Татьяна Мефодьевна Постникова
Дилетантские детективы с животными
Через несколько минут появилась и Лидия Львовна.
– Ну, что делать будем? – Спросила Лена.
– А, может, её запереть где-нибудь? – Предложила Марина.
– Маришенька, ты же знаешь, что снаружи у нас запираются только папин кабинет и Гришенькина комната. Но, ни к бумагам Михаила Сергеевича, ни к Гришиным питомцам эту фурию подпускать нельзя. А из остальных помещений у нас запираются только туалеты и ванные комнаты, и те изнутри. Я отвела её в гостевую комнату. Она там бродит, лапает картины и мебель, и, мне кажется, до утра не выползет, – сказала Лидия Львовна, а потом обратилась ко мне, – спасибо вам, Ирина Анатольевна, вы идите, отдыхайте, вам, же завтра на сутки, сегодня мы всё равно уже ничего сделать не сможем, а завтра вечерком я с Михаилом Сергеевичем попробую переговорить.
– Спасибо, Лидия Львовна, я, действительно, пожалуй, пойду. А вы тут держитесь.
***
Утром я помчалась на работу. День пока начинался неплохо. Я посетила своих вчерашних и позавчерашних пациентов, и с удовольствием отметила, что никаких неприятных сюрпризов судьба мне не подготовила. До начала плановой операции у меня оставалось сорок минут, и я решила выпить кофе и позвонить Лене, чтобы узнать "фронтовые" новости.
– Я ей дала одну из своих карточек, на которой оставила двадцатку и карту тройка, и мы её отправили гулять по Москве. Может, заблудится.
– Не надейся. Как-то она нашла вас в первый раз.
– Да, я об этом не подумала. Но как же эта ведьма возмущалась такой маленькой суммой. Орала, что небогато мы живём, а собак из-за границы выписываем. Дались ей эти собаки. Я ей объяснила, что сейчас очень много денег уходит на мамино лечение, и что папа только что оплатил моё обучение в Оксфорде. Это её тоже страшно возмутило, дескать, она в Кемерово училась и умная получилась, а в Оксфорде вонючем ума мы не получим.
– Она ещё и поэтесса?!
– Ага! Ужас просто! Она нам за завтраком какие-то рифмованные моралите читала. Собственного сочинения!
– Потрясающее везение! Творческий, человек, понимаешь.
– В общем, я эту творческую личность еле выпихнула. Хоть денёк подышим спокойно. Жаль, что она вечером будет папе мозги выносить, но в театр пойти я её не уговорила. Приличные женщины, по её мнению, вечером должны быть дома.
– А она не забыла добавить, что у себя дома?
– Похоже, она наш дом уже считает своим. Бродит везде. На прислугу покрикивает. А нас всё обмусолить питается и бедными сиротками называет. Все уже на пределе. Мы с Лидией Львовной решили, что если Баба Яга придёт раньше папы, мы Виконта с Бароном к Юрию Васильевичу отведём, чтобы они нашу драгоценную гостью не сожрали ненароком. Их прямо трясёт от злости, когда они эту бабу видят.
Я убеждённая атеистка, но тут я просто не могла, ни сказать: "Господи, помоги семье Громухиных!"
***
Ночь в больнице прошла относительно спокойно, и мне даже удалось вздремнуть в ординаторской, а в половине седьмого утра, когда я завтракала, ко мне примчалась Ленка со свежими новостями.
Вечером Михаил Сергеевич вернулся с работы очень поздно, и гостью не увидел, только немного удивился, что собаки его не встретили. Правда, он был такой уставший, что даже говорить толком не мог.
А на следующий день Михаил за завтраком встретился с тётушкой, был с ней отменно вежлив, а потом прошёл в кабинет, вызвал туда Лидию Львовну и спросил, кто эта дама.
– Это же ваша троюродная тётя Аделаида Панкратовна из Кемерово, – ответила домоправительница.
– Я не припомню никаких родственников в Кемерово. У нас четыре поколения жили и живут в Москве или ближайшем Подмосковье. Вот только родители мои пожелали на старости лет приобрести домик в Гурзуфе. Но где тот Гурзуф, и где Кемерово. Вы, наверно, не поняли. Скорее всего, это Машенькина родственница. Ладно, пусть пока поживёт, а мы потом с Машенькой свяжемся по скайпу, и всё выясним.
Ленка, пересказывая эту беседу, особенно веселилась над словом "дама", которым папа обозначил Бабу Ягу.
– Ну, и как? – Спросила я.
– Папа на работу уехал, а у меня Баба Яга ещё двадцатку выклянчила. Я ей пыталась объяснить, что большинство московских пенсионеров и на меньшие деньги целый месяц живут, коммуналку оплачивают, а ещё питаются и одеваются. А она мне ответила, что, дескать, некоторые собак из-за границы выписывают, и детей во всякие Оксфорды отправляют. Ну, я ей деньги на карточку положила, и гулять по Москве выпихнула.
***
Ближе к концу рабочего дня, когда я размывалась после очередной операции, мне позвонили из приёмного покоя, и сказали, что меня спрашивает плачущая девочка. Первая мысль была, естественно, о Машке. Я скатилась с лестницы, не дожидаясь нашего медлительного лифта.
В маленьком коридорчике у служебного туалета сидела Маришка, и маленькими глоточками пила из мензурки валерианку.
– Мариша, что случилось?
– Алиса умерла.
Я украдкой вздохнула с облегчением.
– Маришенька, Алиса была очень старой кошкой, и это могло случиться со дня на день. Мне очень жаль, но жизнь наших любимцев много короче человеческой. Но она была очень хорошей кошкой, а мне мама говорила, когда я была маленькая: "Все хорошие животные непременно попадают на радугу".
– Тётя Ира, ты не понимаешь, она нехорошо умерла.
– Что значит нехорошо?
– У неё судороги были сильные и пена изо рта. Я думаю, что Баба Яга что-то отбила ей, когда пинала в живот.
– Может быть… Хотя это больше похоже на отравление. Еда, вода – всё было, как обычно?
–Да.
– Если кормушку и поилку ещё не вымыли, заверни понадёжнее и спрячь подальше, я отдам в ветеринарную лабораторию.
– Лидия Львовна сразу велела всё вынести в отдельном пакете на дальнюю помойку, а Екатерина Макаровна убирается с дезраствором.
– Тоже неплохо. Сейчас внимательно следите за кормушками животных. Пусть они едят только в вашем присутствии.
– А вы думаете, что эта гадюка может плюнуть кому-то в кормушку?
– Ну, плюнуть, не плюнуть, но подсыпать или подлить что-то может запросто.
– Ведьма, ведьма, ведьма! Скорее бы она от нас уехала!
– Маме пока про Алису не проболтайтесь.
– Папа сегодня звонил в клинику, говорил с врачом. Маме сегодня делают химию в сочетании с иммуноглобулином. Она только под капельницей четыре часа пролежит, а потом сегодня, завтра, а, может и послезавтра будет слишком слабой для разговоров.
Я хотела объяснить Маришке, что лечение онкологии само по себе шок для организма, но тут медсестра из приёмного покоя выскочила с телефонной трубкой в руке и сказала, что у Терентьева открылось вторичное кровотечение, и меня срочно требуют в оперблок.
***
Домой после полуторасуточной работы я добралась на ватных ногах, покормила Трошу, зная, что дети непременно два, а то и три раза выводили её сегодня на прогулку вместе с догами, и завалилась спать.
Фокстрот обычно спала у меня в ногах. Но тут она вдруг вскочила и яростно залаяла. Воры к нам забраться не могли. Территория посёлка охранялась надёжно, а над воротами и по периметру ограды Громухинского сада стояли камеры.
Неужели, Громухины не выдержали и сослали эту Гидру Лернейскую ко мне. Ну, спасибо, ребята! Я торопливо накинула халат и спустилась вниз. Если Баба Яга решила погостить и у меня, я её просто не пущу. Пусть переночует в беседке в саду. Сейчас лето, не замёрзнет.
Из-за двери я услышала тихие стоны и слабое поскрёбывание. Дела-а! В таком состоянии я даже Бабу Ягу не могла оставить на улице. В крайнем случае, сама в беседке переночую, а, может мне повезёт, и Кемеровскую тётушку госпитализируют.
Я распахнула дверь. На пороге лежала Эсмеральда. Судя по тому, как были неестественно вытянуты её задние ноги, я поняла, что они у бедной енотихи отнялись. Кряхтя от натуги, я подняла увесистую тушку, с трудом внесла её на кухню и взгромоздила на стол. Потом я позвонила ветеринару доктору Жене, который наблюдал всех наших животных, и попробовала сделать Эсмеральде промывание желудка. Несмотря на парез задних конечностей и мучительные судороги, зверюга передними лапами и зубами действовала достаточно бодро, и мне пришлось будить и вызывать на помощь Лену.
Евгений Геннадиевич Седых, чаще называемый нами, доктором Женей, был огромен, громогласен и своим помощникам спуску не давал. Мы с Леной и сочувствующей Трошей белками носились по лестницам, потому, что доктор Женя требовал от нас, то чистые полотенца и простыни, то тазы с тёплой водой, то одеяла. Естественно наш домик сиял, как новогодняя ёлка, а так как он стоял ближе к воротам, чем основной дом, и прочие постройки, полиция вломилась именно к нам.
– Капитан Гуляев! – Резко представился один из полицейских, который, судя по всему, был главным, и спросил отрывисто. – Где труп?
За что я уважаю доктора Женю, это за то, что во время работы со своими пациентами он абсолютно равнодушен к посторонним раздражителям. Полиция, армия, извержение вулкана его в этот момент абсолютно не волнуют.
– Мы надеемся, что трупа не будет, – флегматично отозвался он, делая Эсмеральде инъекцию антидота.
Мы-то с Ленкой основательно струхнули, увидев четверых вооружённых людей на моей кухне, а доктор Женя даже не обернулся в их сторону. Фокстрот тоже оказалась на высоте, и хотя она прижалась к моим ногам, хвост отважно держала вверх.
– Будем оформлять ложный вызов? – Неуверенно спросил Гуляев. – Учтите, господа, за это штраф полагается.
Тут дверь снова распахнулась, и дом ворвалась Кемеровская тётушка. Может, она правда ведьма и на метле летает. Расстояние-то между нашими домами приличное.
– Что вы, недоумки, здесь делаете? – Завизжала она. – Хозяин дома отравлен, а они тут с крысой возятся.
– Как отравлен?! – я заорала так, что даже нахальная Эсмеральда постаралась сделаться невидимой. – «Скорую» вызвали?
– Я считала своим гражданским долгом в первую очередь вызвать полицию, потому, что тут явный криминал. Все живы, здоровы, а Мишенька, племянничек мой несчастный в судорогах корчится, и пена у него изо рта так и лезет, так и лезет. Видно не дают кому-то покоя Мишенькины миллионы!
Я не стала дослушивать подробностей, а огромными прыжками помчалась к дому, на ходу вызывая «Скорую».
– Громухин Михаил Сергеевич, пятьдесят два года, предположительно, отравление крысидом, адрес… У ворот вас встретит садовник и проводит в нужный дом.
Потом я разбудила по телефону садовника.
– Юрий Васильевич, через несколько минут подъедет «Скорая», встретьте их, пожалуйста, у ворот и проводите к Михаилу Сергеевичу в спальню. Похоже, его отравили.
– Догадываюсь кто, – невнятно пробормотал садовник, по-видимому, торопливо натягивая на себя что-то из одежды в этот момент, – своими руками кобру придушу!
Ленка умчалась далеко вперёд, а полицейский, что бежал наравне со мной, одышливо спросил:
– Откуда, вы знаете название яда?
– Вы застали нас в тот момент, когда мы енотиху от крысида спасали. Сомневаюсь, что в доме появилось несколько видов яда. Здесь ничего такого вообще никогда не держали.
Ленка встретила нас на пороге.
– Жив? – Спросила я задыхаясь.
Разговоры во время сумасшедшего бега в сорок, с хорошим хвостиком, лет уже даются непросто.
– Жив, но судороги такие, что он даже с кровати упал. Тётя Ира, а вдруг папа умрёт?!
– Не паникуй раньше времени. Быстро буди Лидию Львовну, и потом обе ко мне на помощь.
***
«Скорая» приехала быстро, как я потом узнала, полицейские продублировали мой вызов, и к нам послали ближайшую машину. Врач «Скорой» мгновенно оценив мои профессиональные действия, спросил:
– Вы врач?
– Хирург Величевская.
– Я вынужден буду это зафиксировать в протоколе, коллега. Вы же законы знаете?
– Конечно.
Законы пишут те люди, которые высоко сидят и так далеко глядят, что нас, ничтожных, просто не замечают. Дипломированный врач, если он не находится на своём рабочем месте, не вправе оказывать профессиональную помощь пострадавшему. А это значит, что если Михаила всё-таки не удастся спасти, то сидеть мне долго и счастливо в какой-нибудь колонии. По крайней мере, достаточно, что бы подумать, как я дошла до жизни такой. Почему-то законодательно у нас должны оказывать первую помощь пострадавшему непрофессионалы, которые ломают рёбра, делая искусственное дыхание, пытаясь вытащить, зажатого в машине, человека просто разрывают ему позвоночник, и даже выводя несчастного из простого обморока, умудряются сломать ему скуловую кость.
Я сообщила все свои данные и описала уже проведенные процедуры молодому фельдшеру, который всё это тщательно записал, и мы с Лидией Львовной и Леной вышли из комнаты, чтобы не мешать профессионалам, действующим на законном основании.
Немного придя в себя от пережитого ужаса, Лидия Львовна спросила:
– Интересно, что делала наша Кемеровская тётушка в спальне Михаила Сергеевича в такое необычное время?
Ленка захихикала, наверняка представив эту тушу, пытающуюся совратить отца. Я понимала, что это у девочки нервное, но всё-таки погрозила ей пальцем, дабы унять её расшалившееся воображение.
– Да она его и отравила, гадюка подколодная, – уверенно заявил садовник, не без труда удерживающий разволновавшихся догов.
– Вряд ли, – возразила я, – это яд не мгновенного действия. Должно было пройти несколько часов после его употребления, поэтому возблагодарим судьбу, что Аделаиде Панкратовне не спалось, и она шаталась по дому. Но как её занесло в спальню Михаила?
Тут следует сделать небольшое отступление, и объяснить некоторые особенности устройства быта в семье Громухиных. Дело в том, что кабинет Михаила, супружеская спальня, а также гардеробная, туалет и ванная комната старших Громухиных находятся в обособленной части дома, куда можно попасть из небольшого холла, где стоят лежанки для догов. В холл ведёт отдельная лестница. Заходить в эту часть дома без серьезной причины у домашних не принято. Даже дети туда не заходят просто так. Как там оказалась гостья – уму непостижимо. Хорошо собак не было. Там они её однозначно порвали бы.
В это время из спальни вышел врач «Скорой» и сказал, что прямой угрозы жизни больного нет, но он всё-таки настоятельно рекомендует госпитализацию, почистить печень, и прочие внутренние органы, а также понаблюдать за состоянием больного, пока весь яд точно не будет выведен из организма. После этого врач попросил увести собак подальше, собрать всё необходимое для больницы, и освободить проход.
***
Когда «Скорая» уехала, увозя Михаила, капитан Гуляев попросил всех живущих в доме собраться в гостиной, так как налицо была попытка отравления хозяина дома, и ему надо собрать все данные для протокола. Даже малышня, накинув халатики поверх пижамок, спустилась вниз, держась за руки няни и отчаянно зевая. Мы все расселись по диванам, креслам и пуфикам, дети устроились у камина, который по их просьбе растопил садовник. Всем нам было как-то зябко.
Лидия Львовна взяла на себя труд представить всех.
– «Скорая» сейчас увезла Михаила Сергеевича Громухина, хозяина дома. Его жена – Мария Антоновна Громухина уже пятый месяц находится на излечении в клинике в Германии. Поэтому, позвольте мне, как экономке, представить присутствующих.
Один из полицейских что-то записывал в блокнот, другой держал диктофон.
– Начну с себя. Меня зовут Лидия Львовна Козодоева. Вот мой паспорт. Работаю в семье Громухиных уже более десяти лет. Теперь представлю членов семьи. Елена Михайловна Громухина, семнадцать лет. Только что окончила школу, скоро уезжает учиться в Англию. Гриша, Григорий Михайлович и Марина Михайловна Громухины, близнецы, им по двенадцать лет, учатся в школе, ну и самые младшие Громухины: Никиша и Наташа. Им по шесть лет. Семья очень дружная, все любят друг друга. Теперь представлю служащих в доме. Надежда Владимировна Иванова – няня младших детей. Работает у Громухиных почти с рождения Гриши и Мариши. Считайте, вторая мама. Повариха Медея Арташесовна Арутинян. Работает в доме шесть лет. Великолепная кулинарка. И никогда никаких пищевых отравлений не было. Её помощница Оксана Игнатьевна Пилипенко. Работает три года. Никаких нареканий. В доме также есть две горничные: Екатерина Макаровна Пескова, работает четыре года и Нина Игоревна Кошкина, работает два года и собирается нас покинуть, но не вследствие каких-то обид или недовольств, а просто потому, что поступила в Институт Гостиничного хозяйства. Нина, я правильно назвала институт?
– Да, правильно, правильно. Какая разница? Думаете, мне самой отсюда уходить хочется? Но ведь Михаил Сергеевич уже оплатил первый год моей учёбы, теперь и на попятный идти неудобно вроде, – вздохнула девушка.
– Ещё в доме постоянно живёт садовник Юрий Васильевич Окунёв. Правда, вход к нему отдельный. Юра, я не помню, сколько ты работаешь у Громухиных.
– Столько не живут, – хмыкнул садовник, – я прорабом на стройке дома был. Почти тринадцать лет, короче. И хочу сказать, что никогда у нас тут никого не травили. Единственное отравляющее вещество я в прошлом году применял, оно было предназначено против тли и белокрылки. Для людей и животных безопасно.
– А вообще, крысиный яд есть в доме?
– Да, Боже сохрани! – Воскликнула Лидия Львовна. – У нас же кошки! А если кто-нибудь из них отравленную мышь съест? Да и нет у нас ни мышей, ни крыс, в доме кошки за порядком следят, а в саду фокстерьер всех давно разогнал, да и енот по возможности ловит. Да, я, простите, не представила Ирину Анатольевну Величевскую. Она владелица маленького домика и старая подруга хозяев.
В это время в гостиной появился доктор Женя с Эсмеральдой на руках. Не обращая ни на кого внимания, он сказал Лене:
– Пойдём, положим её в клетку. Пять дней не выпускай, какие бы истерики она не закатывала. Если будет хуже, завтра звони. Я опять поставлю капельницу. Кормить только тем, что я прописал. Жить будет, шкодить тоже.
Они с Леной торопливо вышли из комнаты, а Лидия Львовна поспешила представить доктора Женю.
– Это Седых Евгений Геннадиевич, ветеринар. Он здесь не живёт, только приезжает при необходимости. Он следит за здоровьем наших животных. Ещё у Михаила Сергеевича есть два телохранителя и водитель, но они, тоже живут отдельно.
– Ну, что же, – сказал капитан Гуляев, – там сейчас подъехала оперативная группа. Дальше работать будут они. А мне, напоследок, хотелось бы узнать имя ещё одного из присутствующих. Кстати, почему вы, Лидия Львовна, не представили нам этого человека?
Домоправительница смутилась.
– Я, честно говоря, не знаю кто это.
– Память у тебя короткая, наймитка бестолковая, – злобно прошипела Баба Яга – Я же говорила, что я троюродная Мишенькина тётя Ада из Кемерово. Аделаида Панкратовна Громухина.
– Неправда, – холодно сказала Лидия Львовна, – Михаил Сергеевич вас не признал. У него вообще нет, и не было родных в Кемерово. Припомните, может быть, в родстве с Марией Антоновной.
– Нет, – звонко крикнула Наташа, – я бабушке Оле звонила и фотку Бабы Яги ватсапнула. Маме эта тётка никакая не родня.
– Как интересно! – Воскликнул Гуляев. – Так чья же вы родственница, мадам?
– Мишенькина, – упрямо повторила «тётушка».
– Да что мы гадаем, – фыркнула Лена, – давайте прямо сейчас по скайпу свяжемся с бабушкой и дедушкой, родителями папы. Делов-то! Уж они-то знают, чья вы тётя.
– Хорошая мысль, – одобрил Гуляев.
– Мы давно не виделись, – недовольно буркнула Аделаида Панкратовна, – они могут меня не узнать.
– Давно не виделись, а дом Громухиных сразу нашли? – Уточнил один из полицейских.
– Я бывала здесь проездом, правда очень давно, ещё этой грымзы не было, – гостья ткнула пальцем в Лидию Львовну с такой злобой, что доги опять напружинились, приготовившись напасть на агрессивную бабу.
– Лидуши не было, а я тут работаю с момента планировки дома, и тебя, никогда не видел, хотя на память не жалуюсь, – решительно заявил садовник.
Кемеровская тётушка беспокойно завозилась в глубоком кресле, словно желая из него выбраться. Но быстро вскочить ей не удалось. К тому же как-то так получилось, что двое полицейских оказались рядом с креслом, а один у двери. К нему присоединился и наш Юрий Васильевич с обоими догами.
Один из полицейских протянул капитану Гуляеву планшет, тот взглянул на экран и удовлетворённо хмыкнул.
– Ну, что же, если вы сами никак не можете разобраться в том, чья это родственница, возможно, я смогу помочь вам. Тем более что Аделаида Панкратовна, кажется нам, полицейским знакома лучше, чем вам. Или к вам, мадам следует обращаться по-другому, например, Алла Петровна, Антонина Павловна, или Акулина Прохоровна.
– Так это не тётушка? – Ахнула Лена.
– Может быть, кому-то и тётушка, – пожал плечами Гуляев, – но представляясь вам, она солгала. Зовут её совсем не Аделаида Панкратовна. При рождении эта особа получила имя Анна Павловна Синеглазова, – продолжил он, не отрывая глаз от гостьи.
– Какое имя-то красивое, – вздохнул садовник, – а эта жаба, Господи прости, даже его не удержала. Всяко себя назвать была готова, лишь бы людей честных обманывать.
– Вы правы, Юрий Васильевич, – вздохнул Гуляев, – недостойна оказалась она красивого имени, и потому больше известна в определённых кругах, как Резвушка.
Лена и Никишка хихикнули, а Марина прошептала:
– Ну не фига же себе, Резвушка! Бегемот на пуантах!
Капитан сделал девочке страшные глаза, и задумчиво пробормотал:
– Правда людей травить она ещё не пробовала. Может быть, старость подступает, и приходится менять амплуа.
– Но ведь…
Я и быстренько прикусила язык.
Стоп. А то сейчас как со «Скорой» получится. Но там я жизнь человека спасала, в таком вопросе, иногда минуты решают. Да и, в конце концов, кто я такая, чтобы учить сыщиков работать. У них и знания есть нужные и опыт, да и результаты экспертизы им, а не мне, будут известны.
– Ну, а теперь, я хотел бы взглянуть, что вы успели интересного найти в этом доме, Анна Павловна, – сказал полицейский.
– Нина, Катя, принесите вещи нашей гостьи, – попросила Лидия Львовна.
– Лейтенант Трофимов, поднимись с девушками. Ну, а вы, Анна Павловна, не хотели бы мне что-то пока рассказать? Или в чём-то признаться?
Кемеровская тётушка вздёрнула подбородок и демонстративно отвернулась от капитана.
Обе горничные и лейтенант спустились по лестнице буквально через пару минут. Трофимов нёс пузатый баул.
– Эта сумка стояла у двери в комнату, – сказал Трофимов, – горничные опознали в ней багаж гостьи.
– Что же, посмотрим, что там, – Гуляев расстегнул сумку.
Сверху лежал халат или платье, а ниже…
– Что тут у нас? Иконка маленькая, похоже, старинная.
– Это икона называется "Преподобный Сергий у гроба своих родителей". Очень редкий сюжет, – сказала Маришка, – она стояла в спальне дедушки и бабушки. Преподобный Сергий – дедушкин ангел-хранитель.
– А это у нас что? Подсвечник? Бронзовый?
– Это антикварный подсвечник середины восемнадцатого века. Это папе друзья подарили на пятидесятилетие, – вздохнула Лена, – но их было два.
– А вот и второй, – сказал Гуляев, разворачивая очередной свёрток – никаких чудес. Ничто в этом мире не исчезает бесследно.
– А это что?
– Это библия нашего прадедушки с маминой стороны. Он был священником и сам получил её от своего отца, тоже священника, – сказал Гриша
– Ну, а дальше всякая мелочёвка пошла. Вот украшения женские: серьги и колечко из жёлтого металла с красными прозрачными камушками.
– Это серьги и кольцо из рубинового гарнитура, который папа подарил маме в благодарность за рождение Наташки с Никишкой, – сказала Лена, ещё колье есть, но оно хранится в папином сейфе. Колье мама редко надевала, а кольцо с серёжками постоянно носила и держала в шкатулке в спальне.
– Понятно. Ещё серьги с…
– Опалом, – поспешила объяснить Лидия Львовна, – это тоже из часто надеваемых.
– Ещё два кольца из жёлтого металла.
– Это всё хранилось в спальне, – кивнула Лена, – в шкатулке лежало то, что мама надевала почти каждый день. Но основные драгоценности – у папы в сейфе.
– А это у нас что?
Дети и садовник захохотали, даже чопорная экономка позволила себе улыбнуться.
– Это медали наших догов с собачьей выставки в Бёрне, – крикнул Никитка, отсмеявшись.
Гуляв тоже фыркнул.
– Мадам, а куда вы их собирались себе подвесить? – Спросил он.
– Ты можешь меня задержать, мент поганый, но издеваться права не имеешь, – прошипела «тётушка».
Какое ворьё трепетное пошло!
Больше в сумке не было ничего кроме скомканных газет.
– А газеты зачем? – Удивилась Марина.
– Для объёма, – пояснил капитан Гуляев, – чтобы сумка казалась набитой, но при этом была не слишком тяжёлой.
– Кстати, – сказала Лена, – она с этой кошёлкой, такой же раздутой, уже два раза уезжала по Москве гулять.
– Вполне могла ещё что-то вынести и где-то припрятать, – вздохнул полицейский, – Анна Павловна, здесь расскажете, или вам удобнее это сделать в более официальной обстановке?
– Обойдёшься!
– Тогда, мы, пожалуй, с Анной Павловной откланяемся. Мне ещё до конца дежурства надо кучу бумаг оформить, – Гуляев достал наручники и надел их на тётушку, – Трофимов, останешься здесь, поступаешь в распоряжение опергруппы, а мы поехали.
* * *
В эту ночь никому из нас уснуть так и не удалось. Сначала эксперт брал какие-то пробы, снимал у нас отпечатки пальцев, потом по заданию следователя Лидия Львовна, горничные и дети пытались составить списки пропавших вещей.
Наконец, полицейские покинули дом, а Медея Арташесовна и Оксана Игнатьевна приготовили ранний завтрак, и мы все собрались в столовой.
– Я так и не поняла, – вздохнула Лидия Львовна, – зачем Кемеровской тётушке понадобилось самой вызывать полицию, после того, как она подсыпала отраву Михаилу Сергеевичу.
– Я полагаю, что она ему яд не подсыпала, – сказала я.
– Вы хотите сказать, что Михаила Сергеевича отравил кто-то из нас? – Спросила Екатерина Макаровна, глядя на меня с ужасом.
– Нет, нет, – поспешила я успокоить испуганную женщину, – если вы позволите, я хотела бы вам изложить всё по-порядку, по крайней мере, так, как это я себе представляю.
– Ух, ты! – Горько засмеялась Лена. – Ты, тётя Ира, прямо как Эркюль Пуаро. Он тоже любил собирать всех и рассказывать, как произошло преступление.
– Ну, может быть и не Эркюль, но кое-какие соображения у меня есть, – призналась я, – но сначала я хотела бы кое-что уточнить. Самые ценные вещи Михаил Сергеевич хранит в сейфе, который стоит у него в кабинете?
– Да, – подтвердила Лена.
– А ключ…
– Единственный ключ только у хозяина. Я убираюсь только в его присутствии, причём делаю это сама, никто из горничных туда не заходит. Мы так с самого начала договорились, – поспешила пояснить Лидия Львовна.
– Значит, в кабинет, который наверняка, вызывал у вашей гостьи наибольший интерес, она могла попасть только в то время, когда Михаил Сергеевич был дома.
– Однозначно, – заявил Гриша, – но тут есть маленькая проблема: папа не любит, чтобы кто-то заходил к нему в кабинет без спроса.
– Само собой, – кивнула я, – но вряд ли он каждый раз запирает кабинет, когда ему надо ненадолго выйти в спальню или в туалет.
– Наверно, так, – сказала Лидия Львовна, – но у нас не заведено было входить в эту часть дома без причины. Поэтому точно утверждать, я не берусь.
– А зачем запирать, если в холле перед кабинетом и спальней обычно ночью спят Виконт и Барон? – Спросила Марина. – Чужих они не пустят. А никто из нас просто так туда не пойдёт.
– Итак, мы выяснили, что попасть в кабинет мошенница могла только в то время, когда Михаил Сергеевич был дома, и он ей нужен был живым. А, следовательно, нельзя не согласиться, что убивать хозяина дома мошеннице было не с руки.
– Получается так, – неохотно согласилась Медея Арташесовна.
– А вот подсыпать ему снотворное, пока он выходил в туалет или в ванную, она вполне могла, – продолжила я.
– Усыпить хозяина, чтобы потом спокойно поковыряться в сейфе, – сообразила Нина Игоревна.
– Или хотя бы попробовать, – мрачно буркнула Лена, – и ей на руку было то, что папа в кабинете иногда пьёт кофе.
– Она вполне могла притаиться на лестнице, ведущей к кабинету и спальне, и подкараулить удачный момент – подхватила Лидия Львовна, – когда хозяева уходят к себе, на лестнице остаётся только слабая дежурная подсветка.
– А почему она не усыпила всех? – Удивилась Надежда Владимировна.
– Ну, выслеживать каждого в доме – нереально. Пока всех выследишь, чтобы усыпить, уже первые усыплённые проснутся, – объяснила я, – значит, снотворное пришлось бы добавить в общую еду или питьё. Но при этом почти невозможно рассчитать дозу, а главное, в столовой или, смежной с ней, гостиной постоянно кто-то есть. Значит, надо было попасть на кухню.
– Да кто бы её туда пустил? – Возмутилась Оксана Игнатьевна. – Там у тёти Медеи микроб не проползёт, а тут этакая бабища бы заявилась!
– Вот поэтому-то, Кемеровская тетушка и не пыталась всех усыпить.
– Но откуда взялась отрава? – поинтересовалась Лидия Львовна.
– Да, ведь папа, и Эсмеральда отравились не снотворным, – крикнула Лена.
– А ещё Алиса. Она тоже умерла, – тихо сказала Маришка.
– Да. Я не видела смерти Алисы, но и Михаил Сергеевич и енотиха, похоже, были отравлены крысидом. Без всякого сомнения, яд был приобретён и принесён в дом Кемеровской тётушкой.
– Но зачем?! Если она не собиралась никого травить? – спросил Гриша.
– Гришенька, она не собиралась травить никого из людей. И ужасно перепугалась, когда поняла, что Михаил Сергеевич отравлен. Так испугалась, что со страху вызвала полицию.
– А кого же она хотела отравить? – Спросил Юрий Васильевич.
– Животных: Алису, Эсмеральду, собак.
– За что же зверюшек-то травить? – Удивилась Медея Арташесовна.
– Они ей мешали. Старая полуслепая Алиса, давно перепутавшая день и ночь, могла некстати попасться тётушке под ноги во время очередной ночной вылазки, и испуганным мявом разбудить весь дом. Догов тётушка по-настоящему боялась, к тому же они ей мешали крысятничать в кабинете и спальне. Да и, вообще, ограничивали свободное передвижение по дому. Если бы вы вовремя не перевели их в домик Юрия Васильевича, собак бы уже не было в живых. Она бы их точно уморила.
– А Эсмеральду-то за что? – спросила Марина.
– А Эсмеральда была своего рода соперницей, и её вороватые лапки запросто могли встретиться с «лапками» настоящей воровки в самом неподходящем месте.
– Какая гадость, – вздохнула Надежда Владимировна, – мало того, что она хладнокровно убивала невинных бессловесных Божьих тварей, но ведь она подвергала опасности и людей. И Михаил Сергеевич тому подтверждение. Но он взрослый сильный мужчина, а что было бы с детьми?!
Няня прижала к груди малышей.
Но Никитка вывернулся и спросил:
– Но кто, же отравил папу?
– Я думаю, это сделала Эсмеральда. Лена, помнишь, ты рассказывала мне, что как-то раз, енотиха своровала весь сахар из буфета в кабинете? Её ведь наказали за это?
