Светлана Александровна Захарова
Пропасть для свободных мужчин
Галя позвонила Тане и слезно попросила что-нибудь придумать, чтобы перегнать машину в Москву. Мишу к этому времени уже увезли туда же – в психушку. Получалось, что в нормальном состоянии он находился не больше года, а потом «отказывали тормоза».
С помощью Сергея и его приятеля машину благополучно довезли до гаража, и многострадальный автомобиль встал на прикол. На освободившееся место по приглашению Гали с Юлей привезли отдыхать Андрея, чему он был очень рад. Хотя после случившегося веселого отдыха не получилось. Женщины все время плакали, а он, мужчина семнадцати лет, вынужден был их успокаивать.
Автомобиль – не роскошь.
Андрей вернулся с турбазы отдохнувшим и загорелым. Он еще больше подружился с Юлей, которая, вырастая, становилась похожа на Мишу. И хотя в детстве ему нравилась Галя, ее дочь, видимо,тоже соответствовала его идеалу. Он с удовольствием пошел учиться в техникум – уже на третий курс – и у преподавателей не было на него никаких нареканий. Руководитель группы даже сказал Татьяне, отвечая на ее вопрос о сыне: «Что вы, Татьяна Михайловна, какие могут быть жалобы! Если бы все были такими, как ваш Андрей, мы бы жили спокойно».
Михаил, выписавшись из больницы, вернулся на завод и продолжил свою рабочую карьеру. В семье опять воцарился мир, и снова появилась надежда на то, что эта болезнь была последней.
Мать и жена на удивление быстро забывали о Мишиной болезни и вели себя так, будто ее и не было. Они строили планы на будущее, где Мише отводилась не последняя роль. Галя продолжала украшать и благоустраивать квартиру, собираясь жить в ней если не вечно, то очень долго. Юля, кроме основной, училась в музыкальной школе, и везде довольно успешно. Жизнь продолжалась, и часы отстучали еще один год. Машина стояла в гараже не отремонтированная, Миша на ней не ездил, и все родственники надеялись, что он не заболеет. И действительно прошло лишних три месяца, прежде чем у него наступил очередной приступ маниакальности.
Сначала Миша почувствовал прилив сил, потом ощутил себя деловым человеком и начал искать в газетах объявления о продаже машины. «Я решил сменить машину, – сказал он жене, – наша уже никуда не годится». Пару дней он вел переговоры, как будто и правда покупал машину. Потом забыл об этом, накупил водки и сигарет, дорогой закуски, конфет в коробках и начал кайфовать. Деньги потратил все, что были, где-то потерял наручные часы и кольцо-печатку, подаренное Галей на день рождения. А однажды вечером, когда Таня готовила ужин, раздался телефонный звонок, и знакомый голос сказал: «Татьяна Михайловна? Это Федор Маховец. Я звоню вам из ресторана «Центральный». Мишку здесь задержала милиция, надо кому-то из родственников приехать разобраться». «Спасибо. Сейчас приедем», – ответила Таня, и через пять минут вместе с мужем отправилась в путь.
Миша отличился и на этот раз. Он пригласил в ресторан какую-то девушку с улицы, набрал дорогих вин и закусок, не имея ни гроша в кармане. А потом, когда девушка отошла в дамскую комнату, порылся в её сумочке и вытащил оттуда носовой платок, шпильки, флакон с духами, проездной билет – и все сложил к себе в карман. Видимо, это была шутка, розыгрыш с его точки зрения, но девушка, заметив пропажу, пригласила милиционера. К счастью, Миша не успел съесть и выпить все, что заказывал, иначе Тане с Сергеем было бы не расплатиться. На этот раз им пришлось объяснять милиции, что они имеют дело с человеком больным, которого надо лечить, а не сажать. Девушку уговорили не писать заявление о краже, и она согласилась, поскольку ей все вернули.
Как ни странно, Миша, начиная болеть, пользовался еще большим успехом у девушек, чем в здоровом состоянии. То ли их подкупала его раскованность, то ли красноречие, если не сказать словоблюдие, которое проявлялось у него в этот период. Девушки к нему буквально липли, что, естественно, не нравилось жене. Вот и эта девушка сказала, что ей понравился симпатичный молодой человек, который так красиво ухаживал за ней. Она и думать не могла, что он болен.
Милиция заполнила все свои акты и вызвала бригаду «скорой помощи» из психиатрической лечебницы. Миша без сопротивления пошел за санитарами. Таня огляделась по сторонам и увидела, что Федор Маховец гуляет в веселой компании без Нины. Она подошла и еще раз поблагодарила его за звонок. «Нина немного приболела», – сказал он, не дожидаясь вопроса. «Что с ней?» – встревожилась Таня. «Татьяна Михайловна, – вежливо обратился к ней артист, тем самым подчеркивая разницу в возрасте, – я же не разбираюсь в ваших женских болезнях. Вчера ходила к своему врачу, сегодня сказала, что останется дома. Вот и все». «Надо будет ей позвонить», – подумала Таня, но, вернувшись домой, она позвонила Гале, сообщила новости о Мише. Галя спокойно вздохнула, обрадовалась, что не будет еще одной бессонной ночи.
–
Я что-то ничего не понимаю, – сказал Сергей, – почему он стал так часто болеть? После первого лечения он же не болел десять лет.
–
Первое лечение у него состояло из двух частей – сначала он лечился в Москве, потом в Ленинграде, то есть он лечился более четырех месяцев. А здесь два месяца – и выписывают. И на инвалидности он тогда сидел год, а сейчас – сразу на работу.
–
Но почему? Разве сейчас ему не положена инвалидность?
–
Положена. А кто будет семью кормить? Ведь пенсия очень маленькая.
–
Да, действительно. Но хорошо бы съездить в Ленинград, узнать, как его там лечили. Я запланирую себе командировку, а заодно зайду в больницу.
И Сергей на самом деле вскоре съездил в Ленинград, сходил в больницу и побеседовал с заместителем главного врача. Ему ответили: «Если пациент после нашего лечения десять лет не болел, то нам интересна такая статистика; привозите его к нам, будем лечить». Мишу начали уговаривать ехать, но он ехать не захотел, потому что никогда не считал себя больным. А принудительно, как из армии, накачав уколами, ни жена, ни мать вести его не согласились. Таня с Сергеем тут вообще не имели права голоса. Все осталось по-прежнему.
Михаил в очередной раз вышел из больницы, мама и жена провели с ним беседу о вреде ресторанов и попросили туда больше не ходить. Михаил обещал и опять на некоторое время вошел в нормальную колею. В это время мама придумала для него царский подарок. Она решила продать старую неисправную машину и купить сыну новую. Таня, когда об этом узнала, не поверила своим ушам. После всего, что было – новую машину? Оказывается, машину выделили теперь отцу – он ведь тоже был участником войны. Таня намекнула, что машина нужна ей – деньги давно накоплены, а товара в магазинах нет, хотя на календаре уже 1991 год.
–
Миша уже дважды разбил машину, зачем дожидаться третьего раза? – спросила она у родителей.
–
На той машине он учился ездить, на этой будет осторожней. Я с ним говорила, он слово дал, – ответила мама.
–
Какое слово может дать психически больной человек?
–
Он сейчас нормальный, – ответила мама, а отец, зло посмотрев на Таню, отвернулся. Она отступила, и разговор на эту тему больше не заводила.
Узнав об этом, Сергей очень удивился, а его мамочка, Танина свекровь, долго злорадствовала, приговаривая, что Таню даже в своей семье не любят. Иначе разве мать с отцом так поступили бы с ней?
Таня знала, что Мишу родители любили всегда больше, чем ее. Не потому ли именно с ним случилось такое несчастье? Если вспомнить некоторые примеры из литературы, то именно с самыми любимыми детьми всегда что-нибудь случается. Так, у Скарлетт в «Унесенных ветром» гибнет ее третий и самый любимый ребенок. И в «Поющих в терновнике» мать слишком любит сына от первого мужчины – и его постигает та же участь. Нет ли в этом какого-то предопределения свыше?
Таня не стала ссориться с родителями, а добиваться их любви – тем более. Они с Сергеем в ближайшее воскресенье пошли на авторынок и купили вполне приличный подержанный автомобиль – «Жигули» шестой модели. Сергей давно уже сдал на права – поэтому они сели и поехали. Так они вложили свои сбережения в собственность, не дав им пропасть при реформе Гайдара. Таисия Михайловна пришла к дочери с извинениями, просила простить их с отцом за несправедливость, но иначе поступить они не могут, потому что Миша очень несчастный. Таня благополучная, ей и без машины хорошо, а вот Мише – нет. Таисия Михайловна попросила у дочери денег в долг, и Таня отдала ей все, что осталось после покупки автомобиля.
Новая машина, тоже «шестерка», была, наконец, куплена, и Миша с Галей были очень счастливы. Но эйфория, видимо, была столь велика, что психика у Миши не выдержала. Началось с того, что он начал звонить Гале на работу в школу и обкладывать всех, кто брал трубку, «благим матом». Потом купил несколько бутылок водки и сказал жене, что будет изгонять беса. Юлю забрали к себе Поляковы, а Галя стала ловить момент, чтобы вызвать бригаду «скорой помощи» из больницы. Это сделать было не просто. Звонить при нем нельзя, он мог бы на это неправильно среагировать. Надо было ждать, когда Миша уснет, а он никак не засыпал, хотя глушил водку стакан за стаканом и курил прямо на кухне. Михаил не терпел от жены никаких замечаний, и она боялась сказать ему хотя бы слово поперек. Но увести Галю из дома во время болезни мужа тоже было невозможно, потому что она боялась за сохранность квартиры и вещей.
Отправить Мишу в больницу Гале удалось глубокой ночью, а родные узнали об этом только утром. Юля, которая теперь все понимала, тяжело переживала трагедию семьи, на глаза то и дело наворачивались слезы. Таня, как могла, успокаивала племянницу, поила ее чаем, кормила конфетами и говорила, что все пройдет, все образуется, хотя сама уже не верила в это. Наверное, в счастливый конец уже не верила и Юля, потому что спросила у своей тети: «Тетя Таня, если с моими родителями что-нибудь случится, вы возьмете меня?». Глаза, полные слез, смотрели выжидательно и испуганно.
–
Конечно, можешь в этом не сомневаться, возьмем, – Таня почувствовала, что и у нее по щекам катятся целые ручьи, – ты и сейчас нам почти дочка, мы тебя все любим.
Татьяна рассказывала об этом мужу, и Сергей искренне жалел Юлю.
–
Я представляю, как страдает ребенок, – сказал он, – так что же делать с Мишей, вы думаете об этом?
–
А что ты предлагаешь? Тут можно сделать только одно – отправить его в интернат для умалишенных и никогда оттуда не брать. Это правильно будет?
–
Неправильно, потому что в промежутках между приступами он бывает совершенно нормальным. Но лечить-то его надо, а вы ничего не предпринимаете!
–
И что мы можем предпринять? Отправить его за границу? Такой возможности, ты знаешь, нет. Да и за границей эти болезни не лечатся, потому что природа их до сих пор не ясна.
И в самом деле, почему у некоторых людей нарушается психика? Кто, чья злая воля начинает вдруг руководить человеком, толкая его на совершение странных поступков? Человек перестает быть самим собой, он становится другим – по-другому мыслит, по-другому живет, по-другому ведет себя. Остановить его в это время невозможно, и он может наломать дров. Поэтому и придумали психиатрические лечебницы, чтобы психотропными препаратами подавить волю субъекта, в принудительном порядке успокоить его, а потом, накачивая аминазином или галоперидом, парализовать, ввести в транс. И, находясь в полусонном состоянии, сознание человека постепенно возвращается к норме. Это лечение, небезопасное для здоровья, пока остается почти единственным.
Шло время, но Мише не становилось лучше. Таисия Михайловна и Таня не раз беседовали с его лечащими врачами, пытаясь выяснить, почему все-таки после лечения в Ленинграде он не болел десять лет. Но ответ получали либо банальный – «он был тогда моложе», либо никакой. После каждого выздоровления сына Таисия Михайловна надеялась, что болезнь позади, но Таня уже давно не верила в счастливый исход. Она старалась не думать о будущем, до того темным оно ей представлялось.
В семье Поляковых назревало еще одно важное событие – Андрей заканчивал свой юридический техникум. С трудоустройством было все ясно – по распределению он должен был пойти в отдел судебных приставов, и это его вполне устраивало. Но, сдав весной выпускные экзамены и получив диплом, он попадал под осенний призыв – его ждала служба в армии, обойти которую не было никакой возможности. У родственников появилась, было, надежда на его детскую болезнь – шумы в сердце, но после тщательного медицинского обследования его признали годным к службе, хотя и с ограничениями. Надежда рухнула, и Таня вдруг испугалась, что с сыном в армии может случиться то же, что и с братом. Но что она могла поделать? В 1992 году в стране начали сказываться негативные последствия перестройки.
Таисия Михайловна, потеряв работу в райкоме, подрабатывала вахтером в районной администрации. Крах коммунистической партии, в которую она свято верила, перенесла сравнительно спокойно. Тут сказался и возраст – ей в 1992 году было уже под семьдесят- и неизлечимая болезнь сына. Личные проблемы настолько затмили общественные, что ей, да и отцу тоже, давно было безразлично, в какую сторону меняется власть в стране. Жить становилось все труднее. После августовского переворота 1991 года, когда по Москве, наводя ужас на ее жителей, громогласно прошествовали танки, социалистический образ жизни закончился. Началась неразбериха, ералаш, безрассудный рост цен и нерегулярная выплата зарплаты.
Приход к власти Б.Н. Ельцина казался странным и несправедливым. Хотя и М.С. Горбачев был всего лишь теоретиком, краснобаем, не способным на практические дела. Отрасль, в которой трудились и Таня, и Сергей, – авиация и космонавтика, также как и оборонная промышленность, перестали быть приоритетными. На предприятиях начались повальные сокращения штатов, а те, кто остался, получали гроши, да и то – нерегулярно. Семья с трудом сводила концы с концами.
М.С. Горбачев, надо отдать ему должное, вывел советские войска из Афганистана. Десятилетняя война, унесшая жизни 15 тысяч человек, наконец-то закончилась. Зачем она была нужна, Татьяна так и не поняла. Костыли ее племянника Володи, сына Василия, каждый раз болью отзывались в сердце и служили немым упреком тем, кто хладнокровно и безрассудно послал молодых людей на смерть. Теперь Афганистана не стало, и это немного успокаивало родителей, провожавших своих детей служить на благо отечества.
Сам Андрей не ныл, не плакался маме в жилетку и вообще не подавал вида, что не хочет или боится служить в армии. Ему исполнилось 19 лет, и он считал себя вполне взрослым и способным на подвиги. Возможно, ему было даже интересно уехать из дома, откуда никогда не уезжал, пожить без родительской опеки. Татьяна с Сергеем пытались заранее узнать в военкомате, куда могут отправить служить их сына. Ответы получали оптимистические: далеко не отправят, не волнуйтесь, не дальше Рязанской или Владимирской области. И кто бы мог подумать, что это окажется наглой ложью. Только на перроне за пять минут до отправления поезда стало ясно, что призывников везут очень далеко – в Казахстан.
Когда поезд ушел, Татьяна не могла отделаться от ощущения, что это было уже в ее жизни. Пустой перрон, убегающие огни уходящего поезда, слезы на глазах… Да, все это было 20 лет назад, когда Мишу провожали жить и учиться в Ленинград. Все тогда чувствовали, что потеряли дорогого и близкого человека, хотя Миша уезжал не на войну. Вот и сейчас Татьяна, да и Сергей, которого она держала под руку, чувствовали то же самое. Они медленно пошли к машине, где их ждали, тоже провожавшие Андрея, мама и Галя с Юлей, которых надо было отвезти домой. Миша очередной раз лежал в больнице, Андрей уехал – и Татьяна вдруг почувствовала себя свободной от обязательств, которыми жила последние дни.
Надо бы навестить Нину, подумала она. Не сегодня, нет, хотя бы завтра или послезавтра. Когда провожали Мишу, она тоже была на вокзале, а вот сейчас ее нет. Ей не до Тани, не до ее детей… У нее свои заботы. Что-то не ладится в ее жизни, что-то не так. Но сегодня и у Тани не все ладится, все не так, и просто нет сил на подругу. Когда она видела ее последний раз? Уже и не помнит. Наверное, в августе прошлого года, когда случился этот переворот. Обе матери, не понимая толком, что происходит, очень беспокоились за детей. Но, спасибо путчистам, войны не случилось. Они не стали стрелять.
Татьяна позвонила Нине в субботу, но ее домашний телефон не ответил. Тогда в понедельник она позвонила в редакцию, и ей ответили, что Нина лежит в больнице. Татьяна вспомнила: о болезни говорил еще Федор Маховец в ресторане, но она со своими семейными заботами совсем забыла об этом. Нину она нашла в кардиологическом отделении, побледневшую и похудевшую. Подруга жаловалась на боль в груди и удивлялась, что лечение не помогает. А Федор, перестав в перестроечные времена сниматься в кино и зарабатывая на жизнь работой в театре и встречами со зрителями, уговаривал ее уехать жить за границу, к родителям. Он ругал на чем свет неразбериху в стране, тяжело переживал безденежье, хотя Нина со своей профессией на все времена зарабатывала хорошо.
–
И что я там, за кордоном, не видела? – говорила она Тане, – с родителями я могу повидаться и в отпуске. Но как там можно жить? Я же по-русски пишу, не по-французски. Чтобы писать на иностранном языке, надо и думать научиться по-иностранному. А мне уже за сорок, не получится. Я ему так и сказала – поезжай без меня.
–
И куда же он без тебя поедет? – не поняла Таня.
–
А то некуда! Здесь он находит, куда без меня гулять, значит, и там найдет. Я и так на него всю жизнь угробила. Только и думала о том, как бы Федя не увидел меня в неприглядном виде: прическа всегда в порядке, духи – только французские, домашняя одежда – эталон элегантности… А ему на это наплевать.
–
Ну, на это наплевать не только ему. Ты что, в самом деле думаешь, что любовь держится на французских духах?
–
А на чем она держится, по-твоему? Есть вообще в природе сила, способная ее удержать?
–
Я думаю, что сила здесь заключается в самой любви. Поясню свою мысль: любовь держится на любви, питает сама себя.
–
То есть можно вообще не причесываться, ходить в засаленном халате, и любовь никуда не денется?
–
Не будем вдаваться в крайности. Мы люди цивилизованные, а не бомжи с Хитрова рынка. Но в принципе ты права: прическа у тебя на голове накручена или волосы просто собраны резинкой в хвостик, во фланелевом ты халатике или в японском кимоно – это, в сущности, дела не меняет. Любовь, если она есть, остается жить.
–
Ты думаешь? А я сейчас не хочу его видеть, потому что плохо выгляжу. Я просила медсестер, чтобы они ко мне Федора не пускали. Если он увидит меня такой бледной, с тусклыми глазами, то сразу разлюбит. Пусть лучше думает, что я его разлюбила. Пусть поскучает.
–
Ты это серьезно говоришь? – поразилась Таня. – Разве вы с Федором все эти годы были чужими людьми? Если он близкий человек, то поймет, почему ты бледная, и посочувствует, и поможет, и поддержит… Да и пожалеть тебя немного не помешает.
–
Нет уж! Жалость не приму!
–
Ну и зря! Иногда жалость является причиной любви и ее движущей силой.
–
И ты всегда жила по этим принципам? – изумилась Нина.
–
Я не думала об этом, просто жила. А мысль насчет любви пришла мне в голову сравнительно недавно. Я даже сформулировала принципы, на которые надо опираться, если хочешь счастливо жить в браке.
–
Неужели! Ну-ка, давай.
–
Во-первых, жених и невеста должны воспитываться в хороших семьях. Не в каких-то там богатых или престижных, а в благополучных, где отец с матерью не расходятся, а чтят семейные устои. Во-вторых, не допускается большая разница в возрасте, иначе будет трудно добиться взаимопонимания. Эта разница не должна превышать 2-4 года в любую сторону – моложе может быть как жена, так и муж. В-третьих, будущие муж и жена должны быть одной масти, то есть болонку не должны скрещивать с бульдогом. Ты меня поняла? Хрупкая русская блондинка и квадратный негр могут быть счастливы друг с другом только в крайнем случае. Я скажу еще: чем больше муж и жена похожи друг на друга, тем счастливее брак. И последнее (наверное, это должно быть первым): браки должны совершаться только по любви, а не по расчету, если даже этот расчет верный.
–
Я с интересом тебя выслушала и вижу, что все эти принципы ты сформулировала на основе своей семьи. Но это же исключение, а не правило, – сказала Нина.
–
Ты права, но не совсем. Конечно, я не раз задавала себе этот вопрос, почему у других семьи распадаются, а у меня нет. Но я видела и другие примеры. Счастливых семей гораздо больше, чем принято думать, – заявила Таня и тут же устыдилась, что говорит с больным человеком не о том.
–
Тебе долго еще лежать? – поспешила она исправиться, – что врачи-то говорят?
–
Удивляются, что я так долго болею. На той неделе обещали созвать консилиум. Какое-то светило медицины должно приехать…
–
Это хорошо. Больше думай о своем здоровье, не отвлекайся на чепуху, – посоветовала Таня.
Она чмокнула Нину в щеку и ушла.
Через две недели Нина позвонила уже из дома и поздравила Таню с днем рождения.
–
Ты подлечилась? – спросила Таня.
–
Нет, это не вылечишь, – ответила Нина таким тоном, будто речь шла всего лишь о хлебе, который забыли завести в соседний магазин.
«Найти и перепрятать».
Ноябрьский день выдался ветреным и хмурым, в городе мела поземка, предрекая скорую и холодную зиму. Но дома у Татьяны было тепло и уютно, горела настольная лампа, на столе дымился горячий чай. Она уже в который раз перечитывала мужу письмо сына из армии – первое письмо, написанное им родителям. Раньше он жил дома, и писать ему было неоткуда.
Дорогие мама и папа!
Пишет вам Андрей, который уже надел форму. Примерно такую же я видел на папиных фотографиях с военных сборов, только у меня вместо сапог ботинки. До части мы добирались долго, пятеро суток, за это время я успел посмотреть пол-России и пол-Казахстана. Может быть, я еще не осознал окончательно, что я в армии, но настроение отличное. В первые два дня я чуть было не приуныл, но сразу начали гонять, свободного времени очень мало, поэтому скучать некогда.
Я сейчас нахожусь в учебной роте (или в карантине). Говорят, что это самое тяжелое время в армии. Сейчас уже идет четвертый день службы, все дни похожи друг на друга: подъем, зарядка, завтрак, физическая подготовка, строевая, уставы и так далее. Больших физических нагрузок здесь нет, поэтому справляюсь.
Как вы уже, наверное, догадались, наша часть расположена на космодроме Байконур, в десяти километрах от города Джезказган, это военно-космические силы. Рядом с казармой можно найти обломки ракет-носителей и ракетных двигателей. А кругом степь да степь, похожая на пустыню. Между прочим, кормят здесь хорошо, даже очень, каша всегда с мясом, утром и вечером дают кусочек масла, хлеба едим, сколько влезет. А вот с водой неважно – из крана ее пить вообще нельзя, только привезенную. Зимы здесь пока нет, снег отсутствует, температура плюсовая. Но зима придет – говорят, она здесь очень суровая, а лето жаркое.
В карантине я окончу курс молодого бойца, потом получу какую-нибудь армейскую специальность – предположительно, электрика. Скорее всего, я буду сдавать экзамен на допуск к работе, и только после этого начнется моя настоящая служба, когда я уже не буду бегать в противогазе, раздеваться и одеваться за 45 секунд, а собственно работать.
Присягу я буду принимать месяца через три.
До свидания.
Ваш Андрей.
Родители были довольны – сын написал вполне разумное письмо, все им объяснил. Он уже привык к армии, не плачет там, не просится домой. Мужчина! Таня волновалась перед его отъездом, говорила с ним о том, чтобы он не скрывал от родителей, если в армии будут какие-нибудь невыносимые условия. «Я приеду и увезу тебя, – сказала она Андрею, – а если открыто об этом писать нельзя будет, то можно зашифровать такими, например, фразами: «как там мой дедушка?» или «грущу по Арбату»».
Пока сын ни на что плохое не намекал, но ведь и Миша из армии писал бодрые письма, а потом что-то там все равно случилось.
–
Я туда съезжу в командировку, Байконур – это по моей части, – сказал Сергей, – надо посмотреть, как он там устроился. В ноябре уже не получится, а в декабре попробую.
–
Это было бы хорошо, – согласилась Татьяна, – да и ребенку приятно. Все-таки он еще маленький, всего 19 лет и 10 месяцев.
–
Маленький, когда сидит у маминой юбки. А там он самостоятельный, взрослый.
–
А если обидят деды всякие, он же этого может не выдержать… Ты, когда поедешь, его, как следует, обо всем расспроси. И если его там обижают, заберем домой, а потом разберемся.
–
Ну что ты говоришь, Таня? Как ты его оттуда заберешь? У него даже документов нет, чтобы билет на самолет купить.
–
Эта проблема разрешима.
Письмо Андрея читала вся родня. Бабушки умилялись и волновались одновременно, Юлия сказала: «Нормально», а Галина: «Надо же, как он сразу повзрослел». Миша все еще лежал в больнице, Галя, Таня и мама по очереди его навещали, носили гостинцы, которые он съедал с большим аппетитом. Еда стала для него своего рода развлечением.
Галя постоянно волновалась за мужа, а тут еще пришло письмо от матери с неприятными известиями. Младшей сестре Маше сделали сложнейшую операцию по поводу тяжелого порока сердца, а брат Анатолий, проживающий в Тверской области, разошелся с женой. Эти два события произошли почти одновременно, и по письму чувствовалось, что Генриетта Ивановна пребывала в большом трансе. Она сокрушалась о болезни дочери и негодовала по поводу неблаговидного поступка сына, который нашел себе другую женщину и бросил жену с двумя несовершеннолетними детьми. Гале она написала, что не хочет больше его знать, что сына у нее нет. Галя расстроилась, хотела было поехать к матери, но вспомнила, что дочь учится в школе, а муж лежит в больнице, и решила, что своей семье она нужнее. Она решила позвонить во Фрунзе, по возможности успокоить родителей, а потом еще написать письмо.
Таня удивилась поступку Анатолия, потому что еще не забыла ту историю, которую Генриетта Ивановна рассказывала Таисии Михайловне. Отец Гали тоже уходил из семьи к другой женщине – неужели даже отношение к своим семейным обязанностям передается по наследству? А почему бы и нет? Вот у Тани родители никогда не расходились, у Сергея тоже, и в их семье о разводе никто никогда не помышлял. А у Тамары, институтской приятельницы Тани, жизнь пошла по заранее намеченному плану. Сначала ее мама развелась с мужем, потом сама Тамара сменила троих мужей, а теперь и дочка ее подала на развод. Видимо, матери-разведенки дают такую же установку и дочерям. Может быть, это и так, только почему Генриетта Ивановна, простившая своего мужа за измену, не хочет прощать сына?
Таня, как когда-то и ее мама, каждый день заглядывала в почтовый ящик, ожидая писем от сына. Тут тоже история повторяется. Хорошо, что Андрей это понимает, пишет.
Любимые мама и папа!
Пишет вам Андрей – солдат советской армии. Живу в казарме, где нас 60 человек. У меня все нормально, все есть, посылок мне посылать не надо. Мыло, мочалки, трусы, носки, подворотнички мне выдают бесплатно, а еще зарплату платят – 50 рублей, которые совершенно некуда девать. Сигареты нам выдают дешевые, по государственным ценам. В части есть магазин, все очень дешево по сравнению с современными ценами.
Сегодня мы весь день бегали, как сайгаки, по степи (кросс, 100 метров и другое), а к вечеру я заступил в наряд и получил сразу несколько писем с родины. Сейчас я в наряде, мне всю ночь не спать, буду писать ответы. А дни идут чередом, как обычно. И как поет Гребенщиков: «так и живем, не пропустив ни дня, и каждый день проходит как бы дважды…»
Армейская жизнь меня не раздражает, вполне жить можно. Я, вроде, со всем справляюсь – со строевой, физической подготовкой. Хотя и не везде на «отлично». Но я по натуре троечник, где бы я ни был. К нам в казарму сержанты приносили гитару, и в свободное время (которого не так уж много) я несколько дней подряд играл на гитаре.
В столовой кормят нормально, ем все, вот только перловую кашу недолюбливаю. С климатом здешним я тоже справился, хотя многие заболевают дизентерией из-за плохого качества воды, ложатся в санчасть. А я не заболел и не умер. У меня прекрасное настроение. К тому же вчера на стрельбище произошел смешной случай. На огневой рубеж, куда, собственно, и летят пули, забрела женщина-казашка. Не обращая внимания на автоматную стрельбу, а, когда огонь прекратили,то и на крики, она упорно ходила по запретной зоне. Когда начали для устрашения стрелять в воздух, она и тут не испугалась, а потом начала кричать: «Барана не видели?!». Двум сержантам пришлось ее отгонять, но она два раза возвращалась.
Я предвижу ваши вопросы насчет курева. Так вот, курю я мало, здесь кислорода на 25 процентов меньше, чем у нас.
Ваш Андрей.
Таня прочитала письмо и тяжело вздохнула. В какую все-таки нездоровую местность отправили служить ее сына: и воды нет нормальной, и кислорода не хватает, да еще и климат суровый. А он мужественно все переносит. Служить в армии и правда полезно для воспитания истинно мужского характера. Трудности надо уметь преодолевать. Но съездить и посмотреть, как он там и где, необходимо. Сергей собирался вылететь в город Джезказган 10 декабря, и Татьяна начала собирать сыну гостинцы. За день до вылета пришло еще одно письмо из армии.
Дорогие мама и папа!
Ваш Андрей уже принял Военную Присягу, хотя и не понял, почему так рано. Теперь я воин ВС СССР. Собираюсь не щадить своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
В день принятия присяги я надел парадную форму, как у Юрия Гагарина, получил автомат и протараторил перед строем свою нерушимую клятву. Затем был праздничный обед, на котором вместо обычных щей и каши с мясом нам дали по два куска копченой колбасы, икру заморскую (баклажанную) и три вафли. После пира нас повезли на экскурсию в город – он так себе, небольшой. Но меня удивило доброе отношение местных жителей к солдатам. В магазинах нам все продавали без талонов, а женщины бесплатно угощали молоком. Все смотрели на нас, как на каторжников, жалели и оккупантами не называли. В городе я сфотографировался, ждите снимков.
Ваш Андрей.
И вот наступил день отъезда Сергея.
–
Ты там долго будешь, – спросила Татьяна, – по командировке много дел?
–
Какая ты наивная, Таня, – Сергей посмотрел на нее с удивлением, – сейчас на космос, как и на наши разработки, и денег-то не выделяют. Просто на работе все знают, что сын у меня там служит, сочувствуют. Вот и придумали совместными усилиями формулировку: решение вопроса по размещению заказов космодрома. Отрицательный ответ с их стороны заранее известен, потому что денежные средства отсутствуют.
