Валентин Анатольевич Синельников
Изумрудный рассвет

Пролог

Во второй половине двадцать первого века человечество отправило ко всем ближайшим звёздам беспилотные зонды. Максимальная скорость зондов не превышала половины скорости света, поэтому неудивительно, что первые сведения были получены через двенадцать лет после отправки первого разведчика, из системы Проксима Центавра.

Миссия лишь подтвердила предварительные заключения астрономов. Раскалённые шары внутренних планет, ледяные – внешних, газовые гиганты…

И никаких следов жизни.

В течение нескольких десятилетий Земля принимала сообщения от разведчиков, ушедших к другим звёздам. Но сведения эти были интересны лишь учёным. Не оказалось поблизости ни братьев по разуму, ни даже какой-то захудалой планетки, где чисто теоретически могла возникнуть жизнь.

Обитатели земных мегаполисов давно потеряли интерес к космосу, погрузившись в бескрайние и невероятно красочные виртуальные миры. Тем более, что организмы людей стали способны подключаться к виртуалу напрямую, без использования каких-либо промежуточных устройств. Человек начала двадцать второго века не мог представить себе жизнь вне глобального информационного поля. Дополненная реальность сопровождала всех граждан от рождения до самой смерти, предоставляя весь комплекс услуг, необходимых пользователю. Начиная от связи и заканчивая самыми невообразимыми развлечениями.

С начала отправки зондов прошло без малого сто лет, когда на космический узел связи поступил пакет информации из системы Тау Кита. Система не считалась перспективной, хоть центральное светило и являлась звездой спектрального класса G, класса жёлтых звёзд, к которому относится Солнце. Но расшифрованные данные ошеломили учёных. На четвёртой от звезды планете присутствовала довольно мощная кислородосодержащая атмосфера. И искусственный интеллект зонда решил отправить вниз единственный спускаемый модуль.

Модуль обнаружил на планете высокоразвитую органическую жизнь. Богатые флору и фауну. Материки и океаны. Джунгли, болота, пустыни, населённые невероятными существами.

Давняя мечта человечества об основании запасного плацдарма в другой звёздной системе была как никогда близка к осуществлению. Но условия на планете не предполагали прямое переселение, слишком враждебная среда встретила бы там земные организмы. Почти двойная сила тяжести, повышенный радиационный фон, высокая температура, примеси ядовитых газов в атмосфере…

Да и отправка человека на космическом корабле при текущем развитии техники была невозможна. Даже если забыть про длительность полёта, невозможно представить себе то количество сопутствующего оборудования (начиная с систем жизнеобеспечения), что пришлось бы тащить колонистам сквозь космическую бездну.

Однако, выход нашёлся. На самом деле, к подобному давно готовились, поэтому организация межзвёздной экспедиции не заняла слишком много времени. Через несколько лет к Тау Кита стартовал первый корабль. Экипажа, как такового, в нём не было. Он не нёс анабиозных капсул с погружёнными в сон колонистами, не имел оранжерей и ёмкостей с гидропоникой. И даже любые органические вещества присутствовали только там, где необходимо.

Полёт занял долгих девяносто лет. Погасив скорость, межзвёздный буксир прошил плоскость эклиптики в районе одной из планет-гигантов. Отстрелив полезную нагрузку, он отключил системы охлаждения и превратился в облачко металлического пара.

Через полтора месяца на орбитах четвёртой планеты появились антенные поля и разнообразные полезные спутники. Спускаемый модуль уже стоял на поверхности, а вокруг него сновали автоматы-многоножки. Эти автоматы начали расчищать место под первый лагерь, заодно обеспечивая органикой биореактор и инкубаторы, откуда с периодичностью десять человек в пять дней стали выходить клоны. В процессе создания эти клоны загружались сознаниями добровольцев, прошедших подготовку ещё на Земле. Тело каждого колониста было практически неотличимо от его земного прототипа, но в то же время полностью приспособлено к условиям жизни на поверхности планеты.

Минуло три десятка лет…

Рассвет над океаном

Голубой спрут-левиафан, сонно пошевеливая щупальцами медленно поднимался из тёмных глубин океана. Граница сред, сплошь покрытая переливающимися зеленоватыми «сполохами» колыхалась над ним текучей амальгамой. Чёрная вода мерцала оттенками нефрита. Начинался новый день.

Ритмичная вибрация, спозаранку разбудившая монстра, становилась отчётливей. Он знал этот звук; гул моторов оповещал о приближении пищи. И отнюдь не опостылевшей рыбы. Сегодня добрый океан прислал ему на завтрак редкий теплокровный деликатес. Подвсплыв к поверхности, хищник закружился на месте, силясь определить направление на источник звука. Казалось, гул идёт со всех сторон. Гигант приподнял голову над водой и выпустил гибкий отросток, на конце которого, подобно цветку кувшинки раскрылся шарик зрительной луковицы.

Жужжание, потревожившее спрута, исходило от продолговатого объекта, медленно плывущего в вышине. Эта штуковина явно была сродни деревянным и металлическим коробочкам, попадающимся иногда в океане; однажды он догадался раздавить такую коробку и обнаружил внутри изысканное лакомство – тёплые и нежные комочки плоти.

К сожалению, сегодняшняя штуковина, хоть и выглядела аппетитно, была совершенно недосягаема.

Утро не задалось. Завтрак неумолимо удалялся, и гнаться за ним не имело смысла. Приуныв, гигант втянул отросток обратно в своё нутро и отправился на поиски другой добычи.

***

Редкая цепь светильников подсвечивала ступени трапа и бугристые стены, исполосованные бледными искажёнными тенями. Тёплый восходящий поток струился вдоль коридора, принося с собой странную смесь ароматов. Юра преодолел ещё несколько метров нелёгкого пути и очередной раз отметил про себя, что запах с камбуза был бы на порядок аппетитнее, если б к нему не подмешивался запах биодизеля из топливных баков.

Проход на верхнюю палубу дирижабля шёл в герметичном чулке, надетом поверх ажурной решетчатой трубы, раскрепленной растяжками. Начинался путь в тамбуре пассажирской гондолы, а заканчивался наверху, в обтекаемой надстройке, предназначенной для стрелков верхнего сектора обороны.

Подъём по вертикальному трапу сам по себе тяжёл. А когда ползёшь внутри тесной раскачивающейся кишки, двигаться ещё труднее. Наконец перед лицом Юры Воронцова возникли белые цифры, не очень аккуратно нанесённые на ткань по трафарету.

18/18

Восемнадцать метров вверх, восемнадцать метров вниз. Ровно половина диаметра баллона. Здесь молодой человек всегда останавливался на короткий отдых.

По завершении «собачьей вахты»¹ Юра не уходил спать, как все нормальные члены экипажа. Предрассветные мгновения, проведённые на обзорной площадке и созерцание красочного восхода стоили того, чтобы провести лишний час вне уютной постели. Да и подъём по вертикальной лестнице в качестве дополнительной разминки – совсем не лишнее мероприятие. Как сказал командир, вывешивая в кают-компании расписание обязательных посещений тренажёрного зала: «Гиподинамия нам ни к чему!» И он был, как всегда, прав – ведь работа на воздушном судне не предполагает высокой двигательной активности.

Небольшое избыточное давление гелия слегка выдавливало сегменты мягкой оболочки внутрь коридора, и молодой человек, упершись ногами в трап, просто лёг спиной в один из податливых «пузырей». Время до рассвета ещё оставалось, а место было просто идеальным для отвлечённых размышлений.

Юре не так давно исполнилось двадцать два, поэтому думал он, естественно, о девушках. И не потому только, что природа требовала своего. Строгие правила анклава предписывали заключение брака не позднее двадцати одного года. Максимальная отсрочка – ещё один год. Юноша воспользовался отсрочкой, но пару себе пока так и не подобрал.

Выбор супруги – дело непростое. Особенно когда в твоём мире есть два типа существ противоположного пола. Выбирать Юрию приходилось между всецело понятными и предсказуемыми ровесницами, как он сам, родившимися естественным путём, и загадочными и неприступными, но прекрасными внешне девушками-клонами.

По сравнению с колонистками второго поколения клонированные девушки, только что вышедшие из инкубаторов посадочного модуля, смотрелись просто невероятными красавицами. Ведь облик каждого поселенца согласовывался ещё на Земле. И женский пол ещё до отлёта весьма ответственно подошёл к вопросу о том, как он будет выглядеть на новой родине. Бесконтрольно глумиться над своим естеством женщинам никто не позволил, но даже в пределах разумных изменений конечный результат впечатлял.

Колонисты второго поколения обоих полов вследствие повышенной гравитации планеты были в подавляющем большинстве своём ниже среднего роста, широки в плечах и коренасты. Лица их не были уродливыми, но и утончёнными чертами не отличались.

Колонисты второго поколения обоих полов вследствие повышенной гравитации планеты были в подавляющем большинстве своём ниже среднего роста, широки в плечах и коренасты. Лица их не были уродливыми, но и утончёнными чертами не отличались.

Юрию повезло вырасти стройным красавцем-блондином. По этому поводу он страдал нарциссизмом в лёгкой форме и засматривался на клонированных красоток, хоть и видел прекрасно, что сохнет по нему немалое количество юных дев-ровесниц.

С момента прибытия прошло уже тридцать три года, но восемь из десяти реинкарнационных камер корабля всё ещё исправно работали, каждые пять дней выпуская в свет очередную партию клонов, заряженных сознаниями оставшихся на Земле людей. Эти люди выросли в эпоху цифрового социализма, поэтому их модернизированные реплики с трудом привыкали к реалиям мира, в котором оказались.

Молодой человек прекрасно понимал суть ментальной пропасти между обитателями разных миров. Тот факт, что физиология колонистов подогнана под условия жизни на новой планете и отлична от земной вплоть до полной несовместимости в данном случае совершенно не имел значения.

«Я бы тоже бледно смотрелся, окажись я на Земле в то время, из которого выдернули наших предков. Мы лишь мельком изучаем в школе всё это. Огромные умные города, проявляющие заботу о своих обитателях, беспилотный транспорт, наноботы в крови, дополненная и виртуальная реальность. С ума сойдёшь».

Несмотря на всё вышеупомянутое Юра склонялся к тому, чтобы взять в спутницы жизни одну из только что вылупившихся красоток.

 «…Мама, конечно, не одобрит выбор».

Мама… Ольга Вторая – Симонова‑Воронцова. Знаменитая Ольга, – путеводная звезда проекта по переброске представителей человечества на эту планету. Всех первых колонистов, очнувшихся в инкубаторах, встречал её голос, направляя их первые шаги. Уж кому, как не ей, известно, что в юном теле может скрываться опыт весьма и весьма зрелой женщины.

Внезапно юноша почувствовал слабую вибрацию под своими ладонями. Каркас коридора ритмично подрагивал; вслед за ним явно кто‑то поднимался.

«Кому это не спится в такую‑то рань?»

Посмотреть под себя, когда находишься в узкой трубе, – надо постараться.

Сдвинув колени в сторону, чтоб не мешались, Юра извернулся и глянул вниз. Пока никого не было видно, лишь мерцание светильников указывало на то, что на дирижабле объявился ещё один любитель утренних прогулок.

Через минуту Воронцов смог рассмотреть худенькую фигурку в серой мешковатой униформе.

«Это же Шу!²» – удивился юноша. Меньше всего он ожидал встретить здесь одну из пассажирок.

«Мышками» (Шу) называли воспитанниц китайских детдомов. Это были, в основном, девочки, оставшиеся по тем или иным причинам без родителей. Также для многодетных китайских семей не считалось зазорным отдать дочку в приют, под опеку общины.

Девочка не смотрела вверх, поэтому Юре пришлось окликнуть её. Иначе она наверняка просто упёрлась бы в него головой.

– Эй, красавица! Ты что здесь делаешь?

Когда проводишь много времени в полёте, начинает казаться, что на дирижабле очень тихо. На самом деле молодому человеку пришлось практически кричать. Белый шум³, складывающийся из бормотания двигателей, поскрипывания тысяч растяжек, шума разрезаемого машиной воздуха всегда сопровождает человека, где б он ни находился.

Маленькая китаянка задрала голову вверх.

– Привет! – просто сказала она.

«Не симпатичная, – отметил про себя Воронцов, – но и не совсем страшненькая. Держится уверенно. Даже не вздрогнула от неожиданности».

Круглое лицо, раскосые карие глаза. Чёрные прямые волосы до плеч.

– Что тут делаешь, говорю! – повторил вопрос Юра строгим голосом, – пассажирам тут шастать не положено!

– Надо наверх, – без малейшей интонации в голосе выдала девочка максимально короткий ответ.

«Видимо, плохо учила русский в школе», – решил Воронцов, и перешёл на пекинский диалект китайского.

– Нельзя наверх.

– Ты ведь идёшь!

– Доступ только для экипажа. Я штурман‑радист. Мне можно.

– Мне с тобой тоже можно.

Последняя фраза прозвучала не как вопрос, а как утверждение.

«А она упрямая!» – с удовлетворением заметил про себя молодой человек.

– Как тебя зовут?

– Сюли, – продолжая твёрдо смотреть ему в глаза, ответила девочка.

«Вот уж, действительно, неотразимая красотка⁴», – хмыкнул про себя Юра.

– Ты как сбежала от воспитательницы, Сюли?

За стайкой «мышек» в этом полёте присматривала строгая дородная китаянка. Эта женщина всегда сопровождала группы Шу, которые «Яхонт» иногда перевозил в анклав Новый Шанхай, на северное побережье материка, лежащего к югу от России и Китая – двух континентов, на которых впервые высадились земляне.

Девочка смущённо хихикнула. Она вкратце рассказала о том, как ещё с вечера выпросила у подруг несколько подушек и положила под своё одеяло, а сама спряталась в шкафу, в коридорчике.

– Ладно, ползи за мной, – проворчал Юрий, – только осторожно.

Про осторожность он завернул чисто для важности. Сорваться вниз в такой узкой трубе надо ещё умудриться.

Ближе к верхнему концу трубы стал слышен монотонный звук, звенящий на высокой ноте. Это шелестел воздух, выходя наружу сквозь щели по периметру верхнего люка. Юра повернул запорный механизм. Свист прекратился, а крышка, подталкиваемая газовыми амортизаторами, сама приняла вертикальное положение.

Теперь над всеми другими звуками начал преобладать шум, создаваемый набегающим потоком воздуха.

Снаружи – чернота тропической ночи. Но блистер по левому борту уже наливался изумрудным сиянием. Близился рассвет.

– Меня зовут Юрий, Юра, – перекрикивая шум, выпалил Воронцов.

– Я знаю, – прокричала в ответ китаянка.

Ещё бы она не знала. Экипаж дирижабля – всего шесть человек, и пассажирам за три дня полёта выучить, как кого зовут совсем нетрудно. А вот имена полутора сотен пассажиров экипаж запомнить даже не пытался. Да и смысла в этом особого не было.

– Сейчас, Сюли, мы с тобой выйдем на смотровую площадку, под открытое небо. Но перед этим мы обязательно должны пристегнуться…

Юра упаковал девочку в обвязку самого маленького размера, и, немного смущаясь, подтянул ремни у неё на груди. Затем облачился сам. Прицепившись карабинами с страховочному лееру, они открыли двери в кормовой части кабины и выглянули наружу.

Было уже довольно светло, до восхода оставалось минут пятнадцать, не больше.

Горб надстройки частично прикрывал смотровую площадку от набегающего воздуха. Но эта же надстройка закрывала полгоризонта, поэтому Воронцов всегда сразу уходил к дальнему кормовому краю площадки, откуда обзор был лучше.

– Ты останешься здесь, а я пойду во‑он туда, – прокричал Юрий, махнув рукой в сторону кормового релинга.

Получив в ответ полный недоумения взгляд, он решил уточнить:

– Отсюда не видно, но на самом деле там очень сильно дует.

Сюли на мгновение сморщила носик.

– Я ничего не боюсь, – заявила она, произнеся фразу на русском и делая нетерпеливое движение в сторону выхода.

«Вот ведь характер!»

– Ладно, идём, – буркнул Юрий на китайском. – Ты в курсе, что у тебя совершенно неправильное имя? Впредь я, пожалуй, буду звать тебя Гуджи⁵.

Выдержав ещё один пронзительный взгляд, юноша со вздохом покачал головой и вышел из дверей, увлекая за собой свою неожиданную спутницу.

Мощные завихрения вне воздушного кармана заставили молодых людей пригнуться и ухватиться за страховочные петли. Практически на четвереньках они добрались до кормового релинга и плюхнулись в его изгиб, плотно прижавшись друг к другу.

– Э‑э, женщина, отодвиньтесь! Волнительно это! – в шутку возмутился Юра.

Сюли показала ему язык, но даже не двинулась с места. Слишком тесно. Некуда отодвигаться.

Пряди волос тёмным хаосом мельтешили над её головой, глаза превратились в совсем узкие щёлки.

«Медуза… эта, как её там. …Горгона», – ухмыльнулся про себя Воронцов, с трудом вспомнив персонажа из полузабытого земного фольклора, изучаемого на школьных уроках. Но вслух он, естественно, ничего не сказал.

Достав из нагрудного кармана очки‑консервы, он протянул их китаянке, но та отрицательно помотала головой.

– Всё нормально, – прокричала она, – здесь здорово. И я очень рада, что встретила тебя.

Внезапно затруднившись с ответом, смущённый Воронцов просто поднял вверх оттопыренный большой палец. На самом деле он тоже радовался, что сегодня не один будет любоваться восходом.

А полюбоваться было чем.

Сейчас как раз стоял тот редкий период, когда под утро любой обитатель этих мест мог увидеть сразу три больших астрономических объекта – оба спутника планеты и Гефест, – ближайшую к Новой Земле планету‑гигант, пятую по счёту в системе.

Гефест не набрал ещё свой максимальный угловой размер, поэтому его серебристый «полумесяц» величиной с ноготок еле виднелся справа по корме.

Прямо по курсу над горизонтом висел тонкий зеленовато‑жёлтый серп одной из лун – Ольги. Вторая луна, Татьяна, находилась в данный момент высоко на западе. Она была почти полная, поэтому, несмотря на тёмный кирпичный оттенок, выглядела заметно светлее своей подружки.

Некоторые колонисты второго поколения уже плохо знали, кто такой Пушкин, и из какого произведения взяты имена для спутников. Китайцы же называли луны просто и незатейливо. Хон сэ и Хуан сэ (Красная и Жёлтая). Множество местных объектов в русской и китайской колониях изначально обозначались своими национальными именами, что нередко приводило к путанице. Но работа по унификации и взаимному признанию названий потихоньку шла. По крайней мере на новых навигационных картах все русскоязычные подписи уже были продублированы иероглифами.

Яркое звёздное небо резко контрастировало с темнотой океана внизу; прямо над головой раскинулась дуга Млечного пути; его концы отсекала чёткая линия далёкого горизонта. Диаметр Новой Земли был почти в два раза больше, чем у Земли «старой», поэтому первым мореходам этого мира чаша океана казалась вогнутой, а горизонт действительно далёким.

Из‑за особенностей атмосферы рассветы и закаты планеты всегда окрашены преимущественно в зелёные тона. Вот и сейчас – изумрудное сияние разливалось над восточным горизонтом.

Сюли толкнула Воронцова под локоть; она протягивала ему шарик беспроводного наушника. Второй шарик она оставила себе.

Теперь пришла очередь Юры мотать головой из стороны в сторону. Бесхитростное желание китаянки вместе послушать музыку удивило и восхитило юношу. Но всё внутри него восстало против такого кощунственного отношения к стереозвуку.

– Спасибо! Ты на каком канале? – прокричал он, доставая из‑за пазухи профессиональную гарнитуру.

– Ностальжи! – крикнула китаянка в ответ.

– Я обычно слушаю Топпиэм…

– Переключайся на Ностальжи, не пожалеешь!

Вопросительно поглядев на Юру и дождавшись от него утвердительного кивка, Сюли заправила мягкие шарики в свои крохотные ушные раковины и повернула лицо к востоку.

Вражеские спутники, расставленные над планетой двадцать с лишним лет назад, помимо громадного массива не поддающейся расшифровке информации слали вниз, в том числе, и обычные музыкальные передачи. Для этого они использовали радиоволны ультракороткого диапазона, модулированные по фазе⁶.

Китайская промышленность давно освоила выпуск техники для качественного приёма такого сигнала, поэтому компактные устройства с наушниками имели все молодые люди обоих анклавов.

Юра переключился на нужную волну.

Воронцов совершенно не знал английского, но ему казалось, что далёкий диктор встречает рассвет вместе с ними. На фоне торжественных аккордов звучали короткие фразы, как будто нагнетающие напряжение, а в момент, когда над водой появился край диска Тау Кита, ведущий радостно завопил.

В музыку внезапно вплёлся голос вокалиста. Голос высокий, но Юрию почему‑то казалось, что поёт мужчина. Впрочем, какая, собственно, разница, если обладатель этого голоса минимум пару столетий как мёртв. Знающие люди утверждали, что радио «Ностальжи» транслирует записи, сделанные на Земле ещё в двадцать первом столетии, а, возможно, даже и в двадцатом.

Ритм музыкальной темы, звучащей в наушниках, идеально подходил к плавному ритму того действа, которое разворачивалось перед глазами; Юра почувствовал, как его кожа покрылась мурашками.

От краешка диска, возникшего над водой, вертикально вверх взметнулся ослепительный луч, затем вдоль нижнего края изумрудного сияния появилась и стала расти яркая оранжевая полоса. Звёзды начали стремительно тускнеть; зарево приобрело более светлый оттенок зелёного; в нём прорезалась желтизна.

Юрий никогда не видел двух совершенно одинаковых рассветов (как и закатов), а успел он их повидать немало. Но этот рассвет чем‑то смущал его. Чувствовал Юра в нём некую ущербность, и заключалась эта ущербность в сизом облачке, клубящемся низко над горизонтом, на северо‑востоке.

Сюли, нахмурившись, также смотрела на это облачко.

Голос вокалиста ещё не отзвучал, но молодые люди его уже не слушали. Они одновременно избавились от наушников.

– Надо возвращаться! – прокричал Воронцов.

И не успела китаянка ответить, как динамик на рубке заговорил голосом вахтенного офицера, оповещая членов экипажа о необходимости срочно явиться на мостик.