Татьяна Яшина
Светлые коты
Но везти было уже некого – Муся сдохла, когда поезд, уносящий Катю на запад, проезжал Алапаевск.
Так Катя первой обзавелась ангелом-хранителем.
Ночью, как гласит пословица, все кошки серы. А после смерти – белы. С длинной пушистой, как облака, шерстью и солнечно-желтыми глазами. Если закинуть голову и долго смотреть на облака – можно увидеть, как на белой громаде шевелится что-то маленькое и непонятное. Ведь и ветра-то нет… Это машет хвостом ангел-хранитель – недовольный, что его подопечный решил совершить какую-то глупость.
Только так и могут выразить свой гнев коты, ставшие ангелами – попав на небо, ни орать, ни жалобно мяукать они не могут. Там они становятся тихими, как облака – иначе на что была бы похожа куча орущих «мяу» котов?
А гневаются котики часто. У каждого кота-хранителя есть миссия – помогать своему бывшему хозяину. У котов есть для этого силы – небольшие, но хватит подтолкнуть руку, чтобы нажала на тормоз, закрыла сайт с рекламой микрозайма (с 285% годовых, ага), схватила ребенка, бегущего под машину.
Но если подопечный забывает о своем ребенке, уткнувшись в телефон, делает ставки на исход футбольного матча или садится за руль после бутылки пива – никакие хранители ему не помогут. Если делать это постоянно. Котики гневаются, машут хвостами – но не могут спуститься с облака и накостылять дураку по шее. По крайней мере, если нет тумана. Или подопечный человек не в горах, на уровне облаков.
Вы думаете, почему люди, побывавшие в горах, стремятся туда снова и снова?
Потому что в горах котики-хранители могут общаться с людьми напрямую – так близко тут земля и небо.
Но Вера, Света и Катя даже и не думали подниматься в горы. А Санкт-Петербург – довольно плоское место, и хотя небо – свинцовое, тяжелое, как будто нависает прямо над головой – но котикам не подобраться. Ведь их белоснежная шерсть будет прекрасно видна на фоне серых туч!
Так что девушкам пришлось несладко. Как, впрочем, и всем приезжим во все большие города, – тем, что не имеют денег, знакомств или хотя бы диплома получше, чем синие корочки заштатного вуза.
Катя в первый же вечер, возвращаясь после обязательного осмотра Дворцовой площади, заблудилась в лабиринте Красноармейских улиц – и повстречалась там с группой неких лиц… Скажем, все обошлось, но сумочки Катя лишилась, а фингал под глазом приобрела. Конечно, и без того несколько сомнительный кандидат, будучи украшен фингалом, теряет все шансы попасть в приличную организацию. И Катя, впустую сходив на все собеседования, о которых договорилась по Интернету еще у себя на родине, с горя пошла кассиром в «Нулевочку». Туда ее взяли и с фингалом.
За три месяца Катя убедилась, что зарплаты кассира хватает на комнату и еду. На ботинки, зубную пасту и прокладки – уже нет. Девочки в «Нулевочке» подкидывали то денег до зарплаты, то бутерброд на обед. Советовали найти мужика. Или подругу, чтобы снимать комнату вдвоем.
Но с подругами на новом месте у Кати не задалось, девочки-кассирши жили кто с двумя-тремя подругами, кто с парнем, а кто – в составе клана, снимающего одну четырешку-хрущ на двадцать человек.
С мужиком тоже не сложилось. После двенадцатичасовой смены у Кати не было сил выбираться куда-то с целью знакомства, а среди покупателей хоть и попадались симпатичные мужчины, но Катей никто не заинтересовался. Бюст, вздымаемый парадным лифчиком (стал великоват за три месяца), никого не привлек настолько, чтобы оценить остальную Катю – с курносым носом, веснушками и мышиного цвета волосами, собранными в простую толстую косу.
Котик-хранитель Кати из шкуры вон лез, чтобы помочь – давал силы виновато улыбнуться покупательнице, недовольной, что сумма на ценнике не совпадает с суммой в чеке. Еще раз потребовать документ у испитого существа неопределенного пола и возраста – но на вид не меньше сорока. Существо нервно сжимало полторашку самого дешевого пива и имело от роду семнадцать лет и шесть месяцев – тридцать тысяч штрафу, если б Катя махнула рукой и выбила чек!
Давал силы сдержаться, опустить глаза и промолчать, не реагируя на мат и слюну, вылетающую изо рта огромного нетрезвого мужика, недовольного, что очередь двигается недостаточно быстро.
– Больше так продолжаться не может, – сказала Катя после смены. Мужик устроил драку, едва выйдя из магазина, кассиры молча смотрели из-за витрин. – Я на пределе.
– Так больше продолжаться не может, – согласно кивнула Муся на небе. – Она на пределе.
– Она же посылала свое резюме в отдел продаж, – воскликнул Маркиз. Этот обмен мнениями происходил в совершенной тишине – коты, утрачивая голос, обретают способность общаться телепатически. Именно потому некоторые люди слышат голоса в голове – это пытаются достучаться ангелы-хранители. В самом крайнем случае.
– Это последний шанс, – согласилась Муся.
Начальница отдела продаж была согласна с кадровиком – девочка им подходила. Провинциальный вуз, русая коса, прямой взгляд… Но директор хотел мужчину – «разбавить бабский коллектив». Отправляясь на разговор, начальница отдела продаж все-таки взяла распечатку резюме этой Кати. Но директор, конечно, выберет парня – Кузнецова. Или Сапожкова. Кузнецова или Сапожкова?
На небе беззвучно вспыхнула маленькая шаровая молния.
Начальница вдруг замерла, выбирая, какое резюме положить сверху. Моргнув, взяла Кузнецова.
Ангел-хранитель Муся победно потерла лапки. Теперь оставалось затаить дыхание и ждать.
– Наталья Игоревна, вы, наконец, определились, кого берем в отдел? – директор в очередной раз обтер шею бумажной салфеткой. – Сколько можно тянуть?
– Да, вот вроде бы неплохой мальчик, – начальница отдела продаж метнула по столу резюме Кузнецова. С оставшейся в руках распечатки грустно смотрела Катя. – С опытом работы.
Директор подхватил резюме. Кузнецов. Артур. Артур?
Память подло сделала подсечку – он снова лежит на полу в раздевалке, во рту мерзкий вкус меловой тряпки, а в ребра врезается бутса. Артурчик… Только он приходит в школу в бутсах, и наплевать ему на всех!
Тогда его спасла математичка, разогнавшая Артурчикову кодлу.
– А других у вас нет? – перекосившись, директор отшвыривает резюме Кузнецова. У того, школьного Артура фамилия была вовсе не Кузнецов. Совсем не Кузнецов. Но слышать это имя директор не хочет больше никогда в жизни.
– Вот, есть Екатерина Панченко, – обрадованно кивает начальница отдела. – Хорошая девочка, педагогический закончила.
– А при чем тут продажи? – хмыкает директор, изучая на фото курносый нос и вытаращенные глаза.
– Она учитель математики, – решительно говорит начальница отдела продаж. – Думаю, справится.
– Ладно, берем, – директор еще раз глядит на фотографию Кати, вытирает обильный пот. – Пусть справляется.
Ангелы-хранители выдыхают и пускаются в пляс.
Вера работает совсем не в «Нулевочке» и не кассиром. Она верстает рекламные каталоги в огромном холдинге. У нее восьмичасовой рабочий день, большой офис в модном бизнес-центре, корпоративные обеды за счет работодателя. Из окна столовой виден Исаакиевский собор. Если встать вплотную к окну и сильно скосить глаза вправо.
Но лучше смотреть на смугло-золотой купол Исакия, чем на коллег. Опять будут обсуждать свои платья из «Зары» и джинсы из «Манго». Для начала. Потом – Верины джинсы «от бабы Мани с Заречного рынка» и кеды «пытаемся казаться вансами».
– Как ты можешь рядом с ней сидеть, Сережа? – Наталья вываливает на стол немолодое декольте – ей можно, она замужем, это придает ее охоте на Сережу исключительно платонический характер. Сережа – главный приз брачной лотереи. Во всяком случае, в их отделе. Он высокий, красивый, добродушный. Но главное его достоинство – в папе и маме. Зарплаты Сережи не хватит даже на одно колесо его автомобиля или на неделю отпуска в тех местах, где он отдыхает. То что он при таких родителях трудится в офисе на пятидневке, придает ему дополнительное очарование. Сережа вообще не заносчив.
– Рядом с ней? А что такого? Не страшнее, чем корпоративные обеды… – лениво отвечает он, вытягивая в проход длинные ноги.
Хотя корпоративных обедов он не ест – его кормит Маша. Она приносит две порции фалафеля, киноа и прочих деликатесов, и щедро делится ими с Сережей. Остальные дамы смотрят на это с уважением – свою нишу внимания Сережи она отвоевала.
Вера очень любит корпоративные обеды – честно говоря, когда в пятницу приносят меню на следующую неделю, чтобы каждый выбрал рыбу или курицу, борщ или рассольник – для нее наступает самый приятный момент в сорокачасовой рабочей неделе. Особенно Вера любит пятницу – в меню каждый раз есть запеченная свинина.
И Веру удивляет, что большинство офисных дам выбирают не свинину, а паровую треску.
Корпоративный обед – единственный прием пищи за день. Вера не ужинает. И не завтракает. А всю зарплату тратит на шмотки – на ее работе немыслимо два раза в неделю прийти в одном и том же. Дешевые китайские тряпки от частой стирки быстро портятся, а дорогие не по карману – надо же еще платить за съем.
Утром на коммунальной кухне соседка Ариадна угощает ее кофе. Ариадна – коренная жительница коммуналки и просто кладезь полезных советов. Именно она запретила Вере даже думать о Сереже, «чтобы не распылять ментальную энергию». Ариадна знает много таких словечек. У нее два взрослых сына, но ведет она себя с Верой на равных.
Именно Ариадна однажды привела чинить розетку немолодого дядечку с сильным украинским акцентом. Ариадна закончила электротехнический факультет, чем гордилась, и потому маневр с розеткой сразу показался Вере странным.
Да и дядечка не походил на электрика – пришел в костюме и галстуке. Впрочем, в Питере все такие интеллигентные – может, это нормально.
Вере дядечка не понравился – жидкие пряди, зачесанные поперек лысины, скверные зубы, мешки под сорокалетними глазами. Оказалось, Анатолию сорок два, он приехал из Черновцов и за пять лет обзавелся фирмой по продаже вентиляторов. И он холост.
– Ты пойми, Вера, он хороший вариант, – сквозь огонек зажигалки зрачки соседки отливают красным. – Ну посмотри на себя! Кожа да кости!
Вера отмахивается – на что там смотреть! Она знает наизусть и свое кукольное лицо с огромными серыми глазами, и длинное тощее тело. Выпирающие тазовые косточки, ключицы, щиколотки можно обхватить ладонью – вот это вот все, за что девицы-коллеги готовы ее растерзать. Если б она была маленьким кривомордым колобком – ее бы не травили. Но стать маленьким кривомордым колобком она не может. И сказать девицам из отдела, что обзавестись такой фигурой очень просто – не есть ничего кроме корпоративных обедов – тоже не может. И не может перестать вздыхать по Сереже.
– Анатолий старый. И страшный, – в сотый раз говорит Вера.
– Нормальный он, – выпускает Ариадна клуб сизого дыма. – Хочет семью, детей. Квартиру купил, евродвушку.
– На Парнасе, – поводит плечами Вера. Девочки-коллеги считают неприличным жить где-то кроме Петроградки. Сережа живет на Кронверкском проспекте, в доме, где висит мемориальная табличка с перечислением заслуг его дедушки.
– У тебя давно ли фурункулы прошли? – не сдается Ариадна. – И зубов коренных скоро не останется с голодухи. А потом и передних. Кому ты тогда будешь нужна?
Это удар ниже пояса. Вера до сих пор должна соседке три тысячи – с той ночи, когда у нее разыгрался пульпит, и не помогали ни нурофен, ни водка на зуб, ни трехчасовые рыдания. Пришлось бежать в ближайшую стоматологию, в которой оказался безумный ценник. Зуб Вере вылечили, но пришлось отдать все деньги, отложенные на зимние сапоги. И еще занять у Ариадны.
– Сколько ты еще сможешь голодать и радоваться каждому дерматиновому сапогу? – рука Ариадны с папиросой задирается вверх, к трехметровому потолку и щедро рассыпает пепел. – Я добра тебе хочу, Вера. И Анатолий тебе тоже хочет добра, между прочим.
Не дождавшись ответа, Ариадна растирает в окурок в пепельнице и говорит тоном ниже:
– Не хочешь в кино? Новая серия «Мстителей» вышла… Анатолий предлагал тебя сводить. Хоть попкорна поешь.
Вера смотрит в пол, на свои старые тапочки, правый просит каши – запнулась о порожек и подошва отклеилась – Китай… Глубоко-глубоко вздыхает, откидывает назад жиденький хвостик пепельных волос и уныло соглашается:
– Давай… Скажи ему, что пойду.
Разворачивается и выходит из кухни, опять запинаясь о порожек.
Ариадна глядит на ее выпирающие лопатки, на крупные бусины позвонков, слышит шаркающие, как у старушки, шаги – и прикуривает еще одну.
Пятничная свинина под сыром как обычно примиряет Веру с жизнью – и даже Анатолий с бегающими глазами не кажется таким уж противным. Весь кинофильм она грызет попкорн из огромного ведра – Анатолий запасся с размахом. Сидел тихо, не пытался ее полапать, хотя весь сеанс ощущать на себе его взгляд было неприятно.
