивым взглядом крепкую фигуру брата.

– Угадал! Московские девки завидят мои столичные портки, и сразу ко мне набегут. А вот если тебя увидят в твоем китайском халате, онемеют. Подумают, что за птица такая диковинная сидит, а крыльями не машет, – весело парировал Федор.

Ухтомцевы обладали притягательным глубоким тембром голосов, и не одно женское сердце таяло, интуитивно откликаясь на их призывное звучание. Вот и сейчас идущие на той стороне улицы две женщины повернули в их сторону головы.

– Видал? А рыбка-то клюет, – торжествующе произнес Федор, и довольный произведенным эффектом, громко расхохотался.

– Вижу. Да сядь же ты! Что изволишь, чай или кофе с молоком? – спросил Иван.

– Пожалуй, чаю, – ответил Федор и сел напротив.

Иван подошел к перилам и крикнул ходившему по двору Сергею, чтобы тот велел подать самовар. Потом уселся напротив и стал рассказывать.

– Видел на ярмарке, как копают траншею. До чего скверное дело. Шипов пожаловался, что артельщики плохо работают, пригласил посмотреть. Полез я в траншею… – но он не успел все досказать, как Федор с удивлением его перебил:

– Неужели сам в траншею полез?

Иван кивнул. Федор Кузьмич недоверчиво покачал головой.

– И кто им трубы сделает? – спросил Федор, дослушав рассказ.

– Интересовался у Шипова про подрядчиков. Он мне ничего путного не сказал. Тогда я предложил ему иметь нас с тобой в виду и пообещал за это хорошую премию. Так он так извернулся, что и отвертелся. Сказал, что подумает и сообщит, когда примет решение. Но там есть, кому взять этот подряд: Рукавишникову или Колчину отдаст. У них большие заводы. Я съездил, посмотрел.

– А если его подмаслить, этого Шипова? – спросил Федор Кузьмич.

– Так я ему и сунул. Взять-то он деньги взял, как бы на благотворительность, а сам до отъезда так положительного ответа и не дал, – Иван огорченно вздохнул. – Зря только деньги потратил. Уверен, что Рукавишников и перехватит трубный подряд. Его в Новгороде хорошо знают, зовут железным стариком. И знаешь, для нас это даже к лучшему.

– Почему же?

– А ты бы сперва прикинул, сколько мы денег вложим в перевозку по железной дороге крупногабаритного груза. А с какими задержками по времени грузы перевозятся? Большие убытки. Да и прибыль, сомневаюсь, что скоро увидим. Сам знаешь, как связываться с казенными учреждениями.

– Риск есть… И оборот капитала длинный. В этом ты прав, но отказываться от поиска еще одного подряда не будем. Трубы всегда нужны: не только при тушении пожаров. Можно поручить Гиммеру, чтобы продумал, как сделать разводку труб для тушения пожаров через городской водопровод, – предложил Федор и вопросительно поглядел на брата. В этот момент им овладело то самое, знакомое каждому исследователю состояние горячечной и нетерпеливой страсти, которая гонит всякого пытливого человека вперед и не дает успокоиться, пока тот не добьется цели и горы свернет на пути. И только жесткий и расчетливый прагматизм Ивана обычно остужал пыл бесстрашного покорителя вершин, каковым был его брат.

– Не будем рисковать, – решительно произнес Иван.

– Что значит, не будем? Вон Сан-Галли бы точно справился. И мы не хуже, – сказал Федор.

– Не хочу рисковать именем, – вновь повторил Иван. Взглянул на раздосадованное лицо Федора и объяснил:

– Я в делах спешить не люблю. У меня уже есть набранные заказы. Считаю, что на сегодня мне хватит. Сделаю их, посчитаю прибыль. А после решу, – заключил он.

Федор Кузьмич разочарованно вздохнул и прибавил с горькой иронией:

– Эх… Я ведь знал, что ты мне ответишь. Ну дело твоё. А то ты на меня уже волком глядишь. Поди, думаешь про себя, что я приехал к тебе покомандовать на заводе.

– Да, брось ты.

– Э, нет! Я точно знаю, что ты так и думаешь. Но учти. Если найду хороший заказ на трубы, возьму его весь к себе на завод. И прибыль оставлю себе, – предупредил Федор.

– Согласен. Если хочешь, могу написать тебе письма для Шипилова, – ответил Иван, с облегчением вздохнув. Он обрадовался, что брат больше не настаивает.

– Не нужно. Поближе найду.

Напившись душистого чая с мятой и лимоном, братья оделись и вышли из дома, решив прогуляться до Крестьянской заставы. Коляска, управляемая Еремеем, медленно катилась следом за ними вдоль тротуара.

– Вечером хочу поехать на собрание московского отделения Общества содействия промышленности, – сказал Федор, – там соберется почтенная публика. Хочешь поедем вместе?

– Извини, не смогу. Собираюсь заехать к себе в торговые ряды, поглядеть, что там и как. В нашем деле сам знаешь, как? Доверяй, но проверяй! А вечером я обещался быть в клубе, – ответил Иван, подумав о Варваре.

– Ну как знаешь, – ответил Федор.

– Да ты не сердись. Мы же увидимся послезавтра. Лучше подумай, где можно развлечься.

– Хочешь побывать на петушиных боях? – предложил Иван.

– Они же запрещены? – удивился Федор.

– Для чужих запрещены, а для своих – милости просим! – усмехнулся Иван.

6

Почти два года назад взяв в аренду у города пустырь за заставой, Иван Кузьмич по совету брата начал строить на этом месте металлургический завод, который вскоре заработал на полную мощь.

По утрам громко и страшно ревел гудок, зазывая людей на смену. Так было на заводе Ухтомцева, и так было на сотнях других заводах и фабриках, появившихся в Российской империи. Широко раскрывались ворота, и в предрассветном сумраке через них навстречу друг другу шли две вереницы людей. Жандармы в серых суконных шинелях, дежурившие у ворот, цепко ощупывали взглядом каждого человека.

Рабочие выходили с завода и разбредались по своим домам. Но многие не доходили до дома, останавливаясь в кабаках и трактирах, как нарочно выстроившихся сразу за воротами. Мужчины проводили там много времени, устраивая на улице драки до крови. Многих забирал квартальный пристав. А те, кто оставался, напивался до полусмерти. Шатаясь, они вываливались из трактиров и расползались, как тараканы по щелям, забиваясь в свои дома и там тоже устраивая пьяные драки. Некоторые валились под заборы возле трактиров. Очухавшись от тяжелого пьянства и услышав знакомый гудок, не выспавшиеся рабочие натягивали на себя грязную засаленную одежду и снова спешили на завод.

Одновременно с заводом Ухтомцев построил для своих рабочих две трехэтажные жилые казармы, в которые заселились вчерашние крестьяне. Эти люди отличались от коренных москвичей тем, что с трудом привыкали к городской и заводской жизни. На первых порах их еще можно было отличить от местных по степенности речи, особенностям диалекта отдаленных российских губерний, уральских людей можно было отличить от волжан по говору. Бывшие крестьяне держались с достоинством, обособленно, они не пили водки и вели себя скромно. Но незаметно серая тяжелая повседневность и накопленная от хронического недосыпа усталость оказывали и на них свое разрушительное воздействие. Люди все больше озлоблялись, различия с местными стирались, и теперь крестьяне всё больше напоминали однородную безликую человеческую массу.

Главный корпус представлял собой трехэтажное кирпичное здание. Под крышей висела огромная вывеска, на которой было написано: «Металлический завод Ухтомцевых и K°».

Первый и второй этажи в здании были приспособлены под цеха, на третьем этаже находился склад и подсобные помещения. Администрация располагалась в одноэтажном желтом строении, находившимся за главным корпусом.

Котельная располагалась в отдельно стоящем корпусе, на крыше торчала высокая и широкая труба, которая постоянно коптила небо клубами черного дыма. Возле нее под навесом был насыпана гора угля. Тех, кто работал в котельной, можно было сразу отличить по их закопченным лицам и черной, пропахшей маслом и угольным дымом одежде.

Рабочий день был в разгаре, людей на территории мало. На заводе с первых дней был введен административный запрет собираться во время смены больше трех человек. За этим следили все мастера, и в случае нарушений выписывали штраф.

Заметив сваленный строительный мусор, Иван остановил первого попавшегося рабочего, спросил фамилию и цех, приказал выкопать за территорией завода яму и сбросить туда мусор, засыпав землей.

Осмотр братья решили начать с кузнечного цеха, возле которого лежали груды кирпича и старого железа. Поговорив с кузнецами, вышли и направились в сторону главного корпуса.

Цех, в котором соединились две литейные мастерские с вагранкой для сборки средних изделий, располагался на первом этаже.

Здесь будто рассерженные шмели гудели станки и копошились рабочие. Заметив остановившегося в дверях хозяина, мастер оторвался от своих дел и направился к нему. Поинтересовавшись, сколько в среднем в день приходит заказов, Федор прикинул количество и суточную выработку, нагнулся к брату и прокричал:

– Маленькое помещение. Не годится для подобного цеха.

Но Иван и сам уже это видел. Они дошли до котельной, внутри которой, загораживая проход вперед, стояли два готовых для заказчика паровых котла. Мастер объяснил, что склад под крупные изделия отсутствует, поэтому приходится оставлять котлы, пока не заберет заказчик.

Немного понаблюдав за игрой огня в печах котельной, братья выскочили оттуда с красными лицами, одурев от жары.

– Может, сделать здесь вытяжку? Тяжело работать в таком аду, – заметил Федор.

Иван промолчал.

Следующее помещение, предназначенное для складирования оснастки, инструментов и готовых изделий, оказалось забитым ящиками, которые громоздились друг на друге до самого потолка.

– Надо спросить у Гиммера, для кого этот товар, – сказал Иван.

– Сейчас и спросишь. А ты не хочешь построить еще один корпус под склад? А это помещение отдать под мастерскую? Гиммер, ведь предлагал. Погоди, чему ты удивляешься? – спросил он, заметив, как брат переменился в лице.

– Почему тебе он это предлагал, а не мне, директору завода? – недовольно буркнул тот.

– Так ты же был на даче. Видимо, не хотел тебя тревожить. А у меня и опыта побольше. Так что зря ты на него злишься.

– Он рядом с нами отдыхал и даже нанес визит. И промолчал, – Иван сердито пожевал губами.

– Придираешься, – иронично поддел его Федор. – Яков Михайлович толковый специалист. Можешь смело довериться ему в деле производства.

– Посмотрим, – отрезал Иван, размышляя про себя, что именно в словах брата вызвало в нем такое раздражение. То, что брат не сообщил ему сразу, что распоряжался в его отсутствие на его, Ивана, заводе? А если так, то почему упоминание имени Гиммера вызывает у него такую неприязнь?

«С этим надо поскорей разобраться и покончить. Дыма без огня не бывает, – раздраженно думал он. – Ольга на него так смотрела… как же нехорошо она на него давеча смотрела».

Мимо них по коридору прошли двое рабочих, держа в руках ящики со стружкой и гвоздями. Блестели от пота красные от напряжения лица и оголенные спины, а натруженные узловатые руки с трудом удерживали тяжелые ящики. Один неловко оступился и выронил ящик, с размаху задев Ивана плечом. Ящики с грохотом упали, все рассыпалось. Рабочие остановились, и виновник испуганно вжался в стену. Судорожно сглотнув, отчего кадык на его грязной шее дернулся, он стал униженно извиняться. Другой рабочий поспешил нагнуться и стал собирать рассыпанное.

– Чего уж там, бывает… Ты бы лучше помог товарищу. И вы уж идите, ребята, работайте, – махнул рукой Иван и досадливо поморщился.

– Что-то я нигде не видел здесь чанов с водой. Я бы испил водицы, душно, – посетовал Федор Кузьмич, оглядываясь по сторонам, как путник, испытывающий жажду в пустыне.

– Гиммер по твоему совету небось их не поставил, – съязвил Иван.

Федор с недоумением посмотрел на него:

– Лучше бы тебе об этом позаботиться, а не ехидничать. Видишь же, как жарко, а у тебя вентиляция не предусмотрена, да и окошки маленькие и высоко расположены.

– Я подумаю. С чаном ты прав. Распоряжусь, чтобы завтра поставили.

Братья обошли все этажи и внимательно осмотрели цеха. Некоторые еще оставались пустыми. Решили к весне заказать у англичан в конторе недостающее оборудование, и возможно, послать Гиммера за ним в Англию. Но перед этим пусть съездит в Нижний Тагил на завод Демидова, посмотрит, как там налажена работа.