Татьяна Алхимова
Пятая группа

Пятая группа. Татьяна Алхимова

***

Жизнь – это просто мерцающий в темноте свет.

(Хаяо Миядзаки)

Темнота.

В помещении настолько темно, что его размеры угадать невозможно. Одна из стен полностью занята гигантским экраном, на который выведено изображение с камер наблюдения, установленных в доме на окраине пригорода: полупустая комната, около окна невысокий детский стол и такой же крошечный стул, на нём сидит мужчина в чёрной водолазке и синих джинсах. Он согнулся в три погибели и быстро водит рукой по белому тетрадному листку – пишет.

– Вы узнаёте этого человека? – раздаётся глухой мужской голос из динамиков. Где они расположены – неизвестно, поэтому кажется, будто звук льётся со всех сторон, даже из-под чёрного пола.

– Нет.

Том

Бывает легче читать между строк, чем строку за строкой.

(Генри Джеймс)

В эту маленькую серую тетрадь я решил записать всё, что успел узнать. Хотя прекрасно понимаю, что читать это вряд ли кто-то станет просто потому, что не найдёт мои записи. Некому будет искать.

Но я толком не могу сказать, зачем делаю это: наверное, для того, чтобы не сойти с ума, чтобы верить самому себе. Сюда, в этот брошенный дом далеко за городом, я притащил единственного свидетеля, но он упорно не рассказывает мне, что знает. Твердит одно и то же. Да уже и не важно, что он может рассказать.

Сюда я запишу то, что помню. То, что видел своими глазами, то, что читал в документах по этому делу и то, что запомнил из допросов.

Начну с основной информации.

Меня зовут Том Хайкингс. Мне 28 лет. Я приехал в Москву по приглашению Главного Управления по Надзору и Охране Человеческой Целостности. Я – следователь высшего ранга по поиску хозяев пропавших вещей и самих исчезнувших предметов тоже. Но раньше мне никогда не доводилось расследовать пропажи людей. Особенно – таких. Но, обо всём по порядку. Буду излагать события в той последовательности, которая восстановит верный временной порядок происходящего. Сам-то я получал информацию разрозненно, из-за чего совершил много ошибок.

28 апреля ровно в 7 часов 45 минут утра мне позвонил мистер Филкс. Я никак не ожидал его звонка. Во-первых, у меня в тот день был выходной, во-вторых, Филкс никогда никому не звонит лично. Все сообщения, любой степени важности, он передает через секретаря или присылает на почту, реже – в мессенджеры. Так быстрее и надёжнее.

Мне пришлось отложить завтрак в сторону и ответить на его звонок. Привычным, чуть грубоватым тоном, мистер Филкс (Чарли Филкс, если быть точным) сообщил мне, что самолёт вылетает через пять часов, мои билеты уже отправлены на почту. Неожиданно. Никаких комментариев о цели полёта, о местоназначении он сообщить не удосужился, бросив только короткое «Жди, еду». Я повесил трубку. Понятно, что дело сверхважное, иначе никто не стал бы лишать меня выходного: это всегда грозит штрафами для любой компании, тем более – для государственной. Хорошо помню, что доедать завтрак не стал. Переоделся в привычный костюм – чёрную водолазку и джинсы, уложил необходимые вещи в небольшой чемодан. Умылся. И стал ждать.

Ровно через полчаса, в 8:15, Филкс был у меня дома. Грузный, вечно потеющий человек. Он принёс с собой запах дешёвого кофе, дезодоранта и фруктовой жвачки. Со стороны никогда не скажешь, что именно он – главный следователь.

– Том, – сказал он мне. – Ты летишь в Москву.

– Я видел билеты. Цель визита?

– Приглашение Главного Управления по Надзору и Охране Человеческой Целостности, – отчеканил Филкс.

– Повод?

– Пропажа.

– Важная персона? – всем известно, что Управление занимается контролем численности населения Земли, поддерживает баланс между группами. И всячески пресекает конфликты на корню. Даже если они успевают возникнуть в мыслях.

Целостность личности – целостность человечества. Хотя теперь я могу написать, что ничем таким оно всерьёз не занимается. Управление контролирует исключительно Пятую группу.

– Эта информация мне недоступна. Но если Управление обратилось к нам, то – наверняка.

– Я не занимаюсь этим.

– У тебя отличные рекомендации и опыт. Высший ранг. Там, – он неопределенно поднял толстый указательный палец к потолку, – считают, что ты – идеальный следователь для этого случая.

– Так кто пропал?

– Носитель.

– Пятая группа? – на всякий случай уточнил я, хотя и так всё было ясно.

– Да. Впервые.

– Это невозможно, – моментально прикинув вариантов десять, как можно обойти контроль Управления, я тут же признал их все неосуществимыми.

– Как видишь, возможно.

– Сделаю, что смогу.

– Это мировой важности дело, Том.

– Я понимаю. Но почему всё же я?

– Ты не можешь отказаться, – зачем-то проговорил Чарли чуть тише.

– Разве я отказываюсь?

– Нет, – он кивнул и добавил, – вот и славно. В Москве тебя встретят и всё объяснят.

– Можно вопрос?

– Да.

– На какой срок рассчитана командировка? – я помолчал, размышляя, будет ли корректно задавать волнующий меня вопрос. – Через две недели согласован отпуск.

– Как вернёшься, так и пойдёшь в отпуск.

На том мы и расстались. Я мало что понял из этого разговора. Конечно, информация по делам такого рода засекречена.засекречена. Единственное, что не давало мне покоя весь путь до аэропорта, так это то, что именно меня взяли вести дело. Пропажи людей не мой профиль. Работа с мировой государственной тайной, а именно – с Пятой группой, даже не профиль моего отделения.

Как и всегда – аэропорт был полон. Толпы людей носились от терминала к терминалу, расталкивая всех и вся своими огромными чемоданами. Я не люблю аэропорты и самолёты. По работе постоянно приходится общаться с людьми и иногда совершенно не хочется никого видеть. Регистрация в этот раз прошла быстро: приятная девушка за стойкой вежливо попросила документы, долго рассматривала удостоверение, сверялась с данными, – всё, как и раньше. Поймал себя на мысли, что гораздо приятнее иметь дело с живым работником, чем с терминалом. На международных рейсах частенько работают живые люди.

Самолёт оказался полупустым. Странно. Моё место у окна, но рядом – никого, так что лететь можно было спокойно. Тогда мне действительно казалось странным, что никто не направляется в Москву – одно из самых популярных направлений в последние годы. Да и как пересадочный узел она невероятно удобна. Перелёты через Тихий океан временно запрещены, так что если нужно в Гон-Конг или Токио, то Москва – самый лучший вариант. Исключая, может быть, Дубаи. Но там всегда ужасно много отдыхающих, так что с целью пересадки туда лучше не соваться.

Весь перелёт я спал. Не помню, чтобы что-то снилось. Милая стюардесса разбудила меня часа через четыре после взлёта и предложила поесть. Я попросил кофе с рогаликом, кстати, совсем неплохим на вкус, и снова уснул.

Москва встретила меня дождём. Пару раз я бывал здесь проездом, но кроме стен гостиницы и видов из окна такси ничего не успел рассмотреть. Этот город совсем не похож на все остальные европейские. Даже при беглом осмотре кажется, что внутрь большой воронки закинули архитектурные куски разных времён, хорошенечко перемешали, да так и оставили. Где-то сплелись воедино времена начала и середины двадцатого века, а к ним примыкает, как бы невзначай, век двадцать первый с его небоскрёбами и яркими клетчатыми фасадами, покрытыми пластиком. А за поворотом неожиданно возникает век восемнадцатый и невнятная первобытная глушь.

Такси затормозило перед уже знакомой мне гостиницей, в ней я останавливался и в прошлый раз. Почти самый центр города, старое пятиэтажное здание с верандой на крыше. Несколько лет назад я выбрал эту гостиницу из-за названия – Хитровка. Странное звукосочетание, необычное. Да и место, в котором она расположена, тоже довольно интересное. Во всяком случае, я к такому не привык: узкая улочка с обеих сторон застроенная невысокими домами. Мне упорно кажется, что они действительно из разных исторических периодов, как и все здания в городе, хотя иногда я и сомневаюсь: некоторые старые и обшарпанные, некоторые – довольно презентабельные. Но это, как и всё прочее в Москве – только видимость, фикция своего рода. Вот и моя любимая гостиница такая же. Первый низкий этаж щеголял окнами, наглухо забитыми железными листами, дверь неприметная – металлическая, грязного бордового цвета. И только по небольшой табличке можно понять, что прячется внутри.

Высадив меня рядом со входом таксист моментально уехал – длительная стоянка на этой улице запрещена. Чарли говорил, что меня встретят, но ни по прилете, ни здесь, у гостиницы, никого не было. За тяжёлой дверью скрывался совершенно неожиданный интерьер с претензией на богатство: белые каменные плиты на полу и стенах, светоотражающий потолок. Безвкусица, конечно, но персонал приветливый, и цены как раз подходили к скромному командировочному бюджету. Приятного вида девушка встретила меня у стойки регистрации, с неизменной механической улыбкой проверила документы и едва заметно вскинула бровь, когда увидела по приглашению какой организации я прибыл.

– Ваш номер на втором этаже, прямо по коридору, последняя дверь слева, – пропела она нежным птичьим голоском. – Вас проводить?

– Спасибо, доберусь сам. Не первый раз здесь.

– Рады, что выбираете нашу гостиницу.

Меня несколько начал раздражать её приторно-сладкий тон. Такое ощущение, что весь обслуживающий персонал во всех гостиницах мира – клоны, заточенные на одинаковые улыбки и жесты. А ведь они – живые люди! Отвратительно.

Я забрал свои документы и поднялся в номер. Всё, как и в прошлый мой визит: белый пол, серые стены, односпальная кровать, кресло, стол, холодильник и ванная комната – тоже на месте. Чудесно. Большего мне и не надо. Я приехал работать, а не отдыхать. Из окна открывался скорбный вид на соседнее здание через улицу – жёлтое, кое-где посеревшее от дождей и плесени. Центр города. Да уж. Не зря Москву во всём мире последние лет двадцать называют городом контрастов.

Ровно в 16:30, когда я уже успел немного отдохнуть, мне позвонили. Сухой, чуть хриплый голос.

– Добрый день, Том.

– Здравствуйте, – стоя у окна я наблюдал за медленным, меланхоличным движением облаков.

– Вам звонят из Управления. Через полчаса буду ждать вас на Хитровской площади, поговорим о работе.

– Я думал, меня вызовут в само Управление. Разве безопасно разговаривать на улице?

– Более чем. Вы же помните устройство нашей организации? Если нет, то настоятельно рекомендую освежить в памяти кое-какие моменты, чтобы не задавать глупых вопросов.

– Понял.

– До встречи.

Гудки. Управление умеет нагнетать. Что из себя представляет эта организация? Я знал не больше, чем все остальные жители Земли. Хотя… Теперь уже – чуть больше, и, наверное, об этом не стоит здесь писать. Но, раз уж я решил изложить историю целиком, то, пожалуй, нарушу своё собственное правило о тайне.

Управление по Надзору и Охране базируется в Москве потому, что первые проблемы, связанные с человечностью, возникли именно здесь. Почему – никто не может сказать. Историки до сих пор пытаются что-то выяснить, но картина не собирается воедино. Основная версия, она же и официальная, гласит, что первопричина кроется в исторически сложившейся особенности этого города. В этой точке, в нынешней столице России, испокон веков встречались и жили бок о бок сотни различных наций, они перемешивались между собой, создавая того удивительного нового человека, которого мы видим сейчас. Именно Москва подавала всем пример, как можно спокойно относиться к стиранию границ между расами и нациями. Собственно, из-за этого смешения и появилась Пятая группа. А вместе с ней – сотни, а после и тысячи, проблем. Управление образовалось стихийно, как адекватный и необходимый ответ, как противодействие полнейшей анархии и бесчинствам, которые творились в то время здесь, в Москве. Как неизвестная болезнь, Пятая группа появлялась и в других точках мира. Странные люди, опасные – не потому, что умышленно причиняли вред, а потому, что не знали, что им делать с собой. И с Пятой группой.

Главное Управление с тех пор базируется в Москве, как первый кластер противоборцев, наиболее опытных из всех существующих. Говорят, работники Управления собираются в съёмных офисах, но местоположения их никто не знает. Организация обширная, за четверть века накрывшая своей плотной сетью весь мир, взявшая под контроль не только Пятую группу, но и всех остальных людей, насаждая им мир, сначала путём жесткого запугивания и агрессивной пропаганды, а после – убеждая в возможности тихого совместного существования. Ради безопасной жизни каждого, даже Пятой группы, мы живём под прицелом миллиардов камер: они везде, даже в квартирах и домах, отслеживают каждого не только по внешности. Они видят, что у нас внутри. Пятую группу нельзя скрывать, и носителям, соответственно, нельзя скрываться. Они до конца не принадлежат сами себе. Фактически – заклеймённые люди, без права даже на мимолётные удовольствия в виде выпивки. Зато теперь их численность известна с точностью до человека и в любой момент, когда они могут понадобиться, их можно найти.

В путанных воспоминаниях я чуть не забыл, что мне нужно идти на встречу. В сущности, дорога не должна занять больше пяти минут. На улице снова пасмурно. Не очень похоже на весну. Зато площадь выглядела приветливо: яркая молодая зелень, и крошечные кривые деревца, усыпанные белыми цветами. Рановато для апреля.

Пусто. Редкие прохожие шли мимо меня, молчаливо смотря под ноги. Не знаю, почему это место назвали площадью, – оно похоже скорее на закуток, типа заднего двора. Круглая зелёная клумба с непонятной скульптурой, а вокруг – несколько длинных белых лавок, деревянных, прямиком из далёкого прошлого. Все лавки, кроме одной, пусты. На той, что стояла спиной к проезжей части, сидел человек в чёрной куртке без капюшона. Рядом с ним стоял зонт-трость. Чёрные густые волосы по-модному зачесаны назад. Я обошёл скамью и сел рядом с мужчиной – на первый взгляд он мой ровесник.

– Здравствуйте, Том, – поздоровался он хрипло, пахнув на меня табачным амбре от недавно выкуренной сигареты.

– Добрый день. Простите, не знаю, как вас зовут.

– Старший следователь Андрей Корниленко.

– Очень приятно.

– У нас не светская беседа, Том. Держите, – он положил мне на колени папку чёрного же цвета. Не думал, что Управление хранит документы по старинке, на бумажных носителях.

– Что это?

– Материалы дела. Ознакомьтесь.

На пригород опускались сумерки. В комнате стало заметно темнее, и Том отложил тетрадь, с наслаждением распрямив спину. Его молчаливый спутник едва пошевелился: он всё так же лежал на полу, как и утром, когда следователь затащил его в дом. Сейчас парень был похож на дворнягу, свернувшуюся комочком в углу. Когда Том впервые встретил его, то не мог себе даже представить, что этот человек будет вызывать жалость.

– Может расскажешь? – задал вопрос Том, даже не поворачиваясь к спутнику, всем своим видом транслируя безразличие к его персоне.

– Мне нечего рассказывать, – отозвался голос из угла. Парень сел, подобрав колени, и вжался в стены.

– А мне кажется есть.

Стремительно наступающая ночь заворачивала мужчин в тишину, словно не желала слышать ни слова.

***

А почему бы ей не смеяться? Смеяться ведь лучше, чем плакать. Особенно, если и то и другое бесполезно.

(Эрих Мария Ремарк)

Изображение на экране сменилось. Теперь камера показывала тёмную фигуру, вжавшуюся в стену. Без приборов ночного видения лицо разобрать было бы невозможно, но в этом доме стояли прекрасные современные камеры. Крупный план выхватил блестящие глаза, прямой нос с лёгкой горбинкой, чуть впалые щёки.

– А этого человека вы узнаете?

– Да.

– Что вас связывает с ним?

– Ничего.

– У нас есть сведения об интимным отношениях.

Ответом был дикий, заливистый хохот.

Том встал и обошёл комнату по периметру, звук его мерных шагов нестерпимо раздражал спутника – это было очевидно. Он вцепился в свои ноги, собирая ткань штанов в крупные складки, и опустил голову.

– Прекрати, – злобно прошипел он.

– Бесишься? – небрежно бросил Том, но остановился. Аккурат напротив окна.

– Убить готов.

– Смешно, – мерзко хохотнул следователь. Этот человек вызывал у него стойкую неприязнь с самого первого дня знакомства, а позже – доставил уйму неприятностей. И теперь ему хотелось отомстить, но кроме насмешек и словесных оскорблений ничего сделать невозможно – они нуждаются друг в друге. – Кто тебя сюда притащил на собственном горбу? Если бы не я, ты давно бы сдох в какой-нибудь подворотне, или сгнил в подвале заброшенного дома в тысяче километров отсюда от рук сам знаешь кого.

– Уж лучше быть убитым Управлением, чем таскаться повсюду с чопорным нытиком типа тебя, да ещё и быть должным, – пробурчал парень.

– Ничего… Управление до тебя ещё успеет добраться, потерпи.

– Ты первый в очереди, – прошептал спутник Тома и глянул на него с особой злостью.

Том пожился. Конечно, он сможет объяснить нанимателям свои поступки, обосновать их логически. Вот только захочет ли Управление слушать его? Если нет, то даже Чарли и Правительство ничего не смогут сделать. Он задумчиво прошёл к рюкзаку, достал оттуда два протеиновых батончика и бутылку воды, бросил парню.

– Поешь. Силы пригодятся ещё.

Тот ничего не ответил, только зашуршал обёрткой. Фонари за окном погасли, и пригород вместе с домом, в котором нашли временное убежище Том и его спутник, погрузился в кромешную ночную темноту. Странно, что здесь вообще работало уличное освещение. Наверное, его оставили для нужд различных служб и патрулей. Том положил рюкзак под голову, свернулся калачиком на полу и прикрыл глаза, прислушиваясь к каждому шороху. Парень в противоположном углу тоже улёгся и скоро засопел. Тогда и Том погрузился в тревожный, чуткий сон.

Том

Все люди, все человеки.

(Ф.М. Достоевский)

В чёрной папке с материалами дела не оказалось ничего сколь-нибудь важного. Я изучил её содержание минут за пятнадцать. Андрей ни разу не взглянул на меня даже краем глаза – подозрительно. Возможно, его руками Управление устроило своеобразную проверку. Ещё раз перебрал шершавые листы из папки: в них биография девушки по имени Мария, дата и место рождения, даже время указано, вес и рост при рождении, другие антропометрические и медицинские данные, включая список прививок и болезней; образовательные учреждения с краткими характеристиками от педагогов; место работы. И фотография: средней длины каштановые волосы с рыжиной, подстриженные неровным каре – чуть более длинным спереди и коротким сзади, широкие брови, вскинутые домиком, бледного зеленоватого цвета глаза, немного вздёрнутый аккуратный нос; по всему лицу рассыпаны веснушки, это навело на мысль, что девушка на самом деле рыжая, а волосы просто красит; красивые губы, несколько тоньше, чем хотелось бы видеть на таком лице. Она не красавица, скорее наоборот, – было в её внешности нечто отталкивающее, но при этом лицо хотелось разглядывать.

– Это пропавшая девушка? – после третьего круга изучения досье, я обратился к Андрею.

– Да.

– Здесь нет ни капли полезной информации, которая могла бы относиться к делу, кроме фотографии.

– А ничего особенного и нет. Если бы было, вас никто не стал бы приглашать к сотрудничеству, – совершенно ровным, бесцветным голосом произнес старший следователь. Меня передёрнуло. Слишком его произношение напоминало робота.

– Я никогда не занимался такого рода поиском людей. Но прекрасно понимаю, что без какой бы то ни было информации работать невозможно.

– Не переживайте, Том. Мы с вами поделимся всем, что знаем. Но этого всё равно слишком мало, как вы уже догадались.

Он забрал у меня папку, бросил её в мусорное ведро, намертво вмурованное в огромные гранитные плиты. Затем медленно достал из кармана пачку сигарет и прикурил одну с помощью спичек! Кто бы мог подумать, что ими ещё пользуются! Тлеющая сигарета и зажжённая спичка полетели в урну следом за папкой. Через полминуты ветер относил от нас едкий серый дым полыхающего досье.

– Пройдёмся? – Андрей встал, и мне пришлось последовать его примеру.

Я выжидал. Принципиально не собирался задавать никаких вопросов, позволив своему коллеге взять инициативу. Я постепенно проникался странной неприязнью к этому человеку, а вместе с ним – и к Управлению тоже. Понятно, что эта организация старается работать максимально скрытно, можно даже сказать призрачно. Но стоило ли тогда приглашать меня расследовать это непонятное, но важное дело?

– Девушка пропала чуть больше недели назад. Без видимых на то причин. Вы же знаете, Том, что Пятая группа под полным контролем по всему миру. Рождение, смерть, жизнь – всё запротоколировано, в абсолютно любой момент времени мы в состоянии отследить каждого. Камеры определяют их не только по лицу, но и по спектру. В нашем мире невозможно пропасть бесследно. Но ей удалось.

– При каких обстоятельствах?

Мы поднялись вверх по улице и свернули на бульвар, утопающий в молодой зелени. Никто из прохожих не смотрел на нас, все спешили по неведомым делам, молодые матери выгуливали своих чад – всё, как и десятки лет назад. Кто знает, может быть среди этих детей есть и Пятая группа. Внешне их нельзя отличить от обычных, но именно они – мировая надежда и главная опасность.

– Дружеская вечеринка. Посиделки со студенческими товарищами. Камеры засекли её с каким-то мужчиной. Они покинули здание через запасной выход. Дальше есть только несколько точек, в которых она засветилась в течение двух следующих дней. После этого – пустота.

– Свидетели? – я уже понял, что дело, скорее всего, не раскрыть. Если члены Управления за почти две недели не смогли ничего нарыть, то мне не удастся это сделать тем более.

– Все, кто был на вечеринке. Среди них есть парочка интересных персонажей. У вас будет возможность поговорить с ними. Как и доступ к любым материалам дела, – Андрей остановился в конце бульвара, перед нами мелькали автомобили. Мы развернулись и пошли в обратную сторону.

– Я, конечно, вынужденно возьмусь за работу, но не думаю, что есть хоть какие-то перспективы.

– Есть. Вас выбрали не просто так. Человеку со стороны, со свежим взглядом, гораздо проще найти логические несостыковки, задать правильные вопросы. Вы же никогда не работали с этими людьми, – он чуть помолчал, убеждаясь, что я понял, о ком идёт речь. – Значит, смотрите на них, как на простых обывателей.

– Возможно, в этом есть доля логики.

– Конечно. Следователь высшего ранга – это не шутка, Том.

Мы замолчали. Я мимоходом любовался бульваром. Удивительный всё же город, эта Москва. Как лавка старьёвщика. Можно найти что угодно и даже больше. Вот только смогу ли я отыскать в этом многомиллионнике одного-единственного человека, который умудрился спрятаться от самого Управления, находясь под его полным контролем?

Старший следователь проводил меня до площади, где уже ничего не дымилось, крепко пожал руку и добавил:

– Завтра утром вы получите новую информацию от первого лица. Такси заедет за вами в девять, будьте готовы, Том.

– Встреча со свидетелями? – догадался я.

– Конечно. Мы никак не документируем случившееся, только живые разговоры. Так надежнее. Надеюсь, вы это понимаете?

– Вполне.

Он отпустил мою руку и бодрым шагом отправился вниз по улице. Я же постоял в некоторой прострации и вернулся к гостинице. Можно было бы прогуляться по городу, но гораздо лучше – выспаться и отдохнуть. Я не думал, что ближайшие дни окажутся спокойными, скорее наоборот: придётся очень много работать головой. Можно представить, сколько информации выльется на меня со стороны свидетелей. Записывать ничего нельзя, значит, стоит надеяться только на свою память.

Кормили в «Хитровке» прилично, не хуже, чем в каком-нибудь ресторанчике поблизости. После нашей рабочей столовой со стандартным и скучным набором блюд – вообще праздник. Я с удовольствием съел стейк, салат и запил это чаем с тортом «Наполеон». Всегда, когда бываю в Москве, ем именно его.

На следующее утро проснулся ровно в 7:00 по звонку будильника. Привычные ритуалы не отняли много времени: умыться, побриться, надеть свежую одежду. Максимум – полчаса, и я готов к работе. С собой, кроме средств связи взял маленький диктофон: он прекрасно прячется под пуговицу или за ворот водолазки. Если свидетели будут много говорить, это хитрое устройство поможет моей памяти. Надеюсь, Управление не страдает паранойей из-за возможной слежки и исполнения правила, касаемого отсутствия фиксации показаний.

Быстрый завтрак в гостинице – обязательно кофе и яйцо, мой день редко когда начинался с чего-то другого. И даже тут я не собирался себе изменять. Сомнения в успехе расследования всё ещё глодали мой разум, но расслабляться тоже было нельзя. Работа – есть работа.

В 8:55 пришло сообщение от таксиста: он ждал меня у входа в гостиницу. Я поспешно вышел, забрался на заднее сиденье, вежливо поздоровавшись. Водитель кивнул мне в ответ и молча повёз через город. Погода сегодня оказалась чуть лучше вчерашней, иногда сквозь серые облака проглядывало весеннее солнце, и пейзаж за окном не выглядел уныло. Но я старался не смотреть по сторонам, а максимально настроиться на работу, сосредоточиться и вспомнить всё, что прочитал вчера в досье.

Девушка по имени Мария, 27 лет. Родилась и выросла в Москве. Ходила в детский сад, затем в школу. Окончила её и поступила в университет на факультет экологии и защиты окружающей среды. Работала на очистных сооружениях. Последние полгода безработная. Замужем не была, детей нет. Родители умерли. Вернее убиты. Вопиющий случай – в дом забрался вор и зарезал хозяев, когда защищался. Кроме этого ничего странного в биографии: никаких белых пятен, приводов в полицию, госпитализаций и операций, полный набор необходимых прививок, обследования каждые полгода. Ни-че-го. Только отвратительная красная печать в углу фотографии: «Пятая группа».

Такси остановилось перед высоким серым зданием ровно в 9:35. Я вышел и осмотрелся: прохожие спешили мимо меня, кто-то заходил внутрь здания через широкие вращающиеся двери, кто-то стоял рядом со входом, отчаянно затягиваясь сигаретой. В просторном холле тоже царила некоторая суета – каждый спешил попасть на своё рабочее место, прикладывал руку или подносил лицо к сканеру – и быстро проходил через турникет. От толпы отделилась девушка в сером брючном костюме и направилась ко мне.

– Доброе утро, Том, – вежливо улыбнулась она. Глаза у неё такие же серые, как и костюм, русые волосы аккуратно уложены в низкий пучок. Вот как есть – мелкая офисная крыса, да простят меня женщины.

– Доброе утро. Простите, не знаю вашего имени.

– Оно вам не нужно. Я вас провожу, не более того.

Девушка развернулась и, ловко лавируя между людьми, повела меня за собой к крайнему турникету. Воротца открылись, пропуская нас вперед. За проходной оказалась анфилада лифтовых кабин – на десятом я бросил считать. Мы поднялись на десятый же этаж, преодолели длинный коридор и остановились около чёрной двери с номером 1001. Девушка распахнула створку, я вошёл внутрь, а она так и осталась стоять в коридоре.

Комната – пустой офисный короб с окнами во всю стену, парой серых дешёвых столов и стульев. У окна стоял Андрей и повернулся, когда я вошёл.

– Как вам наш город, Том? – спросил он буднично.

– Как и всегда – словно свалка.

– Очень точное определение. Как думаете, есть ли какая-то ирония в том, что Пятая группа появилась именно здесь?

– Не знаю. Стараюсь не думать о таких вещах. Истинные замыслы природы невозможно разгадать.

– Жаль, могли бы подискутировать с вами на эту тему. У меня есть кое-какие соображения, – он прошёл к столу и отодвинул стул. – Присаживайтесь, Том. Разговор будет долгим.

Я сел на приготовленное для меня место и стал ждать. Андрей вышел за перегородку, которую я сначала даже не увидел, и вернулся оттуда с девушкой. Она оказалась по другую сторону стола. Невероятно красивая. Никогда в жизни я не встречал таких: потрясающей густоты чёрные с вкраплениями светло-каштановых прядей, волнистые волосы, брови, будто нарисованные кистью великого художника, глаза правильной миндалевидной формы, тёмно-синие; и губы. При одном только взгляде на эти бледно-розовые губы я неожиданно забывал о том, что здесь делаю.

Девушка вальяжно откинулась на спинку стула, закинула ногу на ногу, чуть задев крышку стола, а руки сложила под грудью. Если посмотреть со стороны, то скорее подумаешь, что это она меня допрашивает, а не наоборот. Я поправил воротник водолазки, незаметно активировав диктофон, бросил взгляд на старшего следователя, стоявшего за спиной свидетельницы, и начал разговор.

Том отложил ручку и потёр глаза. Время близилось к обеду, и он думал о том, чтобы сменить местоположение.

– Что ты там пишешь второй день? – буркнул из своего угла спутник.

– Не твоё дело, – огрызнулся Том.

– Решил записать всё, что знаешь? Опрометчиво.

– Если я не сделаю этого, то никогда не смогу разобраться.

– Тебе действительно настолько сильно хочется знать, что случилось на самом деле? – тихо рассмеялся парень.

– А тебе – нет?

– Нет.

Том отпил воды, порылся в рюкзаке в поисках съестного и наткнулся на сухие печенья. Одну пачку уже привычным жестом кинул спутнику, другую оставил себе. Из потайного кармана выудил крошечную коробочку с диктофоном, вставил его в браслет и запустил запись. На ней – тот самый разговор со свидетельницей, после которого всё только больше запуталось.