Светлана Бурынина
Сказка про Молчуна Лиса
Глава 1. Молчун решился
Молчун Лис вышел рано. Земля была холодной, по ней медленно плыли туманные облака, перебирая спящие травы. До восхода солнца еще целый час.
Давно Лис не видел восход! Он скучал по нему. Каждый вечер, засыпая, задумывал встать пораньше и посидеть на порожке дома, посмотреть как разливается солнце. Но всё никак не мог проснуться.
Сегодня был другой день. Мысль, которую нянчил и лелеял Лис вот уже вторую неделю, совсем захватила его. И Молчун решился: он перейдет Лес. Он пройдет его весь и вернется домой с ответами на вопросы, которые мучают всю его деревню уже столько лет.
И сразу стало легко, так легко, будто он уже сделал это. Его не пугали страшные истории, легенды, Лис решил, что самое лучше – это никому не говорить о своем уходе.
Вот идет Молчун по туманной траве, она нежно скользит по ногам. Брюки его подвернуты, чтобы не запачкать в тумане. За плечами небольшой рюкзак. Лис собирался быстро. Не смотря на то, что начал обдумывать свой поход давно, вещи в путь собрал накануне.
В его рюкзачке лежат: прочная крапивная веревка (стоит ли писать что она прочная? разве есть в Разнотравье что-то прочнее крапивной веревки?), маленькая книга с рисовыми страницами, чтобы сушить между ними особенные цветы и крылья бабочек, также Лис подумывал вести путевые заметки, поэтому взял несколько угольных карандашей, банка полная ягод Вороньего дерева, анисовый хлеб, грушевое прошлогоднее вино, красная рубашка, мешочек с злотишной пыльцой. Всякое может произойти, а злотишная пыльца и быстро избавляет от насморка, и хорошо останавливает кровь.
На толстом черном поясе были закреплены резные деревянные ножны, с аулитовым кортиком внутри. Компас не взял, потому что так и не нашел. (Компас – подарок дедушки, Лис закапал около дома во время набегов вальдов. Когда набеги прекратились, то Молчун просто не смог отыскать то место. Так земля и хранит Компас в себе) но вместо ориентира Лис положил ветку молодого вороньего дерева. Он слышал, что в старые времена его предки из Заречья использовали такие ветки задолго до появления компасов. Если такую ветку воткнуть в землю, то через полчаса со стороны юга она покроется пунцовыми цветами.
Молчуну Лису очень хотелось взять с собой краски. Он несколько раз их клал в рюкзак, столько же раз выкладывал. Когда у тебя с собой краски, то ты только и ищешь вид, который зарисуешь, и потому многое уходит от глаз. Лис хотел чувствовать все вокруг, каждый цветок, каждое дерево увидеть. И он окончательно решил краски выложить.
Солнце поднималось. Важное, розоватое. Молчун остановился и закрыл глаза. Тихий стрекот насекомых, шелест деревьев, шуршание крыльев – мир просыпался. Лис бодро двинулся в сторону леса, постукивая по тропинке корявой палкой. День начинался, и был непохож на все другие дни.
Лес виднелся вдали черной густой махиной. Он завораживал, пугал, притягивал, никого не оставлял равнодушным. До него было идти долго, Лис планировал добраться к вечеру, переночевать и войти в Лес на следующий день утром. Когда знаешь что нечто важное предстоит завтра, то дышится легче и сам себе кажешься смельчаком. И Молчун Лис улыбался, смело шел вперед. По его расчетам тропинка скоро должна закончиться, и идти станет сложнее, ну а сейчас об этом можно не думать. Где-то у самых корней трав еще шевелились таящие туманы, солнце слепило и согревало, ротаны летали высоко, что предсказывало хорошую погоду. Деревня просыпалась и начинала свои привычные дела, и еще никто не догадывался, что Молчун Лис решил отправиться Лес.
*
Нагретая солнцем теплая тропинка осталась позади, началось сплошное поле. Спутанные травы, бурьян, понемногу вытесняли привычные растения Разнотравья. Стало будто немного холоднее. Лис остановился, сбросил на землю рюкзак. Вокруг не было даже кочки чтобы присесть, только колючая спутанная трава. Примяв ее ногами, Молчун сел спиной к оборвавшейся тропинке, и стал вглядываться в Лес. Казалось, тот немного шевелится, будто надвигается, приглядывается к Лису.
Молчун вынул анисовый хлеб, но передумал, и бережно завернув в ткань, убрал обратно. «Лучше я поберегу на потом, сейчас мне хватит ягод». Лис съел горсть ягод из банки, и лег на траву.
Солнце было как раз над ним, было сложно открыть глаза.
Вдруг большая тень нашла на лицо. Невиданно огромный ротан плавно приземлился у самого уха Лиса, и терпеливо ждал, когда с ним заговорят. Ротаны на родине Молчуна жили уже много веков, все уже и забыли, что когда-то давно они прилетели с Горы. Этот ротан был таким крупным, что Лису стало немного боязно, этот точно не из его деревни. Молчун приподнялся на локтях, ротан чуть опустил голову. И Лис увидел, что сзади, на шее у него среди жестких чешуйчатых перьев спрятано письмо. Лис слышал, что когда-то давно ротаны были почтовыми комиссарами, но после Большого Вальдского Засилья с них сняли эту должность, дали им свободу от почтового дела, из-за того, что некоторые ротаны предали и воевали на стороне вальдов. Дрожащими руками Лис, переполненный восторга, аккуратно вытащил письмо. Ротан вскинул голову и приоткрыл клюв. Молчун поспешно отломил кусок анисового хлеба и положил в кожаную сумочку, висящую на груди у ротана.
– Извините, это анис грубого помола, у меня только такой хлеб… – Лис беспокойно суетился.
– Ра! – раздался сиплый крик, откуда-то из перьев. Ротан расправил большие сине-черные крылья, попятился назад и взлетел.
Лис долго смотрел на изящный темный силуэт, парящий в вечернем небе. Как сильно уже стемнело, думал Молчун. Он аккуратно поглаживал в руке небольшой плотный конверт. Его распирало любопытство, но Лис хорошо знал, что письма просто так не приходят. Письма – это всегда к тревоге, так говорила его мать. А бабушка наоборот – рассказывала, что в письмах всегда присылали самые сокровенные мысли и самые глубокие чувства. Она жила задолго до Перелома и знает о чем говорит.
Лис бережно разломил печать с неизвестным ему гербом, раскрыл конверт и.. в нем ничего не было. Молчун даже подскочил, он перевернул конвертик вверх дном и стал трясти. И на его ладонь плавно опустилось крохотное перо Локры. Лис поднес его близко к лицу. Он видел такую ценность впервые. От перышка шел тонкий ягодный аромат и мягкое золотистое свечение.
По преданию с помощью перьев и волос Локры можно путешествовать через сны. Лис не знал как это делается и не был уверен что это правда, но на всякий случай он аккуратно завернул перышко в красную рубашку и убрал на самое дно рюкзака.
Уже наступила ночь. Лес словно исчез, растворился в темноте. Молчун тщетно пытался зацепить его взглядом, но тот ускользал.
Лис растянулся на примятой траве, под вечерним туманом она стала мягче и даже немного грела. Сверху мерцали звезды, Лис смотрел на них, а они на него. Звезды дрожали, подмигивали, а потом поплыли – Молчун уснул.
*
– Эй, верзила!
Молчун открыл глаза.
– Здоровяк!
– Верзила!
– Уродский, уродский великан!
Молчун приподнялся и от него в разные стороны с пронзительным визгом бросились далешки. Маленькие, смешные, они спотыкались, перекувыркивались через голову, смеялись над собственной неуклюжестью и отчаянно визжали. «Эти малявки очень любят воду» – подумал Лис, – «значит где-то рядом пруд, или озеро».
Он поднялся, огляделся. Лес по прежнему был далеко впереди, ветер шевелил макушки деревьев. Озера нигде не было. Поле вокруг такое ровное, что не на что было встать, чтобы осмотреться с высоты.
Лис не спеша поел ягод, выпил вина, пощупал на дне рюкзака рубашку, улыбнулся. Раскрыл тетрадь с рисовыми страницами в надежде сделать заметку. Но слово не приходило.
Ветер раскидывал по полю остатки тумана, солнце поднималось медленно, сонно. Начинался новый день, нужно двигаться дальше.
Но какая-то безмятежная растерянность словно сковала Молчуна. Где-то рядом в траве прятались далешки. Лис слышал, как они хихикали и кидали в него семечки волоснянки. Азарт и воодушевление грядущим подвигом притупились за ночь внутри путешественника. Молчун смотрел на покачивающийся вдали Лес и пытался понять, действительно ли это с ним происходит. Сможет ли он войти в Лес, не побоится ли…
Крупные холодные капли заставили очнуться Лиса от утреннего забвения. Он закинул на плечи рюкзак, поправил ножны на поясе и двинулся вперед.
Дождь становился все сильнее, далешки суетились под ногами, одежда прилипла к телу, а в поле не было ни одного дерева или хотя бы кустика под которым можно было бы переждать.
Трава под ногами просела, увязла в черную густую землю. Лису становилось все труднее поднимать ноги из этого месива. Он устал, но продолжал упорно идти. Дождь застилал глаза, Молчун шел наугад. Вода стучала по голове, по плечам, по спине Лиса. Вокруг потемнело, серое поле заполнялось водой.
Молчун ускорил шаг, и вдруг не почувствовал земли – нога ушла вниз. Холодная зыбкая, рябая от ливня вода превратила поле в огромное озеро. Лис с трудом раскрывал глаза, видел как травы колышутся уже у плеч. Молчун оглянулся – у поля не было края – только один берег – черная стена Леса. И он стремился к ней, плыл из последних сил. Вода прибывала. Где-то рядом был слышен писк далешек. «Если такие малявки держатся на плаву, то и мне нужно постараться» – бодрился Молчун. Сверху лил дождь, полевое озеро переполнилось. Лис хватал воздух, в рот попадала вода, он отчаянно дергался, но спутанные клоки травы липли, мешали, вода словно связывала, брала в плен. Лес черным нечетким пятном маячил вдали, Лис видел его всё хуже, он словно исчезал…
Глава 2. Лис ушел
Да, попал Молчун переделку. Он даже не подозревал, что это озерное поле, что переходить его нужно быстро, осторожно – оно могло обернуться водой в любой момент. Но не стоит переживать, сейчас Лис находится в надежном месте. А пока путешественник отдыхает, можно заглянуть в его родную деревню – Разнотравье. Что же происходит там, ведь Молчуна не было дома уже два дня, его друзья не могли не заметить исчезновения.
Как и во всех деревушках Заречья утро наступило в Разнотравье рано. Пекарь Старик Аркас еще затемно начал молоть зерна волоснянки, толочь на закардах анис, замачивать в олехре имбирь, натапливать печи. Одним словом, готовить всё для того, чтобы порадовать посетителей своей лавки свежим ароматным хлебом. Аркас был старожилом деревни. Его все уважали, к нему приходили за советом.
К нему и прибежала напуганная растрепанная Шанья. Ей плохо спалось, снились темные тревожные сны, и, чтобы растерять беспокойные грезы в тумане, она вышла прогуляться рано утром, задолго до восхода. Бродила мимо спящих домов подруг, собирала еще не раскрывшиеся спящие головки ветряники, думала какой ароматный чай из них заварит, и вдруг увидела вдалеке силуэт. Темная фигура двигалась в сторону Леса! Шанья от неожиданности выронила цветки – это был Молчун Лис. Сомнений не было. Только он один был такой долговязый, высокий. И только у него на левом ухе не было кисточки. Он лишился ее когда был еще ребенком, в их дом ворвались вальды в один из своих бесчисленных набегов. В тот день Лис лишился отца, деда и кисточки на левом ухе.
Шанья смотрела на удаляющуюся фигуру во все глаза. Зачем ему понадобилось туда идти. Одному! В Лес! Шанья, растревоженная снами, теперь совсем потеряла голову. Она хотела броситься за Молчуном, выяснить что он задумал, но словно заколдованная страхом стояла на месте. Ей было боязно одной идти. Но кто может помочь? Еще вся деревня спит… Старик Арскас! Ну, конечно! Он уже наверняка запустил скрипучие закарды, готовит большие печи для хлеба. И Шанья побежала. По ее босым ногам скользили туманы, тяжелая трава бесшумно выпрямлялась, роняя утренние капли адамуса.
Пекарь жил в низине и бежать было легко. Уже издали девушка увидела тонкий струящийся дым из больших печных труб.
Старик Аркас с подвернутыми рукавами, обмотав длинную бороду вокруг шеи, чтобы не мешалась, старательно месил тесто. От печей шел жар, приятно пахло олехрой. Шанья ворвалась с шумом распахнув дверь. Взметнулось облако анисовой муки. Старик удивленно приподнял косматую бровь.
– Лис ушел в Лес! – выпалила запыхавшаяся. – Я видела! Ушел, ушел!
– Так.
Аркас отодвинул большой кусок теста, похожий на куль, и выпрямил спину. Посмотрел на встревоженную гостью и кивнул на стул.
– Шанья, ты присядь. Расскажи-ка еще раз, что ты видела.
Выслушав историю, Аркас задумался. Уже много столетий жители Заречья боятся Леса. Они придумывают о нем небылицы, пересказывают легенды, запугивают друг друга до ужаса. Но уже никто не помнит, с чего всё началось. Старику Аркасу пятьсот восемь лет, он старожил деревни, но даже он стал забывать. Даже он вздрагивает при одном только упоминании о Лесе, вот до чего дошло.
– Дедушка Аркас, нужно остановить Лиса. Я чувствую, что скоро произойдет беда! Чувствую! Мне снился сон. Я знаю, сны – это не всегда правда, но в этот раз всё точно… Мне кажется, нам нужно идти к Гваламону…
Закарды со страшным свистом заскрипели, огонь в печах резко осел, повеяло холодом, и даже куль теста на столе тонко свистя стал оседать.
– Тшшшш! Не произноси его имени рядом с мои хлебом! Старик бросился к печам, раздул, заглянул в закарды и, вернувшись к столу, принялся усердно мять тесто.
Шанья замерла, перепуганная и бледная. Арскас, взглянув на нее, смягчился.
– Не надо называть его имя. Скажи просто: пошли к Дросику, и я сразу бы понял. Не нужно тревожить духов, они не любят этого.
– Дедушка, ты сходишь со мной? Пожалуйста.
Старик стоял, запустив огромные колючие руки в мякиш теста. Он уперся в стол, опустил голову. Так ему не хотелось тревожить бедолагу Дросика. Но, только через него можно поговорить с духом, попросить вернуть Лиса. А может быть, собрать небольшой отряд, и просто пойти за беглецом следом? Нет, нет, это безумие. Никто не согласится, разве что безумный Ригуль. Но что это за отряд – старик, девчонка и пьяница…
– Хорошо, Шанья. Сходим. Сходим обязательно, вот давай только с хлебами закончу. Ну-ка помоги мне немного.
Глава 3. Хранитель духа деревни
Дросик жил на небольшом холме, его домик стоял в особицу. Этому тщедушному гончару выпало был носителем духа Гваламона. Бедный Дросик. С каждым годом он становился все печальнее и грустнее. Его горшки и плошки почти не покупались, жители народ суеверный – вдруг дух засядет в горшках и перенесется внутрь, скажем, с супом. Никто не хочет носить в себе духа, и как обезопаситься – тоже никто не знает. Дух сам выбирает в чьем теле ему жить. А если уж поселился – то лет на сто не меньше. Но как правило, носители дольше не живут.
Духи необходимы каждой деревне, они защищают, помогают, советуют. Но за каждую помощь берут плату, да и старят своего носителя. В Заречье из духов остался только Гваламон. Остальные отошли, покинули эти места. И потому с окрестных деревень часто приходили в Разнотравье за помощью к Гваламону. То есть приходили к Дросику и требовали Гваламона. Дросик был скромный, робкий, по началу никому не отказывал, но потом уже вся деревня заметила как бедолага тает на глазах, и взялись помогать – пристроили ему в помощники Агату – бойкую старушенцию, которая допускала к Дросику только тех, чьи просьбы были действительно важные, которые касались здоровья детей, защиты от набегов, а такие просьбы как «побольше бы лекарной свеклы в этом году» и «чтобы в моем саду выросла досянка» отклонялись. Агата бодро выставляла таких просителей за дверь, утешая тем, что если на ночь накрывать лекарную свеклу рогожкой, уберегая от капель адамуса, то урожай будет отменный.
Дросик, не смотря на тщедушность, стойко нес свое бремя. Он уже не обижался на напуганные взгляды обращенные на него, не расстраивался, что его глиняное творчество боятся покупать. Он просто смирился и жил. Грустный, печальный, терпеливо нес свое бремя.
Когда он увидел в окне приближающихся Шанью и Старика Аркаса, то лишь немного вздохнул и достал из кухонного шкафчика еще две чашки.
Аркас оправился у двери, пригладил бороду, постучал. Агаты не было, Дросик открыл сам. Гости неловко улыбались, робко мялись на пороге.
– Заходите, заходите. – Дросик отошел, пропуская посетителей.
– Здравствуй, дружище. Прости, мы в такую рань… Мы принесли хлеба. Вот анисовый, вот из волоснянки… Ты какой любишь?
Дросик проводил гостей в комнату, усадил за стол. Устало улыбнулся:
– Я понимаю, вы пришли по делу. Но давайте сначала выпьем чай, вы и не завтракали еще, наверное. Я вот только сажусь, присоединяйтесь. А твой хлеб, Аркас, что анисовый, что из волоснянки – чудесный. Знаешь, я какое-то время жил в Подгорье, и я вот что тебе скажу – хлеб там делать совсем не умеют!
Все сели вокруг небольшого круглого столика. На нем важно стоял синий глиняный горшок с кашей из медовики, пузатый чайник наполнял дом ароматом ветряники, на тарелочке аккуратными кружочками лежала политая олехрой лекарная свекла. Дросик нарезал мягкий анисовых хлеб и разложил в красивую плетеную из тигровника тарелку. Старушка Агата мастерски плела из прутьев тигровника. Над столом висел большой плетеный абажур. Тоже дело рук Агаты.
Шанья тихонько сидела на большом резном стуле, скромно опустив глаза. Дросик поставил перед ней чашку, и ободряюще улыбнулся. Шанья улыбнулась в ответ. Она, как и все подростки, боялась его. Но его искренняя улыбка, чистые чайные глаза с теплым золотым светом, мягкие длинные волосы, тонкие полупрозрачные пальцы успокаивали её. Она впервые видела носителя духа так близко. И он был приятным, добрым. Шанья словно наполнилась от него светом. Она почувствовала столько тепла внутри. Выпрямилась, осмотрела комнату. Все вещи были как живые, они будто немного звенели, от них словно шло тепло. Мягкое зеленое кресло покрытое плюшевой тканью, большая книжная полка, подрагивающие от ветерка паутинная занавеска – все вокруг баюкало, обнимало уютом. Шанье стало так хорошо, она почувствовала себя будто дома. Обняла изумрудную глиняную чашку, и ей показалось, что чашка немного засветилась от её прикосновений, тихонько зазвенела. Отпила глоток чая, и он показался ей удивительно вкусным. Каждый день она пьет чай из ветряники, но этот был особенный. Шанья положила на мягкий ломоть анисового хлеба несколько кружочков лекарной свеклы и принялась есть.
Старик Аркас одним махом выпил весь свой чай, и нервно теребил бороду. Дросик, положил ему руку на плечо:
– Друг, не переживай. Знаю, ты бы не пришел за безделицей, я понимаю, что произошло что-то неприятное. Говори, не бойся. В конце концов, это моя работа. – Дросик улыбнулся и ободряюще похлопал Старика по плечу.
Аркас выпрямился и заговорил:
– Понимаешь, тут такое дело… Лис, ну сын Берлы и Каравы, в общем, он ушел в Лес.
Дросик вздрогнул.
– Как в Лес?
– Я не знаю, Шанья видела, как он уходил. Не знаю, что сделать, что предпринять. Дорогой Дросик, мне очень не хотелось тебя тревожить, но тут без духа никак…
Старик Аркас обеспокоено сдвинул косматые брови, Шанья заерзала на стуле. Дросик помрачнел.
– Но знаешь, я подумал, вдруг мы и сами сможем? Может быть, нам отправиться за ним? – почему-то шёпотом сказал Аркас.
Дросик поднял испуганные глаза и тоже зашептал:
– В Лес нельзя.
– Да, знаю, знаю, но может быть… мы попробуем?…
Дросик суетливо перебирал пальцами, оглядывался.
– Нет, Аркас, дружище, никак нельзя. – сказал он, наклонившись поближе к Старику, – в Лес нам нельзя.
Шанья почувствовала прохладу. Но это была не та прохлада, которая колышет занавески, этот холод шел от стола, от чашки, от абажура, от стен. Девушке показалось, что волшебный светлый звон затих, все покрылось напряженной тишиной.
Дросик выпрямился, встал.
– Я дам вам поговорить с духом. Нужно, значит, нужно. Дело серьезное.
Старик Аркас опустил глаза, Шанья вся сжалась от холода. Чашка в ее руках потемнела.
Глава 4. Дом под озёрным полем
Лис очнулся. Он плохо видел, глаз не мог ничего нащупать, на что-нибудь опереться – сплошные пятна, и они двигались, кружились, были неуловимы. Молчун попытался пошевелиться. Почувствовал, что мокро и сыро. Сразу стало зябко, хотя ветра не ощущалось. Спина ужасно ныла, словно он лежал на большой кочке. «Должно быть, это рюкзак. Хорошо, не потерял. Нет ветра, значит, я где-то внутри. Хорошо бы в доме, а не желудке рыбы какой-нибудь». Лис пытался приободрить сам себя. Нужно вспомнить, где он был последний раз, чтобы понять где сейчас. Было поле, был лес. Пошел дождь, и поле стало озером. Лис слышал про озерные поля, но не подозревал, что это именно оно, да и по правде говоря, Молчун сомневался существуют ли такие поля, не сказки ли это.
Лис так и не смог сосредоточить взгляд и поймать хоть что-нибудь, и закрыл глаза. И тут же, под самым ухом услышал кокетливый голос:
– А гляди-ка, не спит.
Молчун от неожиданности подскочил. Всё вокруг плыло. Он присел как-то на ощупь, под ним было что-то твердое, плоское, ровное.
– Давай убирай уже, проснулся. Убирай, а то окосеет. – сквозь смех всё тот же голос говорил кому-то.
Тут раз – все вокруг перестало плыть. Лис протер глаза, осмотрелся. Он сидел на огромном крепком столе, сделанном, должно быть, из басанды. Такие деревья уже давно не растут в Разнотравье и очень редко их можно встретить в Заречье. Около стола, уперев в него острые локти, сидели три молодые девушки. У них были добрые веселые глаза. Они улыбались, хихикали, игриво подмигивали. Пальцы их чуть поблескивали, и на шее были такие же переливы. Лис чуть прищурился, чтобы понять в чем дело. Девушки заметили это и рассмеялись. Они так заливисто хохотали, что Молчун покраснел.
Лис свесил ноги со стола, подвинул к себе поближе рюкзачок. Заметил, что сжимает в руке свою палку-посох, правда, от нее остался всего лишь небольшой обломок. Одежда на Лисе была насквозь мокрая, неприятно липла к телу. Нужно было выяснить где он и что же произошло, но Молчун смущался этих девиц. Мокрая одежда словно стянула, Лис начинал мерзнуть, хотелось поскорее надеть сухое.
Набравшись смелости, он бойко сказал:
– Мне бы переодеться.
Одна из девушек встала, показала рукой, мол, следуй за мной. Две другие остались за столом, склонились головами и тихонько зашептались.
Та, которая шла впереди Лиса была немного другой. Её кожа также поблескивала, но была теплее. Молчун двигался за ней по длинному коридору, оглядываясь по сторонам. На стенах висели картины, их было так много, иногда рама одной картины находила на другую, некоторые висели вообще без рамы. Девушка шла очень быстро, так, что у Лиса совсем не было возможности рассмотреть, что же там изображено. Вот вроде бы деревья, или нет, кажется, просто облака, а вот медведь, или это дом. Под одинокой лампой кружили крупные доры и мотыльки. Когда Лис проходил мимо один присел ему на ухо, и Молчун уже поднял руку, чтобы смахнуть, но тот ответил тихим басом: «Не надо». Лис вздрогнул, мотылек улетел, шумно шелестя крыльями.
Наконец они остановились перед темной старинной дверью. Девушка вытащила связку ключей, быстро подцепила переливающимися пальцами из множества одинаково черных один необходимый, отперла дверь. Комната была светлая, просторная. Небольшой диван, с красными подушками, письменный стол, полка с парой книг, рядом старинный сундук. Девушка подошла к продолговатому окну и остановилась. Лис тоже подошел к окну и увидел за ним воду. Все было в воде. А в ней проплывали рыбы, спутанные клоки травы, какие-то неизвестные растения, по стеклу ползла толстая улитка. Молчун ошеломленный посмотрел на девушку, как бы спрашивая и прося помощи, чтобы понять. Но тут он был поражен снова – руки, шея девушки были покрыты мелкой чешуей. Она блестела, переливалась всеми цветами. Лис не знал что сказать. Девушка улыбнулась, и Молчун понял кто они, кто эти девицы. У него перехватило дыхание. Он выпучил глаза и хрипло словно не своим голосом выговорил:
– Медвежьи Сестры!
Девушка снова улыбнулась и чуть кивнула. Затем вышла в одну из четырех дверей. Лис так и стоял и не мог шевельнуться. Внезапно дверь приоткрылась, из нее выглянула косматая голова девушки:
– Переоденешься – приходи. Поешь с нами. Вот в эту дверь, в синюю.
И махнув рукой она скрылась.
Лис присел на диван. Вот это да. Это же Медвежьи Сестры. И это их дом! Молчун обвел комнату взглядом, она была без углов, круглая, пустоватая, но уютная.
О Медвежьих Сестрах ходили самые страшные легенды, ими пугали непослушных детей в Заречье. Лес считался тем местом, куда они утаскивают свою добычу. Но раз Сестры тут, то Лис уже в Лесу? Но откуда тогда вода за окном? Нужно скорее все выяснить.
Молчун быстро стянул мокрую холодную одежду, выжал штаны, разложил их на столе и стал постукивать рукой. Ткань, сплетённая из тонких нитей маяны быстро теряла влагу. Когда штаны стали не мокрыми, а скорее немного влажными, Лис поспешно их натянул. Выжал рубашку, развесил её на спинке стула. Извлек со дна рюкзачка красную рубашку, надел. Она была практически сухой. Не даром рюкзаки в Разнотравье шьют из опаленной долиньи – ни один дождь не промочит. Лис вытащил хлеб, и бережно неся в руках направился к синей двери.
*
Снова длинный коридор, стены скрыты под множеством картин, впереди маячит слабая лампа, мигает, потому что на нее то и дело садятся огромные мотыльки, и лампа раскачивается, светит из последних сил, вся закрытая их мохнатыми пузами.
Лис шел быстро, ему было некомфортно в этом коридоре, казалось, будто кто-то следит за ним, будто что-то движется следом. Молчун несколько раз оборачивался, но никого не было. В какой-то момент ему показалось что движение идет по стене. Будто скачет кто из картины в картину за ним, темное пятно двигалось, но стоило Лису остановиться – всё замирало. Свет был такой плохой, что Молчун никак не мог разглядеть кто же это. Лис бросился со всех ног, вот он уже пробежал под лампой, встревожив ленивых мотыльков, вот он уже видит очертания двери в этом слабом синюшном свете. Молчун протянул руку к круглой блестящей ручке, и вдруг дверь резко распахнулась, ударив Лиса что есть силы по руке, от неожиданности Молчун упал на спину, хлеб выскочил из рук, взметнулся вверх и вот вот должен был упасть, как длинная темная рука высунулась из картины, подхватила хлеб на лету и утащила внутрь.
На пороге распахнутой двери стояли три девушки и заливались смехом.
– Калева, Калева! Как не стыдно!
Одна из них погрозила переливающимся чешуйчатым пальцем темноте картин.
Ответом ей было урчание и смачное чавканье.
– Давай руку, вставай. Не бойся, это Калева – речной дух, он заперт в этих картинах. Он тебя не тронет. – одна из девушек протянула Лису руку.
Лис растерянный сидел на полу.
– Если ты, конечно, не хлеб.
И Медвежьи Сестры снова захохотали.
Смущенный Молчун, нахмурился, чтобы придать себе более важный и независимый вид.
– Я хотел вас угостить…
– Не переживай, у нас много еды. Мы угостим тебя нашими озерным хлебом. Калева разбойник ужасный, вечный шутник. Это Люнара его избаловала. Она каждую неделю ему рисует новую картину, чтобы он мог порезвиться.
Одна из Сестер вскинула тонкие изумрудные брови, почти закрытые жесткими волосами, больше похожими на шерсть, и уперла руки в бока.
«Должно быть, это Люнара» – подумал Лис.
– Должно быть, да, – ехидно улыбаясь сказала другая Сестра.
– Ну, началось… Мы же договаривались! – одна из девушек, кожа которой была теплее чем у двух других, развела руками. – Мы же договорились. И в конце концов, этот парнишка наш гость, давайте вести себя соотвественно. Мы не мальки с озерной пустоши, мы Медвежьи Сестры, а значит, должны вести себя как подобает. М?
Две другие Сестры кротко кивнули, и со скучными лицами пошли в глубину комнаты.
По середине стоял тот самый стол из басанды, на котором очнулся Лис. Но на этот раз он был не пустой, а просто ломился от кушаний. Чего на нем только не было: лекарная свекла, нарезанная кружочками, запеченные в водорослях вирки, булочки, покрытые олехрой, два кувшина с настойкой из летнего адамуса, плоды захарды, присыпанные розовой пудрой, а также много блюд, которые Лис видел впервые. При взгляде на все это великолепие, Молчун понял, что сильно голоден.
Его усадили, как почетного гостя, на самый маститый стул, Сестры сели рядом. Одна из них даже слишком близко, она всё хихикала и заглядывала Лису в глаза. Молчун краснел от ее внимания и стеснялся есть. Зато две другие Сестры ловко перебирая своими блестящими длинными пальцами положили каждому в тарелку просто огромную порцию разной еды. Лис вдыхал великолепный аромат поднимающийся от его тарелки и скованный вниманием одной из Медвежьих Сестер был вынужден аккуратно, отрезая по малюсенькому кусочку, есть.
– Цитара, оставь его в покое. Сколько можно. Дай ему поесть!
Девушка закатила глаза и чуть отодвинулась от Лиса. А потом внезапно схватила его за коленку:
– О маяна! У вас осталась маяна? Здорово! Я рада что в Заречье осталась маяна, значит, с лесургами еще не все покончено.
Молчун сидел словно окаменевший, пока Цитара пощипывала его штанину на коленке.
Сестры, заметив его выражение лица, еле сдерживая распирающий смех, с трудом соорудили на своем лице что-то наподобие суровости. Цитара снова закатила глаза и отодвинулась еще дальше от гостя.
Повисла неловкая пауза и чтобы как-то свернуть на приятную застольную беседу, Лис спросил:
– С кем еще не покончено?
Вилки и ножи замерли в тарелках Медвежьих Сестер. Они настороженно подняли на него свои лиловые огромные глаза, и стали вглядываться, словно пытаясь понять, не шутит ли он.
– О моченые водоросли! – воскликнула Люнара, – лесург не знает кто такие лесурги! Уму не постижимо!!
– Мда уж… – протянула разочарованно Цитара.
Одна из Сестер, чья чешуя на руках и шее была не такой холодной, подняла повыше полупрозрачный лизкердовый изящный бокал и чуть покачала им. Тот тонко зазвенел. Собрав внимание всех сидящих за столом, она сказала серьезным голосом:
– Нет ничего удивительного в том, что он ни разу не слышал о лесургах, хотя сам относится к этому роду. Не будем смеяться, Сестры, он же еще так молод. Нам выпал шанс рассказать этому маленькому путешественнику, историю его предков, историю его земли, историю, которую в его краях все забыли…
Она развернулась лицом к Лису и покачивая бокалом с летним адамусом, заговорила тихим и немного печальным голосом:
– Дорогой Молчун Лис! Меня зовут Мидара и я хочу рассказать тебе одну историю, которую многие забыли.
ИСТОРИЯ ЛЕСА.
Много сотен лет назад Подгорье и Заречье были частью Леса. Лес был повсюду. Цвела крепким ароматом гладкоствольная басанда, вилась кружевными ветками изящная маяна, заросли колючего но пряного тигровника росли везде. В ветвях Вороньего дерева ворковали синеглазые Локры. Лес жил. И в самом центре было его сердце – Дерево Тысячи Труб. Каждый, приходящий в Лес просил у Деверева прощения за нарушенный покой, за то, что хочет немного унести его даров: спелых ягод, ароматных цветков ветряники, изящных прутьев маяны. Дерево Тысячи Труб никогда не кому не отказывало, оно давало даже больше, чем посетитель Леса просил. Сердце Леса было сильное, доброе, щедрое.
