Валентина Гусева
Последняя крестьянка
Преступление и наказание
По волнам моей памяти
В
то далекое время я училась в одном из классов начальной школы. Собственно, преступления совершенного мной я не помню, (их же было не одно), но судя по нестандартному наказанию, отложившемуся в моей памяти на всю жизнь, преступление было скорее всего из ряда вон выходящее. С точки зрения моих родителей. Я думаю, что нет на свете человека, который бы в своей длинной, как тогда казалось, насыщенной богатейшими событиями детской жизни не выходил бы за рамки установленных взрослыми правил поведения.
Детская любознательность и неистощимая энергия требовали выхода и раздвигали эти узкие рамки. А так как мы, дети, в те далёкие послевоенные годы не были заперты в детские садики, а находились на свободно-выгульном содержании, то рамки примерного поведения распадались сами собой, и перед нами открывалось неистощимое поле деятельности, то есть свобода в самом непосредственном значении этого слова. И мы на наше счастье и несчастье во-всю пользовались этой свободой и совершали помимо нормальных заурядных поступков другие, иногда глупые, фантастические, порой безрассудные, опасные для себя и окружающих, даже жестокие поступки.
И безнаказанными они за редкими исключениями не оставались.
Надо сказать, что меня родители никогда не пороли, то есть не наказывали физически, хотя отцовский ремень всегда висел у нас на гвозде. Но он предназначался для моих братьев, двоих постарше меня и одного помладше. А меня, как девчонку, родители предпочитали воспитывать словесно. Правда, иногда, мама потаскивала меня за волосы, причитая и досадуя, какая непутевая у нее растет дочь. Но ремня не применяла. А вот Жене, который хотя и был младше меня на два года, воспитательное действие ремня познавать приходилось.
Но, говорят, всякое действие предполагает противодействие и, согласно этому закону, Женя, умудренный горьким опытом, изобрел способ, хотя и не избежать наказания, но в определенной мере смягчить его. И в тот день, когда я ожидала торжества правосудия, он поделился со мной этим способом.
Он заключался в следующем: прежде чем отец снимет ремень с гвоздя (а интуиция подсказывала наступление этого момента) надо встать в угол.
«Если папа начнет тебя бить, встань в угол» – сказал он мне в тот злопамятный день. А в том, что отец меня будет бить, ни у брата, ни у меня не было никакого сомнения. Только зачем надо заранее встать в угол, я не поняла, но запомнила и в нужный момент вбежала в него. Лучше бы я этого не делала.
Отец не очень долго объяснял мне смысл моего поступка, а быстро снял ремень с гвоздя и, подойдя ко мне, махнул им. И вот тут-то, после первых взмахов, я и поняла всю мудрость Жениного изобретения. Как отец ни пытался достать меня ремнем, это ему не удавалось. Я вжалась в угол, и ремень хлестал стены, а до меня не доставал. Угол оказался спасительным!
Сейчас-то я понимаю, что отец с самого начала раскусил маневр своего смышленого ребенка, то-есть Жени, и получив от него необходимое раскаяние в виде всхлипываний и заверений – папа, я больше так не буду, – удовлетворялся этим, и вешал ремень на стену.
Но не в моем случае.
Я повела себя не как Женя, а совершенно неадекватно данной ситуации.
Сердитое лицо отца и недостающие цели взмахи ремня вдруг развеселили меня. Я начала потихоньку хихикать, хотя понимала, что этого делать нельзя. Но всем известно, что когда смеяться нельзя, то становится еще смешнее и хочется смеяться еще больше. И я, к своему ужасу, от сдерживаемого хихиканья перешла к открытому хохотанию. Отец сердито хлестал по углу, пытаясь достать меня, но ремень лишь слегка и совсем не больно задевал меня и я, ощущая всю комичность ситуации, хохотала и хохотала. Хохотала до слез. И все накопившееся во мне, и требующее выхода напряжение выходило из меня в виде этого неудержимого хохота.
Было ли мне еще когда-нибудь так смешно?
Так или иначе, мой смех свел на нет все Женино изобретение. Отец увидев, что я не плачу, то-есть не раскаиваюсь в содеянном, а нагло хохочу, выдернул меня из угла и, прогулявшись по доступной уже заднице, добился необходимого раскаяния. Женя боязливо смотрел на экзекуцию из другого угла комнаты.
Закончив порку, отец выставил меня в другую комнату и закрыл дверь. Плакать мне не очень хотелось. Но нарастала обида, жалость к себе, и я, не раздеваясь, легла на кровать, забралась с головой под одеяло и стала горько и долго оплакивать свою несчастную жизнь. Меня звали ужинать, но я не пошла, решила умереть с голода и пусть тогда им всем будет хуже.
Так я была выпорота отцом в первый и последний раз в жизни.
А вообще-то мой отец был очень добрый человек, любил нас, многочисленных своих детей, очень редко нас наказывал в отличие от мамы. И мы его тоже очень любили. А в тот день, как говорила потом мама, у него были неприятности на работе. А тут еще жалоба на меня. И это вывело отца из себя.
И было мне в ту пору около десяти лет от роду.
Март 2014 г.
Путешествие во Вьетнам без знания языка
Б
ез знания языка, хотя бы английского, за границу лучше не ездить, ибо можно попасть в очень нежелательные ситуации, даже такие, из которых трудно потом выбраться.
Ситуация первая, самая безобидная.
– Учи английский, – говорил мне мой сын перед нашим путешествием во Вьетнам.
– Так обойдусь, – отвечала я.
Поселились мы в тихом курортном районе на берегу моря в 4-х часах езды от Хошимина, куда прилетели после длительного с пересадкой перелета из Пулкова. С одной стороны этого курортного района было море, с другой – цепь красивых высоких, поросших зеленым лесом гор, куда мы сразу же загорелись желанием сходить. Но сначала надо было разобраться с питанием. Завтраки в нашей поездке входили в стоимость путевки, то есть были бесплатные и мы с удовольствием пользовались шведским столом гостиничного ресторана. А вот об обеде и ужине должны были побеспокоиться сами. Правда, особо беспокоиться было нечего, так как ресторанов вдоль прилегающей к отелям дороги было много.
Другими словами, по одну сторону дороги были сплошные отели, по другую – сплошные рестораны. Надо сказать, что слово «ресторан» вьетнамцы понимают несколько по-другому, чем в Европе и в России. Вьетнамские курортные рестораны – это маленькие забегаловки с рекламными зазывающими щитами у входа. На ресторане «Жемчужина», который мы облюбовали, была огромная рекламная вывеска «Россия, вперед!».
Мы и вошли. «Жемчужина» представляла собой темноватую нишу с односкатной крышей из тростника и сплетенными из циновок боковыми стенами. В задней стене ниши находилась кухня. В зале в три ряда стояли шесть столиков. В одном углу аквариум, в другом телевизор. Не успели мы сесть за ближайший столик, как к нам поспешила милая черноволосая вьетнамочка. Она с улыбкой протянула каждому из нас внушительное меню. Мы полистали. Блюд было много. Почти все они сопровождались цветной фотографией. Нам хотелось испробовать вьетнамскую кухню и мы выбрали морепродукты.
Так как мы запланировали побывать в горах, то пока готовилась наша еда, решили расспросить официантку, нет ли в горах ядовитых змей.
– Спик инглиш, ноу рашн, – спросил сын подозванную официантку.
– Я говорю по-русски, – на ломаном русском удивила нас молоденькая вьетнамочка. – Меня зовут Нина.
Я обрадовалась – за границей обычно общаются на английском, который знают в той или иной степени почти все, а я знала по-английски только два слова «сэнкью» и «ноу», поэтому с удовольствием на своем родном вступила с Ниной в разговор. Сын, хорошо владевший английским, уткнулся в электронную книгу и не мешал нам общаться.
– Мы хотим сходить в горы, – начала я, махнув рукой в сторону гор, которые начинались сразу за рестораном, – но боимся змей. В горах есть змеи?
Нина, вероятно, не настолько хорошо знала русский язык, чтобы сразу понять меня. Она вопросительно и немного удивленно посмотрела на нас, что-то пробормотала на своем вьетнамском. Я снова показала в сторону гор, которые были за кухней.
– Змеи. Змеи, змеи, ядовитые? – внушала я ей, щипая свою руку и отдергивая ее, имитируя укус.
– А-а-а, – обрадованно сказала Нина, – кобра?
– Да, кобра, – подтвердила я.
Нина закивала головой:
– Есть, есть, маленькие. Она раздвинула руки см на 15-20.
– А большие? – допытывалась я, разведя руки до предела и кивая в сторону гор.
Видно, Нина опять меня не поняла, потому что снова удивилась, сказала мне по русски «сейчас» и отошла к другой официантке. Они, поглядывая на меня, о чем-то переговорили. Подошли обе.
– Большие? – переспросила вторая официантка.
– Йес, – закивала я, внезапно вспомнив третье английское слово.
– Сейчас, – сказали они и ушли.
– Странно, – обернулась я к своему сыну, – живут в горах и не знают, есть ли там змеи. Пошли узнавать.
– Хватит их доставать, – ответил он мне, – пусть лучше морепродукты несут.
Через несколько минут перед ним поставили большую порцию креветок с овощами. А я еще долго ждала свое блюдо и ворчала – как они медленно выполняют заказ. И почему предпочтение отдают мужчинам. Наконец, принесли и мне. На большом блюде, которое Нина почтительно поставила передо мной, лежал окруженный помидорами, большой кусок какой-то неизвестной рыбы. Но заказывали-то мы одно и то же. Я с недоумением посмотрела на улыбающуюся Нину.
– Кобра, – сказала она, – большая.
– Змея! – изумилась я, отшатываясь от стола и отталкивая блюдо. – Нет! Не надо! Не хочу кобры. Мне принесли змею, – пожаловалась я сыну, – зачем?
– Как зачем? – сказал он, ухмыляясь, – ты же полчаса выпрашивала у них большую кобру. Ешь.
Я посмотрела на расстроенную Нину и все поняла. Махая рукой в сторону гор и повторяя «змея», «змея», да еще большая, я указывала на кухню, где, оказывается, готовили и змею. Вот я и заказала большой кусок кобры. Надо было как-то исправлять ситуацию. Отодвинув подальше блюдо с жареной коброй, я извинилась перед Ниной и несколько раз медленно сказала:
– Живая. В горах – и снова кивнула на горы.
Видно, Нина не поняла меня снова. Она как-то испуганно проговорила «сейчас, босс» и торопливо ушла.
– Пошла узнавать у босса, – сказала я сыну.
Босс, маленький пожилой вьетнамец, пришел быстро.
– Большая живая кобра? – с улыбкой уточнил у меня босс по-русски.
– Да, да – обрадовалась я, – живая в горах есть?
– Завтра, – сказал мне босс, – живая кобра завтра.
– Но почему завтра, скажите сегодня – не сдавалась я.
В это время я заметила, что посетители ресторана очень заинтересованно прислушиваются к нашему разговору. Надо было его заканчивать. Да и так было ясно, что кобры в горах есть.
– Объясни боссу по-английски, что мне надо, – обратилась я к сыну.
А сын, оказывается похохатывал, уткнувшись в свою книгу. Он встал, отозвал босса в сторонку и что-то стал объяснять ему по-английски. К столу они подошли, хохоча оба. Босс раскрыл меню, полистал его и, смеясь, показал мне фотографию. Сфотографирована была живая кобра на блюде, притом в угрожающей позе. Рядом написано: Кобра, 1штука, 800 донгов. Я снова отшатнулась. Оказывается, здесь можно было заказать живую кобру! Через несколько минут смеялись все в ресторане. Придя в себя, я спросила, как же ее едят. Оказывается, очень редко, но все же находятся гурманы, которые заказывают живую кобру. У нее отрезают голову, как-то добывают кровь и употребляют ее с пивом или рисовой водкой. В этот день вместо кобры мне принесли салат из свежих русских овощей. Бывая в других ресторанах и листая меню, мы видели блюда из кобры. Разные – кобра на гриле, хвост кобры фаршированный, печень кобры, колбаса из кобры и другие. Но живой кобры больше нигде не подавали. Тем не менее, я подумала – не начать ли мне учить английский язык. Или.. так обойдусь.
Ноябрь 2014 г. Вьетнам
Море
Стою я у южного моря,
Величьем его сражена,
У берега в пенном узоре
Мне ноги ласкает волна.
Смотрю я в безбрежные дали,
Ныряю в бездонную глубь,
И слушаю в мощном хорале
Звучание таинственных труб.
Как все, очарована морем,
Но все же должна я признать –
Ты море, мне как-то чужое,
И я не смогу променять
На силу твою и безбрежность
И ласковость теплой волны
Речушки холодную нежность
Под северным небом страны.
Ноябрь 2014 г. Вьетнам
Разговор на скамейке
Посвящается активным пенсионеркам!
Жизнь стала как-то постылой, худой, –
Бабка сказала старухе другой.
– Ну, если хочешь по-новому жить,
С пенсии можешь компьютер купить.
Утром тогда пробудишься чуть свет,
Мы – на скамейку, а ты – в интернет.
Бабка недолго воду мутила,
Да и взаправду компьютер купила.
Далее боле – старухам призналась –
Девки, на курсы ведь я записалась,
С преподавателем мне повезло –
Молвят, научит он даже бревно.
Вот месяц проходит, проходит другой,
Бабка к скамейке уже ни ногой.
Я, говорит, скоро выйду в Контакт,
Вот только учитель мой учит не так.
Мне бы Знакомство, твержу я, создать,
На «хайлы» и «яндексы», мне наплевать.
Он же пристанет – откройте окно…
А говорили – научит бревно.
Ну, побегу я окно открывать,
Он мне во след про какую-то мать…
Ему все не эдак, ему все не так…
В общем, еще я не вышла в Контакт…
Клавиши нонче пока изучаю,
Есть и успехи, но… замечаю –
Что-то с учителем энтим не то…
Вот он вчера убежал без пальто…
Тут на меня как-то странно глядел…
И что-то за месяц он так похудел…
Стал валидол принимать он украдкой,
Нервы его что ли все не в порядке?
Отдых с недельку дала я ему,..
Что с ним такое – никак не пойму…
Бабки сказали, улыбку тая,
– Видно, Компьютер – стезя не твоя!
Истина тут, дорогая, одна –
Просто ты, бабка, круглее бревна!
_______________
А время проходит, время бежит,
Радостно бабка к скамейке летит –
– Девки, учитель-то мой не дурак –
Седни с друзьями вошла я в Контакт,
Сейчас я по скайпу друзей разыщу,
Потом уж в психушке его навещу…
Март 2016 г.
Кардиограмма души
Крылову А.
Уверена – впадет читатель в шок
Читая внове творчество Крылова…
Ну, кто, скажите мне, здесь встретить мог
Все жанры от Эзопа до Пруткова…
Подумайге – в его талмудах есть
Раздумья, парадоксы, факты, стансы.
Есть эпиграммы, реплики, романсы,
Ассоциации, экспромты, анекдоты,
Гротески, притчи, басни, еще что-то,
Естественно, там есть стихотворения
И философские сложнейши обобщения.
Есть очень много смелых афоризмов,
Такая вот у автора харизма.
В серьезное он юмор вдруг вплетет,
Бывает, что совсем наоборот…
Где шуткой рассмешит, а где серьезный тон,
Вот тут он как Сократ или Платон,
Тут признается сам – сморозил что-то
Тут снова призадуматься охота…
И думаю – как мозг его вместил
Все эти мысли, чувства и слова,
Моя же вся распухла голова.
Не все по нраву мне в его трудах,
Ту реплику писал он впопыхах,
От анекдота было не смешно –
Он длинный, нудный и с большим изъяном,
Такие помещать в талмуд грешно,
Возможно, что писал его он пьяный.
А здесь вот мысль как космос глубока,
Как будто Бог помог ему советом,
А тут коснулся истины слегка,
Тут снова мысль блеснула звездным светом…
Все ж очарована я и удивлена,
И думаю – какая глубина,
Какой талант в Пестове не отрыт,
Служить бы нам, а он в талмуде спит.
Талмуда не осилила всего,
И хоть прочла из тонны килограммы,
Сказать осмелюсь – творчество его –
Сложнейшая души кардиограмма.
Пессимисту. Шутка
Посвящается Скрипачеву
Что-то жизнь не весела стала у страны,
Я решил повеситься на суку сосны…
Посмотрел на дерево, да и сам не рад –
Здесь зима развесила целый зоосад.
На суку намеченном белый спит медведь,
На соседнем – зайцы – где петлю надеть?
На березе светятся бусы, как блесны,
Негде тут повеситься, буду ждать весны…
Вот пригрело солнышко, снова в лес прибыл,
Взял веревку крепкую, мыло не забыл.
На сучок березовый я петлю надел,
Но услышал иволгу и под древо сел.
Долго слушал песню я, эх и благодать!
Так и не повесился, буду лета ждать.
Вот и лето светится. Выросли грибы,
Что хотел повеситься, вовсе не забыл.
Со слезой прощальною я к стволу приник.
Глянул вниз нечаянно, вижу – боровик!
Тут веревку бросил я, стал грибы искать…
Лучше поздней осенью в лес приду опять.
Вот уж больше месяца в тучах небосклон,
Наконец, повеситься мне сейчас резон!
Взял я снаряжение, вышел на крыльцо…
Сделал лишь движение – дождь хлестнул в лицо…
Постоял на лестнице… Что я, дурачок? –
В дождь такой повеситься – буду, как сморчок…
В дом пришел не весел я, как мне не тужить,
Так хотел повеситься!.. А придется жить…
2011 г.
Бесполезно. Фельетон
Баба Катя внукам сказывала.
В
некотором царстве, в некотором государстве беда приключилась. Да и не беда вовсе, а так – неприятность для народа. Да и то, как посмотреть. А если посмотреть с точки зрения властителей местных, то и не неприятность это, а чистая выгода для того же народа. А случилось вот что. Недалече от города, лет этак десять назад свалку, то есть полигон для мусора по чьему-то недосмотру устроили. В зеленой зоне тот полигончик расположился, на берегу реки, что является притоком самой матушки – Волги. И со всей округи мусор туда возить стали. Возить и сжигать, возить и сжигать! И невдомек тем властителям, а, может, и вдомек, да наплевать, что мусор-то ноне не такой уж безобидный, как в стародавние времена. Все бутыли да пленка, пластмасса да полимеры. А сжигать-то их ох как опасно! От дыма этого и рак случается и дети, говорят, уродцами рождаются да и иммунитет начисто теряется. То есть, лучше сказать и не дым это, а чисто дьявольское отродье. Сначала дымок-то и не очень в городе ощущался, так иногда намахнет, да болеть люди побольше стали. Так бы и жили горожане беспечно, да окружающие леса их подвели. Углядели их леса финны и попросили разрешения эти леса попилить. Говорят, сам Прусак и разрешил. Не успели люди опомниться, глядь, стоит посеред их города безотходное финское производство, а с него отходы то в реку текут, то на их свалку поступают. И все это с разрешения местных властителей.
А к тому времени свалка-то уж не горела. Местные экологи добились ее запрещения и уже на другое место подальше от города ее переносить хотели. Да не тут-то было! Выгоден чем-то финский мусор властителям оказался, и стала свалка расти не по дням, а по часам. Но не до небес же ей расти. Вот и стали жечь снова. Тут и почуяли беду горожане, потому что пошел на город не дым, а дымище. Особенно по ночам допекал. Проснутся ночью, а кругом туман, соседних домов не видно. Откроют окно, а это и не туман вовсе, а гарь со свалки в окна забирается, дышать не дает. Заволновались горожане, бабки за мобильники схватились, давай в другие города внукам названивать, от приезда их на каникулы отговаривать – нет теперь здесь райского уголка, гарь одна. А те, что посмелее, челом бить пошли по разным властителям. Да только понапрасну. Не знали они, что от главного властителя приказ своим холопам был. Всего из одного слова приказ-то: Жечь! Поутихли все. Астматики в больницы поползли за лекарствами, другие на бога – громовержца уповать стали – вдруг дождем зальет, а некоторые про экологов вспомнили: Эй, зеленые. Спасайте снова, задыхаемся!
И предложили экологи народу подписи ставить и к своим избранникам – депутатам их нести. Пусть защитят.
Вот тут-то и случилось то, от чего одна горожанка вроде как умом тронулась.
А произошло это таким образом. Взялась эта пенсионерка подписи собирать, уж очень ее дым донимал, да и другим помочь хотелось. Идет она по местному туманному Альбиону, интересуется, кто не желает диоксинами дышать. Это такие яды, всем ядам яды, в мусорном дыме содержатся. Все страдают от дыма, да не все подписи ставят. Побаиваются люди чего-то.
– А не уволят, – спрашивают, – нам еще детей растить надо. И стыдливо листок обратно суют.
Но немало и отчаянных:
– Пусть увольняют – мне здоровье детей важнее престижной работы. И даже помощь в сборе подписей предлагают. Ставят люди подписи и адресок, хотя и с опаской, указывают. Все бы ничего, да подписав листочек, люди не молча его отдают, а одним словом снабжают. И слово это как ножом режет старухе по сердцу, в голове молотком отдает, и ноги от него слабнут. А слово это – «бесполезно». Кто не подписывает листок, говорят – а бесполезно это, кто подписывает, тоже так говорят. И веет такой непроходимой безысходностью от этого слова. А еще спрашивают люди, куда подписи-то пойдут.
– К депутатам, – отвечает, – к тем, кого вы своим доверием законы над нами вершить поставили. В городскую думу понесу. Только почему-то вытягиваются лица у людей. Сомнение в глазах проступает и опять это слово с языка слетает – бесполезно… И предлагают нести прямо к главному властителю. А услыхав, что свалка горит по приказу главного властителя, сникают и с тоской протягивают: ну тогда совсем бесполезно. Убеждает пенсионерка-подписчица верить думе. Говорит, что экологи добились внеочередного созыва городской думы и именно по задымлению города. Все депутаты единогласно «за» проголосовали, своими глазами видела. Своими ушами слышала. Три недели потерпеть просили. Надо же все обдумать, обсудить, спланировать, взвесить и решить, хорошо это или плохо диоксинами дышать. А главное, разрешения, простите, совета спросить надо.
Долго ли, коротко ли сказка сказывается, да не скоро дело делается. Но вот и три недели прошло. Дума свое заседание открыла. На заседание кроме экологов все неравнодушные горожане пришли. Вот и повестку дня огласили. Но что такое? Али с ушами у всех что приключилось? Вопроса о свалке-то никто не услышал! Заволновались изумленные горожане, зароптали, даже депутаты запереглядывались, на председательницу вопросительно смотрят, люди объяснения требуют. Председатель им и объяснила:
– Ошибочка вышла. Тогда мы думали, что можем вопрос о дыме над городом решить, а сейчас поняли, что не можем. Дым-то идет со свалки. А свалка-то за чертой города. Так что не взыщите. Обращайтесь в другую думу, районную. Да не забудьте заявление написать, устно вас и там не услышат. А заявление рассмотрят в течение месяца. Возмущаться стали горожане своими избранниками: мы вас выбирали, а вы нас не защищаете. Подписные листы показывают – а подписалось-то больше 1000 – письмами пострадавших трясут. Но думцы уже стали решать более важные, чем здоровье людей, вопросы.
Вот тут-то и зашептала пенсионерка ненавистное ей слово «бесполезно», ибо знала она, что не надо идти им в районную думу, была она у самого ее властителя и свалку гасить он не собирается.
– Дорого, – объяснил он представителю областного комитета охраны окружающей среды, специально приехавшему по вопросу задымления города. Разгорелась сильно. Да еще про выгоду какую-то от сгорания финского мусора толковал. Даже штраф заплатил его подчиненный, аж две тысячи рубликов, сам-то он наказанию не подлежит – депутат все-таки.
Так и вышвырнули депутаты своих избирателей, разошлись они по домам. Правда, самые неугомонные остались. Решили они к самому главному властителю на прием записаться. Только уже в приемной послали их подальше в МЧС звонить, а оттуда к пожарникам, а оттуда…
Но никого вопрос человеческого здоровья не заинтересовал. После этого пенсионерка-то наша и тронулась. Все слова начисто забыла, одно твердит – «бесполезно». И бояться чего-то стала. Скажет слово и оглянется, а вдруг уволят, хотя уже сто лет как на пенсии.
А свалку-то погасили. Недавно, говорят, семинар по чистоте города проходил, гости приезжали, вот к гостям-то и погасили. Скоро снова зажгут, гости-то уехали. БЕСПОЛЕЗНО…
Лето 2000 г.
* * *
А
время идет своим чередом. 15 лет минуло. Давно уже нет бабы Кати. Внуки ее выросли. И свалка выросла. До небес выросла. Господствует над городом как Змей Горыныч, слизывает своим ядовитым языком здоровье людей. Задумалось и начальство местное (оно уже не раз сменилось за это время). Как ни горит свалка, а мусор-то уже не помещается. Поэтому пришлось распорядиться новый мусорный полигон поодаль строить. И деньги на него выделили. А что со старой горящей свалкой делать, никто решить не берется. И надо, говорят, по закону законсервировать, да дорого. Наверное, дороже здоровья людей, ибо идет время, продолжают задыхаться горожане в ядовитом смоге и не борются уже за чистый воздух. БЕСПОЛЕЗНО!
Лето 2015 г.