Серж
Светящийся поток

А вот и ворота лагеря! Медленно следуя через въезд, украшенный лентами, встречаемые жизнерадостным маршем автобусы попадали на территорию пионерского лагеря. Вожатые действовали четко. Построив свои отряды возле машин, проверили, чтобы дети не оставили на сиденьях своих пожитков, и повели по корпусам. Здания имелись двух видов: два корпуса с возможностью зимнего использования и соответственного исполнения – двухэтажные двухподъездные срубы, предназначенные для самых маленьких детей. В каждом из них расселялось по четыре отряда, то есть в двух корпусах – с девятого по шестнадцатый включительно. Остальные восемь отрядов располагались в одноэтажных летних домиках. Для Саши потекли однообразные дни. Веселее всех, как ему казалось, приходилось вожатым. С утра они будили ребят, и те бежали умываться к рукомойникам на улице, дрожа от холодной воды. Затем вожатые, дав команду надеть спортивную одежду, строили отряд и быстрым шагом или бегом двигались на асфальтовую площадку для построений, где под звуки энергичных, бодрых баянистов весь лагерь повторял за старшим физруком гимнастические упражнения. После этого возвращались и переоблачались в пионерскую форму; надевали: мальчики – брюки, а девочки – юбку, белую рубаху и пилотку; повязывали красный галстук. Опять строились и уже абсолютно строгим шагом в ногу следовали, часто с речовками, на пионерскую линейку. Там, вновь построившись по отрядам, делали перекличку. Старший пионервожатый называл номер отряда, а весь отряд громко отвечал: «Здесь!» После переклички ведущий линейки говорил: «Пионер – всем пример! – и далее: – Будь готов!», а весь лагерь должен был отвечать: «Всегда готов!» Больше всего Сашу занимало: к чему он должен быть готов? Далее громкоговоритель оживал веселой песней, все голоса детей и вожатых вливались в радостный марш «Всё выше, и выше, и выше…» Завод, построивший лагерь, был авиационным, поэтому логично, что пели про самолеты и небо. Много лет спустя Саша узнал, что аналогичная музыка марша существовала и у фашистской Германии. Может быть, поэтому Саше никогда не нравилось ее петь? Зато другую песню, о козе и ее хвостике, он очень хорошо знал, любил и всегда громко исполнял вместе со всеми. Вообще, стоя на линейке, он часто размышлял: «Зачем вставать на час раньше, дважды переодеваться, маршировать, хором петь и в конце концов прийти в неудобной, но нарядной, чистой пионерской форме строем в столовую, – как будто без этого всего действа не дадут тарелку с кашей и чай на завтрак?» Еще на линейке объявляли общелагерные мероприятия на день. После же завтрака вожатые знакомили с расписанием для каждого отдельного отряда. Сашу же больше всего интересовали свободные часы, то есть личное время, но вот их-то как раз оказывалось всего меньше – как правило, один час перед ужином. День отдыхающих детей заполнялся самыми разнообразными мероприятиями: зарница, конкурс строевой песни, веселые эстафеты, трудовой десант, конкурс театрального искусства, соревнования в кружках. Вожатые старались, мечтая получить для отряда призовые места. Дети же не очень горели желанием, ведь им не требовались хорошие оценки за педагогическую практику. Им нравились просмотр кинофильмов, плавание в открытом бассейне, день приема родителей и ночной костер. А еще им хотелось побегать по лесу, мальчикам – поиграть в разбойников или индейцев, девочкам – порисовать на асфальте или попрыгать через резинки. Но бодрый голос вожатого всегда звал за собой.

Пока Саша привыкал ко всем этим новшествам, случилась одна неприятность. Вернее, возникло неприязненное отношение одного из самых сильных мальчиков отряда, Паши. Он явно выглядел старше своего возраста: на полголовы выше других, далеко не худенький, с румяными щеками и трясущимся животом. Он очень любил подтрунивать над всеми, едко, но как бы в шутку замечать их недостатки. Дети обижались, а это еще больше заводило его: он рассыпался в ядовитых колкостях, бивших фонтаном из его разыгравшегося красноречия. Правда, когда очередная жертва готова была расплакаться или убежать, Паша, насытившись своими издевками, вдруг говорил: «Да ты что, я же пошутил! Вот чудак, шуток не понимает!» – обращался он к окружающим. Причем делал он это именно тогда, когда вокруг собиралось много ребят. И все они, как правило сами недавно находившиеся в роли предмета его издевательств, хихикали над очередной жертвой, пытаясь снискать благоволение Павла. Когда отряд, стоя перед столовой в общей очереди, ждал, пока дежурные накроют на столы, Паша обратился к стоящему рядом Александру: «Толстый, ты есть хочешь?» Но Саша быстро парировал: «Ты сам-то себя в зеркало видел?» Паша от неожиданности даже приостановил свою речь, как будто наткнулся на что-то; внимательно посмотрел на Сашу. Но тут розовые щеки его расплылись в самодовольной улыбке: «Да я худышка по сравнению с тобой! – он втянул живот и повернулся к привлеченным спором окружающим: – Смотрите! – Те рассмеялись. – А ты так не можешь!» Саше не хотелось этой клоунады, и он ничего не отвечал. «Видишь, не можешь! – не унимался Павел. – Поэтому отдашь мне свою булочку с завтрака. Мне еще долго надо до такого толстого пуза, как у тебя, отъедаться». С этими словами он попытался похлопать Сашу по животу, но тот отвел его руки. «Во как переживает за свое пузико! Только сам себе и дает его гладить». Все вокруг дружно рассмеялись шуткам Паши. Тот, ободренный этим смехом, продолжал: «А может, щеки даст потрогать свои пухлые?» У Саши кровь кинулась к голове: «Как тот, сам толще меня в два раза, надо мной так насмехается? Почему другие этого не видят и тоже смеются? Какие они слабаки, ведь обидчик недавно смеялся и над каждым из них!» Павел попытался ухватить рукой Сашу за щеку, тот отбил его руку, в неожиданной ярости сильно размахнулся и, как умел, послал свой кулак со всей силы в лицо обидчика. Но размах был очень длинным, а удар слишком заметным. Тем не менее Паша, отпрянув всем корпусом в противоположную сторону, отшагнул, чтобы не потерять равновесия, но, упершись задней частью голени в низкое ограждение клумбы, споткнулся, потерял устойчивость и рухнул на спину прямо в рыхлую перекопанную землю, где только начали садить цветы. Смех резко прекратился. «Что здесь происходит? – вдруг, как из ниоткуда, возникла воспитательница отряда Алевтина Игоревна, высокая худая женщина лет сорока. – Ах, это ты, Жаров, опять хулиганишь?» Саша опустил голову, но молчал. Внутри него бурлила обида на несправедливость. Ведь он всего лишь защищался и не выступал инициатором сегодняшнего конфликта. Но формально воспитательница отряда оказалась права. Буквально накануне вечером Александр сделался участником предыдущего досадного происшествия. В час свободного времени он с ещё несколькими товарищами весело бегал по помещению отряда, затеяв нечто вроде догонялок. В какой-то момент в проходе между комнатами появилась Леночка, высокая худая девочка, и Саша совершенно случайно налетел на нее. От такого неожиданного столкновения Леночка упала, сильно ударилась спиной о подставку для обуви и расплакалась от боли. Саша готов был нести пострадавшую на руках, готов был извиняться, от переживания за состояние ее здоровья сам сильно испугался. Он, кляня себя, дал слово вообще к девчонкам не приближаться, раз они такие неженки. На шум вышла воспитательница с вожатым и, думая, что Александр сделал это умышленно, принялась отчитывать его. Но Саша только повторял: «Я не специально, я не хотел».

Впрочем, руководительница отряда, кажется, уже сделала свой вывод относительно характера и поведения этого своего подопечного. Сегодня она утвердилась в этом окончательно. «Нет, вы посмотрите на него! Мало того, что он опять ребенка уронил, так еще испачкал его пионерскую форму! – возмущенно выговаривала она Саше, помогая Павлику встать. – Возьмешь и постираешь товарищу рубаху. Да, чтобы стала такой же белой, как и была! А ещё раз произойдет подобная хулиганская выходка – сообщу директору лагеря и родителям». Саша молчал; обида в виде слез взялась откуда-то изнутри и, сжав горло, поднялась к глазам. Чтобы не показать слез, он отвернулся и быстро отошел, а потом побежал за столовую. «Запомни мои слова», – неслось ему вслед от воспитателя, но Саша, не останавливаясь, двигался всё дальше и дальше. На завтрак в этот день он не пошел. Перебравшись через знакомый лаз в заборе лагеря, он очутился в овраге со склоном, заросшим лопухом. Мальчик остановился. Тишина и умиротворенность окружали его. Шум лагеря не доносился. Он сел на поваленное дерево и стал наблюдать, как несколько муравьев слаженно сражались с крупным жуком. На каждой лапине жука висело по муравью, другие залезали сверху, жук не имел никакой возможности двигаться. «Вот если бы мне иметь таких друзей, мы сообща легко победили бы противного Пашку. Но некого привлечь на свою сторону», – с горечью думал Саша. Его уединение прервал громкий окрик: «Ты что здесь сидишь и прохлаждаешься? Алевтина Игоревна ищет тебя. Пошли быстрее! А то воспитатель направится к руководству лагеря говорить о тебе». Этот голос принадлежал пионервожатому их отряда. Мальчишки ему сказали, в какую сторону побежал Саша и где его можно сыскать, так как вместе они часто лазили в овраг за головками репейника. «Ты не ходи больше сюда. Здесь хоть и недалеко, но всё же… – сказал вожатый. – А если будут сложности, говори мне, помогу, чем смогу. – Он похлопал мальчика по плечу. – Я скажу, что ты был за столовой и не покидал территории лагеря, хорошо?» Саша кивнул. Он и не думал никуда убегать, просто ему очень нравилось это место. Много раз он с мальчишками играл в овраге то в индейцев, то в Робина Гуда. Но, пообещав, он твердо решил не подводить доброго вожатого и не выходить за ограждение даже на шаг.

Отряд между тем занимался по распорядку – прочёсывал лес, подбирая фантики и бумажки. Это называлось уборкой территории, закрепленной за отрядом. Быстро переодевшись из пионерской формы в повседневную, Саша присоединился к ребятам. К их участку относилась и асфальтовая площадка, где проходили линейки. Саша знал, что на площадке обычно убираются девочки, тогда как мальчики предпочитают группами бродить по лесу, и, не ища встречи с последними, он направился к площадке. Но там оказалась только уже знакомая нам Леночка. Саша остановился в замешательстве: чувствуя свою вину перед ней, он хотел извиниться. Девочка даже вызывала к себе симпатию, но он не знал, что сказать, и только смотрел на нее издали. Подняв пару оберток от конфет, она стояла посередине, оглядываясь, нет ли чего еще. Вдруг Саша увидел, как из-за окружающих площадку подстриженных кустов, служащих в качестве живой изгороди, в сторону девочки полетела одна шишка, потом другая. Следующая шишка угодила в подол платья девочки; та повернулась в сторону бросавшего из-за кустов и громко гневно крикнула: «Какой ненормальный кидается?!» Но в этот момент ей в голову уже летел камень. Он попал ей в лицо, и девочка села на корточки, вскинула руки и, закрывая ими голову, заплакала. Саша двинулся с места, где находился до сих пор. На ходу он подумал: «Вот наконец представился случай и оправдать себя в глазах воспитателя, и извиниться перед Леночкой. Сейчас узнаем, кто этот метатель!» Он бежал с внешней стороны кустов к месту, откуда вылетели шишки и камень. Неожиданно резко остановился – между двух кустов прятался, согнувшись, Пашка. Увидев Александра, он тоже вскочил.

Сначала лицо его выразило озадаченность. Видимо, попасть камнем в голову девочке, да еще при свидетелях, не входило в его планы. Но снова самодовольная уверенность взяла верх, и он растянулся в наглой улыбке: «Что, хочешь попросить рубаху постирать? Пойдем, я дам ее тебе». «Ты гад!» – только и смог прошептать Саша. Получилось так, что он стоял, мешая обидчику выйти из зарослей наружу. «А ну, с дороги, жиртрес!» – Пашка ударил Сашу в лицо. Но тот не почувствовал этого, он только нагнулся немного вперед и, толкая противника в грудь, пошел на него, пытаясь втиснуть его в самую гущу веток. Так они вместе сквозь кусты выбежали на площадку, где находилась Леночка. «Это он в тебя кинул!» – показывая рукой, сразу сказал Паша. «Что врешь!» – крикнул тот. Саша считал, что сам он драться не умеет, но от бессильной злости и не желая приближаться к более авторитетному и сильному Павлу, пнул его ногой в живот, потом в ногу, потом еще и еще. Тот пытался подскочить и ударить рукой, но постоянно натыкался на удары ногами, которые с остервенением наносил Саша. «Давай на кулачках! Что ты, как девчонка, пинаешься!» – крикнул Павел. Леночка, до этого смотревшая на них большими глазами, вскочила на ноги и побежала прочь с площадки. Саша отвлекся на нее, а Павел, воспользовавшись этим моментом, схватил Александра за одежду на груди, обеими руками подтягивая к себе. «Сейчас ты по полной получишь!» – прошипел он ему. Но это приблизившееся лицо было так ненавистно Саше, так он хотел от него избавиться, что, обхватив противника за шею рукой, с помощью другой прижал голову того к своему туловищу и, подвернувшись, повалил на спину на асфальт. Тут же, не давая опомниться, сел на живот Павла сверху, упершись коленями в асфальт. Вот тут-то и пригодились Александру лишние пять-шесть килограмм собственного веса. Прочно удерживая противника ногами, находясь сверху, Александр, взяв его двумя руками за волосы, принялся, приподнимая голову, а затем резко толкая, опускать ее, ударять затылком об асфальт. Пашка сначала пытался сопротивляться, ему даже удалось отцепить одну руку сидящего на нем от своей шевелюры. Но Саша этой же освободившейся рукой, как будто молотком забивая гвозди, ударил Павла по носу, от чего у того пошла кровь. «Всё! Всё!» – закричал поверженный. Но Саша снова схватил его за волосы и, придавив голову к асфальту щекой, выкрикивал: «Ты понял?! Ты понял?!» Этим криком он выражал удовлетворенную обиду, исправленную несправедливость и отомщенное издевательство. Но Лена не просто так умчалась. Она привела с собой вожатого и воспитателя – Алевтину Игоревну. Те вбежали на площадку и с двух сторон под руки подняли Александра с лежавшего Паши. Вожатый, который до этого отыскал Сашу в овраге, с удивлением глядел на него, словно высматривая в нем что-то новое. Так же пораженно стояли дети, прилетевшие вслед своих руководителей. И когда кричавшая воспитательница схватила Сашу за руку и потащила к старшему пионервожатому, все лишь молча расступились, взглядом провожая их и плетущегося с разбитым носом в медпункт Павла. Александр чувствовал себя героем! Он осилил грозного противника. Все обиды, сполна оплаченные, улетучились. Никто в отряде впредь не сможет тронуть его. Он знал, что был прав, и только благодаря этому победил! Остальное представлялось неважным: испачканная и порванная одежда, разбитая, вспухшая губа и возможное исключение из лагеря.

В комнате старшего пионервожатого Андрея Андреевича на упрёки воспитателя Саша только твердил: «Он первый начал, он первый начал». «А из-за чего он начал?» – поинтересовался Андрей Андреевич. «Не знаю», – отвечал упрямец. Конечно, ему хотелось всё рассказать и об обзывательствах, и о Леночке. Но мысли не складывались в фразы, и он только молчал. Но Алевтина Игоревна перечисляла и перечисляла выходки подопечного. «Неужели такой отпетый хулиган? – удивлялся Андрей Андреевич. – Ладно, иди в отряд, смотри не натвори ничего до завтра, чтоб тише воды и ниже травы! – и он погрозил Саше пальцем. – Я же выслушаю второго участника инцидента. Он ведь в медпункте, верно? Поговорю с врачом. Ах да, там же еще девочка пострадала. Утром примем решение! Тебе сообщит его воспитатель или пионервожатый, иди и занимайся с отрядом». День заканчивался. Своего оппонента Саша сегодня больше не встретил, так как спали они в разных палатах. Он лишь заметил изменившееся отношение к нему мальчиков и постоянно шушукавшихся вокруг Лены девочек. На следующий день обоих супротивников заставили помириться и пожать друг другу руки, пообещать, что никаких стычек впредь не будет. Кроме того, Павла перевели в девятый отряд, к более старшим ребятам, где, как оказалось, находилось много его одноклассников. Но воспитательница Алевтина Игоревна невзлюбила Сашу, постоянно придиралась то к внешнему виду, то к неправильно заправленной койке, то еще к чему-нибудь. А может, это лишь казалось мальчику? Но когда отец приехал его навестить, он упросил забрать его из отряда, что тот и сделал, написав заявление директору лагеря. По пути домой случилась еще одна неприятность. Слезая с заднего сиденья мопеда во время остановки, Саша о раскаленную выхлопную трубу сильно обжег ногу, долго болевшую потом незатягивающейся раной. Но привычная домашняя обстановка со временем привела его жизнь в обычное русло. Только во сне, когда из глубины памяти и чувств накатывали воспоминания об обидчике, снова приходилось отстаивать свою правоту.

Сегодня людям трудно себе вообразить, как можно обходиться без сотовых телефонов, планшетов, интернета, без компьютера и разных других гаджетов. Кажется, без этого нет настоящего и не может быть будущего. Но стоит только задуматься: первые телевизоры появились в середине двадцатого века, пульты управления и видеомагнитофоны стали массовыми в СССР только в конце восьмидесятых годов того же века, мобильные телефоны и интернет – в середине девяностых. А всего лишь спустя двадцать лет подросло поколение, которое уже не представляет жизнь иной, более того, видеомагнитофоны за эти годы успели безнадежно устареть и кануть в Лету. Однако несомненно, что, помимо приобретений новейшего времени, ушли в бытие размеренность, обязательность и даже отчасти инициативность человека. Кажется, общество развивается. Люди стали более информированными, активными и мобильными. Но сделались ли они более умелыми, деятельными, не угасло ли творчество? Многое, очень многое начинается в детстве. Не ослаб ли дух искателей приключений и авантюристов в современных мальчишках, не остался ли он только в пределах всемирной паутины? Но что касается детства Саши, здесь всё было самым настоящим: радость, страх, поражение и победа. Жизнь влекла мальчика за собой и несла его, словно на сказочном поезде, от одной остановки к другой.

Именно в тот период сносили частный сектор на огромных площадях в городе – на Линиях от улицы Пушкина до улицы Богдана Хмельницкого, затем, чуть позже, на Рабочих до Двадцатой. Сначала мальчики лазали по оставленным пустым старым домам. Они словно путешествовали во времени, погружаясь в прошлое. В каждом строении, доживавшем последние свои часы, явно чувствовалась своя индивидуальная жизнь, протекающая здесь совсем недавно и брошенная за ненадобностью. В новых многоэтажных панельных высотках будет всё по-другому. Здесь же остались птичьи и кроличьи клетки, массивный комод и огромная, высокая полуторная панцирная кровать, на которой здорово прыгать. Во многих дворах брошеные собаки, еще пытаясь отогнать непрошеных гостей, лаяли, но уже как-то не яростно, а вяло, так как некого им было теперь охранять. И они быстро отступали от одного окрика, убегая в соседний дворик через плохонький штакетник. Чего только ребята не находили там, особенно в сараях и главное – на чердаках, куда выезжающим хозяевам то ли в результате лени, то ли в спешке, то ли по старости не пришлось наведаться перед отъездом. Больше всего из найденного Сашу и его друзей поразили старое охотничье ружье и настоящая дореволюционная шашка в черных ножнах с латунными желтыми вставками на коже. Но эти трофеи достались не ему. Он же домой принес гитару и гармонь. На обоих инструментах мальчик пытался учиться играть, на гитаре – более успешно, и она очень долгое время находилась у него.

Другим событием, также приведшим к бурному росту в квартирах детворы всякого ненужного старого скарба, явилось следующее происшествие. Однажды, сидя вечером дома, Саша заметил, как окна стоящей напротив девятиэтажки окрасились оранжевым цветом. «Закат солнца; смотри, мама, как красиво». – «Да, очень красиво». Саша выглянул в окно, пытаясь увидеть само солнце: «Да это пожар, горят бараки и сараи. Я пойду посмотрю». «Осторожней, не подходи близко», – услышал он, когда сбегал по лестнице во двор. На улицах огромное число людей, знакомых и незнакомых, бежало к месту пожара. Территорию огня уже оцепили пожарные, делавшие свое привычное дело, но без особого успеха. Огромное оранжевое-красное пламя с черными хвостами металось внутри барака, то тут, то там прорываясь через окна и крышу. От бараков запылал и стоящий рядом винно-водочный магазин. Сараи же никто и вовсе не пытался тушить. Они располагались на огромной территории длинными, иногда извилистыми рядами, и всегда с узкими проходами, где не имелось никакой возможности проехать машинам. Выгорело всё. И до момента, пока пожарище не очистилось усилиями бульдозеров, мальчишки таскали оттуда обугленные велосипеды, коньки, санки и другие вещи, преимущественно металлические, затем чистившиеся песком и наждачной бумагой под последующую покраску. На месте пожара – а многие почему-то говорили о поджоге бараков самими их жильцами с целью расселения и получения нового жилья – началось бурное строительство современных кирпичных высотных домов. Кстати, с подготовкой к строительству связано еще одно происшествие, выпадающее из общего ряда и столь необычное для города О-ка, что его старались даже скрыть, но вездесущие мальчишки приняли в нем самое непосредственное и деятельное участие. Правда, это событие случилось в другом районе города, но так заинтересовало Сашу, что он пропадал там с утра и до ночи.

Дело состояло в следующем: летом на пустыре, не далее чем в километре от железнодорожного вокзала, собрались строить большой дом. Выкопали котлован, а вынутый грунт отсыпали рядом в виде огромной насыпи. В тот же вечер все дети близлежащих домов лазили на этой горе из смеси песка и глины. Они так и говорили: «Пошли гулять на гору». Ребята скатывались, прыгали с нее, рыли ямы. Маленькая девочка Оля строила внизу, у подножия горы, формочки. Вдруг в ее ведерке что-то загремело. Она, думая: «Наверное, камушек попал», хотела высыпать всё из ведерка, но вместе с песком выпала какая-то круглая черная тяжеленькая вещица, которой Оля никогда раньше не видела. «Папа, папа! Смотри, что я нашла!» – побежала девочка к отцу. «Да это старинная дорогая монета! Молодец, Оленька! Иди посмотри, нет ли еще похожих монет». Девочка снова принялась копать своим совочком в том же месте, где нашла первую. «Вот, вот, еще нашла, теперь беленькую!» – весело смеясь, побежала она к отцу. «Ба, да это теперь серебряные пятнадцать копеек! Беги еще покопай». Мальчишки, носившиеся рядом, сгрудились, изумленные. Подошел и Саша, приехавший с Игорем еще утром порыбачить под железнодорожный мост, а теперь возвращающийся домой, так как особого клева не случилось. Увидев гору и собравшихся детей, друзья решили полюбопытствовать. Они еще стояли возле отца девочки, когда та уже третий раз подбежала к нему и в ладошке у нее блестела уже довольно большая белая монета, с одной стороны которой был изображен орел, а с другой – голова какого-то незнакомого дядьки. «Ты, Оленька, ищи. Я сейчас сбегаю за лопатой, переоденусь и вернусь, а ты побудь здесь, хорошо? Наверное, экскаваторщик зацепил старый клад, и деньги рассыпались». Для ребят, стоящих вокруг, слова про клад прозвучали как выстрел стартового пистолета. Все разом, забыв про свои забавы, принялись копать грунт вокруг ямки, где играла Оля. Саша вооружился куском арматуры, Игорь схватил палку. Удочки положили рядом. То тут, то там периодически раздавались голоса детей, обнаруживших очередную находку. Тогда другие подбегали к ним, с интересом рассматривали монету и с возросшим рвением кидались на поиски. Досталось по монетке и Саше с Игорем. Александру повезло больше: он нашел серебряный рубль тысяча восемьсот девяносто восьмого года, Игорь – медный пятак. Подбегали новые дети; гора стала походить на гигантский муравейник, где все что-то искали. Даже идущие мимо трамваи останавливались. Вернувшийся Олин папа привел свою жену и принес две лопаты. Но, увидев массовые раскопки, оставил жену с дочкой продолжать земляные работы, а сам убежал куда-то в сторону вокзала. Через некоторое время он вернулся, объявил присутствующим, что первым обнаружил клад и все должны приносить найденные вещи ему, а он их сдаст государству. Маленькие дети ничего не поняли из его слов, большие же кто рассмеялся: «Нашел дураков», кто покрутил у виска – дескать, ага, самый умный. Никто ничего не принес. Примерно через час явилась группа милиционеров, потом еще одна, они изобразили оцепление, однако никого не прогоняли. Милиционеры стояли до позднего вечера, но с наступлением темноты ушли, а раскопки продолжались дальше, но уже при свете фонариков. Только к полуночи севшие батарейки заставили людей покинуть гору. Саша с Игорем отправились домой раньше – подсветка у них отсутствовала, – но твердо решили с самого утра быть здесь. Сегодняшние поиски для ребят оказались очень удачными: на двоих они раздобыли семь монет разного достоинства и уже в трамвае с интересом рассматривали их, сравнивая года, размеры, надписи и изображения. Ничего не сообщая домашним о находках, объявив только, что с утра идут на зорьку, друзья погрузились в неспокойный сон. Рассвет они встретили на горе. Уже подтянулось много людей, среди них значительное число взрослых. Все старательно копали, наталкивались не только на монеты, но и на другие предметные свидетельства старины: подковы, пуговицы, газеты из прошлого с необычной буквой «ять» и фото дам в шляпках и с зонтиками. Попадались целые и разломанные шкатулки, несколько серебряных ложек. К искателям подошел какой-то толстый гражданин в очках с жирными красными трясущимися щеками. Он приближался к ребятам, интересовался тем, что они нашли, и, посмотрев, предлагал меняться, например одну маленькую беленькую монетку – на две его черных, но больших. Игорь с Сашей не обратили на него внимания, но более младшие подолгу беседовали с этим дядькой, пока чей-то отец не сказал ему, чтобы тот не дурил детей. К обеду опять пришли милиционеры, правда в меньшем количестве, зато с ними присутствовали два сотрудника музея. Они недолго постояли, оглядели несколько находок и сказали, что на этом месте до Революции располагались постоялый двор и магазин. Возможно, кто-то из хозяев в смутные дни смены власти в ходе Гражданской войны и припрятал ценности в надежде достать их в более спокойное время, но, видимо, не свершилось. Многое же из найденного, просто ввиду длительной деятельности людей в этом районе, представляющем часть Атаманского хутора, просто терялось и лишь почти через сто лет вновь появилось на белый свет. Поговорив еще о чем-то с милиционерами, музейщики уехали. Три дня продолжались бурные поиски; на четвертый и количество находок, и число людей на горе резко снизилось, только самые стойкие, а может фанатичные, продолжали копать. На пятый день строители словно спохватились – вывезли весь грунт и освободили площадку для дальнейшего строительства. Больше там ничего не находили. У Саши с тех раскопок осталась коллекция царских монет, затем значительно увеличившаяся, а спустя много лет здорово выручившая его при покупке его первой квартиры.

А в то время действительность кипела, жизнь не просто шла вперёд, а неслась семимильными шагами. Возводились высотные дома, вырастали целые микрорайоны. Мальчишки, конечно, не пропускали подобных нововведений. Раньше стройплощадки не охранялись, как теперь. Практически беспрепятственно проникали подростки на огражденные территории, бегали и играли там в прятки, лазали по конструкциям и кранам. Зачастую ребята вытаскивали со строек все, что казалось нужным. Игры носили, как правило, соревновательный и очень авантюрный характер: кто выше поднимется, рискованнее и смелее прыгнет. Саша по причине своей полноты в соревнованиях участия почти совсем не принимал, в играх же оказывался наравне со всеми, особенно в прятках, догонялках и различных войнушках. Никто из участников этих игр не отдавал себе отчета об их опасности. Посудите сами. Вот некоторые из них: на спор перепрыгнуть через шахту лифта на каком-нибудь восьмом или девятом этаже, пройтись по парапету крыши в сильный ветер, залезть на стрелу крана или спрыгнуть с его противовеса на песок. Нередко случались и трагические случаи; про ушибы, ссадины и упоминать не приходится. Повсеместной забавой служило использование карбида – так его тогда называли. Вообще, он использовался при газовой сварке, когда в металлические емкости опускался контейнер с кусками этого самого карбида, туда же наливалась вода, в результате шла химическая реакция, выделялся газ, с помощью горения которого и осуществлялись сварочные работы. Ребята брали сухие камушки карбида из бочек, где он хранился, закрытый крышками, и использовали его по своему усмотрению, обычно двумя способами: в жестяной банке из-под бытовой химии с одной стороны выбивалось или вырезалось узкое донышко, а с противоположной гвоздем делалось маленькое отверстие на боковой части. В банку опускался камушек карбида, добавлялось немного воды, и, когда начиналось шипение, к отверстию расположенной горизонтально банки подносилась зажженная спичка. Раздавался оглушительный хлопок, и из вырезанного отверстия дна вылетало пламя, как от выстрела. Особенно эффектно подобные трюки смотрелись в темноте. Такими пугачами оглушали ничего не подозревающих товарищей и потом много смеялись над их испугом.

Иной способ использования заключался в следующем: бралась стеклянная бутылка, в неё засыпался раздробленный предварительно на мелкие части карбид, наливалась вода, а бутылка быстро закупоривалась пробкой и ставилась в ямку или на ровную площадку. Пробка от возросшего давления с резким звуком улетала очень далеко. Такой вот вид фейерверка. Иногда клали бутылку на пригорок и стреляли пробкой друг по другу. Однажды Саша с Игорем, не найдя бутылки из-под шампанского, которая использовалась для этих целей чаще всего, увидели прозрачную тару из-под водки с закручивающейся металлической пробкой. «Не пойдет, – сказал Саша, – нужно искать из-под шампанского, что тут полетит?» В тот день с друзьями гулял еще их приятель Костик: «Вы что, пробку всё равно оторвет. Я сделаю». Он быстро засыпал в горлышко бутылки серо-белые камушки и залил водой; стекло замутнело, пошел густой едкий газ. Костя ловко закрутил пробку на горлышке, поставил бутылку на землю и отбежал. На дне бурлило и кипело, стекло изнутри побелело; казалось, емкость дрожит, но выстрела не последовало. Трое мальчишек стояли и ждали метрах в десяти поодаль. «Сейчас я ей помогу», – сказал Костя и кинул в бутылку маленький камушек, но промахнулся. Бросил еще один, побольше. Попал. От удара бутылка накренилась и, упав, закатилась в ямку от посаженного когда-то деревца. Правда, дерево там и не выросло. Бутылка скрылась под стенкой ямки. «А давайте миной ее накроем, возьмем кирпич и сверху попадем в лунку», – предложил Костя. «Ну, и что мы увидим? – возразил Игорь. – Разобьешь бутылку, вот и всё». «Сейчас я ее вытащу оттуда», – Костя бросился к ямке. «Стой, назад!» – крикнул Саша, но Костя, довольный, уже схватил бутылку и оглянулся на мальчишек с видом превосходства, как бы говоря: «Вот, я взял, а вы испугались!» Он попытался поставить бутылку вертикально рядом с ямой, на половинку старого кирпича. Как только донышко коснулось камня, раздался хлопок, белая смесь облила руку Кости, его грудь и лицо. Тут же мальчик упал и, крича, начал кататься по земле, на лице его показалась кровь. Игорь с Сашей подбежали. «Ничего, главное – глаза целы, – бормотал Игорь, – сейчас пойдем, умоешься». Они видели – разлетевшееся стекло слегка оцарапало щеку Кости, но лежавший на земле вытянул в их сторону правую руку. Вы ели когда-нибудь сметану с темной ягодой – малиной или смородиной? Густой красный сок, перемешиваясь, особенно выделяется на белом фоне. Примерно так же выглядела кисть Кости. Кроваво-белая смесь, к тому же еще шипевшая, стекала с дрожащей ладони, с полусогнутых дрожавших пальцев. «Быстро домой», – Саша наклонился к Косте, и вместе с Игорем они подняли его. «Что нам будет… что нам будет…» – шептал Игорь. Вдвоем они подняли товарища. «Беги к Ковальчукам, у них телефон, вызывай скорую, а я с Костей останусь». Игорь умчался. В экстремальных ситуациях Саша, несмотря на кажущуюся мягкотелость, проявлял собранность и решимость. Машина скорой появилась очень быстро, сразу увезла Костю с сопровождающим его отцом в больницу. Костина мама стояла возле подъезда и беспрестанно тихо плакала, спрашивая то ли у мальчишек, то ли сама у себя: «Как же так случилось, как же так?» Потом собралась и поехала в больницу к сыну. Ребята шли по домам молча. Перед самым подъездом Саша сказал: «Надо выкинуть всю эту взрывательную дрянь. Больше я в таких фейерверках не участвую». «Я тоже», – согласился Игорь. На следующий день оба друга встретились и стали решать, как поступить – пойти к Костиным родителям или поехать в больницу к товарищу. Остановились на последнем варианте, так как родителей Кости знали мало – эта семья жила в самом дальнем подъезде дома. В больнице в палату ребят не впустили и Косте не сообщили об их приезде. Лишь спустя несколько дней от кого-то они узнали, что Костя лишился двух пальцев.