Светлана Пригорницкая
Родинка в законе
оставался пакет в холодильнике) и, нырнув под одеяло, сразу же заснула.
На прикроватной тумбочке глухо зазвенел мобильный телефон. Анфиса испуганно открыла глаза. Спросонья и не вспомнила, что поставила будильник. Проведя по экрану мобильника пальцем, она уставилась в окно. Торопясь лечь спать, Анфиса даже не закрыла шторы, и теперь, рассматривая тонкий месяц за окном, мысленно провела вертикаль, определяя растущий серп или спадающий. Какое значение имел результат наблюдения, было непонятно, но то, что месяц оказался растущим, вселило надежду. Захотелось поверить, что закончится вся эта чехарда хорошо. Пуховое одеяло укутывало тело расслабляющим теплом и глаза снова начали слипаться. «Ещё минуточку» шепнула тишина, погружая её в очередной виток сна.
«Какая минуточка?» – возмущённо закричало сознание и глаза мгновенно раскрылись, прогоняя остатки сонного состояния. Вытянув руку, Анфиса долго искала на полу, сброшенную вечером одежду. Наконец, нащупав спортивные штаны, натянула их под одеялом и рывком поднялась с кровати. На вешалке, у входа висело всё. От летних тонких курточек, до зимнего пальто. Перед всей этой катавасией Анфиса честно хотела разобрать одежду и развесить её в шкафу. Но, не судьба. Странно, что Никуля не разобрала. Теперь же, этот бедлам оказался ей на руку. Сбросив вещи на пол, она нашла старую отцовскую куртку, висевшую здесь ещё с прошлого его приезда. Это именно то, что ей сейчас надо. Замотав шею тёплым шарфом, она надела куртку и долго подкатывала длинные рукава. Оглядев своё отражение в зеркале, осталась довольна результатом. Ящичек шкафа, в котором должны были храниться ключи, в самый нужный момент заклинило. С трудом вытянув рассохшиеся фанерки, Анфиса шарила внутри и яростно шипела. Под руку лезло всё, что угодно. Неизвестно как оказавшиеся здесь мотки ниток, мелкие инструменты и прочий хлам, и только ключи от подвала никак не хотели находиться. Психанув, Анфиса дёрнула и шкафчик выскочил из пазов. На пол полетело всё содержимое. Ключи вывалились последними. Засунув связку в карман, она натянула полусапожки, варежки и притопнула, глядя на себя в зеркало. К исполнению последней части «марлезонского балета» готова.
Хотя месяц за окном был тонкий, но света, льющегося из подъездного окна, вполне хватило, чтобы добраться до лифта. В ночной тишине её крадущиеся шаги прозвучали медвежьим топотом. Протянув палец к кнопке лифта, Анфиса задумалась. Пожалуй, если сейчас заревёт этот старый агрегат, то проснётся половина подъезда. Тяжело вздохнув, она затянула потуже шарф и поплелась к лестнице. Установив в телефоне функцию фонарика, вцепилась в поручень и тут же брезгливо отдёрнула руку. Липкая деревянная поверхность не мылась, наверное, со дня сдачи дома в эксплуатацию. За что только деньги платят?
Секундная стрелка на циферблате под фонариком дрожала, лихорадочно перескакивая с деления на деление и это дрожание задало ритм сердцу. Наконец, ступеньки главной лестницы закончились. Пройдя пустой холл подъезда, она подошла к двери, ведущей в подвал. Открываясь, железная дверь громко заскрежетала. Анфиса съёжилась, пережидая, пока звук исчезнет в высоте.
Даже в четыре часа холодного зимнего утра подвальное помещение жило полноценной насыщенной жизнью. В темноте что-то протяжно вздыхало, шелестело, шуршало, несколько раз в луч света врывались разбуженные насекомые, а когда по щеке скользнуло что-то похожее на паутину, авантюристка сдавленно заскулила и оглянулась в сторону выхода. Если бы цель не находилась так близко и не была оплачена так дорого, она ни за что не решилась бы завершить даже первый этап операции. Вот и её подвальная коморка, с номером квартиры, написанным на двери белым мелом. Ключи прыгали в пальцах, отказываясь попадать в прорезь замка. Когда дверь открылась, Анфиса почувствовала, что ей просто необходимо сесть, иначе ноги не удержат трясущийся сгусток, в который превратилось тело.
Включив свет, она тут же испуганно опустила рычажок, снова погружаясь в темноту. И дело было даже не в том, что её кто-то мог здесь увидеть. Страшнее было увидеть кого-то рядом с собой. Всё-таки темнота успокаивала. Спустившись по стене, Анфиса постаралась успокоиться. Надо занять голову чем-то спокойным и обыденным. Взгляд метался в темноте, но не мог выделить ни одного знакомого предмета. Закрыв глаза, она заставляла себя вспоминать, как живущая на верхнем этаже соседка несколько раз просила продать ей это помещение. Глядя, как бабушка два месяца в году ежедневно спускает вниз десятки банок с засолками и закрутками, Анфиса понимала, что соседке её коморка нужнее, но не продавала. В глубине души она надеялась, что и в ней когда-нибудь проснётся хозяйка и тогда она научится и варить борщ, и печь пироги, и солить огурцы. А пока в холодной, маленькой комнатке находилась только сломанная кровать, которую руки не доходили выкинуть и несколько сумок, в знаменитую сине-белую клетку, со старыми вещами. Ну всё. Кажется, сердце немного успокоилось. Продвинувшись, она наощупь нашла на полу ребристую плитку, подняла её и достала из тайника ключ.
Ключ от квартиры подруги, жившей в соседнем доме. Засунув находку в карман, Анфиса почти бегом выскочила из подвала.
Следующим этапом предстояло преодолеть расстояние до соседнего дома. Два года назад уехавшая на работу в Италию Лариса оставила ей ключ, после того как она клятвенно пообещала два раза в неделю заходить поливать цветы. Уже через месяц живой уголок завял и вспомнила она о квартире подруги только полтора месяца назад.
Фонари на улице, естественно, не горели. «За ненадобностью», поясняли в мэрии. Какой же дурак будет шастать в четыре часа утра, на морозе минус двадцать. Соглашаясь с доводами местной администрации, Анфиса всё-таки удостоверилась, что из дураков в четыре утра вышла только она, и перебежками преодолела расстояние до соседнего дома.
Набрав код, путешественница заскочила в чужой подъезд. Квартира Ларисы находилась на втором этаже и, пожалуй, единственная во всём подъезде стыдливо встречала гостей старой, поцарапанной дверью. Во времена плодотворного посева разумного, доброго, вечного, денег у подруги не было. После отъезда за границу – появились, но из-за отсутствия документов, разрешающих вернуться в Италию, ехать домой Лариса не торопилась.
Вдохнув скопившуюся в нежилой квартире пыль, Анфиса автоматически нащупала на стене ящичек и достала ключ от подвала подруги. Спуск в этом подъезде уже не показался ей таким страшным. Хотя за последние годы ключом пользовались всего два раза, он легко вошёл в замочную скважину и так же легко провернулся. Темнота здесь была такая же чёрная, как и в своём подвале, но теперь цель находилась в пределах вытянутой руки. Осознание этого факта
заставляло сердце колотиться не столько от страха, сколько от ожидания. Осторожно открыв дверь, Анфиса переступила порог. Вытянув вперёд руки, ощупала старый детский велосипед, дальше должна стоять башня из пустых цветочных горшков, а за ними то, к чему она шла полтора долгих месяца.
Сдвинув свёрнутый в рулон ковёр, Анфиса достала объёмный пакет, обмотанный полиэтиленом. Ну вот и всё. Медленно опускаясь на корточки, она прижала находку к груди. Сердце колотилось где-то в районе горла. Дрожащими руками развернув плёнку, Анфиса несколько минут гладила холодную кожу чемодана. Мелкие извилины, царапины… Всё было на месте. Всё так же, как и полтора месяца назад. Даже сидела она сейчас в той же позе. Неожиданно пальцы наткнулись на липкое пятно и сердце дрогнуло, сворачиваясь в жёсткий колючий комок. Осветив фонариком торец чемодана, Анфиса облегчённо вздохнула. Пятно оказалось результатом её возбуждённого воображения. Сердце медленно успокаивалось. Теперь она смогла даже глупо хихикнуть, вспоминая о «крови невинно убиенных», преследующей своего палача….
Полтора месяца она жила, приближая этот день. Мечтала вырваться из маленькой квартирки, бросить нелюбимую работу, прервать ненужные отношения и уехать далеко-далеко. И чтобы никогда больше не видеть шуршащие купюры на журнальном столике, не чувствовать за спиной жалеющие взгляды, не слышать тяжёлые вздохи о судьбе сестры младшенькой, глупой, не сумевшей добиться ничего, кроме дешёвого диплома воспитателя.
Мечта сбылась.
Поднявшись, Анфиса засунула находку под куртку и снова вышла в черноту подвальных лабиринтов.
Идти было неудобно. Остановившись в тёмном подъезде, она даже подумала, не остаться ли до утра в квартире подруги. Но вспомнив тройной слой пыли и спёртый, застоявшийся запах, успокоила себя тем, что в начале пятого воры уже точно спят.
Выйдя из подъезда, Анфиса вздрогнула всем телом. Холодная кожа чемодана на утреннем морозе леденила внутренности. Съехавшая на глаза шапка, закрывала обзор. Дверь за спиной захлопнулась. Свет тусклой двадцати ваттной лампочки, висевшей над подъездом, дрогнул. Не спуская глаз с обледеневших ступенек перед подъездом,
Анфиса сделала несколько неуверенных шагов. Чьё-то шипящее дыхание тяжёлой волной опустилось на голову. Медленно подняв глаза, она непроизвольно присела, автоматически закрывая руками чемоданчик. На лавочке, сжавшись от холода, сидели две женские фигуры. Просто два закутанных в светлые пальто холмика. Анфиса не видела лиц, не слышала голоса, но и без этого поняла, кто её ждёт. Развернувшись, она снова бросилась к двери. Пальцы судорожно шарили по щитку, пытаясь набрать код. Но от страха мозг напрочь вычеркнул из памяти три простенькие цифры, которые, полчаса назад, она нажала не задумываясь.
Сквозь шипение бурлящей в висках крови Анфиса услышала скрип снега. Чья-то сильная рука развернула её, рывком расстегнула молнию на куртке и вытащила чемодан. Вот этого Анфиса допустить не могла. Вцепившись двумя руками в уплывавшую ношу, она скользила за уходящим мужчиной, судорожно сжимая зубы. Звать на помощь было бесполезно. Выйдя за пределы маленькой компании, чемодан потащит за собой огромное количество проблем. Выйдет наружу и предательство семьи, и убийство людей, пусть не лучших, но в данной ситуации, невинных… Ну и по мелочи, эгоизм, враньё, подстава…
Одна из женских фигур медленно поднялась. Подойдя к дерущимся, она грубо вырвала чемодан. Затем, развернувшись, толкнула Анфису в спину и свистящим шёпотом приказала:
–– Домой, говнюшка. И быстро.
После этих слов мир рухнул. Всё, к чему она шла долгие месяцы, на что надеялась, всё пошло прахом. Опустившись на обледенелую ступеньку, Анфиса зачерпнула пригоршню грязного снега и вытерла горевшее лицо. Не прислушиваясь к скрипучему на морозе голосу, она и так знала, в чьи руки попал чемодан.
–– Не толкай её, – жалобно пискнула Ника, но Василиса, не обращая внимания на сестру, протопала в сторону соседнего дома.
«Не бей её» – кричала Ника обидчикам Анфисы в школе,
«Посмей только тронуть её» – шипела в сторону выскочек однокурсников. Сейчас же это тонкое, слабое «не толкай её», прозвенело, словно отголосок далёкого прошлого, когда младшая сестрёнка воспринималась, как маленькая, не умеющая постоять за себя девчонка.
Сгорбившись, Ника побрела вслед за Василисой.
–– Тебя понести или сама дойдёшь? – зло прошипел над ухом Илья.
–– Сама, – потерянно прошептала Анфиса, поднимаясь со ступеньки.
Полная губа мужчины издевательски выгнулась над шарфом. Анфиса резко остановилась, поражённая внезапной догадкой. Развернувшись, она протянула руку и сдвинула закрывающий подбородок Ильи шарф. Изящной гусарской бородки-«шотландки» уже не было. Теперь всё стало на свои места. Вспомнилось и то, что ей всегда казались знакомыми глаза Ильи, и то, как хорошо он знал её вкус, привычки. Небольшое коричневое пятнышко под нижней губой ярко сверкнуло в рассеянном свете тусклой лампочки. Знаменитая капитоновская родинка, семейное тавро.
–– Стукнулся Финист-Ясный сокол о сыру землю и превратился в добра молодца. Да ты просто мастер перевоплощения, братец Елисеюшка.
– Это было не сложно, сестрица, – улыбнулся Елисей, помогая ей спускаться по обледенелым ступенькам. – Ты бы меня узнала, если бы в этой жизни интересовалась хоть кем-нибудь, кроме себя. Ты же у нас «Мисс эгоизм» в чистом виде и, как говорит Васенька, редкая говнюшка.
Войдя в квартиру, Ника и Елисей вынули из шкафа вешалки и, повесив одежду, прошли в зал. Переступив через наваленную на полу кучу одежды, Ника скрипнула зубами, но ничего не сказала. Анфиса по привычке смяла свою куртку и бросила её на стул. Рядом послышалось сдавленное рычание. Обернувшись, Анфиса съёжилась под гневным взглядом старшей сестры.
–– На место повесь. Как все нормальные люди.
–– Не кри… – начала Ника, но тут же осеклась под грозным взглядом Василисы.
–– Девке двадцать четыре года, а вы с Димкой всё опекаете её, как маленькую. На этой кобыле пахать можно, а ты ей денежку через день оставляешь, чтобы не опухла с голоду. Как она нас отблагодарила? Впрочем, чего ждать от Зинкиного помёта. Мать была хитрозадой, а эта перещеголяла и родительницу. Ничего от Капитоновых не взяла. Глазищи рыжие – Зинкины, нос длинный – Зинкин, рот щёлкой и тот Зинкин. Даже родинка у всех под губой, а у этой на жопе.
Последнее было ударом ниже пояса. Знаменитая родинка, украшавшая всех Капитоновых, у Анфисы, действительно, разместилась точно в центре ягодицы. Такая же аккуратная, яркая. И такая позорная. До сих пор Анфиса была уверена, что тайну знает только она и мама и сейчас, получив подтверждение обратного, гулко обиженно заревела.
Опустившись на диван, она краем глаза наблюдала, как изящно работает над замком чемодана Димка. То, что брат даже не поздоровался, вызвало очередной поток слёз. Димку она любила и знала, что брат тоже всегда хорошо к ней относился, жалел и поддерживал. И вот теперь, глядя, как он молча выкатился из кухни, забрал у Василисы чемодан и проехал к столу, Анфиса поняла, что и от него понимания ждать не приходится.
А ведь, как просто всё начиналось. Когда Смирнов, осушив бутылочку тёщиного «коньяка», рассказал о предстоящей поездке, план созрел сам собой. Всего-то и надо было отравить бандюков, спустить тело любимого в подземный гараж, одеть его костюм, шапку и вывезти машину с трупом и денежкой.
Нельзя сказать, что всё было так легко и просто, Щуплый на первый взгляд Смирнов оказался достаточно тяжёлой поклажкой. Потаскав его из квартиры в лифт, из лифта к машине, из багажника на водительское сидение, Анфиса взопрела, словно сутки в шахте отработала. Естественно, что такое сутки в шахте она не знала, но совершив марш-бросок по ночному пригороду, была уверена, что имеет полное право на эти деньги. Впоследствии оказалось, что кожаный чемоданчик находился под защитой кодового замка и металлического корпуса. Открыть его было практически невозможно. Впрочем, кувалду ещё никто не отменял. Поездку на Мальдивы в ближайшее время Анфиса не планировала, поэтому спрятав находку, с головой нырнула в последующие события.
Купив в ближайшем ювелирном магазине фионит, она запаковала камень и спрятала его в камере хранения вокзала.
Она так дотошно продумывала детали, меняла внешность, причёску, стараясь не попадаться лишний раз в объективы камер наблюдения в общественных местах и, тем не менее, сёстры вычислили её, практически, сразу.
Свет люстры закрыла тень. Не открывая глаз, Анфиса почувствовала, как ей на плечи лёг мягкий плед. Даже не зная, по каким признакам, но она сразу определила, что вынул плед из-под подушки и укрыл её Елисей.
Кодовый замок тихо щёлкнул. Димка закончил свою часть работы. То, что в чемодане крупная сумма денег, Анфиса догадывалась, но, открыв глаза, она, не сдержавшись, так громко клацнула зубами, что Димка с Елисеем переглянулись и невольно хохотнули. Аккуратные, перетянутые банковскими ленточками пачки, плотно лежали в три, а то и четыре слоя. Денег, лежавших в чемодане, хватило бы… Впрочем, чего уж теперь мечтать. Где же она прокололась? Что сделала не так? Ведь родственники вели её с самого начала. Неужели Ника всё знала и позволила так к ней относиться? Её Ника. Ника, которая никому и никогда не давала её в обиду. Которая коршуном налетала на каждого, кто хоть взглядом посмел бы оскорбить сестрёнку. И вот такое «силь ву пле».
–– Никуля, – жалобно позвала Анфиса, не сводя глаз с прыгающих в руках Василисы пачек денег. – Когда ты догадалась, что это я… свистнула деньги?
Вероника поставила на полочку старую семейную фотографию и медленно подошла к дивану. Присев на край, она погладила ноги Анфисы, автоматически растёрла её ещё не отогревшиеся с мороза ступни. От этой манипуляции такой домашней и родной, Анфисе стало ещё горше. «Предательница», зло пронеслось в сознании, и она раздражённо выдернула ногу из рук сестры. Нику её бунт, кажется, только позабавил.
–– Видишь ли, Анфисунчик, – тихо начала она, усаживаясь поудобнее. – С таким глупым, бездарным, непродуманным разводом я ещё никогда не сталкивалась. Ты почему-то решила, что диплом воспитателя детского сада прибавил тебе ума и превратил в последовательницу Соньки Золотой Ручки. Только та тётка дружила с головой и правильно оценивала людей, которых разводила. Ты же в нашем деле – лохушка абсолютная. Как ты могла подумать, что я не отличу дешёвый фионит от бриллианта. Если бы ты поработала в нашем бизнесе, ты не подставилась бы так тупо. Несколько лет назад
мы занимались перевозкой алмазов и сотрудничали с парой огранщиков из Алтайского края. Тогда я лично изучала методику, как увеличивая толщину рундиста, корону и павильон получить бриллиант, который будет весить вдвое больше, чем кажется. Я таблицы классификации чистоты и цвета, как таблицу умножения знала. А уж в плане соотношения шкал чистоты и цвета мне равной не было. А ты меня фионитом развести решила. Но главное, место, где ты купила этот «бриллиант»?
–– Какая разница? – непонимающе подняла голову Анфиса.
–– Только такая убогая, как ты, могла оставить камень в упаковочной коробке, – раздражённо вмешалась в разговор Василиса, собирая пачки в ровные башенки и складывая их обратно в чемодан.
–– Но на ней же не было никаких данных, – возмущённо поднялась с дивана Анфиса, бросая раздражённый взгляд на старшую сестру.
–– Сверху не было, – улыбнулась Ника. – А на дне, под поролоном, было всё: название ювелирного магазина, адрес. В тот же день я зашла и показала пареньку фотографии, твою и Смирнова. Впрочем, я и без подтверждения продавца догадывалась, чьих рук дело. Чересчур уж картинно ты глазки закатывала и обморочное состояние изображала. Артистка, кстати, из тебя тоже никудышная.
В комнате повисла тишина. Неужели всё так просто. А она-то Нике поверила. И Ваське поверила. Честно говоря, ей даже в голову не могло прийти, что сёстры могут так нагло пользоваться её доверчивостью, неопытностью. Жалость к себе любимой и обманутой самыми близкими людьми захлестнула Анфису. Подняв взгляд, Анфиса словно споткнулась о каменную стену. Ника улыбалась, как будто заранее знала всё, что та может ей сказать.
– Это неважно, – изобразила вздох разочарования Анфиса, вспомнив, что раньше этот трюк работал безотказно. – Ты меня предала. Использовала.
Из глаз наконец-то выкатилось несколько слезинок, и она показательно вытерла их тыльной стороной ладони. Но сегодня Ника не кинулась успокаивать сестрёнку, уверяя в вечной любви и этот факт напугал ещё больше.
– Значит всё-таки я тебя предала, – хмыкнула Ника, упруго поднимаясь с дивана. – И точно не наоборот? Может всё же ты нас кинула?
Зло обведя взглядом опущенные макушки родственников, Анфиса показательно поджала губы. Натянув на голову одеяло, она гордо отвернулась к стене. На рисунке на старом, потёртом покрывале, она впервые увидела еле заметные проплешины. Водя пальцем по грубым ниткам мешковины, Анфиса всё ещё ждала, что Димка или Ника не выдержат, подойдут, погладят по волосам и, как в детстве, пожурят за плохое поведение. Пусть бы ругали, наказывали, только бы не молчали. Замолкал Димка всего два раза в жизни и оба раза Анфисе приходилось прикладывать много усилий, чтобы брат простил её косяки.
–– Сестрёнка, стрихнин сдай, – донеслось сверху. Анфиса даже не сразу поняла, кто из братьев заговорил с ней.
– Какой стрихнин? – она медленно развернулась, стараясь удержать честный взгляд на смеющихся глазах Елисея.
Грубо зашипев, Василиса упёрлась руками о стол. Отделив мат от делового разговора, Анфиса сделала единственно правильный вывод: Вася ей не поверила. Впрочем, это было предсказуемо. Если Анфиса и могла кого-то убедить в своей невиновности, то Вася в этом списке была последней. Не сводя глаз с придурковато-лихого взгляда Анфисы, Елисей громко расхохотался и повернулся к Нике:
–– Кто сказал, что Анфиска бездарная, посредственная артистка? Недооцениваешь ты, Никуля, нашу Сару Бернар. Ты посмотри, как отыграна эмоция! Какая экспрессия, сколько праведного гнева. Если бы лично не видел результаты экспертизы балуевских парней, честное слово, засомневался бы. Ты по какой схеме дозу рассчитывала?
–– Чё? – растерянно переспросила Анфиса, вытирая рукавом нос. Елисей почесал затылок.
–– Какое слово в данном предложении тебе непонятно? Схема или расчёт?
–– Оба, – вмешалась в разговор Василиса. – Ничего она не рассчитывала. Щедрой рукой высыпала всё, что было. Угадала, Анфиска? Меня больше волнует другой вопрос. Где ты взяла стрихнин? Сразу предупреждаю, ответ: в аптеке, не проходит.
Три пары глаз пригвоздили Анфису к дивану. Под таким сканером, естественно, в голове не появилось ни одной, более-менее правдоподобной версии.
–– У Ларисы, – разочарованно вздохнула она, снова опуская голову на подлокотник дивана. – Помнишь, три года назад скандал в больнице обсуждали, когда недостачу лекарств обнаружили. Тогда главврач на фоне стресса окочурилась прямо в кабинете. А в сейфе потом обнаружили ворованные медикаменты. Так Ларискина мать в той больнице работала. Она вместе с главврачом списывала и сбывала «запрещёнку». Когда приехала полиция, тётя Лида успела оставшиеся медикаменты спрятать в сейф преставившейся подельницы. На ту и списали недостачу.
–– А представители правоохранительных органов не удивились, что главврач прятала ворованные лекарства у себя в кабинете? – иронично скривив губы, процедила Василиса.
–– Может и удивились, – пожала плечами Анфиса. – Но весьма ненавязчиво.
Состояние депрессии прочно завладело и мозгом, и телом. Анфиса, словно со стороны видела направленные на неё взгляды родственников и понимала, что от неё ждут продолжения.
– Тётя Лида, после того случая, по быстренькому в Италию смоталась. А через полгода и дочку за собой потащила. Когда Лариска уезжала, мы в подвале схрон нашли. Среди найденных лекарств был и стрихнин. Лариска хотела сразу выкинуть, но я её отговорила. Пообещала ночью вынести, чтобы никто не заметил. А потом забыла. Вспомнила только когда Смирнов про деньги рассказал.
–– А во что ты подсыпала? – в голосе Елисея сквозил профессиональный интерес.
–– В коньяк. Смирнов уже не раз пацанов материным коньяком угощал.
–– Дожились, – вздохнула Василиса. – Зинка уже и коньяки гонит.
–– Что ты понимаешь, – возмутилась Анфиса. – Мать туда и специи, и чай добавляет. На ореховых перегородках настаивает. Куда там вашим «Наполеонам».
–– На ореховых перегородках – это круто, – восторженно прошептал Елисей. – В такую гремучую смесь хоть цианид, хоть стрихнин добавляй, ничего не почувствуешь.
–– И эта Лукреция Борджиа нас бандюками называет, – закатила глаза Василиса, захлопывая крышку чемодана. – Да нам всем, вместе взятым, до неё расти и расти. Траванёт и чужих, и своих. Рука не дрогнет. А вы с Димкой всё возитесь с ней. Всё пытаетесь из дерьма конфетку сделать. Чтобы девочка работала, денежку нормальную зарабатывала. А чудес не бывает. Вот ты, Верка, думаешь она тебе благодарна за что-то? Нет. Ты ей не помогала всю жизнь. Ты, по её понятиям, выполняла свои обязанности по обеспечению классной жизни классной сестрёнки. И тебе за счастье было убирать срач в её квартире. Зарабатывать ей на пряники. Рисковать жизнью в том же Алтайском крае…
–– Ой, да ладно, – зло прошипела Анфиса, с ненавистью разглядывая спину сестры. – Расскажи мне, мать Тереза, что ты после этой операции ничего не поимела. Например, сколько Балуевских и Заглиановских пацанов к тебе перепрыгнуло, не говоря о деньгах?
Спина Василисы резко выпрямилась, и Анфиса снова испуганно натянула плед на голову.
– Вот, сучка, – взвыла старшая сестра, оборачиваясь. – Да если бы Верка тебя из города вовремя не вывезла, если бы переговоры с Балуем и Давой не вела, где бы ты сейчас была? А уж перед Елисеем ты на коленях стоять должна после того, как он стрелки на Тамарку перевёл и в ресторане плёнку с твоим рылом выкупил. А потом ещё и Уфимского обезвредил.
–– Ага, – хмыкнула из-под пледа Анфиса. – А Лена обезвредила Костика Табанидзе, после чего Дава обезвредил Балуя и тихо отошёл, оставляя тебя королевой некоронованной. Расскажи мне, как безутешно ты стенала на похоронах.
–– Нет, – убеждённо прошептала Василиса, сверля её убийственным взглядом. – Горбатого могила исправит. Но кислород я тебе перекрою. Отныне никаких дотаций. Лично проверять буду.
–– Шоб ты жил на одну зарплату, – замогильным голосом процитировал Елисей, захватывая в замок голову младшего брата.
–– Лёлик, только без рук. Я всё исправлю, – хохотал Димка, вырываясь из объятий брата.
– Вот два придурка. Что один, что второй, – пробормотала Василиса.
Глядя на дурачащихся братьев, лицо девушки, как по мановению волшебной палочки, потеряло неприятную, злую красноту.
–– Димон, – закричал Елисей. – А Васька сказала, что мы одного поля ягоды.
–– Брехня, – гордо вскинул голову Димка. – Тебе, охламону, ещё расти и расти до братика Димушки. Кстати, Васюш, зря ты Гурмана оставила. Братва на него большие надежды возлагает.
–– Да пусть себе возлагают, – равнодушно бросила Василиса, набирая новый код в замке чемодана. – Гурман напрочь лишён лидерских качеств. Да и Томка с ним расцвела. А то, представляете, это чудо великосветское на наши головы упадёт и заставит решать её княжеские проблемы. А так и Тома с игрушкой и нам спокойнее. Уфимский с Леной рванули в Париж. Вроде все довольны.
–– Не факт, – буркнул Елисей. – Это я про Уфиму. Умный гад. И скользкий.
Разглядывая из-под опущенных ресниц благодушное настроение родственников, Анфиса облегчённо вздохнула. Кажется, пронесло. Конечно, придётся пару месяцев посидеть на голодном пайке, но потом всё вернётся на круги свои. Впрочем, может и не всё. Ведь теперь она точно знает, как привлекательна и опасна жизнь семьи. И что-то ей подсказывало, что отныне её карьера честного, но бедного воспитателя завершена. Хочет семья или не хочет, но ей придётся потесниться и принять в отцовский бизнес ещё одного совладельца.
За окном рассвело. Где-то зазвенел будильник. Начинался новый день. Надо зайти в садик, забрать трудовую книжку. Потом зайти в офис Вероники, ознакомиться со спецификой работы… В новую жизнь надо вступать подготовленной. Ребята ещё что-то обсуждали, склонившись над столом. Их приглушённые голоса витали в воздухе, затуманивая сознание. Веки тяжелели. Подложив под голову руку, Анфиса громко всхрапнула и счастливо закрыла глаза.
ЭПИЛОГ
Работа по восстановлению дома в заброшенном селе шла своим чередом. С того самого дня, когда Гурман на плечах вынес из туннеля раненого Балуя, он сюда не возвращался. Вылезая из припаркованной машины, он боялся увидеть разрушенные стены, выбитые окна и вырванные жалюзи.
Всеми работами по восстановлению дома занимался Саша Лопата. Доверие Гурмана он ценил, поэтому каждый день приезжал и лично проверял и расход материалов, и качество работы. Гурман же, поговорил с рабочими, прежде чем отправить их в деревню, и занялся более важными делами.
Остановив машину у ворот, он с опаской вошёл во двор. Солнце сверкало в чистых окнах. Ни тебе строительного мусора, ни лопат, молотков, ни, что там ещё обычно сопровождает ремонтные работы.
Весна ещё только вступала в права, но солнце уже припекало. Старая яблоня под окном покрылась первыми мелкими белыми цветочками. Гурман поднял лицо, ощущая каждой клеточкой первые тёплые лучи солнца. Приезжая в свою крепость, он всегда ощущал прилив сил и энергии, как будто возрождаясь вдали от всех.
Как здорово, что и эту весну он застал на свободе, рядом с любимой женщиной. Ещё один подарочный год. Если бы Балуй был рядом. Впрочем, история не терпит сослагательного наклонения. Балуя нет. И это не изменишь.
Пройдя к дому, Гурман не сдержал счастливой улыбки. Запах весны смешался с ароматом плова. Стрекотание сорок, жужжание пчёл, переплетались с негромким стуком посуды. Рабочие обедали.
Голос Саши показался чужим и скрипучим на фоне весеннего настроения.
–– Слушай сюда, Джамшуд, – внушал Саша, склонившись над невысоким мужчиной с азиатскими чертами лица. – Чтобы всё было сделано быстро, качественно и в срок. А если узнаю, что хоть одна лампочка пропала, уедешь в свой кишлак без ушей. Усёк?
–– Усёк, насяльника, – заискивающе закивал головой мужчина.
Саша растянул губы в довольной улыбке, по-хозяйски оглядывая отремонтированный дом.
Ещё три работника пили чай у самодельного стола, пряча смущённые улыбки в редкие бородёнки.
–– Исроилжон Нематович, – с укором бросил Гурман, приближаясь к разговаривающим. – Ну взрослый же человек. Высшее образование. Что вы себе позволяете?
«Джамшуд» вскинул глаза на появившегося из-за спины Гурмана. Смущённо переминаясь с ноги на ногу, поднял руку к воротнику и автоматически поправил несуществующий галстук.
–– Простите, – сказал он совершенно без акцента. – Просто немного достало это «Джамшуд».
–– Ты чего, Джамшуд, по-русски, что ли понимаешь? – удивлённо вытаращил глаза Саша.
Сидевшие на крыльце мужчины, уже не сдерживаясь, захохотали.
В кармане куртки завибрировал мобильник. Оставив Сашу заново знакомиться и выяснять отношения с рабочими, Гурман отошёл к машине. Вынув аппарат, он долго рассматривал незнакомый номер и, наконец, нажал кнопку ответа.
Машина подъехала к центральному входу в городской парк. Медленно поворачивая голову, Гурман несколько минут рассматривал окрестности. О вчерашнем звонке он думал всю ночь. Почему он сразу поверил позвонившей девушке? Почему припёрся в старый парк? Открыв дверь внедорожника, Гурман медленно выставил ногу на асфальт, но тут же на плечо легла рука Саши Лопаты. Выйдя из машины, охранник вразвалочку прошёл к киоску, купил пачку сигарет и, закурив, ещё раз прошёлся цепким взглядом по окружившим парк домам. Подождав, пока скроются из вида несколько гуляющих парочек, он, наконец, сделал знак, разрешающий выходить. Гурман хмыкнул. После смерти Балуя, Давида и Кости, вряд ли кто-то будет на него покушаться, но перечить Саше не стал. Всё-таки работа у него такая – охранять.
