Софья Эл
Телохранитель для убийцы

Глава 2

Запах горелого жира, кажется, впитался уже не просто в кожу, а в кости. Кидаю новую партию котлет на гриль, который тут же начинает шипеть, разбрызгивая вокруг горячие капли. Похоже чтобы очиститься от ароматов фастфуда, нужно переехать жить в горы. Вытираю лоб, устало выдыхая. Крутить головой особо времени нет. Сейчас обед, и все студенты, школьники, офисные работники наполнили зал. В глазах все плывет, а от налипшего в ноздрях запаха подташнивает. Особенно когда к какофонии присоединяется один из любимых ароматов «Dior», что сейчас в этом месте ощущается просто преступно. Серьезно. За это нужно убивать. Но Гере плевать на мое мнение. Стройная блондинка ниже меня на голову виснет со спины, приподнявшись на цыпочках и запечатлев поцелуй где-то в воздухе возле моей щеки.

Сегодня настроение подруги явно на высоте. Отворачиваюсь от гриля, разглядывая нарушающую сейчас все правила нахождения на кухне подругу. Ровный загар, старательно приобретенный в солярии, блестит от тонкого слоя шиммера. А ведь и без него кожа лоснится от здоровья. Пухлые губы демонстрируют новый оттенок красного, выделяясь на идеально ненакрашенном лице. Тушь и хайлайтер, правильно оформленные брови, модная растяжка кератином – все это делает из провинциальной Машки красотку, достойную обложки Cosmopolitan. Кажется, она уже совсем и забыла, что два дня дулась за то, что я забыла отдать ей туфли. А судя по элегантным лодочкам стоимостью в мою полугодовую зарплату, они ей уже и вовсе не нужны.

– Как тебе? – Гера ставит руку на талию, демонстрируя кроваво-красный маникюр. Выгибается, чтобы смотреться эффектнее. Улыбаюсь, пожимая плечами.

– Ты же знаешь, я не разбираюсь, – вру, быстро переворачивая котлеты и скидывая перчатки, – Никит, посмотри, плиз. Я с Герой потрещу, она уволилась.

Гера изумленно открывает рот, а я мысленно отвешиваю себе пинка. Нельзя так лажать, Рокс. Сразу бы уж вывалила, что, несмотря на отсутствие кольца, ты полностью уверена, что Гера собирается замуж, хотя ее папик, судя по всему, еще и женат. Да и, учитывая хитро поблескивающие глаза, вспомнить шопинг Геры неделю назад, и можно сделать еще один вывод – она беременна. А еще она сильно ошибается в выводах насчет своего ухажера. Гера, конечно, собирается замуж, но вот он жениться на ней не будет. Это тоже легко понять, судя по тому, как Гера скрывает их отношения. Но я уже привыкла к тому, что люди не хотят знать правду.

Да я сама ее знать не хочу.

Высокий парень чуть старше Питера тут же оказывается рядом, а я молча выхожу в просторное помещение торгового центра, двигаясь дальше, к фонтану. Возле воды дышится легче. Даже около такой. Скидываю головной убор, наблюдая за походкой Геры.

Не отстанет.

– Как? – густые ресницы хлопают, а голубые глаза блестят от многочисленного света, что тут же вызывает головную боль.

– Фокус такой, помнишь? Дедукция, как у Шерлока, – подмигиваю, наблюдая за тем, как она тут же верит в любой бред, что выдает правильно сделанное лицо, – сериалов насмотрелась. Да я же тебе показывала уже. Ты пришла, обильно облитая какими-то духами, с распущенными волосами, на кухню – за такое легко могут уволить. В новых туфлях – явно не на смену, хотя сегодня – твоя. Ну и прочее, – кручу головой, опуская все остальные подробности.

Например, то, что она явно рассказала своему ухажеру о беременности, и он решил ее обеспечивать, видимо, или купив, или сняв отдельное жилье и выдав банковский счет. Девочка уходит в содержанки вместе с ребенком. Только не знает, что ее статус навечно закрепится на уровне второй семьи. А ведь она сейчас думает, что это признак его серьезных намерений. Но…

Мне плевать.

Есть слишком ограниченный круг людей, к которым не подходит это слово. Трое из них мертвы. Двое живы. Остальные – ничто. Ширма для Питера. Живой щит. Как угодно. Да, простите, но люди для меня – бессмысленные мешки костей. Так получилось.

– В общем, я давно хотела тебе рассказать, – Гера нетерпеливо переминается с ноги на ногу, а ее глаза загадочно сияют.

Старательно изображаю интерес, подаваясь вперед и приоткрывая рот. Верит. Господи, ну почему ты такая дура.

– У меня уже давно отношения, – заламывает пальцы, а я прикрываю рот ладонью, – он богат, умопомрачительно красив и в принципе мечта любой девушки, – мысленно хороню прикольные переписки и обмен обувью, – в общем, недавно кое-что произошло, – залетела она, в курсе уже, но округляю глаза, – и он все взял в свои руки, дав мне ключи от квартиры!

Давлю усмешку. То есть то, что он женат, она все таки не знает? Или догадывается, но оправдывает? Сейчас не похоже, что она в принципе понимает, с чем имеет дело. Даже жаль ее немного. Нельзя быть настолько не приспособленной к жизни. Но, с другой стороны, ее ждет безбедная жизнь без забот и работы, так что – почему нет. Как раз для нее.

На самом деле от той работы, что сейчас есть, я сама бы отказалась с радостью. Но… Что может быть еще более незаметным, но способным подтверждать справки по кредиту и ипотеке? Никто не поверит, что пропавшая в семнадцать лет и чудом вернувшаяся в двадцать Роксана Андреевна вдруг просто так купила трехкомнатную квартиру. Конечно, пришлось постараться. Заложить сначала папину квартиру, взять ипотеку на огромный срок. Так же и с кредитом на обучение Пита. Каждый вложенный куда-то рубль приходилось подтверждать. А ведь дохода от подработки переводчиком вполне хватало бы на жизнь нам троим. Но опять же, переводить тексты хоть с китайского или вести личные переговоры на этом языке – большая разница. А я не могла рисковать и светиться хоть где-то. Самая скромная работа. Никаких руководящих позиций. Минимальный контакт с людьми.

Моя сожратая жизнь не стоила будущего Пита.

– А сегодня он сказал, что хочет поговорить, – она чуть ли не верещит от радости, а я мысленно ставлю точку, – я думаю, что он сделает мне предложение.

Конечно. Вернее, поставит свои условия по которым теперь ты будешь жить. Но я улыбаюсь, раскидывая руки и заключая Геру в объятия. Хочется ее ударить, когда дорогое платье соприкасается с моим жирным фартуком. Не знает она цену таких вещей. Плохо аукнется. Нет, не в тряпках дело, просто… Черт, и не знаю, как сказать даже мысленно. Слишком это не мое. Просто нельзя так, вот и все.

– Ты будешь подружкой невесты? – шмыгает носом Гера, а я тут же киваю, гладя ее по волосам.

Я-то в отличие от нее, точно знаю, что никакой свадьбы не будет.

Вибрация проходит по ноге, и я мгновенно выуживаю телефон, прислоняя к уху. Питер. Я не пропускаю от него звонков, он – от меня. Таков уговор.

– Рокс, – голос Пита хриплый, а я поднимаю руку, показывая Гере молчать, – короче, тебе надо приехать.

Медленно выдыхаю, прикрывая глаза. Это случается все чаще. Богатенькие родители – и я с Питом. Вечная война.

– Что случилось? – рассматриваю жирные капли на одежде, где не смог спасти фартук.

Шум, ругань Пита, помехи. И вот противное сиплое дыхание. Закатываю глаза, скрипя зубами.

– Роксана Андреевна, Пётр, – голос сочится ядом, а я представляю, как ее жемчужные бусы обвиваются вокруг шее все туже и туже…

– Вера Павловна, – лед – и ничего больше.

Не собираюсь притворяться с ней. Гера вздрагивает рядом, а люди оборачиваются. Директор задерживает дыхание. О, да. Я знаю, как действует этот голос. Когда кажется, что внутренности примерзают к позвоночнику.

Он у меня от него. Единственное наследие, о котором не жалею. Кроме, может, тринадцати языков.

– Я приеду. Отдайте трубку Петру. Больше не прикасайтесь к его телефону, – отчеканивая слова по слогам, выдаю я.

Снова шорох, а я чувствую, как в голову ударяет опасный пульс. Одергиваю себя, разглядывая витрину «Детского мира». Всегда помогает. Вспоминаю, как первый раз зашли с Питом в такой магазин. Я понятия не имела, что с ним делать. По-моему, он научил меня большему, чем я его.

– Рокс, – Питер кашляет, а мне это совершенно не нравится, – короче, мы поговорили с Маратом касательно наших разногласий по поводу общения с девушками, – выдыхаю, но молчу, – учителя восприняли наши эмоции как агрессию. Так что уже скоро подъедет отец Марата, мать уже за дверями и отец Алены на пороге в качестве моего адвоката. Не хватает тебя.

– Скоро буду, – выдыхаю, потирая переносицу, – вам с Маратом медпомощь оказали?

Питер смеется, а я понимаю, что пора это обсуждать. Два приятеля с завидной регулярностью периодически чешут друг о друга кулаки. Это никак не входит в концепцию «ниже травы, тише воды». Жму на отбой и смотрю на обеспокоенную Геру.

– Ты же на машине? – она кивает, а я виновато улыбаюсь. – Подкинешь?

Гера кивает, пока я бегу на кухню скидывать фартук.

***

Конечно, первое, что я вижу, преодолев дверь учительской, это причитающую Веру Павловну, нарезающую круги вокруг матери Марата, прижимая к силиконовой груди сына. Парню явно неудобно, но избавиться от всесильной родительской любви симпатичный брюнет восточной наружности не может. Еще бы, такой мастерский захват. Лишнее движение, и он или задохнется, или его сонная артерия аккурат будет перерезана острым маникюром мамаши. При всем желании не могу вспомнить имя натянутой силиконовой блондинки. Следов серьезных повреждений на парне не замечаю. Пара синяков, царапина, слегка распухший нос. Вполне мирно, поэтому тут же перевожу взгляд на Питера.

Желание повторить жест силиконовой мамаши взлетает где-то внутри, но тут же давлю его. Губа Пита разбита. Он сидит на стуле и потирает кисть. Судя по всему, вывихнул, неправильно бил. Вижу окровавленные костяшки и доходит – в стену долбил? Угрожал, значит? А этот дьяволенок виновато улыбается. Ограничиваюсь тем, то подхожу, хлопнув по плечу.

– Как ты? – смотрю в глаза.

Не сможет соврать.

– Все ок, Рокс, – киваю на руку, – ну, это ерунда.

Это и правда мелочи. Но не когда ты на пороге совершеннолетия, Пит. Естественно, этого я вслух не скажу. То, что все руки и ноги нужны целыми. Обсудим дома, не здесь. Клуши испепеляют меня взглядом, а я падаю рядом с Питом в ожидании тяжелой артиллерии.

– Вера Павловна, сколько можно это терпеть, – причитает кукла не первой свежести, а Питер закатывает глаза, – мой Маратик сегодня, а завтра кто?

– Мам, – Маратик вновь пытается выбраться, активно жестикулируя, – все в порядке. Я упал, Петьку за собой потянул. А химичке привиделось.

Ценю твой широкий жест, парень, но я тут буду защищать только одного ребенка. К тебе сейчас армия привалит, а у него никого, кроме меня нет.

– Вера Павловна, у меня нет оснований не доверять Петру и тем более Марату, – откидываюсь на спинку стула, – а вот учитель химии, которого упомянул Марат, кажется, девушка двадцати пяти лет от роду, чья голова забита непонятно чем.

– Вот и я говорю, до тридцати лет детей воспитывать нельзя! – сверкает в мою сторону мамаша Марата, намекая на мой возраст, а я усмехаюсь.

– А вы неплохо сохранились для пятидесяти. Я бы больше сорока пяти не дала вам, – давлю улыбку, видя, как багровеет ее лицо.

– Мне тридцать шесть, – шипит она, а я снова усмехаюсь.

– Оу, тогда поздравляю вас с прекрасным умным шестилетним мальчиком, – она вновь вспыхивает, а я не выдерживаю, – да заткнись уже, курица. Буду говорить с мужиком твоим…

– Рокс, – Пит дергает за рукав, а я взрываюсь.

– Нет, Пит, какого черта? Мы хуже их? Платим исправно, ты лучший ученик, а я сюда хожу уже чаще, чем на работу. Достало. Им, может, дома заняться нечем, а мне работать надо. С этими дурами, – киваю на ахнувшую директрису и причитающую мать Марата, – толка никакого нет.

– Так и о чем вы хотите со мной поговорить? Как от статьи сына отмазывать? – раздалось от двери, а последняя заслонка медленно дрогнула.

Нельзя, Рокс.

– Как из сына мужчину воспитывать, – рычу, встречаясь взглядом с вошедшим.

А вот это уже как в плохом кино. В очень хреновом кино. Потому что и мужчину в дверях, отца Марата, и мужчину, приобнимающего Алену за плечи, я знаю. Судя по их взгляду, они тоже прекрасно меня помнят.

Только этого дерьма сейчас не хватало.

Нет, то, что у нас были маленькие приключения – это полбеды. Люди взрослые, не в бульварном романе. А вот то, что, оказывается, такие приключения у меня были с главой фармкорпорации «Ланцелот», прямого конкурента «Destiny», а, следовательно, имеющего такую же репутацию, по совместительству отцом Марата – уже ее треть. Вишенка на торте – отец Алены, глава сети клиник пластической хирургии, куда направляла меня Аманда.

– …спустя пять лет управления корпорацией «Destiny» Майкл Чимблер, бывший замглавы Уильяма Клода-младшего, был найден в собственной квартире мертвым. Об этом и других новостях… – невидящим взглядом смотрю на экран, почему-то все это время работающего телевизора чувствуя, как на моем локте мертвой хваткой закостенели пальцы Питера.

Что я там хотела. В горы?

Глава 3

Нью-Йорк, 2013 год

Перед открытой дверью в кабинет Клода я наконец останавливаюсь. Левая рука онемела от тугой повязки на плече, а голова кружится после кровопотери. Боль, далекая и неосязаемая, короткими уколами пронзает мозг, обжигая сознание.

– Дес, что там? – голос Луи в наушнике раздражает слух, и я морщусь, сжимая пальцы на ледяной ручке.

Я знаю, что увижу, но все равно медлю. В груди ноет, но я плохо понимаю, что это. Как и то, почему, стоит мне увидеть вытянутое на полу тело, и меня охватывает дрожь. Просто труп. Один из многих таких же ледяных тел в луже собственной крови. Но глаза печет, а голос не слушается, когда я пытаюсь ответить Луи.

– Дес?!

Динамик разрывается, а я хочу выкинуть чертов наушник. Опустившись на колени, медленно касаюсь шеи Клода, тут же отдергивая руку. Холодный и твердый. Можно и не пытаться нащупать пульс, глядя в широко открытые невидящие глаза.

– Хозяин мертв, – хриплый стон вырывается из груди вместе со всхлипом.

Луи что-то говорит, но я не могу разобрать голос. Взгляд прикован к круглому пятну запекшейся крови на бледном лбу Клода. Хозяин знал, что это закончится так, но все равно отослал меня. Может быть, в тебе оставалось что-то хорошее? Раз ты выбрал жизнь сына вместо своей. Ладонь сама тянется к его лицу. Лед обжигает кончики пальцев, а я осторожно касаюсь запекшейся раны. С силой провожу по корке, словно могу просто стереть. Соленые капли стекают по подбородку, а я судорожно размазываю их по коже.

Ад для тебя, Клод.

Облизнув губы, я с трудом заставляю себя осмотреть тело. Не мог же он уничтожить все, что-то должно остаться. Ткань послушно шуршит под моими ладонями, пока я пытаюсь нащупать ампулу. Боль пронзает плечо и я сгибаюсь, зашипев от неожиданности. Ладонь опускается в лужу крови, пока перед глазами пляшут цветные пятна. Препарат прекращает действие, а это значит, что скоро я сойду с ума от обрушившейся на меня боли.

– Дес, боже, у него всякого дерьма навалом. Просто выбери анальгетик посильнее.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – отвечаю я, пытаясь поднять руку.

Пальцы не двигаются. Новый приступ боли врывается в мозг, и я оседаю в лужу, сжимая измученное плечо.

– Мне нужно, чтобы она функционировала, Луи, – скриплю я сквозь сжатые зубы.

Холодный пот застилает глаза, а я откидываюсь на ножку стола в попытках отдышаться. Потеря времени. Сегодня Дес опоздала везде. Расслабленная ладонь касается трупа, и я со злостью пинаю его. Даже сдохнуть не мог так, чтобы всем не испортить жизнь.

– Ты, – Луи запинается, а я вновь врезаюсь ногой в окоченевшее тело, – рука не двигается?

– Да! – рычу я, вытирая взмокшее лицо. – Что там у Аманды? И где, черт возьми, Гин?

С очередным ударом раздается хруст. Что-то в штанине Клода. Быстро поднявшись на ноги, хватаю со стола ножницы. Вцепившись зубами в брючину, надрезаю ткань и тяну, раздирая ее. Как она не разбилась при падении? Голубая ампула, раздробленная моим ботинком, осколками осыпается на пол. Дрожащими пальцами подхватываю самую большую стекляшку, языком собирая вязкие капли. Осколки режут тонкую кожу, но препарат тут же впитывается в кровь, не давая боли достичь мозга. Этого чудовищно мало, но хоть что-то в нашей ситуации.

– Дес, – я вздрагиваю, уже и забыв о существовании Луи, – Гин не выходит на связь больше шести часов.

Очередной осколок впивается в пальцы. Откинув его, слизываю кровь, пытаясь сквозь туман в голове разобрать, что говорит Луи. Да и кто он вообще такой, этот Луи? Мысли танцуют, заставляя пелену в голове дрожать. Адреналин разливается по венам, а изо рта вырывается смех. Я вдыхаю до хруста в ребрах и с удовольствием потягиваясь. Какая-то тряпка мешает движению руки, и я сдираю ее резким рывком. Языком прохожусь по зубам, хватая воздух ртом. Очень хорошо.

– Дес? Ты ширнулась этой дрянью?! – кричит Луи, пока я выпускаю рвущийся наружу смех.

Сознание возвращается, но боль остается за его гранью. Мир становится четче. Никакой пелены, лишь яркие краски и ледяное дыхание смерти у меня на затылки. Да, родная, потанцуем с тобой. Ты давно наблюдаешь, ждешь своего часа. Только не со мной.

– Клод мертв, Гин нас предал, Аманда не может договориться без козыря, а ты сидишь с дрожащей задницей где-то в подполье, не в состоянии покинуть город. Теперь еще скажи, что не рад моей маленькой находке.

Москва, 2020 год

Знакомый холодок пробежался по коже, заставляя волоски приподняться. Все чувства тут же обострились, а мышцы окаменели, с болью напрягаясь под кожей. Словно охотничий пес, почуяв добычу, остановилась, принюхиваясь к воздуху. От того места, где сомкнулись пальцы Питера, короткими сигналами в мозг стучалась смерть. Силиконовая курица что-то верещала, пока я набиралась сил обернуться. Кажется, раздался хруст, когда я все же смогла посмотреть на Питера. Веки затрепетали, пытаясь стереть изображение, оттолкнуть его. Но, несмотря на годы, проведенные без препарата, рефлекс работал бесперебойно.

Черные нити, напоминающие паутину, обхватили голову мальчика, расползаясь по телу все дальше. Питер смотрел мне в глаза, а я пыталась прочесть картинку. Еще далеко. Тень была достаточно призрачной и не получилось ухватиться, проиграть сценарий. Адреналин тут же ударил в голову, а я с силой сжала пальцы Питера.

– Я переведу Петра отсюда, – глядя на расширяющиеся напротив зрачки, я поднялась на ноги, все ещё сжимая его ладонь, – можете не волноваться.

– Рокс, – Питер нахмурился, дергая руку на себя, а я вновь постаралась ухватиться за паутину, – постой.

– Нет, – пальцы инстинктивно сжали его руку сильнее, а кровь шумела в ушах, мешая слышать что-либо вокруг, – мы забираем документы.

– Рокс! – возмутился Пит, дергая руку сильнее.

– Вот и правильно, – взвизгнула силиконовая курица, привлекая внимание, – нечего всяким уголовникам делать рядом с нашими детьми.

– Что ты сказала? – резко обернулась я, рассматривая сквозь кровавую пелену.

– Вы сейчас сломаете парню руку, – знакомый голос звучит мягко, но при этом нет желания продолжать спорить.

Правильно. Я же собачка. Реагирую на человека, от которого исходит сила, хотя сама способна сломать каждую кость в его теле. Словно огромный волкодав, что послушно прижимает уши рядом с хозяином. Только вот мой хозяин уже давно мертв. Поэтому, разжав пальцы, я медленно поворачиваюсь к отцу Марата.

– Не помню вашего имени, простите, мы, возможно, пересекались на родительских собраниях? – усмешка в его глазах, а я уже точно знаю, что он Марату не родной отец.

Нет схожих черт, совсем. Да и имя у него какое-то, по-моему, очень наше, русское. Но при этом печется о парне, как о своем. Это привлекает больше, чем идеально отглаженный костюм и уверенный взгляд серо-зеленых глаз. Не просто оболочка для денег и успеха, а некто, способный на щедрость. Стоит принять к сведению, может пригодиться. А вот то, как он, поморщившись, уставился на жирное пятно на моей футболке, говорит о брезгливости. Чистоплюй.

– Сёма! – крик силиконовой куклы, которая тут же изменилась в лице, неприятно резанул слух. – Этот уголовник…

– Помолчи, – коротко кидает Мистер Успех в сторону бывшей жены, – очень странно, по-моему, меня знает половина мира.

– Я из другой половины, – пожимаю плечами, стараясь отогнать ощущение поднявшихся на шее волосков, – умерьте свое эго. Так Семён?..

– Неважно, – ухмыляется он, вздернув подбородок, – я не думаю, что у вас есть причины забирать документы Петра из школы.

Подобрать бы челюсть, упавшую от удивления, сейчас, а голова забита совершенно другим. Мозг все еще бьется в панике, а пальцы ощущают неприятный холод. Она рядом с Питом.

– Минуту назад вы считали иначе.

– Минуту назад я думал, что мой сын лежит где-то в кабинете директора в луже крови. А сейчас вижу, что Марат жив, здоров и совершенно против исчезновения друга из школы. Единственный, кто сейчас представляет для него опасность, – мать, что рискует задушить, – успокоившись, Семён дергает узел галстука, ослабляя его.

Все это очень интересно, только вот не его ума дело – наши причины. Питер поймет. Не первый раз он противится переезду. В конце-концов, уже взрослый. Только то, что сейчас Алёна потерянно уставилась куда-то мне за спину, совершенно не нравится. Первая любовь и прочие приключения. Но ведь должен же разум взять верх.

– Сёма! – вновь возмущенно пищит курица, привлекая внимание, а отец Алёны внимательно наблюдает за дочерью.

Закрыли проход. Это раздражает и заставляет ладони чесаться. Сейчас не время для всех этих разборок, поэтому, уставившись в одну точку перед собой, заставляю себя судорожно выдохнуть. Должно было получиться медленно, но куда уж там.

– Вера Павловна, – давлю сквозь зубы, – если к нам с Петром вопросов больше нет, мы уходим. За документами вернусь позже.

Массивная фигура, облаченная в красное, тут же отцепляется от силиконовой мамаши, разрывая их сиамскоблизнецовскую связь. Счастье на лице, изъеденном морщинами, больно бьет по сознанию. Конечно, она довольна. Столько лет постоянных войн, и я капитулирую. Сложив руки на груди, Вера Павловна качает головой в притворном огорчении, отчего тяжелые серьги раскачиваются, делая ее широкое лицо еще больше похожим на морду мопса.

– Роксана Андреевна, мне так жаль, – причитает она, а я машинально киваю головой, протискиваясь вперед мимо отца Марата, – уверена, что вы делаете правильный выбор.

– Пожалуй, и нам стоит забрать документы, – отец Алёны делает шаг в сторону, а я врезаюсь в его грудь, тут же столкнувшись взглядом с округлившимися глазами его дочери, – если у вас такое отношение к ученикам, то чему вы можете научить детей? Презирать тех, кто менее успешен? Слабее?

Недоуменно моргая, я поворачиваюсь к Питеру, который давит смешок, маскируя его кашлем. Беззаботный возраст. Секунду назад он был так возмущен моим решением, а сейчас его насмешил каламбур. Ну да, ведь наследство Питера никак не подразумевает его бедность. Да и с силой светило пластической хирургии дал маху.

– Слушайте, давайте мы уйдем, а вы тут продолжите, – я морщусь, пытаясь проскочить в образовавшуюся щель.

– Роксана Андреевна, я как раз и имею в виду, что вам не стоит никуда уходить, – улыбается отец Алёны.

Вся ситуация порядком начинает бесить. Пока они тут развлекаются, воспитывая директора, у меня время идет на часы, возможно, минуты до того момента, как я ничего не смогу изменить. Тень легкая, но я все равно вижу ее. А значит, сценарий, при котором Клод заберет сына к себе в ад, где-то рядом. И что-то подсказывает мне, что убийца не станет лучшим родителем по ту сторону реальности.

То, что и по эту сторону это не лучший вариант, стараюсь не думать.

– Я благодарю вас за заботу, – выдавливаю из себя, разглядывая желанный выход, – но мы сами в состоянии себя защитить. И сейчас мы хотим уйти.

– Ты хочешь, – ледяной голос за спиной обрушивается на меня, пронзая сознание, – я – нет, Рокс.

Прекрасно. Можно ли придумать ситуацию глупее? С силой сжимаю кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в кожу. Я стараюсь не смотреть по сторонам, чтобы не видеть недоуменно-насмешливые взгляды. Просто отлично. Пит очень вовремя решил показать когти.

– Давай дома обо всем поговорим, – медленно выдавливаю я, едва заметно кивая в сторону телевизора, – у нас есть дела.

Молчаливая борьба растягивается, пока Питер пытается силой мысли прожечь во мне дыру. Не дорос еще. Силен, не поспоришь. Особенно сейчас, когда хочет казаться круче перед девушкой. Расправил плечи, и я, наверное, первый раз осознаю, что он действительно изменился. Из ребенка, что с легкостью пролез в небольшую шахту в стене, в парня выше меня на две головы за каких-то пару лет. Хотя с того момента прошло уже – сколько? Семь лет? Постоянные переезды, смена обстановки и людей, во всем этом я совершенно потеряла счет времени.

Как же сильно он похож на Клода.

От последней мысли тут же закрываю глаза, смаргивая наваждение. Ребенок Уильяма Клода-младшего был практически копией. Только слепой не заметит сходства. Хотя, может, только мне так кажется? Ведь за все семь лет никто так и не узнал в нем исчезнувшего наследника «Destiny».

– Пойдем, – сдается Питер, а я выдыхаю чуть громче, чем следовало.

Каждая минута тишины становится мучением. На этот раз все не так просто. Пит молча ушел сначала в ванную, а после сразу в свою комнату. И почему-то у меня не хватило сил сказать, как мы поступим. Ведь ничего сложного. Я взрослая. Выдать план действий – и вперед. Его жизнь в опасности, а я отвечаю за него. Ведь он еще не может принимать таких решений.

Почему сейчас все по-другому? Ведь если я не буду уверена в правильности действий, то кто? Отец, который мне сам как второй ребенок? Нет, конечно, это не его вина. Мой папа пережил многое. Медленную и мучительную смерть жены, а после, как он думал, и дочери. Мое чудесное воскрешение с новым лицом снова чуть не свело его с ума. Но мы научились жить и с этим. Притирались друг к другу заново, переживали его срывы, искали центры реабилитации. Папа очень много работал над собой, чтобы мы вдвоем снова могли быть семьей. А спустя два года, когда только все стало налаживаться, я привезла Питера, погрузив отца в некоторые особенности своей жизни в Америке. По неокрепшей психике еще один удар, который я, не понимая, что делаю, собственноручно нанесла.

Я не хочу такого с Питом. Но как найти в такой ситуации ту самую золотую середину?

Конечно, психологи советуют давать возможность подросткам принимать более взрослые решения. Это полезно для формирования необходимого доверия. Подростки должны ощущать свою значимость и независимость, ведь самая частая ошибка родителей, теряющих связь с ребенком, именно в этом. Гиперопека, гиперконтроль. Но одно дело, когда мы выносим на обсуждения идеи предложения, касающиеся нашего дома, учебы, да всего, что Питер хочет изменить. Его круг друзей, обстановка в комнате, одежда – я не лезу в это. Но ведь на кону его жизнь. Должен же Пит понимать, что это важнее всего?

Я пыталась быть хорошей если не мамой, то хотя бы старшей сестрой. Начиная с его двенадцати лет я знаю все про этого парня. Первая девочка, которая ему понравилась, первая двойка у гения за прогулянное занятие. Первые синяки и первое предательство недо-друга, которое я тоже принимала. Я позволяла ему ошибаться, скрипя зубами. Мы садились и обсуждали то, что получилось. Почему так вышло. Учились анализировать вместе. Нашли детского психолога, который помог справиться с травмами. Опять же, только того, что понравился Питу.

Но как я должна поступить сейчас?

У него многого нет. Примера здоровых отношений, образца для подражания, родителей. И, пытаясь спасти его жизнь, не отнимаю ли я ее на самом деле?

Желание сделать все правильно, а не так, как решила я, сегодня мешало мне больше, чем постоянное присутствие того, кого давно нет.