В. Ф. Солдатенко
Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника

II. В революционных водоворотах

В памяти мелькает нескончаемый калейдоскоп переездов с места на место. Нелегальных, без всяких гарантий добраться до следующего пункта. С постоянной угрозой ареста. С неугасимым нервным напряжением.

Видимо, привыкнуть к состоянию перманентной опасности нельзя. Однако можно закалить себя, приобрести опыт вести себя так, чтобы не привлекать внимания охранки, или же вводить ее в заблуждение, играя некую роль – прикрытия. Сколько и каких ролей пришлось изменить – вспомнить уже и нельзя. Иногда их было даже несколько в течение одного путешествия, такого как, например, с Севера – от самой Онеги в Одессу. Правда, хотел остановиться в Ярославле или в Москве, но не смог связаться с местными организациями РСДРП, которые накануне перенесли болезненные провалы.

И вот – снова колоритный черноморский город. Однако привычные мартовские приготовления к курортному сезону как-то совсем уж не похожи на прежние. Изменилась обстановка на улицах, время от времени заполняемых толпами народа. Здесь и там вспыхивают митинги, взметаются красные флаги. В стране набирает силу революция, начало которой положили трагические, кровавые события 9 января 1905 г.

Революция подтолкнула к более четкому определению позиций членов организации РСДРП, которая в Одессе оказалась объединенной. После неудачной попытки овладеть комитетом меньшевики пошли на открытый раскол и 11 января 1905 г. основали при поддержке примиренцев в ЦК «Одесскую группу при ЦК РСДРП». Ситуация параллельного существования двух самостоятельных организаций – руководимого Одесским комитетом РСДРП объединения большевиков и Одесской группы при ЦК РСДРП, состоявшей из меньшевиков, просуществовала вплоть до начала ноября 1905 г.

Одесский комитет РСДРП стремился всячески сплачивать трудящихся, объединять их усилия, готовить к решающим выступлениям. Необходимо было вести неустанную разъяснительную работу, оперативно выпускать листовки по злободневным вопросам, определять направления борьбы, предлагать принятие конкретных мер, осуществление вполне определенных шагов и акций. И здесь очень кстати пригодился опыт Николая Алексеевича, как всегда, сразу же с головой ушедшего в работу. А революционная обстановка служила дополнительным стимулом, прибавляла сил – и дела спорились. Один из тогдашних руководителей Одесского комитета большевиков Л. М. Книпович в письме к В. И. Ленину отмечала, что деятельность Н. А. Скрыпника производит хорошее впечатление. Усилиями В. В. Воровского, И. Х. Лалаянца, Л. М. Книповича, Н. А. Скрыпника удалось наладить достаточно эффективную работу ячеек в различных районах города, укрепить связь с рабочими, усилить влияние в их среде.

На это же время приходится завершающий этап подготовки III съезда РСДРП. Меньшевики, которым удалось взять под свой контроль центральные органы партии, не желали созыва партийного форума. Но с развитием революционных событий они испытывали все большее давление со стороны рядовых членов партии, требовавших разработки четкой линии поведения, ясной и действенной, а главное – единой тактики. Даже некоторые меньшевистские комитеты вынуждены были при таких обстоятельствах высказаться за созыв съезда. Тогда меньшевистский ЦК сманеврировал и решил предложить Бюро комитетов большинства (БКБ) провести переговоры о совместном созыве съезда. В. И. Ленин, который достаточно быстро разгадал «дипломатию» меньшевиков, выступил с решительным предостережением против уступок меньшевикам, за самостоятельный созыв съезда.

Но ленинские советы не сразу были восприняты. Часть членов Одесского комитета РСДРП не устояла перед настоятельной позицией Л. Б. Красина, имевшего тогда примиренческие настроения, и согласилась на создание Организационного комитета по созыву съезда из представителей от БКБ и от ЦК, приняла соответствующее соглашение. Николай Алексеевич занял принципиальную позицию относительно такого шага, в специальном заявлении в Одесский комитета РСДРП подверг решение примиренцев аргументированной критике. «Соглашение между Бюро и ЦК можно, разумеется, лишь приветствовать к[а]к ср[едст]во для приглашения на съезд всех партийн[ых] организаций, могущих (и долженствующих) быть представленными на съезде, – писал он. – Но вместе с тем мы, стоящие на партийной точке зрения и лишь в победе этой партийной точки зрения видим conditio sine gua non (непременное условие. – В. С.) партийного существования Рос[сийской] с[оциал]-д[емократ]ии, можем признать, что всякого рода соглашения лишь тогда полезны для партии, когда их условия партийны.

М[ежду] тем один из пунктов соглашения между ЦК и БКБ я не считаю партийным, именно параграф 3: “санкционируется организационная работа по созыву 3-го парт[ийного] съезда, выполненная до сих пор БКБ”.

Работа БКБ находит свое оправдание в современном положении дел в партии. Формальную санкцию ей мож[ет] дать не ЦК (окончательно себя дискредитировавший в глазах партии своей борьбой против съезда), но, если таковая санкция требуется, лишь партийный съезд. Партийную санкцию мож[ет] дать верховный орган партии. Теперешние центральные] уч[режде]ния перестали быть верховными органами партии, вследствие своей борьбы против съезда. С их “санкциями”, к[а]к и с их “резолюциями” БКБ не может и не должно считаться»^[48].

В то же время Н. А. Скрыпник высказал ряд критических замечаний в адрес Бюро комитетов большинства, допустившего в подписанном с меньшевистским ЦК соглашении неоправданные уступки, которые могли негативно сказаться как на составе очередного съезда, так и на характере его работы и содержании решений.

Николай Алексеевич снискал огромный авторитет среди товарищей по организации и среди рабочих. Поэтому одесские большевики считали вполне закономерным предоставить ему возможность принять участие в работе III съезда РСДРП. А мандат от Одесской организации в то время приобрел особое значение. Дело в том, что в условиях острейшей борьбы с меньшевиками за каждое место на съезде, делегатом от Николаевской организации РСДРП вначале избрали В. И. Ленина. Однако там параллельно существовало два комитета – большевистский и меньшевистский, в связи с чем существовала угроза обжалования выборов со стороны меньшевиков. Большевики же, естественно, хотели исключить любой риск: мандат вождя партии должен был быть бесспорным. Поэтому по согласованию Одесского и Николаевского комитетов было решено поменять обладателей мандатов – мандат Одесского комитета, который получил В. В. Воровский, передать В. И. Ленину, а мандат Николаевского комитета (то есть B. И. Ленина), наоборот, передать В. И. Воровскому^[49].

Таким образом, Н. А. Скрыпник представлял на III съезде РСДРП Одесскую организацию вместе с В. И. Лениным. Он получил право совещательного голоса, «хорошо знакомого с периферией». При этом Николай Алексеевич проявил незаурядную активность.

В протоколах партийного форума зафиксированы его выступления: об отколовшейся части партии, об отношении к национальным социал-демократическим организациям (дважды), о пропаганде и агитации, выступления с поправками к отчету ЦК РСДРП (дважды) и при обсуждении резолюции «По поводу событий на Кавказе».

На съезде, совершившем весомый вклад в разработку революционной стратегии и тактики большевизма, Скрыпник впервые встретился с Лениным. Он по-прежнему безоговорочно поддерживал революционное, ленинское направление в российской социал-демократии. Личные же впечатления от наблюдений за Владимиром Ильичом, от общений с ним еще больше утвердили Николая Скрыпника в правильности выбранного пути. Это убедительно показали и все его выступления на съезде.

Так, решительно поддержав проект резолюции В. И. Ленина и М. М. Литвинова об отношении к меньшевикам, Николай Алексеевич настаивал на том, чтобы кроме четко определенных задач борьбы с меньшевистской идеологией в резолюцию были включены вполне определенные положения касательно организации «меньшинства» как отколовшейся части партии, а не только как представителей меньшевистских взглядов. В то же время он предлагал сделать все, чтобы завоевать тех рядовых членов партии, которые до этого шли за меньшевиками, обеспечить партийные формы идейной борьбы внутри РСДРП на равных для всех условиях членства в ней.

Будучи выходцем из Украины, работая в местных организациях, Н. А. Скрыпник на III съезде партии впервые заявил о себе и как знаток национальной борьбы. В частности, он последовательно отстаивал положение о том, что право заключения соглашений с национальными социал-демократическими организациями может являться только прерогативой ЦК, а боевые соглашения с эсеровскими организациями допустимы лишь при определенных условиях и только под контролем ЦК.

Скрыпник предлагал внести в резолюцию о пропаганде и агитации тезис о необходимости издания литературы на национальных языках – украинском, польском, еврейском и др. Он высказался и за действенную поддержку освободительной борьбы закавказских рабочих и крестьян, за подготовку в стране вооруженного восстания, вооружение с этой целью трудящихся^[50]. Примечательно, что во всех своих выступлениях Николай Алексеевич довольно удачно оперировал аргументами, заимствованными из практики партийной работы в Екатеринославе и Одессе.

Принятые III съездом РСДРП решения нацелили партию на осуществление буржуазно-демократической революции с перспективой ее перерастания в социалистическую. Важное значение имели разработанные съездом положения о гегемонии пролетариата в революции, его союзе с крестьянством, о революционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства, о временном революционном правительстве, о вооруженном восстании. Съезд заменил мартовскую формулировку пункта 1 Устава партии на ленинскую, что способствовало повышению уровня организованности, боеспособности РСДРП, так необходимых в революционную эпоху.

Решения III съезда партии способствовали идейному и организационному укреплению партийных организаций, их численному росту, усилению влияния на массы. На местах с пониманием, отчасти даже с энтузиазмом воспринимались лозунги большевиков, предлагаемая ими тактика, поддерживались отчеты и выступления делегатов съезда, положения ленинской работы «Две тактики социал-демократии в демократической революции», в которой были подведены, разъяснены результаты работы съезда партии и опровергнута линия поведения меньшевиков.

После завершения съезда Н. А. Скрыпник на короткое время прибыл в Одессу, сделал отчет о своем участии в работе высшего партийного форума и сразу переехал в Петербург. Такова была воля Центрального комитета. Николай Алексеевич сначала работал секретарем партийного комитета Нарвского района, а вскоре стал и секретарем столичного комитета РСДРП. По поручению Центрального комитета в России вошел в состав технической группы, которая занималась налаживанием связей с рабочими, организацией боевых отрядов, их вооружением.

Наступал момент для практической реализации установок III съезда РСДРП. Скрыпник хорошо понимал, что важно не только агитировать за будущее вооруженное восстание, а заняться его организационно-технической подготовкой. По его инициативе в Петербурге создается Боевой комитет, члены которого назначались городским комитетом и утверждались ЦК партии. Боевой комитет поставил цель создать боевую организацию. Последняя, согласно представлениям Н. А. Скрыпника, должна была состоять из вооруженных боевых рабочих дружин, к которым бы присоединялись, по мере их вооружения, также и все члены заводских кружков с целью приведения всей организации в боевое состояние. Николай Алексеевич не только направлял эту работу, но и сам непосредственно реализовывал замысел. Он находил организаторов боевых дружин, устраивал склады для оружия, участвовал в поиске необходимых средств, в закупке оружия, в том числе и за рубежом, в изготовлении простых видов вооружения. Но наибольшую заботу Николай Алексеевич проявлял в деле поиска и обучения кадров, способных обеспечить решение военно-боевой работы. Эта задача оказалась самой сложной. Основываясь на решениях III съезда РСДРП, ленинских установках, адресованных инструкторам военного дела, Скрыпник разработал специальную программу занятий, которой предусматривалось овладение такими знаниями, как задачи социал-демократии по подготовке вооруженного восстания, прогнозы возможного развития российской революции, тактика и техника уличной борьбы и тому подобное^[51].

В то же время Н. А. Скрыпник втянулся в активную дискуссию с меньшевиками, не разделявшими курса на военно-техническую подготовку восстания, считавшими невозможным вооружить сколько-нибудь значительную часть трудящихся, недооценивавшими качественной стороны подготовленных к практическим действиям боевых дружин. В статье «Задачи вооружения» Николай Алексеевич отмечал, что социал-демократия и не ставит перед собой задачу массового вооружения населения. «Массу мы вооружим во время восстания, – отмечал он, – когда наши боевые кружки во главе массы пойдут на всякие оружейные магазины и склады и захватят их. Просто глупо было бы задаваться тем, чтобы вооружить массу. Для массы мы возьмем оружие у правительства в его арсеналах…

“Где нельзя силой взять, там надо ухваткой!” – нам сказал дедушка Крылов. Если мы не можем составить достаточного числа или кадра вооруженных рабочих, мы возьмем качеством организации имеющихся кадров.

Прочная, дисциплинированная, представляющая единую силу и состоящая из преданных, беззаветных, осознающих свои задачи и умеющих постоянно ориентироваться в событиях рабочих, боевая организация – вот тот рычаг, с помощью которого мы перевернем отживший мир всероссийского произвола.

Не в том ее задача, чтобы “заменять” массу – прочь всякие бланкистские мечтания о “делании революции!” Нет. Наша социал-демократическая рабочая боевая организация может действовать в массе, с массой, во главе массы. Она может быть сильна именно тем духом огненной ненависти и беззаветного стремления, который нарастает в рабочем классе не по дням, а по часам и который поведет рабочие массы на улицу, на борьбу, на баррикады»^[52].

Призывая к созданию боевых дружин, в качестве злободневных задач Н. А. Скрыпник предлагает рабочим: «Если хотите победить в приближающемся последнем бою… с царским произволом и насилием – организовывайтесь для этого. Без организации – вы бессильная толпа отдельных единиц. В организации – вы сила, которая сможет бороться и победить»^[53].

Как ответственное лицо в подготовке к вооруженному восстанию, Скрыпник сделал специальный доклад Петербургскому комитету РСДРП и послал соответствующий отчет боевого комитета в ЦК РСДРП, Ленину. Следует отметить, что подходил Николай Алексеевич к оценке результатов проведенной работы очень критически, считал, что практические достижения здесь, с точки зрения важности поставленной цели, слишком незначительны. Поэтому он подчеркивал: «Жизнь требует от нас деятельной работы по подготовке вооруженного восстания. Чем дальше, тем больше выясняется грозный жизненный ультиматум:

Или социал-демократия разовьет широкую работу по подготовке восстания;

Или социал-демократия останется за бортом жизни в стремительном ходе революции.

Наш ответ может быть только один:

Ни от одной из огромных задач, возлагаемых на нее жизненными интересами пролетариата, социал-демократия не может отказаться и не откажется. Пропаганда и агитация, организация всех сил пролетариата в его борьбе, организация фактической силы рабочего класса для восстания – все эти грандиозные задачи должна социал-демократия наверстать и, напрягая все свои силы, выполнить»^[54].

Николай Алексеевич вносил немало конкретных предложений, направленных на улучшение деятельности по военно-технической и организационной подготовке восстания, в частности по совершенствованию работы Боевого комитета, уточнению его структурного построения.

Ленин очень внимательно следил за подготовкой восстания в Петербурге, оперативно отреагировал на корреспонденцию Скрыпника. 16 октября он обратился к Боевому комитету с письмом. «Дорогие товарищи! – писал большевистский лидер. – Очень благодарен Вам за присылку 1) отчета Боевого комитета и 2) записки по вопросу об организации подготовки восстания + 3) схемы организации. Прочитав эти документы, я счел долгом прямо обратиться к Боевому комитету для товарищеского обмена мнений. Нечего и говорить, что о практической постановке дела я судить не берусь; что делается все возможное при тяжелых русских условиях, в этом не может быть сомнения»^[55].

В то же время Ленин сумел сразу же уловить и довольно досадную тенденцию – увлечение руководства Боевого комитета формальной стороной дела, склонностью к канцелярщине, бумажной волоките. Поэтому он сразу же выразил по этому поводу естественное беспокойство: «В таком деле менее всего пригодны схемы, да споры и разговоры о функциях Боевого комитета и правах его. Тут нужна бешеная энергия и еще энергия. Я с ужасом, ей-богу с ужасом, вижу, что о бомбах говорят больше полгода и ни одной не сделали! А говорят ученейшие люди… Идите к молодежи, господа! вот одно единственное всеспасающее средство… Основывайте тотчас боевые дружины везде и всюду…»^[56]

Стоит добавить, что далеко не все в Петербургском комитете РСДРП готовы были к рутинной работе по подготовке восстания. Идя навстречу митинговым настроениям, заполонившим массы, немало партийных работников увлеклись агитационной работой, участием в бесконечных митингах, собраниях, манифестациях. Другие направления деятельности отошли на второй план. У Н. А. Скрыпника на этой почве возникли определенные недоразумения и споры с коллегами по Петербургскому комитету РСДРП.

Именно в это время ЦК партии решил направить Николая Алексеевича в Рижскую организацию, по инициативе которой форсировалась подготовка к вооруженному захвату Усть-Двинской крепости. Так, накануне решающих событий, в октябре 1905 г. Скрыпник оставил столицу.

В то время эпицентром революционного взрыва мог стать и периферийный город. Это показали октябрьские забастовки, мощной волной прокатившиеся из конца в конец огромной страны.

В условиях кипения народного гнева, желая любой ценой сбить силу революционного натиска, царизм вынужден был пойти на уступку. 17 октября 1905 г. был провозглашен Манифест, согласно которому в стране вводились демократические свободы и планировался созыв Государственной думы, наделенной законодательными функциями. Многие готовы были квалифицировать вынужденный шаг царизма как огромную победу, как введение конституционного строя.

Но большевики несколько иначе восприняли причины и содержание царских «милостей», сразу же взялись за их разоблачение как шага, призванного лишь выиграть время и, собрав резервы, обрушиться на революционные силы. Большевики стремились использовать завоеванные позиции для дальнейшего давления на самодержавие. Радикальным же условием такого давления было вооружение трудящихся, уровень их готовности к восстанию. Недостаток опыта в этом деле, определенная переоценка имеющихся сил, настроения революционного нетерпения, случалось, приводили и к нежелательным последствиям. Так произошло и в Риге, где не подготовленные как следует, революционно настроенные артиллеристы Усть-Двинской крепости выступили преждевременно, не дождавшись организованного вооруженного восстания. Солдаты были разоружены, в городе начались массовые репрессии, в тюрьмы бросались все заподозренные в неблагонадежности, а также те, что попадали в руки охранки.

Как ни сложно было избежать в таких условиях ареста, Николай Скрыпник – в то время достаточно опытный конспиратор-подпольщик – смог-таки остаться на свободе. Некоторое время надежно укрывали товарищи. И когда судебные власти заочно вынесли смертный приговор (хотя и не установили настоящей фамилии), решил перебраться в другое место. Путь пролег в Ярославль.

Казалось, главная опасность уже позади. Удалось установить надежные контакты с местной организацией, с рабочими ряда предприятий, добыть достаточно высокого качества паспорт на имя крестьянина Магнуса. Но всего, пожалуй, никогда не предусмотришь. В доме, где Николай Алексеевич снял угол, среди проживающих там студентов-эсеров, оказался провокатор. Он сообщил полиции о подготовке к побегу из местного исправительного арестантского отделения нескольких политических заключенных.

Полиция совершила налет неожиданно. Проекты резолюций конференции комитетов большинства, в подготовке которой принимал участие Н. А. Скрыпник, ни спрятать, ни уничтожить не успели, и они стали важным доказательством причастности Николая Алексеевича к революционному, антисамодержавному движению. Хотя к организации побега из тюрьмы он никакого отношения не имел, ничего даже не слышал, его тоже арестовали, бросили в каземат и, недолго разбираясь, решили снова выслать в Сибирь. На этот раз этапный путь должен был дойти до Туруханского края Енисейской губернии. Срок ссылки – пять лет.

Что ж – частые неудачи способны сломать кого угодно, многих они могут заставить отречься от поставленной цели, многих бросить в сети депрессии. Но, пожалуй, Николай Скрыпник был вылеплен из особого человеческого материала. Из такого материала, который делает личность несгибаемым революционером, вместе с единомышленниками прокладывающим дорогу в будущее. И он не сник, не упал духом. Едва этап миновал Енисейск, сентябрьской ночью сбежал и через несколько дней оказался в Красноярске. Быстро вошел в местную организацию РСДРП, как всегда, ушел в дела. Товарищи немало рассказывали о Красноярской республике, существовавшей в течение 25 дней на рубеже 1905 и 1906 гг. Тогда здесь властью был Совет рабочих и солдатских депутатов, явочным путем введены демократические свободы, осуществлены меры в интересах трудящихся.

Теперь революция была на спаде. Но отказываться от нее большевики и не думали. Вооруженные методы борьбы надлежало заменить другими. И Николай Алексеевич целиком отдается избирательной кампании во Вторую государственную думу. Сделав критические выводы из неудачи по бойкоту выборов в Первую думу, большевики решили принять участие в новых выборах и использовать кампанию для разоблачения сущности существующего строя, воспользоваться трибуной Думы в интересах трудящихся, в интересах революции.

Не всем и не сразу легко давалась тактика парламентаризма. В среде большевиков по этому поводу также нередко возникали определенные споры и недоразумения. Вопросы выработки и осуществления последовательно революционной линии активно обсуждались на заседаниях комитета, на собраниях в разных аудиториях.

Николай Скрыпник, как правило, был активным участником таких дискуссий, говорил горячо, взволнованно, страстно. В полемическом пылу, казалось, не способен был особенно наблюдать за теми, кто собирался вокруг. Но вот почувствовал на себе чей-то внимательный, проницательный взгляд, повернул голову и на мгновение даже запнулся.

Так, пожалуй, бывает рано или поздно у каждого человека. Встречается на жизненном пути множество хороших людей: общие взгляды, общие дела, длительное общение, задушевные разговоры сближают с ними, делают верными друзьями, такими, что, кажется, преданнее и быть не может. И внезапно случаются такие глаза, такой взгляд, которые в один миг говорят столько, что сердце вдруг и навсегда теряет покой и потому меняется весь мир, все его восприятие. Более того – весь мир с этого момента вроде концентрируется в этом единственном человеке, без него он вообще кажется невозможным и даже бессмысленным.

Николая Скрыпника тогда огненной молнией обожгла мысль – это же она, о которой мечталось ночами и бесконечными днями в сырых казематах. Он раньше не знал, как она будет выглядеть, черноволосой будет, или белокурой, горделиво-стройной или миниатюрно-хрупкой… Но верил, фатально верил в то, что она где-то есть, и так же, как и он, стремится найти его, только его.

…После заседания возвращались домой уже вместе. И говорили о жизни, о ее смысле, о своем месте в ней. В чем-то взгляды совпадали, в чем-то отличались, однако вызывали понимание и уважение. Казалось, что это вовсе и не первая встреча, не первый разговор. А возможно, во многом так было и на самом деле, если учесть, что сейчас вслух звучало то, о чем мысленно они говорили друг с другом годами. И все выразительнее говорили чувства, говорили сердца.

Звали девушку с внешностью и манерами курсистки Марией. Марией Николаевной Межевой. Вскоре и на всю жизнь она станет Марией Николаевной Скрыпник. Пройдет с мужем нелегкими жизненными тропами через лишения подполья и триумф революции, через глубокое уважение и безосновательные обвинения. А еще приходилось все время расставаться. Кто-то посчитал, что редко какому революционеру удавалось работать в подполье больше года, большинству же приходилось несколько месяцев – достаточно эффективно работала охранка.

Вот и Николая Скрыпника снова арестовали. Было это в феврале 1907 г., прямо на улице, после предвыборных собраний, на которых выступал с разъяснением большевистской тактики во Вторую государственную думу. Правда, как случалось не раз, настоящего имени не узнали – Н. А. Скрыпник в то время проживал по паспорту крестьянина Засицкого. А может быть, особо и не хотели узнавать. Царизм жестоко мстил революции, чинил лютую расправу над всеми прогрессивными элементами. Что касается большевиков, чья позиция была наиболее радикальной, то их ждали особые испытания. Правительство поставило цель физически уничтожить партию, разбить все ее организации. На это, прежде всего, были направлены многочисленные карательные экспедиции, черносотенные погромы, деятельность военно-полевых судов. Потому у властей никаких колебаний не было – и Николая Алексеевича снова высылают в Туруханский край. Опять на те же, уже привычные по приговорам, пять лет.

И по привычке, с первых шагов этапного пути стал готовиться к очередному побегу. Однако возможность выпала не скоро. Пришлось достичь Туруханска. А уже там, сделав запас продовольствия и разжившись плохонькой лодкой, хмурым октябрьским днем пустился в, казалось, почти безнадежное путешествие. До железной дороги было 1200 длинных верст. На дворе стояла пасмурная, холодная сибирская осень. Сотни километров – ни жилища, ни единой живой души.

Что же поддерживает в такие моменты человека, придает сил, способность преодолевать усталость, шаг за шагом приближаться к желаемой цели? Пожалуй, прежде всего – это жажда свободы, неукротимость характера, непоколебимая вера в правоту избранного пути. Прогресс человечества вообще вряд был бы возможным, если бы оно не рождало таких сыновей, превыше всего ставивших стремление к свободе и справедливости, борьбу за счастливую судьбу общества. И ошибкой было бы считать, что для людей как бы не существует стремления к счастью в меньшем измерении – счастья личного, счастья для своей семьи, для своего дома. Просто сердца у таких людей чрезвычайно чувствительны к боли и страданиям не только ближайшего окружения, а целых народов, всех обиженных и обездоленных. И вообще, наверное, проблематична возможность любви ко всему человечеству без такого же искреннего светлого чувства к конкретным личностям.

Николай Скрыпник понимал, душой чувствовал, что он нужен на свободе не только товарищам по борьбе, но и ей – его любимой Марии. Перед глазами то и дело вырисовывался ее образ – умные, проницательные глаза, которые могли так ласково улыбаться, длинная русая коса…

Да, он всей душой неудержимо рвался к ней, хотел как можно быстрее увидеть ее. А сколько хотелось ей рассказать! Пока же разговаривал с ней мысленно. И представлял реакцию на каждое рассуждение, на каждое слово. Может потому длинные, холодные, дождливые дни и ночи в абсолютном одиночестве казались не такими изнурительными и угнетающими. А каждый взмах весла над Енисейской бесконечностью, каждый шаг в таежной пустоши отдавался не только сверхчеловеческой усталостью, но и осознанием приближения той счастливой минуты, когда снова можно будет прямо взглянуть в те неповторимые глаза, прижать к груди ту головку с русой косой…

Вот и дорога. Конспиративные навыки вновь пригодились, и без особых осложнений опытный революционер добрался до столицы.

Однако пьянящее ощущение свободы быстро испарилось. Петербург встретил не только привычными для октябрьской поры серыми дождями, но и крайне напряженной обстановкой в комитете РСДРП. Сближение между большевиками и меньшевиками, происходившее в условиях подъема революции, под давлением рядовой партийной массы, сменилось новой фазой расхождений и противоречий. Правда, в ноябре 1907 г. в Гельсингфорсе состоялась еще совместная IV партийная конференция. Н. А. Скрыпник принял в ней участие в качестве представителя Сибирского союза (Красноярского комитета), последовательно отстаивал ленинские позиции думской тактики (а этот вопрос был тогда главным). Вернулся в Петербург с твердым намерением сделать все возможное для воплощения намеченной линии в жизнь. Что касается форм работы, считал необходимым использовать любую возможность для сплочения рабочих масс, для их подготовки к новым классовых битвам. А работать становилось все сложнее и сложнее. Вследствие постоянных репрессий на каждого партийного работника, еще остававшегося на свободе, приходилось с каждым днем все больше и больше нагрузки. «Одновременно, – вспоминал Николай Алексеевич, – я был организатором II городского района (Рождественского) и работал “по использованию легальных возможностей”: был членом правления кооператива “Труженик”, редактировал профжурнал, был на легальных всероссийских съездах кооперативных и по вопросам фабрично-заводской медицины (под фамилией Г. Г. Ермолаева). Г[ода] 1908 был организатором Невского района»^[57].

Численное сокращение рядов партии, конечно, вызывало большое беспокойство. Вырванных из рядов бойцов просто не успевали заменить новые. Но не меньшую угрозу таили и внутрипартийные процессы в РСДРП. Значительная часть меньшевистского крыла была деморализована поражением революции, считала дальнейшую нелегальную борьбу бесперспективной. Поэтому они предлагали отказаться от существования нелегальных организаций, сосредоточиться только на использовании легальных возможностей работы, прежде всего Государственной думы, легальных профсоюзов, различных съездов. На место ликвидированной таким образом нелегальной части партии (отсюда и название этого течения – ликвидаторы) правые меньшевистские лидеры выдвинули идею созыва рабочего съезда и создания соответствующей партии с весьма ограниченной программой. Такую партию, по меткому определению большевиков, можно было бы именовать столыпинской рабочей партией – то есть такой, которая не противоречила направлениям деятельности царского правительства, возглавляемого П. А. Столыпиным после третьеиюньского переворота.