Светлана Александровна Захарова
Пропасть для свободных мужчин
–
Андрюша молодец. Если бы все солдаты были такими, я ходил бы на службу через день. Если он дежурит, уже заранее известно, что все будет в порядке. А что касается драки… Вы не беспокойтесь, это больше не повторится. Андрюша нашел какую-то трубу и во время драки тоже хорошо огрел их. Небось, больше не сунутся. Я вам обещаю, что месяц или даже два ваш сын будет жить только на станции.
Татьяна поблагодарила капитана, но планов своих не изменила. Вечером Андрея привели на квартиру, вымыли в ванной. Опять сбежались все соседи. Андрею это не понравилось, но надо было терпеть. Зоя Степановна сокрушалась, что в Джезказгане плохо с продуктами, даже маргарин куда-то пропал. Татьяна обещала выслать ей из Москвы посылку, и обещание свое через неделю выполнила. А пока все сидели за столом, пили чай, а Люда с интересом поглядывала на Андрея. И Таня подумала, чем не невеста, как хорошо было бы породниться вот с такой простой, душевно богатой семьей. Но, видимо, не судьба, слишком большое их разделяло расстояние. Андрей улетал в Европу, а Люда оставалась в Азии.
Ранним морозным утром, когда еще не было и шести, Зоя Степановна вышла из дома, чтобы проводить их на автобусную остановку. Татьяна со слезами обняла ее и поблагодарила. В автобусе было темно и холодно, а сердце опять стучало от неизвестности. В аэропорту, однако, было светло и достаточно тепло. Она огляделась по сторонам, увидела две лестницы в разных концах зала, которые вели на балкон. Андрею она велела сидеть наверху и следить за входной дверью, которую оттуда было видно хорошо. Если вдруг его разоблачат, то он сможет сбежать по другой лестнице, пока военные будут подниматься наверх. Сбежать и вернуться в больницу, из которой ушел, чтобы всего лишь помыться и проводить маму. Такова была их легенда.
Татьяна встала у окна единственной здесь и пока закрытой билетной кассы. Встала, чтобы уже не сойти с места. Даже если в самолете будет одно свободное кресло, она отправит его, а сама потом, сама как-нибудь. Ждать ей пришлось долго, почти полтора часа. Ноги у нее затекли, руки тряслись, но она терпела. Сзади нее уже стояли двое – если бы она не выдержала этой вахты и отошла, весь тщательно продуманный план рухнул бы. Когда, наконец, открылось окошко, кассирша строго сказала: «Только два места. Быстро давайте паспорта. Как только выдам билеты, сразу идите на посадку – самолет через 10 минут улетает».
Через 10 минут они уже сидели в мягких креслах маленького – всего 32 места – но надежного самолета ЯК-40. «На яксолоке», – отвечал маленький Андрюша, когда его спрашивали, на чем он прилетел в Сухуми. Так же он может ответить и сейчас, если его спросят, на чем он сбежал из армии.
Джастина.
Сидя в мягком кресле, Татьяна смотрела то в иллюминатор, то на сидящего впереди сына. Места достались не рядом, но, слава богу, что достались вообще. Она немного волновалась, но успокоительные таблетки больше не пила – напряжение спало. Беспокойство же было вполне естественным – а вдруг там, в Свердловске, их уже ждут с наручниками? Или в Москве? Это, конечно, маловероятно, солдаты обычно бегут на поезде и на попутных машинах – самолеты им недоступны хотя бы из-за отсутствия паспорта. И у Андрея паспорт находился где-то в Московском военкомате. Вот так у нас служат в армии – без права быть человеком.
Лететь в Свердловск им было ни к чему, но так уж сложились обстоятельства. Их, к счастью, никто не встретил, но билеты на Москву они купили только на завтра. Придется ночевать в аэропорту, что нежелательно, но на гостиницу денег нет, хотя Таня забрала с собой все, что смогла достать дома. Чтобы убить время, они поехали в город изучать его достопримечательности. Там они пообедали, сходили в кино и в музей, а потом, накупив газет и журналов, вернулись в аэропорт ночевать. Татьяна позвонила домой, доложила обстановку, а потом написала письмо женщинам в Казахстан. Они просили ее позвонить из аэропорта в Джезказгане, но у нее такой возможности не было. И вот теперь она выполнила обещание.
Ночи, казалось, не будет конца, но утро все-таки наступило. Они пошли в буфет завтракать, потом вышли прогуляться. Наверное, не надо все время торчать в здании аэровокзала, слишком это общественное место, мало ли что. Хотя из-за одного солдата не будут объявлять всесоюзный розыск, слишком дорого это стоит. Он же никого не убил, не украл оружие. И все-таки естественное беспокойство не проходило. Посадки на самолет они еле дождались, до Москвы летели долго, и вот, наконец, родная земля.
Вся родня сбежалась посмотреть на Андрея и поцеловать его. Все говорили, что Таня молодец. Даже свекровь Римма Степановна первый раз ее похвалила и сказала, что будет за нее молиться. Но Таня особо не обольщалась, потому что была сделана только половина дела. Что дальше? Парень без документов: паспорта нет, и военный билет остался где-то в казарме, ни на работу, ни на учебу, даже на дальнейшую службу его не возьмут. Во-первых, надо обеспечить безопасность сына, чтобы никто не пришел его забрать. Пришлось советоваться с умными людьми, и выход был найден. Сергей сходил в военкомат, объяснил ситуацию, а Таня написала объяснительную записку о том, что для ее сына были созданы невыносимые условия, дедовщина, межнациональные конфликты и другое. Полученное ею письмо от земляка служило доказательством – других доказательств у нее не было. И военком пошел навстречу, у него не было оснований ей не верить.
От имени военкома в военную часть, где служил Андрей, была направлена телеграмма, что солдат Поляков прибыл в распоряжение военкомата. Это значит, что местоположение солдата известно, и искать его не надо. Во-вторых, Андрея обследовали в госпитале и положили на долечивание с диагнозом «Неврастения, ситуационно обусловленная». Правда, положили не сразу. Тане пришлось сходить в «Комитет солдатских матерей», «Комитет по делам военнослужащих» и какие-то другие подобные организации, чтобы заручиться их поддержкой. Сын в это время отдыхал дома, ехать к Лене в г. Жуковский не пришлось. «Ты не беспокойся, – говорила ему Таня, – солдат спит, служба идет». Сам Андрей жалел только о том, что в Джезказгане остались письма от любимых девушек, в том числе и от сестры Юли, которые он очень любил перечитывать.
Юля встретила Андрея радостно, бросилась ему на шею, а потом они долго разговаривали. Она пригласила двоюродного брата в гости, и он к ней пришел. В прихожей квартиры Луниных его встретила Джастина. Она так выразительно посмотрела на него зелеными глазами, что Андрей растерялся.
–
Кто это? – спросил он Юлю.
–
Так вы не знакомы? Долго же тебя не было в Москве. Это Джастина, моя любимая кошечка.
–
Джастина? Что за имя?
–
Я читала роман К. Маккалоу «Поющие в терновнике». Это оттуда.
–
Какая ты романтичная личность!
–
Да. А главная мысль этого произведения,знаешь какая? «Все лучшее покупается лишь ценою великого страдания…». Она меня поразила.
–
Поразила? Может быть, это и неправда. Я считаю, что все лучшее дается нам от природы.
–
Это не может быть неправдой, – Юля стала серьезной и задумчивой, – я это видела. Моя мама очень любит отца, но как она страдает!
–
Я не верю, что Михаил такой уж плохой.
–
Он больной. Ты же не видишь, что он вытворяет. Я лично за развод.
–
Как ты можешь…
–
Я раньше тоже не видела, как он издевается над мамой. Меня отправляли к вам. А сейчас я ни за что не уйду и не оставлю маму одну.
Далее события начали развиваться так, что каждое слово Юлии начало подтверждаться. Михаил, выпив (по его утверждению) совсем чуть-чуть, врезался на машине в ограждение автобусной остановки. Ограждение рухнуло, а машина перевернулась. Дело происходило поздно вечером, милиции рядом не оказалось. Зато мимо ехали братки на иномарке. Они остановились, подошли: «Мужик, ты живой? Что же ты так неаккуратно!». Одним легким движением они поставили «шестерку» на колеса. У машины был помят бампер и перекошены двери, которые теперь не закрывались. У Михаила сверкал синяк на лбу, но все остальное было цело. Он сел и поехал домой. Машина, теперь уже новая, снова нуждалась в ремонте.
Но ремонт машины – это еще полбеды. Настоящая беда грянула позднее. Миша напился и два дня не ходил на работу. Тетя Оля позвонила маме, и Таисия Михайловна буквально вывернулась на-изнанку, но достала сыночку медицинскую справку о болезни. Миша вернулся на завод, но работал все хуже и хуже. Видимо, его здоровье и физическое состояние ухудшалось с каждым курсом лечения в психиатрической больнице. В конце концов, он бросил работу и лег (добровольно!) в свою лечебницу, чтобы получить справку на оформление инвалидности.
Андрей тем временем уже месяц отлежал в госпитале, пора было его выписывать, но дальнейшее место службы для него не было определено. Двоюродные братья Тани Василий и Виталий изо всех сил пытались помочь племяннику через знакомых, но пока ничего не получалось. Руководители военных ведомств становились в тупик и беспомощно разводили руками, когда узнавали, что у Андрея нет документов. Получился заколдованный круг, в который загнала сына родная мамаша. Она написала письмо в военную часть Джезказгана с просьбой выслать документы, те ответили, что выслали. Но документы так и не пришли.
В апреле 1993 года наступила еще одна весна, радующая теплом солнечных дней и подающая надежды. Андрея из госпиталя выписали, и он опять отдыхал дома. Мама несколько раз пыталась поговорить с ним о том, что случилось в армии, узнать подробности, но сын не хотел говорить на эту тему.
–
Какой-то ты невезучий, – сказала она, – вечно куда-нибудь влипнешь. Как же так – ты ведь говорил, что у вас там нет даже дедовщины…
–
Мама, запомни: дедовщина есть везде, даже в госпиталях.
–
Неужели?
–
Да, вот я лежал в госпитале и видел ее. Правда, местных деды боятся трогать.
Наступило лето, и вопрос с определением Андрея в воинскую часть вдруг решился. Недалеко от Москвы формировалось новое подразделение, и служить туда для начала направляли лиц, подобных Андрею: сбежавших из других частей, уволенных или добровольно решивших поменять место службы. Военком направил солдата Полякова туда, а там ему выдали дубликат военного билета. Родители были довольны, потому что могли навещать сына в любое время. Сын тоже остался доволен, потому что иногда убегал в самоволку. «Дома и стены помогают», – говорил он. Конечно, официально и вполне законно в увольнение его тоже отпускали. Он нашел новых друзей, которых во время увольнения табунами приводил домой обедать, а иногда и ночевать. Родители относились к этому спокойно – они уже знали, как тяжело служить вдали от дома, и жалели солдат.
Галя с Юлей тоже приходили посмотреть на Андрея в военном обмундировании и сфотографировались с ним в обнимку. Миша, получив инвалидность, нигде не работал, а Галя думала, что делать дальше.
–
Я не могу больше так, когда он работал, еще можно было как-то существовать, – говорила она Тане, – а сейчас? Мне самой ничего не платят. Как жить, как дочь растить? Как терпеть его характер, который с каждым днем становится все хуже? Сам денег не зарабатывает, а меня отчитывает за каждую покупку. Жадность какая-то появилась, агрессия… Угрожает все время. Если бы он не пил, я бы еще как-то смирилась. Но он считает водку своим главным лекарством, а этого я терпеть не могу.
–
Как женщина я тебя понимаю, – ответила Таня, – я тоже такого терпеть не могу. Но как родственнице мне очень жаль… Что я могу посоветовать? Он вот такой, другим уже не будет. Или ты его принимаешь таким, как есть, или бежишь подальше…
–
Он и на родителей плюет. Как только они начнут его воспитывать, он хамит. Отец ему даже письмо написал, я принесла тебе почитать. Но Мишеньке на все наплевать.
Таня взяла протянутый ей лист бумаги и углубилась в чтение. Отец писал, как всегда, подробно и убедительно.
Миша!
Мы – мать, отец и твоя жена – решили душевно, спокойно, сердечно, с высоким уважением и любовью к тебе, но очень серьезно поговорить с тобой о твоем поведении (пьянках) и отношении к своей семье и родителям. Наша цель – попытаться тебе оказать помощь, чтобы ты смог выбраться из гнилого болота пьянки, куда ты затягиваешься все глубже, теряя себя как человеческую личность и члена общества. Ты должен встать на правильный путь, принять здоровый образ жизни, сделать жизнь себе, жене, дочери и родителям спокойной, радостной и счастливой. Устный разговор ты почему-то не воспринимаешь, поэтому почитай это письмо.
На наш взгляд в семье сложились объективные условия для нормальной, счастливой, спокойной и радостной жизни. У тебя есть хорошая жена, прелестная дочка – их надо крепче любить; у вас есть отдельная квартира, которая навек ваша со всей, пусть скромной, обстановкой; есть машина, которая может дать радость развлечения и хороший отдых; пока еще живы старики, которые любят молодых и готовы помочь во многих вопросах. Сложились хорошие отношения с сестрой Татьяной и ее семьей, нормальная, спокойная обстановка в доме – нет взаимных придирок, упреков, оскорблений, неприязни – все это вместе называется семейным счастьем, которое надо беречь. И все это ты своим поведением разрушаешь, разрушая, прежде всего, самого себя как человека.
Доказательства? Их более чем достаточно. Тяга к выпивке, постоянная ложь, грубость к жене, дочери и родителям – все это разрушает нервную систему. У тебя нет критической оценки своих действий и здравого рассудка – пьешь до потери сознания, пьешь, что попало, и тут же блюешь, пьешь за рулем машины и даже на работе. Обещаний не выполняешь, выводов не делаешь, теряешь массу нужных и дорогих вещей, тем не менее, себя не осуждаешь, считаешь себя умнее всех, а других – дураками.
И все же мы думаем, что ты, дорогой сын и муж, еще не потерянная личность, у тебя еще есть время одуматься, проявить силу воли, взять себя в руки и бросить пить. Все зависит только от тебя, никто тебе силой водку или отравленный спирт в глотку не вольет, поэтому самоубийством заниматься не надо. Брось пить – и жизнь будет красивой, радостной, долгой, а семейная жизнь – сплошным медовым месяцем. Тут вопрос стоит ребром: или-или. Третьего не дано.
По поручению семьи,
твой отец.
Татьяна отложила листок, посмотрела на Галю и задумалась. Наверное, отцу стоило немалого труда и нервного напряжения написать такое письмо. Но если бы все было так просто – взял и бросил пить – пьяниц вообще не было бы на Руси. Люди, не зависимые от алкоголя, не могут понять других, зависимых. Алкоголь – наркотическое вещество, это признано Всемирной организацией здравоохранения. Таня набралась этих знаний во время трезвой кампании, которую считала полезной. Она была уверена, что и Мише эта всесоюзная трезвость продлила жизнь. Жаль только, что все хорошее у нас быстро кончается.
На следующий день Таня поехала к брату в больницу, чтобы лично поговорить с ним. Она понимала, что человек, признанный психически больным, плохо воспринимает доводы рассудка. И все же знать его мнение ей было важно. Миша, как всегда, набросился на еду, которую Таня принесла ему, параллельно слушая вежливые замечания сестры. Потом ответил коротко и ясно: «Пил и буду пить».
–
Но ты же лишишься семьи – ты что, этого не понимаешь?
–
Кого я лишусь? Гальки? Куда она денется? Она жить без меня не может.
–
Она любила тебя другого, не такого.
–
Это ее крест. Она сама сказала, что будет нести его всю жизнь.
–
Она это сказала не про пьянки, а про твою болезнь. Есть разница.
–
Другого, говоришь? Да, есть такое мнение, что, выпив, я становлюсь другим человеком. А другому тоже выпить хочется, потому остановиться трудно, – и Миша захохотал.
Разговор явно зашел в тупик, и Таня направилась к лечащему врачу, чтобы попросить его полечить Мишу от алкоголизма. Врач ответил, что в условиях их клиники это в принципе возможно, но Михаил не хочет лечиться, а это осложняет дело. Когда она вышла из кабинета, брат ждал ее у двери.
–
Ну, что, скоро меня выпишут? – спросил он.
–
Да, скоро.
–
Придется опять работу искать. А знаешь что? Устрой меня в газету корреспондентом. Я справлюсь. У тебя же там есть знакомая, Нина эта. Попроси ее, а?
Таня испугалась. Только этого не хватало. Чего доброго сам явится в редакцию искать Нину. Первые минуты она даже не знала, что ответить. Но потом придумала вполне убедительный отказ.
–
Ты знаешь, времена переменились. Теперь в корреспонденты берут только молодых людей в возрасте до 30 лет. А тебе сколько?
Миша огорчился, но спорить не стал. А Таня подумала, что Нину надо все-таки предупредить. Добравшись до дома, она набрала ее номер. Нина ответила упавшим голосом.
–
Ты опять заболела? – спросила Таня.
–
Да, завтра кладут в больницу.
–
Опять сердце?
–
Нет, с сердцем все в порядке. Это была ошибка. У меня в легких…затемнение, – еле вымолвила Нина.
–
Еще этого не хватало! Ты простудилась, что ли?
–
Не знаю. Я ничего не знаю, – сказала Нина и положила трубку.
Таня совсем было, на подругу обиделась, но потом сообразила, что Нина очень огорчена из-за своей болезни. Наверное, и Федька ее из-за болезни не любит. А она, Таня, ничем не может ей помочь, только зря расстраивает. Однако на следующий день она позвонила опять, надеялась застать Федора дома. Звонить пришлось еще три раза, но, наконец, повезло. Узнав, кто звонит, Федор сразу ее ошарашил.
–
Татьяна Михайловна, дела у нее гораздо хуже, чем можно было предположить. Вы же знаете, какие у нас врачи… Я ей говорил, надо ехать за границу, а она уперлась. Лечили ее от сердечной болезни, а оказалось, что у нее больные легкие. Куда смотрели?
–
У нее туберкулез?
–
Хуже, Татьяна Михайловна, гораздо хуже. Предполагают раковую опухоль. Только она не велела никому говорить. Но разве такое скроешь?
–
Этого не может быть. Она же никогда не курила.
–
Не курила? Зато другие вокруг курили. Да и кто знает, отчего это…
–
Ты меня совсем расстроил, – Таня от волнения перешла на «ты», – так что же делать?
–
Вот обследуют еще раз, выставят окончательный диагноз, и я отправлю ее за границу.
–
Одну?
–
Она не одна, у нее там есть родные. Я попозже приеду, сейчас не могу – снимаюсь в сериале.
–
Понятно. Спасибо за информацию.
От этой жуткой новости Татьяне стало не по себе. Неужели рак? Это же почти смертный приговор, тем более, лечили ее сначала не от того, упустили время. Почему в жизни никогда не бывает все хорошо, а обязательно что-нибудь случается? Но, может быть, не все так страшно, может быть, обойдется? Таня очень надеялась на это. Она включила телевизор и, словно по иронии судьбы, увидела его лицо, лицо артиста Федора Маховца. Шла комедия, где он был очень хорош. Была ли она с ним счастлива? Наверное, была, иначе зачем все это. Они жили вместе более 10 лет. А сейчас что же – наступила расплата? Татьяна не знала, как ей теперь себя вести – навещать Нину в больнице или оставить в покое, не раздражать? Надо будет посоветоваться с Федором, больше у Нины здесь никого нет – сын Олег давно живет во Франции.
Не успела Таня опомниться от известия о болезни Нины, как новая неожиданность. Пришла Галя и, всхлипывая, сказала, что должна срочно уехать к родителям, чтобы с ними попрощаться. Они вместе с сестрой Машей перебираются на постоянное жительство в Германию.
–
Куда? – не поняла Таня.
–
Германия разрешила лицам немецкой национальности вернуться на свою родину. Родители решили ехать, потому что Машеньку надо лечить.
–
У нас здесь вообще лечиться нельзя, что ли?
–
Там более высокий уровень медицины, потому что денег в нее больше вкладывают. Но я хочу тебя попросить взять к себе Юленьку и… Джастину. Миша ведь в больнице. Я понимаю, что все это не вовремя, но что делать? Они уезжают.
–
Ладно, я все сделаю, о чем ты просишь. Конечно, надо проститься, не в Рязань же они уезжают.
Галя опять заплакала, размазала косметику, долго отмывалась, а потом сказала, что не ожидала такого оборота событий.
–
А потом ты к ним уедешь? – спросила Таня.
–
Нет, что ты. Я выросла здесь, даже немецкого языка не знаю. Я туда не хочу. Брат мой тоже здесь остается, мама его с собой не приглашает. Но проститься приедет, наверное.
–
Ну, дожили. Заграница открыла нам свои объятия. Даже кошка, и та носит заграничное имя Джастина.
–
Это Юлька начиталась книжек. Она вовсе не имела в виду, что кошка поедет за границу, – как бы оправдываясь, пояснила Галя.
Вот и осталась Галя одна, без родителей. Теперь ей даже убежать некуда. А бежать, наверное, придется. Мише дали третью группу инвалидности и мизерную пенсию. Полгода он не работал, и семье помогали родители. Потом Миша устроился вахтером в какую-то транспортную организацию, устроился опять-таки по блату, через знакомых матери. Но продержался он там только три месяца и был уволен из-за пристрастия к спиртному.
Никакие увещевания, беседы и просьбы родных не помогали. Миша их просто не слышал. Над ним довлела какая-то сила, противостоять которой он не мог. К тому же и в отношениях с женой он перешел от теории к практике. Если раньше он только угрожал, то теперь мог ее и ударить. И если Галя, нервы у которой все больше сдавали, делала замечания мужу или внушения, она очень рисковала. Когда она в очередной раз пришла на работу в школу с синяком под глазом и ее пришлось освобождать от работы как больную, коллеги тоже не на шутку встревожились и наперебой начали советовать бросить этого изверга. Однако у Гали, видимо, были причины медлить.
Время шло, вот и Андрей уже отслужил в армии, избежав чеченской заварушки. Неожиданно для родителей он вдруг изъявил желание учиться дальше и начал готовиться к поступлению на заочное отделение юридического института. Ему почти исполнился 21 год, и для дневного он считал себя старым. Андрей был красивым парнем, им интересовались девушки, и маме с папой ничего не оставалось, как быть готовыми ко всему, и к свадьбе сына в том числе.
Юля училась уже в 9 классе, собиралась стать филологом и даже помогала Андрею готовиться к экзаменам по литературе и русскому языку. Он их успешно сдал и начал учиться, параллельно работая на старой должности судебным приставом. Дружба с Юлей продолжалась, и пятнадцатилетней девушке льстило, когда он иногда брал ее с собой во взрослые компании.
Семья готовилась к встрече нового 1997 года, когда опять начались неприятности с Мишей. Это обстоятельство усугубилось тем, что к Гале на праздники приехал брат Анатолий с женой. Брат впервые увидел мужа своей сестры, о котором раньше был плохо осведомлен. Поведение больного Миши поразило его настолько, что он решил тут же увести Галю с Юлей к себе в Тверскую область. Но Галя сказала, что разводиться будет по закону. Миша, в очередной раз «выйдя из берегов», гонял на машине, пил, развлекался с женщинами, безжалостно тратя последние деньги семьи. При этом он почти не бывал дома, боясь, что его отправят в психушку. Галя, не теряя времени даром, взяла в психиатрической больнице справку о недееспособности мужа и развелась с ним без его участия и согласия. Она отказалась от русской фамилии Лунина, вернув свою исконную Гюнтер. Кроме того, устав от болезней и пьянки мужа, она нашла себе занятие по душе – начала петь в немецком хоре. В дальнейшем это дало ей возможность вместе с хором бесплатно выехать в Германию на гастроли и навестить своих родителей.
На этот раз вояж Миши тоже закончился печально. Гале позвонили из ГАИ и в очередной раз сообщили, что машина разбита, а водитель – в больнице. К тому же среди документов на машину была обнаружена поддельная справка о прохождении техосмотра, за что Мишу после выздоровления ожидало привлечение к уголовной ответственности. Галя, вытирая слезы и, наверное, уже ругая себя за невнимание к любимому мужу, помчалась в больницу. Миша лежал в ортопедическом отделении – у него были сломаны рука и нога, которые уже покоились в гипсе, а на голове из-за травмы красовалась белая повязка. Галя, рыдая, присела на кровать, где лежал муж, и начала его гладить по здоровой руке. Миша ни на что не реагировал – ему сделали укол, и он крепко спал. Врачи сказали, что отдадут его психиатрам сразу же, как только ему станет легче. Они сдержали слово – и это спасло Мишу от судебного разбирательства.
После работы Таня с Сергеем и Галя, захватив Таисию Михайловну, поехали на пост ГАИ. Но вместо «шестерки», которую они собирались забрать и на тросе отвезти в гараж, они увидели груду металла. Машина была искорежена до такой степени, что уже не подлежала восстановлению. Галя глотала слезы, а Таисия Михайловна плакала навзрыд, приговаривая: «Как же он остался жив?». На этот вопрос ей ответил сотрудник ГАИ.
–
Во время удара ваш сын вылетел из машины и свалился в кювет. Наверное, плохо была закрыта дверца… Невероятно, но факт!
–
Ужас какой-то… Но судьба его все-таки бережет, – сказала Таня, стараясь не смотреть на то, что осталось от машины.
–
Да, повезло, могло бы кончиться хуже, – согласился Сергей.
–
У него есть там ангел-хранитель, – хриплым от расстройства голосом произнесла Галя, поднимая к небу заплаканные глаза.
–
Таисия Михайловна, не верящая ни в каких ангелов, посмотрела на сноху осуждающе, но спорить не стала.
В последнее время она осуждала в снохе многое. Во-первых, этот ее хор. По мнению свекрови, она пошла туда только затем, чтобы найти нового мужа, ведь в этом хоре пели не только женщины, но и мужчины. Миша потому и заболел, что не мог вынести этого. При этом Таисия Михайловна старалась не вспоминать, что у ее сына ежегодно находилась какая-нибудь причина, чтобы заболеть. Не могла свекровь похвалить сноху и за то, что она оформила с ним развод. Разве это не травма для Мишеньки? И совсем уж возмутил маму Таю тот вопиющий факт, что Галя обратилась к ней с просьбой поменяться квартирами. Они с Юлей, стало быть, будут жить в их кооперативной однокомнатной квартире, а отец с матерью вернутся в свою бывшую квартиру к Мише.
Со стороны этот родственный обмен выглядел вполне пристойно. Мама, папа плюс больной ребенок – в одном доме, разведенная жена с дочерью в другом. При этом, по желанию, все могут навещать друг друга. Но, если вникнуть в суть семейных отношений, которые сложились на данном этапе жизни, то возникают большие сомнения. Даст ли любимый сыночек Миша спокойно жить старикам? Вряд ли. Он будет постоянно их трясти, требовать денег, не давать спать по ночам – короче, раньше времени загонит их в могилу. А то и убьет за несговорчивость. Разве Галя этого не знает? Прекрасно знает. А если она все-таки идет на этот шаг, значит, считает, что Мишины родители это заслужили, а вот она с дочерью – нет.
–
Я бы согласилась пожертвовать собой. Куда мне деваться, если у меня такой сын? Но отец категорически не согласен, даже слушать ни о каком обмене не хочет, – объяснила Таисия Михайловна Тане.
Гале был дан вежливый отказ, и она не обращалась больше к родителям с такой просьбой. А после случившегося с Мишей несчастья она и вовсе забыла о разводе и перестала думать о переезде. У нее опять появилась надежда, что Миша одумается.
–
Я потому и развелась, – откровенничала она с Таней, – чтобы попугать его. Ведь семья ему все-таки дорога. Я же ему говорила: будешь плохо себя вести, жить с тобой не буду. А он мне: куда ты денешься! Это очень обидно. А вот вчера в больнице он сказал мне,что мы с ним будем жить хорошо, что он устроится на работу и не будет пить.
–
Свежо предание, но верится с трудом, – произнесла Таня расхожую фразу.
–
Но он так раскаивался… А если нет, то я не знаю, как жить и на что.
–
Ты могла бы сменить работу и жить, от него не завися. Сейчас многие возят вещи из Турции, торгуют и неплохо выживают.
–
Это ты мне предлагаешь? Нет уж, спасибо. Это не для меня, – обиделась Галя.
Расчеты на хорошую жизнь с Мишей у Гали не оправдались. Узнав о разводе, он начал ее постоянно попрекать, называть чужой женщиной и буквально выгонять из дома. О разделе квартиры и имущества он и слышать не хотел.
–
Здесь твоего ничего нет, – говорил он ей, – ты с одним чемоданом приехала, с ним же и уедешь.
Галя жаловалась на мужа Тане, которая ей сочувствовала и советовала делить все по суду. Галя почему-то боялась суда, но жить с Мишей ей становилось все тяжелее. И в канун еще одного Нового года – 1998-ого – она нашла себе маленькую квартиру.
–
Джастину мы взяли с собой, – рассказывала она Тане и Сергею, сидя за столом в их квартире и глядя на крутящуюся и мигающую елку – символ их когда-то общего семейного счастья, – я как ее поглажу, так легче становится. Не зря говорят, что кошки снимают какое-то там статическое электричество. Наэлектризованы мы слишком.
Юля в это время гоняла с Андреем музыку в его комнате.
–
Прошла любовь, завяли помидоры, – сказала она ему, имея в виду своих родителей.
А Галя, закончив пить чай, обратилась к супругам Поляковым с неожиданной просьбой.
–
Мне надо забрать некоторые свои вещи, – сказала она, – а я его боюсь, он меня убьет. Сережа, не мог бы ты его на время отвлечь – позвать к себе или сходить с ним в пивнушку? Можно зайти к нему вместе со мной – ты один или с Таней, пойдемте?
Таня была уже готова согласиться – надо же было как-то помогать невестке, но только было она открыла рот, как услышала голос Сергея.
–
Да ты его, смотрю, ограбить собралась, подруга, – сказал он, – что-то мне все это не нравится. Какой ни есть, а он мне родня, шурин. Помнишь, Высоцкий поет: не трогай шурина!
Галя смутилась, сразу как-то сникла и, скороговоркой сказав: «Ладно, потом», начала собираться. Таня из того, что было в доме – печенье, конфеты, консервы – сформировала новогодние подарки и уговорила Галю с Юлей их взять. Кто знает, как им там живется, на их новой квартире.
–
Может быть, поживете у нас? – уже не в первый раз предложила она Гале, но Галя отказалась.
–
Зачем ты так? – спросила она мужа, когда женщины ушли, – что бы ты сделал на ее месте?
–
Не знаю, на ее месте я не был. Но то, что она задумала что-то нехорошее, уверен. Облапошить больного, беспомощного человека – это ей пару пустяков… Она ведь своего нового адреса не оставила.
–
Не может быть, – не поверила Таня, но Сергей оказался прав.
Михаил, не слишком поверив в окончательный уход жены и дочери, был сравнительно спокоен. Он не работал, лежал на диване, уставившись в телевизор, или что-нибудь читал. Продукты ему приносила мама, она же раз в три дня готовила ему обед. Потребности в женском обществе он не испытывал, поскольку психиатрическая лечебница творила свое черное дело. Миша давно уже перестал быть полноценным мужчиной. Он был импотентом.
