Светлана Александровна Захарова
Пропасть для свободных мужчин
Миша нигде не работал. Имея третью группу инвалидности, он получал небольшую пенсию в 600 рублей, что соответствовало 20 долларам. Из этих денег он по льготному тарифу платил за квартиру, оставляя себе 100 рублей на выпивку, без которой не мог обойтись, а остальные деньги отдавал матери на продукты. Конечно, этих денег ни на что не хватало, и матери приходилось тратить на сына часть своей пенсии. Таня приглашала брата по выходным к себе обедать, но приходил он не всегда. Она дала ему почитать роман модной писательницы Марининой, который понравился ей самой, и Миша очень им заинтересовался, а потом спросил, нет ли у Тани чего-нибудь еще того же автора. Таня начала покупать все романы Марининой по мере их выхода в свет, и они с Мишей их читали по очереди. Когда он приходил за книгами, Тане удавалось его накормить.
Отец Михаил Николаевич, узнав об отъезде снохи и внучки, еще больше замкнулся в себе. Он утратил всякий интерес к жизни, перестал выходить из дома и проводил время, лежа на диване. Таисия Михайловна несколько раз вызывала ему врача, но он ни на что не жаловался и отказывался лечиться. Так он прожил ровно год – именно столько времени прошло после отъезда Гали и Юли; умер Михаил Николаевич так быстро, что, наверное, и сам не успел заметить этого.
На похоронах отца Миша показал себя не с лучшей стороны. Занимался этими скорбными делами муж Тани Сергей, а Мишу он привлек как помощника. Когда Сергею надо было решать организационные вопросы на кладбище, Мише поручили купить венки. Вот тут-то Миша и оказался не на высоте, когда купил пару самых дешевых венков. Он сэкономил денег для выпивки. Убитая горем вдова даже не заметила этого, но Таня, а особенно Сергей, сразу обратили на это внимание. Однако исправлять создавшееся положение было уже некогда, а на следующий день и два последующих Миша был так пьян, что разговаривать с ним было бессмысленно.
Отца похоронили, и Таисия Михайловна жила только для сына. Она тяжело переживала его ежемесячные запойные пьянки, но тут же забывала о них, когда запои кончались. Мать с сыном ежедневно перезванивались и докладывали друг другу, что все в порядке. Иногда на Мишу нападало сентиментальное настроение, и он начинал себя жалеть, параллельно жалуясь матери.
–
Ты лучшая мать на свете, – говорил он, – что же будет со мной, если вдруг ты умрешь? У Тани своя семья, ей не до меня…
После таких излияний Таисия Михайловна всегда беседовала с Таней, просила не оставлять бедного Мишу, если с ней вдруг что-нибудь случится. Таня обещала, что Миша в любом случае без куска хлеба не останется. Но при этом высказывала сомнения насчет его долгой жизни.
–
Он ведет такой образ жизни, что умрет раньше тебя, – говорила она обыкновенно, и мать, как ни странно, всегда спокойно соглашалась с ней.
Таня знала, что Миша кончит плохо, и исподволь готовила маму к очередному удару судьбы. Два удара – отъезд внучки и смерть мужа- она кое-как пережила.
Таисия Михайловна, помня уроки своего мужа, тоже написала письмо сыну, умоляя его лечиться и вести здоровый образ жизни.
Миша!
Недавно я прочитала в журнале статью Сытина «Не таблеткой, не уколом, а добрым словом» и сделала вывод, что его метод тебе обязательно поможет, если ты серьезно к нему отнесешься. Людей с таким, как твое, душевным состоянием в наше время очень много. И тот, кто твердо решил вылечиться, кто заставляет себя пробудить резервные силы, которые есть в каждом человеке, сумеет обновить свой организм. Нужно избавляться от плохого настроя, от апатии, тогда и самочувствие будет лучше.
Я прошу тебя прочитать статью Сытина и заняться самовнушением. Надо воодушевлять себя, настраивать на веру в исцеление, внушать себе, что организм способен победить душевную болезнь. К этому хорошо бы добавить утреннюю гимнастику, душ и прогулки на свежем воздухе – жизненный тонус и работоспособность обязательно будут выше. И Сытин, и Кашпировский, и Чумак, и другие психологи, глубоко изучившие внутренний мир человека, убедились, что слово может мобилизовать силы и обновить организм. Если сам не сможешь, можно сходить к тому же Сытину или другому психологу на прием, лечиться анонимно. Надо действовать, принимать какие-то меры, чтобы избавиться от недуга. Под лежачий камень и вода не течет! Подумай, Миша, еще не все потеряно.
Мама
Сын письмо прочитал, с мамой согласился, но ничего делать не стал – не было у него на это ни сил, ни желания. После отъезда Гали Миша стал реже попадать в психушку. Появилась даже слабая надежда, что он сбросил с себя оковы своей болезни. Но чуда не произошло. И как-то во время очередного визита матери он со слезами на глазах сказал ей: «У меня начинается… Начинается – и я ничего не могу сделать! Я пил таблетки – не помогает! Начинается опять! Но я не хочу туда, не хочу!». «Что начинается, сыночек? – встревожилась Таисия Михайловна, – ты заболел? Может быть, вызвать врача?». «Вот врача как раз не надо! Маниакальность начинается, она, родимая! И никуда мне от нее не деться!» – и Миша зарыдал.
Мать начала успокаивать сына, хотя не очень поверила, что начинается его психическая болезнь. Она уговаривала его лечь спать пораньше. Отдохнуть, как следует. И успокоиться. На какое-то время Миша действительно успокоился, и Таисия Михайловна ушла к себе домой. Но на следующий день Миша исчез, и его не могли найти три дня. Потом он появился дома с какой-то девицей, которая была его моложе лет на 15. «Мы решили пожениться», – сказала девица ошарашенной матери. Таисия Михайловна заметила, что новоявленная невестка уже нацепила на себя кое-что из вещей Гали, которые она не взяла с собой. Миша был возбужденный, веселый и полный надежд на будущую счастливую жизнь. Он начал рассказывать матери, что собирается с будущей женой в свадебное путешествие за границу. При этом они непременно заедут в Германию к его бывшей жене и дочери, чтобы посмотреть, как они там устроились. Потом Миша доложил, что уже позвонил Гале в Германию и разговаривал с ней полчаса о своей будущей женитьбе и о скором визите к ней. Потом за этот разговор мать заплатила полпенсии. Испуганная Таисия Михайловна первое время не могла вымолвить и слова, а потом, наконец-то сообразив, пошла к соседям звонить в больницу. Когда приехала бригада из психиатрической лечебницы, Миша не оказал сопротивления. Он отдал своей невесте ключи от дома, объяснил, где его искать. И обещал скоро вернуться.
–
Вы зачем с ним связались? – спросила Таисия Михайловна у испуганной девушки. – Разве не видно, что он больной?
–
Что вы говорите! – возразила девушка. – Он совершенно нормальный.
–
Дай-ка сюда ключи, – грозно сказала Таисия Михайловна, – нормальный бы не отдал их первой встречной.
Таня, как обычно, навестила брата в больнице. И ей он тоже поведал, что собирается жениться, а пока невеста будет навещать его в больнице. Он ждал напрасно – предполагаемая суженая так и не явилась. Но по мере выздоровления Миша ее не вспоминал. Это была последняя женщина, переступившая порог его квартиры.
В следующий раз, примерно через полгода, Мишу в больницу отправил двоюродный брат Василий. Однажды вечером он позвонил Тане и сказал: «Приезжайте, у меня день рождения, а жена отдыхает в санатории. Мне скучно одному». В полном недоумении от такого предложения Таня ответила: «Кто же так приглашает? Надо было заранее сказать, что ты хочешь нас видеть. У меня муж еще с работы не пришел. И вообще поздно уже». Тогда Василий решил пригласить Мишу, хотя Таня очень просила его этого не делать. Михаил, получив приглашение, тут же поехал к Василию, предвкушая выпивку и закуску.
На следующий день позвонил Василий и сообщил Тане, что Миша плохо вел себя, и он вызвал бригаду «скорой помощи» из психиатрической лечебницы. Миша, по его словам, всю ночь не спал, гонял его за дополнительными бутылками, нес всякую чушь и утомил его до того, что Василий вызвал на помощь мать. Таисия Михайловна приехала тут же и начала уговаривать сына успокоиться и ехать домой. Однако Миша после бурной ночи был не в настроении. Со словами «еще ты будешь мною командовать» он протянул руки, положил их на шею матери и больно сжал сонную артерию. Таисия Михайловна закричала. Василий этого не потерпел. Он всегда относился к Таисии Михайловне, как к родной матери, а после смерти тети Лиды только так ее и называл, потому что не забыл, что в подростковом возрасте именно тетка с мужем помогли ему встать на правильный путь в жизни.
Василий и сам был не без греха: из-за пристрастия к выпивке закончилась его военная карьера на звании «капитан», тогда как младший брат Виталий дослужился до подполковника. Но обидеть женщину, тем более мать, Василий не мог. Он оттолкнул пьяного Михаила так, что тот отлетел в другой конец комнаты, и позвонил, куда следует. Когда Мишу увезли, он проводил плачущую мать домой.
Для Миши это был последний «курорт». В больнице он познакомился с художником Геной, который на тетрадном листе бумаги простым карандашом нарисовал его портрет. Когда Таня увидела это художественное произведение, то сначала не могла понять, что ее так испугало. Миша на портрете был очень похож на себя, смотрел на окружающих серьезно и пристально, но что-то незнакомое было в выражении его лица. Она поймет это потом, когда поставит портрет у гроба Миши и начнет отводить глаза, чтобы не смотреть на него, потому что в лице брата увидит укор. «Что же вы не спасли меня?», – казалось, спрашивал он.
Но пока он был жив, и Таня развлекала его в больнице.
–
Ты помнишь, моей подруге Нине несколько лет назад сделали операцию? – говорила она.
–
Конечно, помню. Надо было ехать за границу, а она здесь осталась.
–
Первое время она чувствовала себя хорошо и даже вышла на работу. Но сейчас ей стало хуже, пошли метастазы…
–
Это что такое?
–
Рак начал распространяться по всему телу. Завтра Федор увозит ее за границу, здесь ей уже не помогут, – и Таня поднесла к глазам платочек.
–
Ты ее жалеешь? А я знал, что она допрыгается.
–
При чем тут «допрыгается», Миша?
–
Вертихвостка пото
му что. Всю жизнь думала черт
знает о чем.
–
А ты всю жизнь о чем думал?
–
Я больной человек. Жить я вообще не хочу.
–
Ну что ты говоришь! А если мать услышит? Хоть бы ее пожалел.
–
Ей без меня будет только легче, – сказал Миша и глубоко задумался.
После выписки из больницы у него сохранилась дружба с Геной, с которым они имели один диагноз: «маниакально-депрессивный синдром». У них было много общих интересов, поэтому они не скучали вместе. Таня как-то застала Гену у Миши дома и познакомилась с ним. Тогда друг брата произвел на нее вполне благоприятное впечатление. Он рассказал ей о своей семье – у него была жена и двое детей, а также престарелые родители. «Вот еще одна несчастная семья», – подумала Таня. Она еще не знала, что именно Гена научит Мишу принимать внутрь разные суррогаты вроде «стеклоочистителя» и «лосьонов после бритья», а также собирать пустые бутылки.
Не успел Миша прийти в себя после лечения, как в больницу положили мать. У Таисии Михайловны совсем отказал левый глаз, нужна была операция по удалению катаракты. Она мужественно перенесла все неприятности, связанные с хирургическим вмешательством, а беспокоилась только о Мише. Он это понимал и навещал мать в больнице часто, встречаясь там с Таней. И как-то вечером, выйдя из больницы вместе с Мишей, Таня сделала последнюю попытку узнать истину. Она задала брату тот самый вопрос, который много лет не давал покоя всей семье. Так что же случилось там, в армии, в прибалтийском городе Лиепая, где проходил службу Миша? Она готова была услышать все, потому что много раз перебирала в уме всякие варианты, но ответ поразил ее своей неожиданностью.
–
Меня в шпионы приглашали, – сказал Миша.
–
Куда?? – не поняла Таня, – в какие шпионы?
–
В самые обыкновенные, как в кино. В резиденты.
–
И что же? Ты согласился?
–
Нет. А крыша поехала.
–
Но почему? – спросила ошарашенная Таня.
–
Не знаю.
Миша уже понял, что рассказал лишнего, и больше не произнес ни слова. Да и что тут было говорить? Как это обычно делается, Таня видела в кино, и дорисовать картину ей не составляло труда. Она вспомнила: Миша писал из армии, что, вроде бы, не собирается возвращаться в свой Выборг, а не прочь устроиться работать в Москве. А потом, под конец службы, вдруг резко меняет свое решение и сообщает, что остается жить и работать в Ленинграде. Почему? Да! Он еще ссылается на какого-то майора, который якобы одобряет его поступок. Уж не связано ли это с предстоящим шпионством? Все может быть, но Миша в этом не признается. И без того странно, почему он решил сделать признание, которого не делал более 20 лет. Неужели предчувствовал свою скорую смерть? Теперь можно было думать все, что угодно. И Татьяна придумала свою версию случившегося.
К Мише в армии кто-то внимательно присматривался, изучал его интеллект, привычки и пристрастия, а также слабые стороны. Потом ему сделали предложение, которое его шокировало, и он тут же от него отказался. Его попросили подумать несколько дней, а потом сделали повторное предложение. Миша опять не выразил своего согласия, и тогда ему пригрозили, потому что он уже «слишком много знал». Миша не испугался угрозы, поскольку в силу своей порядочности не поверил в нее. Ему предложили большую по тогдашним понятиям сумму денег и, возможно, в какой-то момент ему захотелось их получить. Денег у Миши никогда не было, а иметь их хотелось – в этом нет ничего не-нормального. Минутное замешательство солдата, наверняка, было замечено, и он был загнан в угол, откуда выбраться было уже трудно. Как только Миша опомнился и категорически стал отказываться стать предателем, его начали шантажировать и запугивать, что сообщат по месту будущей работы о его недостойном будто бы поведении в армии. Но Мише это было безразлично, поскольку возвращаться в Выборг он не собирался. Или не собирался именно по этой причине? А что, если обрабатывать его начали в самом начале службы?
Итак, Миша отказался служить на благо чужой и непонятной Латвии, которая теперь уже заграница. Наверное, это так. Если бы он согласился, жизнь сложилась бы по-другому. Во всяком случае, могла бы сложиться по-другому. А что получилось теперь? Михаил Лунин со знанием о существовании какой-то шпионской сети возвращается в Москву или Ленинград. Вряд ли он сразу побежал бы в КГБ докладывать, но теоретически такая возможность не исключена. Это понимают его наниматели, поэтому они выводят, как говорится, Мишу из игры.
Не исключено, что могло быть иначе. Миша, переживая все эти события, потерял сон, а это в свою очередь привело к нарушению психики. Но при таком раскладе получается, что сошел с ума он очень вовремя, как по заказу. А если без «как», если заказ такой и правда был? Мишу сначала усыпили, подмешав отраву в выпивку, потом сделали укол – и проснулся он уже в психушке, сам не понимая, как он туда попал. Дальше – дело техники. В результате солдат Лунин – законченный психический больной. И если такой пойдет докладывать в КГБ, его не воспримут всерьез.
У Тани раскалывалась голова от тяжелых мыслей. Она ругала себя за несообразительность и недальновидность. Почему в голову приходили какие угодно варианты, только не этот? Опять наивность, вера в людей, которые должны всячески помогать Мишеньке, но никак не вредить. «Загубили Мишеньку!» – причитала когда-то ныне покойная тетя Лида. Вот она-то и оказалась права. Мама Таисия Михайловна тоже никого не подозревала, а даже была склонна списать болезнь сына на наследственность. Для этого пришлось вспомнить одну семейную тайну, вытащить хранящийся в забвении «скелет в шкафу». Отец мамы и дедушка Тани Михаил Андреевич был красивым и статным мужчиной, чем-то похожим на Мишу. Для тех времен он был очень грамотным, много читал и даже писал стихи. Это он дал дочери романтическое имя Таисия, хотя все хотели назвать ее Татьяной. Это он настроил свою младшую дочь на то, чтобы она обязательно получила высшее образование. Семья в свое время была раскулачена, чего не могла простить советской власти Лидия Михайловна, Таисия же отнеслась к этому спокойно. Потом, уже в постперестроечные годы, двоюродные братья Татьяны Василий и Виталий сделают попытку вернуть отобранную в годы коллективизации усадьбу семьи. Но на их запрос придет отрицательный ответ, потому что в архиве не сохранились документы о раскулачивании.
Бабушка Евдокия никогда не работала, единственным кормильцем семьи был Михаил Андреевич, но его пороки мешали работе. Семья без конца меняла местожительство.
Дедушка страдал хроническим алкоголизмом, который выражался в многодневных запоях и неадекватном поведении. Проще говоря, дед буянил так, что семье приходилось от него прятаться в сарае или у соседей. Все разбегались, едва заслышав его тяжелые шаги. Выпив, Михаил Андреевич начинал бить стекла, переворачивать столы, разбрасывать по углам вещи. Тумаки жене и дочерям тоже входили в его планы, поэтому жить с ним с каждым годом было все тяжелее, но деваться было некуда. И только после войны, когда Таисия вышла замуж, мать Евдокия Васильевна решилась уйти от мужа и переехать к дочери. Михаил Андреевич пожил один недолго. Однажды майским утром его нашли мертвым – он повесился на дереве, растущем во дворе дома. Смерть мужа и отца долго оплакивалась. Таисия, пережив шок, увековечила память об отце, назвав его именем сына. Это сейчас появились сообщения о том, что нельзя называть детей именем предков-они берут на себя всю их греховную карму. А тогда об этом никто и не подозревал.
Унаследовал ли Миша пороки деда? Не исключено. Но деда не считали сумасшедшим, хотя он и был алкоголиком. Миша пошел по стопам тезки только тогда, когда начал «лечиться водкой от маниакальности». В конце концов, он от нее, может быть, и вылечился: последние два года перед смертью Миша не лежал в больнице. Но вместе с тем он впал в другую, не менее тяжелую зависимость. Получив пенсию, Миша запирался у себя дома и никого не пускал, чтобы не отправили в больницу. Он пил несколько дней до бесчувственного состояния, пока не кончалась закупленная им дешевая водка. Мать была уже слишком стара, чтобы справиться с ситуацией, а Таня, сделав несколько попыток образумить брата, вдруг поняла, что бороться бесполезно. Конец неумолимо приближался.
Новый 2002 год, они встретили втроем: Таня, Сергей и Миша, который пришел трезвым и принарядившимся. Уютно усевшись за праздничный стол у телевизора, начали беседу о том о сем, вспомнили Галю с Юлей, поговорили о предстоящем дне рождения мамы, проводили старый новый год. Бой курантов тоже встретили без проблем. А вот потом Таня не может себе простить, почему не уловила тот момент, когда разговор двоих мужчин вошел не в то русло и вылился не туда. То ли мужу шампанское чересчур ударило в голову, то ли брат опять ляпнул какую-нибудь бестактность в его адрес, но Сережа вдруг начал читать Мише нравоучения.
–
Ты молодой, здоровый мужчина, – говорил он, – а мать у тебя старенькая. Однако почему-то не ты ее содержишь, а она тебя. Почему ты не работаешь – не могу понять. Лежишь целыми днями, как только пролежни у тебя не образуются!
–
Я инвалид, – коротко ответил Миша.
–
Это ты инвалид? Как водку пить – ничего не болит? А как работать – весь больной?
–
Да. Я инвалид и алкоголик.
–
От алкоголизма лечиться надо, также как и от лени, – не унимался Сергей, – у тебя мать старенькая, а ты ее в могилу загоняешь.
–
Я сам скоро умру, и вы все от меня отдохнете, – спокойно возразил Миша.
–
Ты еще молодой человек, мог бы начать новую жизнь. Сбежала жена – и черт с ней, нашел бы другую.
–
Не нужна мне жена. Мне одному хорошо.
–
Оно и видно, что хорошо. Все о тебе думают, беспокоятся – мать, сестра, только тебе на все наплевать.
Миша выдержал атаку спокойно, не возмутившись, не повысив голоса. И кто сказал, что он психически больной? Никаких признаков болезни в этот момент у него не было. Да и где она, эта грань, разделяющая нормальность и ненормальность? Конечно, Сергей был формально прав. Но только формально, а не фактически. Если Миша вел себя именно так, значит, он не мог иначе. На работу у него не было сил, потому что организм был отравлен сильнодействующими психотропными препаратами. Когда Миша наклонялся, чтобы завязать шнурки на ботинках, с него ручьем стекал пот. Такое бывает при слабости сердца или при сахарном диабете. Таня и мама не раз просили Мишу сходить к врачу, провериться, но он отмахивался. А болезнь физическая наряду с душевной, видимо, прогрессировала.
–
Ты замолчишь или нет, – возмутилась Таня, обращаясь к мужу, – тебе в жизни повезло, с тобой никогда ничего не случалось, поэтому ты не в состоянии понять других. Вот с такой холеной рожей, как у тебя – иди посмотрись в зеркало, иди, иди… Да, да, вот с такой рожей ничего не остается, как другим лекции читать. Да если бы ты пережил половину того, что Миша, хотела бы я на тебя посмотреть!
–
Да я хотел только… – начал было оправдываться Сергей.
–
Свое преимущество хотел ты показать, больше ничего, – подвела Таня резюме, – сейчас же извинись, или вылетишь отсюда и никогда больше не войдешь.
Муж опешил от категоричности жены, но спорить не стал. Шампанское из его головы сразу улетучилось.
–
Извини, Миша, если это тебе неприятно, – сказал он, – я не хотел тебя обидеть. Не пойти ли нам прогуляться к елочке?
–
Собирайтесь! – скомандовала Таня.
Через неделю, в ночь на рождество, Таня увидела странный сон. Стоит она будто на дороге и видит, что откуда-то издалека идет ее отец. Она знает, что он умер, но стоит, ждет. Он подходит ближе, и вдруг оказывается, что это не отец,а брат Миша. И Тане стало страшно.
Впоследствии, когда уже наступит этот зловещий март, в котором все и приключилось, она вдруг почувствует себя плохо. Ее начнет бить озноб, а перед глазами будут бегать мурашки. «Ты не заболела?» – спросит вернувшийся с работы муж. «Я жду чего-то плохого», – ответит Таня. До смерти Миши оставалась неделя и один день.
Конец.
Таисия Михайловна восприняла смерть сына гораздо тяжелее, чем ожидала Таня. Горе сразило ее, и она существовала только на таблетках, боясь не дожить до похорон. Танина подготовка не пошла ей впрок, стало быть, в плохой конец она не верила и жила последние годы иллюзиями.
После того, как Мишу отправили в морг, Таня привезла полуживую мать к себе домой. И только на следующий день к обеду они поехали в Медведково встречать гроб. Таня уже ничему не удивлялась, ни на что не реагировала, она только хотела, чтобы все поскорее закончилось. Но когда Мишу привезли, оказалось, что гроб некому поднять на четвертый этаж, работники морга этим не занимаются, и ей пришлось звонить мужу на работу, чтобы он что-нибудь придумал. Сергей приехал с бригадой мужчин, и проблема разрешилась. Похороны были назначены на следующий день.
Готовясь к этому скорбному событию, Таня продолжала прибирать и мыть квартиру, потому что просто сидеть и ждать было невыносимо. Тут еще кошка Джастина наделала своих дел, и к запаху гари прибавился едкий запах кошачьей мочи. Она вылезла из- под кровати только тогда, когда Таня провела там шваброй. Джастина, видимо, не могла понять, что происходит. Она ерзала, не находила себе места, мяукала. Но Таню она больше не боялась, потому что та кормила ее рыбой и кормом «кити-кет». Приходили соседи, выражали соболезнования, что еще больше расстраивало Таисию Михайловну. «Кошка уйдет после сорока дней», – сказала Люба. Так и случилось.
Лицо Миши было закрыто марлей, и открывать его было не рекомендовано, потому что после пожара оно было страшно. Мать сидела относительно спокойно, пока не пришел друг Гена. Сначала он позвонил, спросил Мишу. Таня поинтересовалась, кто спрашивает, и ответила, что Миша – умер. «Я это предчувствовал, – сказал Гена, – я вчера приходил, а он мне не открыл». Потом Гена явился лично, посмотрел на гроб и сказал, что марлю надо убрать. Мать тут же с ним согласилась, потому что до последнего надеялась, что в гробу лежит не Миша. Марля была безжалостно сорвана другом Геной, и осмотр состоялся, после чего матери стало совсем плохо. А Гена, в свою очередь, закатил истерику, приговаривая: «Я отомщу за твою смерть, друг! Я этого так не оставлю!». Эти слова произведут впечатление на мать, которая после похорон напишет заявление в прокуратуру.
Любовь Дмитриевна из соседней квартиры, она же Люба из Таниного детства, приняла случившееся близко к сердцу.
–
Бросили мужика – и вот результат, – сказала она, грустно глядя на бинты, – куда уехали – сами не знают. Выбрал себе жену – фашистку! Галина, я тут ее не понимаю, продолжала ему дурить голову и после отъезда.
–
В каком смысле? – заинтересовалась Таня.
–
Ну, как же! Она же ему написала: «ты самый лучший, самый родной мужчина». Зачем? Уехала – и нечего врать, волновать его. Он сам читал мне это письмо, и я видела, в каком он был душевном состоянии. Чтобы получить от него какие-то там бумажки, она дурила ему голову. Та еще стерва! И заметь – как только все бумажки получила, она тут же писать ему перестала.
–
Она ему звонила каждый год на день рождения.
–
Да? И на том спасибо. Но его нельзя было оставлять одного. Один раз, помню, он спал на лестничной площадке, потому что не смог открыть дверь. Пришлось нам, соседям, открывать и его в квартиру затаскивать. А я ему всегда помогала. У меня телефона нет, я ходила к нему звонить, поэтому и денег давала в долг, когда ему было совсем плохо. Мать не давала на похмелье – помирай, сынок, как знаешь. А я его жалела.
Татьяна хотела было возмутиться, но не сделала этого, потому что Люба была права. Когда человек зашел слишком далеко, запретами и беседами тут ничего не добьешься. Тут, как больному раком, можно только облегчить состояние, но вылечить уже нельзя. И Таня искренне обрадовалась, когда узнала, что у Любы, кажется, налаживается личная жизнь. Она работала завхозом в ЗАГСе, и там умудрилась встретить своего избранника, который был на десять лет моложе ее. По Таниной теории это не идеальный кандидат в мужья, но где его взять, идеала-то? К тому же жених Любы не беден, ездит к ней на «Мерседесе», зачем же отказываться от своего счастья?
Вот так устроена жизнь – у кого горе, у кого счастье. Таня вспомнила Нину, от которой, как только она уехала за границу, не было никаких вестей. Ее нового адреса тоже не было. Да и что для Тани Нина – разве не могла она обходиться без нее годами, занимаясь своими собственными проблемами? Еще как могла! Тогда почему же образовалась такая пустота, как только она уехала? Почему ее постоянно волнуют вопросы: выживет ли Нина; приедет ли погостить; навестит ли свою старую подругу? Не зря говорят, что каждый человек неповторим, и заменить его уже не может никто.
В день похорон ярко светило солнце, потому что для всех, оставшихся в живых, наступила весна. Гале и Юле о трагедии сообщил Андрей по электронной почте, но они сообщение вовремя не получили, поэтому от них не было никаких вестей. Еще несколько дней Миша оставался для них живым. А потом пришло письмо от Юли.
Апрель 2002г., ФРГ
Любимая бабушка!
Пишу тебе в большом горе. До сих пор не могу отойти от шока – не стало моего папы. Мне так тяжело и больно, что не передать словами. Очень обидело нас, что никто не сообщил нам об этом, только моя подруга Н. Пономарева, да и то неделю спустя.
В тот роковой день я даже не подозревала, что такое может случиться. Я думала, что мой отец будет жить долго, несмотря на тот образ жизни, который он вел. К сожалению, я ошиблась. Мама очень переживает, она его сильно любила, и для нее это большой удар, от которого она не скоро оправится.
Очень страшно мне от той мысли, что я никогда его больше не увижу. Даже на его похоронах я не смогла присутствовать. Бабуля, у нас с тобой похожая судьба, твой отец ведь тоже умер, когда вы от него ушли. Я представляю, как вам было тяжело тогда. И сейчас случилось что-то не менее страшное. Я даже не могу найти слова, чтобы тебя успокоить, потому что сама не могу успокоиться. А маме моей еще тяжелее, чем мне. Боюсь за нее, у нее слабое сердце.
Я прошу тебя, бабуля, живи подольше. И не выбрасывай нашу кошку, хотя бы в память об отце. Он ее очень любил. Когда мы с ним разговаривали по телефону, он всегда рассказывал о ней. И в письмах всегда о ней писал.
Очень нам будет не хватать его писем и открыток. Очень тяжело поверить в то, что его уже нет на этом свете. Тяжело писать это письмо, слезы застилают глаза. Все четыре года, что мы здесь живем, мы его никогда не забывали. Мама мне рассказывала, какой он был хороший, пока болезнь и водка не сломили его.
Целую тебя и скучаю.
Твоя внучка Юлия.
Бабушка Тая все время плакала, ездила на кладбище и никак не могла смириться со смертью сына. Сначала она причитала, что он организовал все сам, потому что не хотел жить. Но Таня усомнилась в самоубийстве, потому что Миша, если бы даже и захотел убить себя, мог бы сделать это попроще. Он хорошо знал, какие таблетки надо пить и в каком количестве. Тогда мама выдвинула другую версию: его убили. Она вдруг вспомнила, что за неделю до смерти у Миши пропали ключи от квартиры, и ей пришлось везти ему запасные. Ключи пропали дома, иначе Миша не вошел бы в свою квартиру. В этот злополучный день Мишу навещали друг Гена и соседка Любовь Дмитриевна. От Гены-то можно всего ожидать, а вот соседке ключи точно не нужны. Да и зачем они вообще кому-то нужны?
Таня вспомнила, что убирала квартиру, но никаких ключей не находила. Она огляделась по сторонам. Особых ценностей, золота, брильянтов и даже видеомагнитофона у Миши никогда не было. На тумбочке стоял новый, купленный матерью телевизор, в шкафу много хороших книг, в серванте – посуда. Все это было на месте, никто на это не позарился. Так куда же могли деваться ключи? Гена, конечно, мог их прихватить, потому что Миша не всегда его пускал. Он скорее всего не знал, что Миша фиксирует замок кнопкой, чтобы и ключом его никто не смог открыть. Потом Гена мог просто забыть о ключах, потому что голова его не всегда была нормальной.
Таисия Михайловна изложила все доводы в заявлении в прокуратуру и просила найти убийцу своего сына. В то же время, немного очухавшись от потрясения, она начала заботиться о наследстве. На семейном совете решили, что мама переедет в Медведково – все-таки поближе к Тане, а однокомнатную кооперативную квартиру она продаст в пользу внучки Юли. Она попросила Таню поскорее написать об этом в Германию, потому что хотела успеть сделать все дела до того, как умрет сама. Таня не возражала, потому что ничего не осталось от брата Миши, только его дочь, да и та в далекой Германии. Конечно, Галю с Юлей пригласили вернуться в Москву, в свою квартиру, хотя и не надеялись, что они согласятся. Ответ от Юли пришел быстро.
