Татьяна Мефодьевна Постникова
Дилетантские детективы с животными
– А Лола?
– Лола дочь Валеркиного партнёра по бизнесу. Она немного похожа внешне на первую мою сноху. С чего-то девочка решила, что теперь её очередь стать супругой Валерия. Причём, зачем это ей надо, непонятно. Никаких тёплых чувств они друг к другу не испытывают. Богатый жених ей тоже не нужен. Лолкин отец не беднее Валерия и для своей любимой единственной доченьки ничего не жалеет. Так, что Наденька, если мой сынуля вам интересен, считайте, что я вас благословила. А Мишке, это Лолкин отец, я скажу, чтобы он девчонку в какое-нибудь интересное путешествие отправил. Глядишь, она мозги проветрит, и поймёт, что ей Валерий на фиг не нужен.
Честное слово, после этого странного разговора, у меня что-то в душе переменилось. А, может, и правда…
И вот тут меня начали убивать.
Первый случай произошёл в начале июля. Я уже работала со второй группой детишек – Дилярой и Сигизмундом.
Вспоминать произошедшее неприятно. И всё же я вспомню.
Итак, бархатистый июльский вечер. Мы с Валерием едем бок о бок по дорожке у пруда. Валерий на своём красавце могучем Голиафе, невероятного почти бронзового цвета, а на миниатюрной рыжей Шанели. Болтаем о пустяках, любуемся закатом. Вдруг я слышу какой-то громкий хлопок, и сразу чувствую резкую боль в плече. Дико ору, и благовоспитанная Шанель срывается от моего вопля в безумный неуправляемый галоп. Впрочем, я и не пытаюсь управлять лошадью. Бросив поводья, я тупо трясусь в седле, цепляясь изо всех сил за лошадиную шею. Но эта шея почему-то очень мокрая и липкая, и я понимаю, что не удержусь…
Я не помню, кто остановил лошадь, кто снял меня с её спины и перенёс в дом. Я вообще больше ничего не помню из событий того вечера и следующего дня.
Очнулась я в своей постели. Рядом сидела женщина в бирюзовом медицинском костюме. Увидев, что я пришла в себя, она наклонилась надо мной, и участливо спросила:
– Как мы себя чувствуем?
– Как вы не знаю, а я паршиво, и пить очень хочется.
Язык у меня шершавый и неповоротливый. Левая рука забинтована, и как-то мучительно онемела, к правой подключена капельница.
– Что случилось?
Женщина поднесла к моим губам поильник и принялась рассказывать:
– В вас стрелял какой-то мерзавец. Охрана Валерия Сергеевича и полиция его сейчас разыскивают. Но вы, Надежда Викторовна молодец. Вы сумели удержаться на лошади и не упасть. Падение могло стать фатальным. А рана у вас неопасная. Можно сказать, что это просто глубокая царапина. Даже кость не задета.
В середине дня меня навестила Ирина Александровна.
– Наденька, как ваши дела?
– Бывало и получше. Не пойму, зачем в меня стреляли? Кому я нужна?
– Полиция предполагает, что стрелок банально промахнулся. Он стрелял против солнца. Возможно, его целью был Валерий. Сами понимаете, чем богаче человек, тем больше у него недоброжелателей. Это сейчас пока рассматривается, как основная версия.
Я провалялась неделю. Меня постоянно навещали, то Ирина Александровна, то Валерий. Частенько приходил ко мне и Славик. Надо сказать, что мальчуган выправляется прямо на глазах. За время моей болезни мы с ним научились лихо складывать пазлы и узнавать в детских книжках с крупными буквами все буквы его имени. Думаю, что к школе от его проблемы и следа не останется. Вот только бы с хорошим логопедом ему позаниматься. Я в этом вопросе не сильна.
Валерий был встревожен и мрачен. Стрелка так найти и не удалось. Полиция смогла определить, откуда он стрелял. В этом месте были обнаружены следы автомобиля, предположительно Шкоды Фелиции, и мотоцикла марки Хонда. Возможно, этой машиной или мотоциклом пользовался преступник. К сожалению, от того места недалеко до дороги, с которой запросто можно попасть и на Рижскую, и на Ленинградскую трассу, а там искать неизвестные транспортные средства труднее, чем иголку в сене. Больше зацепить стрелявшего было нечем.
Рука у меня заживала на удивление быстро. Возможно, благодаря каким-то особым импортным препаратам, которые Валерий доставал, невзирая на все санкции. И уже через две недели, я смогла продолжить занятия с Дилярой и Сигизмундом.
И вот тут произошло второе покушение, куда более жуткое.
В конце июля погода испортилась. Похолодало, зарядили дожди. Нам пришлось перенести занятия в манеж. Надо сказать, что конюшни, ветеринарка, выгульные и тренировочные площадки были оборудованы замечательно, а вот манеж был довольно убогим. Ни сам Валерий, ни его гости практически никогда манежем не пользовались, и конюхи даже приспособились хранить в нём сено, оставив для занятий небольшую площадку.
В тот вечер мы занимались с Дилярой. Это был последний день наших занятий. На следующий день должны были заехать следующие детишки. Я не без гордости отмечала, что благодаря нашим занятиям, Диляра сделала большой шаг вперёд. Таких успехов у меня ещё не было. Малышка даже научилась сама забираться на Магнолию, по специальной лесенке. Это давало нам возможность заниматься вдвоём.
Магнолия, безусловно, была лучшая из лошадей. И она погибла из-за меня. Не могу без слёз вспоминать это благородное животное.
Но обо всём по-порядку. Итак, мы занимались с Дилярой, и умница Магнолия первая заметила опасность. Почему-то загорелось сложенное в манеже сено. Загорелось сразу в трёх местах! Сдёрнув ребёнка с лошади, и прижимая девочку здоровой рукой к груди, я бросилась к воротам манежа. Они оказались заперты! Снаружи! Солома уже полыхала вовсю. Но я ещё не успела толком испугаться, и потому смогла вспомнить про маленькую дверцу сбоку от ворот. Я прыгнула на эту дверцу спиной вперёд, выламывая хлипкую щеколду. Вывалившись на улицу, я кое-как, не выпуская перепуганную Диляру из рук, я бросилась прочь от уже вовсю полыхающего манежа. Вслед мне несся жалобный плач несчастной Магнолии.
В тот же вечер я уехала в Москву.
Ирина Александровна приехала ко мне в начале сентября. Я даже не сразу поняла, как она смогла меня разыскать. По возвращении в Москву, я оборвала все связи и поменяла в телефоне симку.
– Как нашла, как нашла, – проворчала старуха, – ты просто забыла, что тебя же Руслан возил за вещами. Кстати, твоё барахлишко я не взяла специально. Сама за ним приедешь. Или к нему.
– Ирина Александровна, я не могу. Это же я Магнолию погубила. Бросила там в манеже. У меня до сих пор её крик в ушах.
– Глупости-то не говори. Ты, между прочим, ребёнка спасла. Раиса умоляла Валерку твой адрес дать. Она тебе по гроб жизни благодарная. Это её собственное выражение. А Магнолия… Что же, и мне её жалко. Добрая лошадка была. А спасти её у тебя просто возможности не было. Мы с тобой давай лучше так поступим, кончай киснуть, и начнём искать эту сволочь. И за тебя отомстим, и за Магнолию, и за маленькую девочку, которую эта дрянь не пожалела. Ведь, если бы не ты, Диляра бы погибла.
– Как мы будем искать? Ведь полиция же искала и не нашла.
– Не нашла.
– А ведь они специалисты.
– У них мотивация другая. Им «палку» за раскрытие надо. А нам с тобой надо гадину отловить. А мотивация, она дорогого стоит.
– А мы с вами умеем преступников ловить?
– Научимся, раз надо.
Несгибаемая старуха. Хотя надо признать, с нашей последней встречи она сильно сдала. Из холёной пожилой дамы она, действительно превратилась в старуху. Впрочем, и я вряд ли похорошела.
А Ирина Александровна между тем продолжала.
– Я у полицейских всё досконально вызнала. И с операми беседовала, и с экспертами, и со следователем. Они сначала хорохорились, ну, типа там «тайна следствия» и всё такое. Но со мной спорить тяжело.
– Это точно.
– Вот и не спорь. Значит, что я узнала. Первое, солома загорелась одновременно в нескольких местах.
– Да, но как это могло произойти, не представляю. На это ведь время нужно, я при этом не могла не заметить поджигателей, но я никого не видела. И не только я. Время было ещё не позднее. Около пяти часов. Лето. На тренировочной площадке кто-то работал, охранники мимо проходили, Рая сидела неподалёку, дочку ждала. Они в этот же вечер уехать собирались. И никто не заметил поджигателей.
– Вот и первый крючок, за который мы подцепим нашего злодея. Эксперты выяснили, что горючая смесь была размещена в манеже заранее. По их расчётам, во второй половине ночи, где-то часа в два-три.
– Но почему манеж не загорелся тогда?
– А вот в этом главная хитрость. Вот на этом мы гадину и поймаем. Горючая смесь была прикрыта специальной плёнкой, которая испарилась через четырнадцать-пятнадцать часов после закладки. Смесь загорелась, как только к ней начал поступать воздух.
– Не понимаю, чем это может нам помочь.
Кажется, меня начала захватывать сыскная лихорадка.
– Эта тварь разбирается в химии. И очень неплохо. Просто погуглив состав горючки и защитной плёнки, такую пакость не создашь. Да чтобы она ещё и загорелась в нужное время.
– С этим трудно не согласится.
– Вот, вот. Это у нас первое. Но есть и второе. Неподалёку от манежа опять были обнаружены следы мотоцикла и опять Хонды. Более того, эксперт с большой долей вероятности предположил, что это тот самый мотоцикл, который был на месте выстрела. Там какие-то характерные дефекты на покрышке.
– Сколько в Москве и области химиков на мотоцикле?
– А пёс их знает, много, наверно. Но есть ещё одна зацепка, которая сужает круг подозреваемых.
– Какая?
– Скорее всего, это баба.
– Почему?
– Валерка по молодости был очень неопрятен в отношениях с женщинами. Это он в отца пошёл. Тот тоже был кошак мартовский. И тоже к сорока годам избегался и остепенился.
– Но я честно не знаю, кто из женщин мог бы так меня ненавидеть. Разве, что Лола на меня обиделась.
– Не наговаривай на ребёнка. Лолка давно в Австралии. Дайвингом у большого кораллового рифа занимается. Такие видео присылает. Красота. Кстати, они там с подружкой себе таких кавалеров отхватили, что Валерке с ними не тягаться. Да и характер у Лолы не тот.
– А больше и подумать ни на кого не могу.
– Наша цель – это злобная, умная баба, которая знает химию, ездит на мотоцикле и умеет стрелять.
– И где мы такую найдём?
– Места надо знать. Сейчас мы Машке Ложкиной позвоним.
– Кому?
– Марии Андреевне Ложкиной. Это секретарь Валерия по общим вопросам. Она Валерку знает, как облупленного. Она была секретаршей у его отца, и Валерия именно она приобщала к ведению дел. Сергею было не до таких мелочей, он бизнесом занимался.
– Да, да. Мария Андреевна. Я же с ней общалась.
– Всё, тихо, я звоню. Маш, привет, это Ира… Ты же всё знаешь про наши скорбные дела… Интересно, откуда… Тебя допрашивали?… Неленивые ребята у нас в полиции работают… Ещё бы все преступления раскрывали… Ладно, ладно, мне нужна твоя помощь. Ты знаешь всех пассий моего сынули?… Да не прибедняйся. Подарки, цветы он, что, сам заказывал?… Почему именно на этих обратить внимание?… Ну, что же, пожалуй, с них и начнём.
Ирина Александровна отложила телефон.
– Значит так, женщин, конечно, у этого кобеля хватало, но в основном это были кратковременные ничего не значащие связи. Из серьёзных романов можно отметить Галину Грачевскую, Анастасию Персикову и Людмилу Савицкую. Ещё две дамы надолго рядом с Валерием не задержались, но почему-то каждой из них он приобрёл квартиру, одной в Кузьминках, другой в Митино, и регулярно высылает кругленькую сумму денег.
– И что нам теперь со всем этим делать?
– А теперь мы будем думать. Мне кажется, что наш злоумышленник кто-то из этих прекрасных дам.
Думать, так думать. Я честно попробовала. Но у меня ничего не получилось.
Ирина Александровна позвонила через два дня.
– Надя, я нашла частного детектива, который нам поможет. К сожалению, меня сейчас так скрутил радикулит, что я почти не встаю с постели. Работу сыщика я оплатила, но общаться с ним придётся тебе. Высылаю координаты.
Детектива звали Константин Горбовский. Уже через неделю он предоставил мне адреса и телефоны всех «фигуранток». Я начала планомерное знакомство с дамами. С кем смогла. Анастасия Персикова, по данным частного детектива, восемь лет назад вышла замуж за англичанина и уехала из страны. Людмила Савицкая чуть больше года назад умерла от рака. С Галиной Грачевской мне удалось пообщаться. Дабы не спугнуть предполагаемую преступницу, я без предварительного звонка заявилась к ней домой.
Дверь мне открыла решительная особа в спортивном костюме. Такую запросто можно представить и на мотоцикле, и с оружием в руках.
– Вы к кому? – Спросила она отрывисто.
– К вам, Галина Алексеевна. Мне надо с вами поговорить, – пробормотала я робко.
Что я натворила, я пошла сюда одна, никого не предупредив. А если она убийца, она сейчас меня прибьёт тут как муху, а потом мой труп на свалку вывезет. Запросто.
Женщина посторонилась, кивком предлагая мне войти в квартиру, и поинтересовалась:
– Кто вас прислал?
– Никто. Я просто хотела поговорить о Валерии Сергеевиче Огаркове.
Грачевская уставилась на меня с таким недоумением, как будто я предложила ей пройтись на руках по Садовому кольцу.
– О ком? О Валерике Огаркове? А что с ним такое?
– Ничего, – поспешила я уверить, – он жив и здоров. Я только хотела узнать, вы были с ним знакомы?
– Да. У нас даже был роман. Семнадцать лет назад. Я тогда в институте училась. На последнем курсе.
– А потом?
– Потом мы разошлись. Я замуж вышла, потом развелась, потом ещё раз вышла, и опять развелась. Мне не до Валерика было. Так, что я ничего о нём не знаю. Но если вы, действительно, нуждаетесь в моей помощи, сочту ссылку на Валерика достаточным основанием, чтобы вам помочь. Из ностальгических соображений, так сказать. Так, какие у вас проблемы?
– А вы кто? – Спохватилась я.
– Галина Грачевская. Мануальный терапевт. А вы кто?
– Простите, я не представилась. Меня зовут Надежда Викторовна Рыбакова. Я знакомая Валерия Сергеевича. Я разыскиваю знакомых Огаркова. Есть основания предполагать, что он кого-то из них обидел.
– Валерик? Обидел? Готова поклясться, что не меня. Однозначно.
Н-да. Как-то мои поиски не слишком успешны. Надо будет запросить у Горбовского дополнительную информацию о профессиях наших дам.
Когда детектив представил эти данные, я едва не взвизгнула, и тут же поспешила позвонить Ирине Александровне.
– Ирина Александрова, кажется, я нашла её!
– Рассказывай.
– Потоцкая Марина Игоревна. Именно ей Валерий Сергеевич девять лет назад приобрёл двушку улучшенной планировки в Митино. Как раз к рождению её сына. Ей же он ежемесячно выплачивает по сто тысяч.
– Похоже, это Валеркин ребёнок. Жениться он не хотел, но ребёнка обеспечил. Это в его духе.
– Самое главное, Потоцкая закончила цирковое училище. Работает каскадёром. А ещё, её часто приглашают для проведения фаер-шоу.
– Стой, где стоишь. И не думай сама соваться к этой Потоцкой. В этот раз можешь нарваться не на мануальщика, а на настоящего убийцу.
– Но у нас нет никаких доказательств её вины. В полиции с нами разговаривать не будут.
– И не надо. Без них обойдёмся. Я поеду с тобой, и мы выжмем из гадины признание.
– Ирина Александровна, если она действительно преступница, то вам лучше держаться от неё подальше. В вашем возрасте…
– Не хами!
– Простите, с вашим радикулитом.
– С ним я разберусь. Это не твоя печаль. Сейчас звякну Горбовскому. Пусть проследит, чтобы дамочка от нас не улизнула. Я через час, нет, через два буду у тебя, и поедем к красотке в гости.
– А если она не захочет с нами общаться?!
– Постараемся её уговорить. Ты же у нас психолог. Вот и воздействуй на неё профессионально. Всё, ко мне врач пришёл. Сейчас меня обкалывать будет.
Два часа я металась по квартире. Во-первых, мне было страшно. К Грачевской я сунулась по дури, не совсем понимая грозящей опасности. Теперь у меня руки и нос похолодели от страха, и коленки подгибались, хотя где-то внутри у меня всё дрожало от охотничьего азарта.
А во-вторых… А вдруг я всё-таки ошиблась.
Через два с половиной часа, Ирина Александровна позвонила.
– Я у твоего подъезда. Спускайся. Ребята Горбовского подтверждают, что Потоцкая дома, а пацан её пока в школе. Поехали.
Ой, что будет!
Марина Игоревна оказалась женщиной почти фантастически красивой. Высокая, стройная с пышной гривой чёрных, как смоль волос и правильными чертами лица. На мой взгляд, её фигура была немного слишком атлетичной, но это ничуть не портило Потоцкую. И чего Валерий на ней не женился?
Она встретила нас страха и удивления.
– Ирина Александровна, Надежда Викторовна, что вас привело ко мне?
Так она нас знает. Ничего себе!
– Я хотела спросить, чем вас обидел мой сын.
– Ничем.
– Он вас обманул?
– Нет. И жениться на мне не обещал. Вам ведь это интересно.
– Да, – вступила я в разговор, – тогда, объясните, пожалуйста, чем вы недовольны.
Потоцкая посмотрела на меня так, что не будь я стервой, я обязательно устыдилась бы своего нахальства и бежала прочь от этой достойной женщины. Увы, я оказалась достаточно толстокожей. А, может, вспомнила свой ужас, когда металась по горящему манежу с маленькой Дилярой на руках, и предсмертное ржание Магнолии снова зазвучало в моих ушах. Да и раненое плечо заныло. На нервной почве, наверно.
Короче, мы пару минут играли в гляделки, и пространство между нами едва не искрило от ненависти. Потом Потоцкая нервно передёрнула плечами и заговорила горячо и быстро.
– Мы познакомились с Валерием на корпоративе, куда меня пригласили выступать. У нас было всего несколько встреч, но я точно знаю, что Никита его сын. Когда я сообщила Валерию об этом по телефону, он кислым голосом сказал, что решит проблему. Это был наш последний разговор. Потом все переговоры шли через эту мымру Ложкину. Валерий откупился от меня этой халабудой и унизительными алиментами. Я всё ждала, когда же он одумается. Потом он женился на этой модельке. Я с удовольствием узнала, что она родила психически неполноценного ребёнка. А мой Никита умный и красивый. Он с четырёх лет шахматами занимается, в математический кружок ходит. К сожалению, я не могла переговорить с Валерием лично. Этот цербер в юбке охранял хозяина, как государственную тайну. Да и жена эта никчёмная между нами стояла. С этой дурой я быстро разобралась. Но и овдовев, Валерий не стал ближе. Можете представить, как мне обидно было сознавать, что все деньги достанутся этому дебилу Славику. А потом ещё и ты, стерва, нарисовалась. Я сразу почувствовала, что ты Валерия чем-то зацепила. С твоей-то рожей! Но, если бы он женился на тебе, могли родиться ещё дети, и тогда у Никиты совсем не осталось бы шансов. Вот я и решила убрать тебя.
В эту минуту раздался грохот выламываемой двери, и в квартиру влетели недобрые ребята в камуфляже.
Когда Потоцкую увели, я растеряно спросила:
– Ирина Александровна, откуда они взялись?
Старуха хихикнула и показала мне микрофон на своей блузе.
– Я не ты, я грамотно подготовилась. Ладно, поехали в школу, Никиту заберём. Что там как решат, пока непонятно, но не бросать же пацана одного.
Детектив с воробьём
Сначала я увидела глаз. Глаз был круглым чёрным и очень блестящим.
– Чирик, – крикнул обладатель глаза.
Кажется, он был чем-то недоволен.
Я не знала, что ему ответить, и поэтому промолчала.
– Чир-р-рик! Чир-р-рик!
Я попыталась подняться…
***
Передо мной маячила жуткая бледно-голубая фигура без лица. Живыми у чудовища были только два глаза. Мне стало страшно от этих, преследовавших меня глаз. Я зажмурилась с такой силой, что моим собственным глазам стало больно.
– Ага, очнулась, наконец. Как ты себя чувствуешь? – Донёсся откуда-то вполне человеческий голос.
Чувствовала я себя плохо. Особенно болела голова. Мне казалось, что она разбита на много кусочков, и каждый из них сильно болит. И боль всех этих кусочков складывалась во что-то совершенно невыносимое.
– Александр Петрович, она пришла в себя!
– Хорошо, сейчас подойду.
Я заставила себя открыть глаза. Откуда-то сбоку приблизилась ещё одна безликая фигура. Я заставила себя присмотреться. Фу-у. Ну, и ничего страшного. Это просто человек. В тёмно-синей хирургической пижаме. А безликим он кажется оттого, что у него на лице медицинская маска! Я, наверно, просто в больнице. Вот только, как я сюда попала? Ничего не помню.
– Деточка, хорошо, что ты пришла в себя. Ты сейчас на аппаратном дыхании, поэтому, не пытайся говорить, всё равно не получится. Но если ты меня понимаешь, просто прикрой глаза.
Я послушно хлопнула глазами.
– Замечательно! – Обрадовался мой собеседник. – Ты помнишь, что с тобой случилось?
Я попыталась пожать плечами, но не уверена, что у меня получилось.
– А как тебя зовут, помнишь?
Ну вот, я и имя своё забыла. Ужас! Что же теперь делать? Мне захотелось плакать.
– Ничего страшного, поспешил успокоить меня врач(?). Я сейчас буду называть тебе разные имена, а ты, если узнаешь своё, опять моргни.
Он принялся медленно и старательно выговаривать:
– Аня… Наташа… Лена… Маша… Катя… Люда…
Я поспешила опустить веки. Ну, конечно же, Люда! Как я могла забыть. Меня так назвали в честь бабушки. Папиной мамы. Людмилы Андреевны Кукушкиной.
– Вот и славно. Теперь, Людочка, отдыхай, набирайся сил. Всё плохое уже позади, и теперь ты будешь просто выздоравливать. А я пока пойду и скажу твоим близким, что ты пришла в себя. А то они очень волнуются.
Он ушёл, а я закрыла глаза. Оказывается, я уже успела очень устать. Как будто не глазами хлопала, а пару часов в спортзале напрягалась. Что же со мной произошло? И почему я ничего не помню? И тут мне показалось, что передо мной опять появился тот жуткий блестящий глаз! Кажется, я попыталась убежать или закричать. Не помню.
***
Маму и папу пустили ко мне на следующий день. Глаза у мамы были красные: наверно, она много плакала. Папа старался держаться молодцом, но выступившим на лысине и висках капельках пота, я поняла, что это ему нелегко.
Мне очень хотелось успокоить их, но говорить я по-прежнему не могла. Честное слово, женщина, лишённая возможности говорить – несчастнейшее создание!
И вообще, я чувствовала себя наполовину окуклившейся гусеницей, из-за множества оплетавших меня трубочек. Жуть! Судя по испуганным маминым глазам всё было ещё хуже, чем я могла себе представить.
Впрочем, ощущать и рассуждать я могла недолго, снова провалившись в какой-то плотный туман.
***
Как выяснилось позже, в этом странном состоянии я провела несколько дней. Иногда, я осознавала, что где-то рядом со мной мама, но по-настоящему отреагировать на это я не могла.
Наконец, врачи решили, что меня можно отключить от аппарата искусственного дыхания. Ко мне вернулся дар речи. Тихо слабо невнятно, но всё же, я теперь могла говорить.
По этому поводу, мама и папа снова пришли ко мне вдвоём. Наконец-то я узнаю что произошло!
– Что со мной случилось? – Спросила я.
– На тебя напали в парке у метро, когда ты возвращалась из института, – ответила мама.
А почему я ехала на метро? Я же обычно езжу в институт на машине. Ах, да, кто-то накануне разбил в моём «Смарте» все стёкла. Ну, надо же, как всё совпало!
– А кто напал?
– Неизвестно. Но вряд ли это был вор. Телефон, деньги – всё на месте, сказал папа.
– Только обручального кольца нет, – добавила мама.
– А кольцо… Я его сама Тимуру вернула неделю назад.
– Вы поссорились?! – Мама так удивилась, что вскочила и заметалась по тесной палате.
– Мама, мы не поссорились, я его просто видеть больше не могу.
– Но почему ты нам ничего не сказала?
Я хотела ответить, что уже достаточно взрослая, чтобы некоторые вопросы решать самостоятельно, но тут следящий за мной прибор завыл. Тут же прибежала медсестра, прижала к моему лицу дыхательную маску и категорически заявила родителям, чтобы они покинули палату.
Мой папа, крутой бизнес-воротила, которого конкуренты боятся до обморока, и мама, которую и сам папа побаивается, испуганно съёжились и тихо попятились прочь.
***
Болеть скучно. Наверно меня накачали какими-то лекарствами, и головная боль стала не такой сильной, но только, когда я не пыталась повернуть голову или скосить глаза вбок. Двигать руками и ногами я не могла из-за жуткой слабости. Кроме того, ужасно мешали всякие трубочки и липучки, которых на мне оставалось гораздо больше, чем хотелось бы. Оставалось лежать, глядя в потолок, и думать. Возможно, думать при травмах головы тоже не полезно, но не думать я просто не умею.
Итак, меня попытались убить в парке около метро. Если я возвращалась из института, то должна была оказаться в парке часов около шести. Там же народу в это время много! Именно через парк проходит дорожка к новому жилому кварталу и к остановке областных автобусов. Разгар весны, длинные и светлые вечера, хорошая погода. Это, каким же надо быть идиотом, чтобы нападать в таком неудачном месте и в такое время! Но, тем не менее, кто-то на меня напал. И весьма результативно, надо признать. Но зачем? Ничего ценного не взяли, следовательно, нападение было совершено не с целью ограбления. А может, нападавший просто не успел меня ограбить. Кто-то его спугнул. Но это можно было предположить заранее, учитывая место и время нападения.
Жаль, что я не помню ни самого нападения, ни того, что случилось непосредственно перед ним. Только этот жуткий блестящий и круглый глаз!
Наверно, вспомнив этот глаз, я разволновалась настолько, что прибор опять взвыл. Тут же прибежали медики, поставили капельницу, да ещё и сделали весьма болезненный укол.
Всё стало погружаться в вязкий туман.
***
Я не знаю, сколько прошло времени, но в палате было полутемно – горела только дежурная лампа. Я снова постаралась вспомнить события, предшествующие нападению.
Это случилось, кажется, в четверг. Что у нас было в четверг? Надо всё вспомнить, как можно подробнее.
Утром я едва не проспала, потому что будильник прозвенел на полчаса раньше. Ну, да. Машину-то пришлось отдать в ремонт, а на общественном транспорте до института пилить почти полтора часа… На завтрак Антонина подала сырники с вишневым киселём. Она готовит потрясающие сырники… Народу в метро было много, на Киевской, где я делала пересадку, еле удалось втиснуться в вагон… Сначала у нас были лекции по полимерам, и по нанотехнологиям, потом сдвоенная лабораторка по комплексным соединениям… Юля Черникова попросила, чтобы я её подвезла, а я сказала, что машина сломана. И мы вместе пошли к метро. А что было потом? Тут мне опять вспомнился страшный глаз, и мысли безнадёжно смешались.
***
Почему мне всё время вспоминается этот ужасный глаз? Может, преступник, напавший на меня, был одноглазым. Ага, Циклоп Филёвский! Глупость, какая. Да и форма глаза странная, такой у людей не бывает. Нет, надо постараться забыть про этот глаз, и вспомнить всё остальное.
***
Прошло ещё два дня. Мне никак не удавалось вспомнить точно, что же тогда произошло в парке. Я вновь и вновь возвращалась к воспроизведению предшествующих событий. Вот после лекции мы с Викой решили выскочить в кафе пообедать. К нам присоединились Мигель и Стасик. На выходе что-то задержало меня, и потом мне пришлось бежать, чтобы догнать ребят. Но, что меня задержало? Меня кто-то окликнул? Нет! Мне кто-то позвонил. Точно, позвонил! Но почему я не могла говорить на ходу? Разговор был таким важным? Или мне, почему-то, не хотелось говорить при друзьях? Ну, вот, опять этот глаз. Хоть рогатку с собой в воспоминания бери, честное слово!
***
Ко мне пришёл следователь. Я немного разволновалась из-за этого. Что я ему скажу? Я же ничего не могу вспомнить. Наверно, подумает, что я совсем дурочка.
Следователь оказался доброжелательным спокойным дядькой лет тридцати. Звали его Вениамин Михайлович. Если его и раздражала моя забывчивость, то виду он не подавал.
– Понимаете, Людмила, в парке произошло ещё два нападения на девушек. К сожалению, в тех случаях девушки погибли. Вы единственная, кому удалось выжить. И нам с вами надо остановить убийцу.
Ого. Он рассчитывает на мою помощь! Как жаль, что я не могу ничего вспомнить! Если бы не этот глаз…
– Вы не волнуйтесь. Давайте будем восстанавливать произошедшее постепенно.
Как будто я сама не хочу этого! Особенно теперь. Ведь от того, что я смогу вспомнить, может быть зависит жизнь ещё каких-то девчонок. Остановить гада просто необходимо! Вот только как?
Проклятый глаз снова замаячил перед моим внутренним взором, но следователь не дал проклятой гляделке отвлечь меня.
– Вот это схема парка. Здесь вы вышли из метро, а вот тут остановка автобуса. Вам надо было пройти совсем немного по краешку парка. Постарайтесь вспомнить, как вы оказались вот тут.
– Я хорошо помню этот парк, я ещё девчонкой облазила его весь. Насколько я могу судить, в этом месте должен быть небольшой овраг, заросший кустами черёмухи.
– Совершенно верно. Там ещё по дну ручеёк протекает.
– Но там же, очень сыро и грязно. Там можно гулять летом, но лезть туда в апреле, да ещё в светлом пальто и на каблуках! Меня, похоже, сильно стукнули по голове!
– Люда, вас ударили именно в этом овражке, и, судя по следам, вы пришли туда самостоятельно и добровольно, уверенной походкой здорового человека. Вы физически не могли так двигаться после полученной травмы.
– А, может, я сошла с ума? Или меня чем-то опоили? Как я могла повести себя так глупо?! В детстве мы в этот овражек за черёмухой лазали. Но сейчас она ещё не цветёт! Да и мне уже не десять лет. Зачем меня туда понесло?
Я даже постаралась приподняться на кровати, но резкая головная боль, вернула меня в горизонтальное положение и заставила судорожно глотать воздух.
В кровавом тумане, застлавшем мой взор, я опять увидела проклятый глаз.
***
После разговора со следователем меня опять нашпиговали лекарствами по самые уши. Перед тем, как провалиться в беспамятство, я вновь увидела глаз, но сейчас я была на него так сердита, что он не рискнул долго донимать меня.
***
Здоровье медленно, но верно возвращалось ко мне, вот только вспомнить, что произошло, я никак не могла. Каждый раз, когда я пыталась восстановить в памяти события того проклятого вечера, передо мной вновь возникал круглый блестящий глаз.
Ну, всё, хватит! С этим надо что-то делать!
Когда врач, Александр Петрович в очередной раз пришёл ко мне, я решила поговорить с ним начистоту.
– Александр Петрович, почему я всё забыла?
– Людочка, давайте определимся. Во-первых, вы не всё забыли. Вы помните своё имя, адрес, название института, где вы учитесь и многое другое. По сути, вы не можете вспомнить только сам факт нападения на вас, и события короткого промежутка времени, непосредственно предшествующего этому нападению. Ни компьютерная томография, ни обследования невролога не показали никаких серьёзных физиологических причин для этой амнезии.
– Причин нет, а амнезия есть.
– Возможно, эта амнезия связана у вас с психологическими причинами.
– Это как?
– Похоже, вы, почему-то инстинктивно не хотите вспоминать случившееся, и подсознательно блокируете эти воспоминания. Мне приходилось наблюдать такую картину у жертв сексуального насилия, когда сознание буквально выталкивает воспоминание о муках и унижении. Но вы не были изнасилованы. Это совершенно точно. Следовательно, причина отторжения определённых воспоминаний связана с чем-то другим.
