Ульяна Михальцова
Перепутье. Мистическая драма
БАРМЕН: Надо же! А в прошлом году твой день рождения праздновали?
СОНЯ: Да! Мы за город ездили, на лошадях кататься. А потом я с подружками ходила в развлекательный центр, и мы там ели вкусненную пиццу!
БАРМЕН: А Пашка был с вами?
СОНЯ: Нет, конечно! Там же были одни девочки!
БАРМЕН: Понятно. И такие праздники у тебя только раз в год бывают?
СОНЯ: Такие, чтоб с подарками, да. Но мы и просто так в боулинг ходим. И в кино. И на карусели. Только на лошадях больше не катались, но я больше на роликах кататься люблю. У меня мама классно катается. Она меня научила разворачиваться. А когда я упала, несла меня домой на руках, потому что я колено разбила и идти не могла.
БАРМЕН: Странное дело.
СОНЯ: Что здесь странного?
БАРМЕН: Ты же говоришь, что родители тебя не любят и ты им не нужна, а они тебя зачем-то на руках носят и праздники устраивают. Или тебе нужно колено разбить, чтоб тебя на руки взяли?
СОНЯ: Да нет. Папа меня иногда носит на руках. А еще я к нему на спину запрыгиваю. Мы так балуемся. Знаете, мы с ним здорово гримасничаем! Мама называет нас "две обезьяны". Но это она так шутит.
БАРМЕН: Веселые у тебя родители.
СОНЯ: Да они вообще нормальные такие. Не то, что у Пашки. Его мама куда-то в другую страну на заработки уехала и не вернулась. То ли убили ее, то ли другую семью себе завела. Пашкин папка на трех работах работает, но все равно мало получает. Это как-то странно, правда?
БАРМЕН: Что странно?
СОНЯ: Когда человек много работает, а денег все равно мало. Я так не хочу. Мне нужно такую профессию найти, чтоб мало работать и много зарабатывать. Так бывает?
БАРМЕН: Бывает.
СОНЯ: Вот и мне так надо.
БАРМЕН: А зачем?
СОНЯ: Чтоб на жизнь время оставалось! Чтоб с друзьями встречаться, в кино чаще ходить, чтоб другу новый телефон купить, если он свой разбил и позвонить тебе не может. И Скорую вызвать, когда ты в подвале на полу лежишь.
ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ: Соня! Соня!
БАРМЕН: Кажется, это Пашка вернулся. С кем-то из взрослых.
СОНЯ: Тогда мне пора! Спасибо за какао! (убегает)
БАРМЕН: На здоровье!
Эпизод 3.
ФРЕДЕРИКА.
Прямо из дверей Бармену практически в руки падает женщина с неестественно скрюченным телом. Ей тяжело идти и слова даются с трудом.
БАРМЕН: Как же тебя скрутило!
Пытается усадить Фриду на стул. Получается не с первого раза.
ФРИДА: Почему я здесь?
БАРМЕН: Почему ты здесь? Дай гляну. Тонула. Вода холодная. Когда вытаскивали из воды, ударилась головой. Может, откачают.
ФРИДА: Я не умерла?
БАРМЕН: Пока нет. Как и два года назад в аварии.
ФРИДА: Это я в курсе. Лучше б умерла. А ты кто такой всезнающий? Бог, что ли?
БАРМЕН: Заместитель. Ты здесь временно, пока мозг ещё работает.
ФРИДА: Я себе всё иначе представляла. Думала: раз – и всё. Лёгкие жгло страшно, а теперь ещё ты тут волынку тянешь.
БАРМЕН: Налить тебе чего-нибудь? Согревающего? Вода же холодная была.
ФРИДА: А здесь ещё и наливают? Мне на выход нужно. Где здесь выход?
БАРМЕН: Дверь слева – жизнь. Справа – смерть.
Фредерика встает со стула и яростно ковыляет к правой двери.
БАРМЕН: Вот так сразу? А подумать? А горячего шоколада выпить?
ФРЕДЕРИКА (останавливается и удивленно смотрит на бармена): Шоколада?
БАРМЕН: Да ничего удивительного. Я много чего про своих посетителей знаю.
ФРИДА: Ты же всего лишь заместитель.
БАРМЕН: У меня тоже свои каналы информации есть.
ФРИДА: И что ты про меня знаешь?
БАРМЕН: Имя у тебя красивое – Фредерика.
ФРИДА: Да, папа у меня оригинал, выбрал имечко. Спасибо ему.
БАРМЕН: В детстве и юности тебя звали Фреда, Фредди, кто-то просто Фри. Потом на работе – Фредерика Александровна. А сейчас ты всем говоришь, что тебя зовут Фрида.
ФРИДА: Да, ты прав. Была такая художница – Фрида Кало. Она тоже попала в аварию, получила множественные переломы позвоночника, ключицы, рёбер, таза, костей ног.
БАРМЕН: Почти как ты.
ФРИДА: Да, только я рисовать не умею. Мне в таком виде на земле топтаться незачем. Пойду я? (идёт к двери, потом останавливается, оборачивается) А что ты ещё обо мне знаешь?
БАРМЕН: Да так, общие сведения. До аварии ты была успешной красавицей, при деньгах. Отец бизнесмен, к делу тебя приобщил. Обещал сделать партнером или заместителем, а до этого поручил руководить филиалом большой фирмы. Ты любишь ездить на дорогих автомобилях. До сих пор. В ночных гонках участвовала. Два года назад разбилась. По кусочкам тебя собрали, но ты не рада. Тонула нарочно. Жизни такой не хочешь.
ФРИДА: Не хочу! (снова бросается к двери справа)
БАРМЕН: А горячего шоколада? Хочешь?
Фредерика снова останавливается, медленно поворачивается, долго смотрит на Бармена.
ФРИДА: Напоследок? Как воспоминание об ушедшей жизни? Хочу! (возвращается к барной стойке)
БАРМЕН: Сейчас приготовлю. А ты на мосту была одна или с друзьями?
ФРИДА: С друзьями.
БАРМЕН: А задержалась зачем? Почему они тебя одну оставили?
ФРИДА: Я их обманула. Сказала, что хочу загадать желание и бросить монету в реку. Что хочу бросить с монетой себя саму, не сказала. Они же не знали, что у меня осталось только одно это желание. Подождала, когда они с моста спустились, и….
БАРМЕН: Там еще среди них парень был, да? Интересный такой.
ФРИДА: Дима? Какой же он парень? Ему давно за тридцать.
БАРМЕН: Нравится он тебе, да? Волонтером при вашем фонде работает.
ФРИДА: Ты и про фонд знаешь? И про Диму! Хороший из тебя заместитель. Главный тобой доволен?
БАРМЕН: Я справляюсь.
ФРИДА: А вот я нет. Отец специально учредил фонд помощи таким как я, и меня руководителем назначил. Так сказать, поставил во главу угла моё восстановление. Это он так думал. А сам просто меня в угол поставил. Вот тебе наказание за совершенные ошибки, выкарабкивайся теперь и других выкарабкивай. А я больше не хочу. Два года в этом углу простояла, ничего и никого, кроме таких же калек, не видела. Не хочу больше.
БАРМЕН (протягивает чашку с горячим шоколадом): Вот твой горячий шоколад.
ФРИДА: Спасибо. Какая чашка красивая. У моей бабушки был сервиз с точно такими чашками. (отпивает) Вкусно. Что-то мне напоминает.
БАРМЕН: Что же?
ФРИДА: У нас в городе есть кофейня, в которую мы любили семьёй ходить. Там всегда было так уютно и вкусно пахло шоколадом. Мы туда каждые выходные ходили. Потом раз в месяц старались. Потом раз в год, но обязательно собирались. На день моего рождения. Но в прошлом году я туда идти отказалась. И завтра бы тоже не пошла. Ребята из фонда предложили сходить завтра отметить куда-нибудь. Я отказалась. Но желание загадала. И оно сбылось. Вот монета. Фриды больше нет.
БАРМЕН: Это странно.
ФРИДА: Что странно?
БАРМЕН: Мужчина признаётся женщине в любви накануне дня её рождения, а она после этого с моста в реку. Разве это логично?
ФРИДА: Ты и про это знаешь? Хорошие у тебя работают информаторы. А ты знаешь, что такое быть красивой, сильной, успешной, обольстительной, бесстрашной и дерзкой, играющей в рулетку со смертью, несущейся с бешеной скоростью по магистрали и вдруг разлететься на мелкие кусочки зеркала? Оно что-то показывает, но только осколками, и эти осколки в тебе – болят. И люди! Смотрят на тебя с жалостью. И уже нет восхищения, нет любования, любви и страсти нет. Только жалость. Бентли мой был похож на смятую и вскрытую консервную банку. Машина несколько раз перевернулась и в здание угловое вошла. Достать меня из неё было нелегко. Отец потом обломки на свалку отправил. И не знал, что я так и осталась там, за рулём, и теперь тоже на свалке. А в Диму я влюбилась. Как дура. Я даже забывать стала, что на мне живого места нет. Потому что вот здесь (показывает на сердце) что-то живое проснулось. Что-то настоящее.
БАРМЕН: Тогда почему? Он же сказал, что любит.
ФРИДА: Да, сказал. Назвал меня Фредерикой. Я уже и забывать стала своё настоящее имя. Он меня поцеловал. У него в глазах было столько любви. И нежности. Мы сидели на скамье. Кто-то из ребят из фонда к нам подбежал и сфотографировал. Женька, кажется. Смеялся, говорил: «Гляньте, как вы здорово смотритесь вместе». Показал мне снимок на телефоне. И я увидела рядом с Димой кого-то страшного, с перекошенным, но счастливым лицом. Я два года не видела своих снимков. Я убрала все зеркала дома и в офисе. Я почти забыла, какой была до аварии. Я научилась не думать о том, какой стала. И вдруг этот снимок. Женька у нас недавно. Он, наверно, не знал, что я не фотографируюсь. Спасибо тебе, Женька.
БАРМЕН: За что спасибо?
ФРИДА: Дима – хороший человек. Нельзя, чтобы с ним рядом был такой монстр. Это ведь не сказка, в которой от любви чудовище превращается в прекрасную принцессу. Это жизнь. И она мне такая не нужна. Спасибо за шоколад. Было вкусно.
БАРМЕН: Может, повторить?
ФРИДА: Всё самое лучшее повторить нельзя. И последнюю чашку шоколада тоже.
БАРМЕН: Можно не делать её последней. Можно сходить в кофейню с мамой. Она ведь тоже горячий шоколад любит.
ФРИДА: Любит.
БАРМЕН: И тоже больше не пьет его. Без тебя – не пьет. А ты с ней в кафе ходить не хочешь.
ФРИДА: Не хочу, чтобы им было стыдно.
БАРМЕН: Нет, Фридерика, им не стыдно. Им больно.
ФРИДА (кричит): Да что ты знаешь про боль?! Это мне больно! Невыносимо больно! Каждый миг! И в душе, и в теле! И это не проходит! Я хочу это закончить! (берется за ручку двери)
БАРМЕН: Правильно! Иди. Боль закончится. Ты превратишься в воздух. Растворишься, растаешь. Так ты себе это представляешь? Всё так и будет.
Завтра, в день твоего рождения, никто не пойдёт в кофейню праздновать. Но тебе-то разницы уже нет. Ты решение приняла. Ты монету бросила. Но два года назад ты осталась жива. И сумела помочь людям. Твоя внешняя красота ушла, но проявилась красота иная, и смелость быть собой, и умение вести за собой других. И пока ты идёшь вперед, на тебя смотрят с восхищением. И любят. Вот тебе ещё горячий шоколад. Повторить счастливые моменты нельзя, но можно создать новые. И фотографироваться необязательно.
ФРИДА: А кто вытащил меня из воды?
БАРМЕН: Дима. Он сейчас рядом и молится главному.
ФРИДА: И как, главный поможет?
БАРМЕН: Это от тебя зависит.
ФРИДА (вставая): Пожалуй, я пойду.
БАРМЕН: Да, уже пора. Мозг не может долго без кислорода.
ФРИДА: Тогда мне лучше поторопиться. Только я шоколад выпить не успела.
БАРМЕН: Кафе ещё не закрылось. Тебя проводить?
ФРИДА: Нет, я сама!
(ковыляет к двери слева и уходит)
