Сергей Викторович Бычков
Евангелие от Сергея или смертельная ошибка Иисуса Христа
Львицы разделились: одна, хищно припадая к арене, готовилась к атаке, а вторая, обежав гладиаторов, стала заходить сзади. Опытные бойцы, видя манёвр львиц, встали спина к спине. Публика, не отметившая и тени паники со стороны воинов, одобряюще захлопала в ладоши. Первой сделала выпад львица, стоящая перед Витием. Сделав ложное движение, будто она прыгает на него, львица вынудила Вития взмахнуть мечом, отражая атаку и, поймав его на этом замахе, она прыгнула. Чудовищным ударом лапы львица распорола Витию грудь и свалила его на песок. Её подруга на секунду промедлила с атакой и этого хватило Абдуле, чтобы, повернувшись, воткнуть меч по самую рукоятку в горло напавшей на Вития львице. На это ушло секунда-другая, которой хватило второй львице, чтобы повиснуть у него на плечах. Под тяжестью львицы и от сильного толчка в спину он стал падать и ему не миновать бы смерти, если бы – не помощь раненого Вития. Приподняв окровавленное тело левой рукой, правой, с зажатым в ней мечом, он нанёс чудовищный удар львице в живот, чуть было, не задев бок Абдулы. Львицы подергались в конвульсиях и через пару минут были мертвы. Что творилось на трибунах!! Все вскочили, и несколько минут мощный крик публики заглушал всё в округе. Воины стояли у поверженных львиц и ждали решения. Они надеялись, что после такой победы публика не захочет продолжения их боя, и они покинут арену с миром. Напрасно надеялись! Выразив эмоции, публика засвистела, требуя продолжения. Выждав несколько минут, гладиаторы продолжили бой. Оба были ранены, но Витий был повреждён больше. Львица располосовала его от шеи до бёдер и он, теряя кровь, слабел на глазах. Уходя от атак Абдулы, он, как пьяный, делал неуверенные движения, с трудом отбиваясь от ударов. Не прошло и трёх минут, как чёрный гигант выбил меч из его рук и ударом кулака свалил на арену. Наступив Витию на грудь, он стал ждать решения публики, а та, в свою очередь, решения императора. Тиберий не спешил, он внимательно осмотрел зрителей вокруг. Все явно симпатизировали Витию и не желали его смерти. Скользнув взглядом по рядам, он нашёл сидящую на трибуне жену Вития. Даже отсюда, с расстояния в несколько рядов, был виден ужас в её глазах.
Она повернула лицо к Тиберию, и её взгляд просил пощады. Но год назад она с брезгливостью отвергла его попытку переспать с ней, и Тиберий это хорошо помнил, поэтому он решил проучить строптивую и немного поколебавшись, выбросил вперёд руку с опущенным вниз пальцем. Гул неодобрения пробежал по трибунам, но вначале приближённые Тиберия (которые проголосовали бы, не раздумывая, за любой его выбор), а потом и все остальные вытянули вперёд руку с опущенным вниз пальцем. Абдула резко, сверху вниз, нанёс короткий удар в сердце Вития.
Пересказывая этот поединок, Пилат не на шутку разошёлся, имитируя движения гладиаторов. Он то – делал выпады, то пригибался, уходя от воображаемого меча, то рубил рукой воду в бассейне. Кар потешался над горячностью друга и, подыгрывая ему, делал выпады, изображая атакующего гладиатора.
Наконец, они проголодались и, выйдя из воды, разлеглись на лежаках. Рабыни накрыли столик перед ними, и друзья принялись трапезничать.
– Знаешь, Лука, мне твоя книга очень понравилась, – соврал Понтий, – читаешь и сразу талантище чувствуешь. Обалдеть! Я очень горжусь, что именно ты написал такую вещь и не забываю хвастаться, что ты мой ближайший друг.
-Спасибо, Понтий, мне очень приятно об этом слышать. Ну, а со всем ли, что я изложил, ты согласен?
-Знаешь, – начал хитрить Пилат, – сложно вот так прямо сказать. Нужно время, чтобы переварить твои глубокие мысли. Вот ты утверждаешь, что боги не существуют, а всё, что мы имеем, включая наши души – это просто развитие природы. Как это принять? А кто тогда создал мир?
-Да никто! Он возник сам по себе! – воскликнул Кар, – неужели я не достаточно точно выразился?
-Да достаточно, Лука, только я никак не могу себе представить, что ни Юпитера, ни Марса, ни других богов не существует. Неужели, как ты пишешь, люди придумали себе богов?
-Именно, Понтий, именно!
-Так, и загробный мир такая же сказка, как и боги?
-Да, Понтий.
-И мы умрём навсегда?
-Навсегда.
-Но, я не хочу этого. А как люди будут без меня жить?
-Так же, как они жили без тебя, пока ты не родился. К сожалению, всему приходит конец, Понтий. Рано или поздно, но приходит, поэтому спеши делать добро, только память о тебе может дать бессмертие.
-Ну, тебя, Лукреций, – с досадой воскликнул Пилат, – у меня даже аппетит пропал от твоих речей. Может, пойдем, искупаемся?
…Через неделю во двор Пилата пожаловал посыльный из дворца с требованием явиться на аудиенцию к самому императору.
-Неужели кто-то узнал об этих проклятых деньгах? – запаниковал Пилат, -может, сбежать, пока не поздно? …
Несколько лет назад к нему из Брундизии приехал старый друг отца Витрувий. Обсудив новости, он попросил денег. Витрудий и его друг, которого Понтий не знал, просили денег на подготовку государственного переворота.
-Тиберий – жалкая копия императора Августа, – говорил Витрувий. – Мы поднимем восстание на юге Италии и свалим его в два счёта. Наша ставка на рабов. Эти люди, замордованные всем нашим обществом, поддержат нас, и не пройдёт и недели после начала, как я стану императором. Конечно, придётся пойти на уступки рабам, сделать налоговые скидки беднейшей прослойки нашего общества, но коренных изменений не будет: существующий строй доказал своё право на существование. Но у нас катастрофически не хватает денег на вооружение. Одолжи нам – и в тот же день, когда я стану императором, ты станешь сенатором и моим ближайшим советником.
Знал же он, что это опасная игра, но желание стать сенатором затмило всё, и он, не раздумывая, дал Витрувию все свои деньги плюс деньги жены. Восстание было подавлено, Витрувию отрубили голову, а он лишился денег и каждый день слушал попрёки жены.
-Да успокойся ты, Понтий, – сказала ему Прокула, – от страха ты совсем потерял способность соображать. Если бы кто капнул на тебя императору, то тебя бы не приглашали на аудиенцию, а арестовали. Скорее всего, император хочет предложить тебе должность.
-А ведь права, Прокула, – стал успокаиваться Пилат. – Витрувий унёс в могилу мой секрет и ни одна живая душа Рима не сможет доказать это. А вдруг Тиберий хочет меня в Сенат двинуть?
От этой мысли Понтий повеселел и стал мечтать, как он станет сенатором.
-Вот заживу, – подумал он, – власть, деньги, женщины!
Императорский дворец встретил его неприветливо. Всюду, куда не кинь взгляд, стояла охрана. Распорядитель долго водил Понтия по лабиринтам огромного здания, пока не подвёл к огромной, метра три высотой, двери.
-Ожидайте, – сказал он и исчез за дверью.
-Бог ты мой, Юпитер, что же ему от меня надо? – опять занервничал Пилат.
Дверь приоткрылась, и управляющий пропустил Понтия вовнутрь.
Тиберий сидел за столом и что-то писал. Увидев вошедшего Пилата, он встал из-за стола и, подойдя, обнял растерянного Понтия.
-Почему, Понтий, я не вижу тебя среди моих друзей? – отстраняясь после объятия, произнёс император. Наши родители были друзьями, и мой отец всегда уважал твоего, как одного из преданнейших людей империи.
-Прости, Тиберий, – ответил поражённый Пилат, – я и не думал, что могу быть тебе полезен.
То, что говорил Тиберий, было правдой лишь отчасти. То, что их родители хорошо знали друг друга, было правдой, но вот то, что они были друзьями – нет.
-Мне нужны надёжные помощники, – начал Тиберий. Это не просто, Понтий, найти таких в наше время. Всех словно поразила болезнь индивидуализма и истинных патриотов моей империи можно пересчитать по пальцам. Я уверен, что ты один из таких людей и захочешь помочь мне в управлении Римом. Поможешь?
-Я отдам все мои силы, а если понадобится, то и жизнь за тебя, великий император, – напыщенно ответил Пилат, почуявший приближение своего звёздного часа.
-Не томи мою душу, какую же ты мне должность отвалишь? – гадал Пилат про себя, сгорая от нетерпения. – И кто мне сделал протекцию? Неужели Лукреций? Вот это друг!
– Палестина осталась без прокуратора, – начал Тиберий, -ты знаешь, Понтий, эту печальную историю. Валерий (1) умер. Он был незаменим в этой
1.Валерий Грат-прокуратор Палестины перед Понтием Пилатом.
провинции, но все мы там будем, что тут поделаешь. Так вот, Понтий, я решил направить тебя туда. Да, да, прокуратором Израиля. Я хочу, чтобы ты продолжил дело Валерия, и моя казна сполна получала налог из этой провинции.
-Ничего себе, – склонил голову обрадовавшийся Пилат, – я – прокуратор! Уж не сплю ли я? Кто такой сенатор по сравнению с прокуратором? Мелочь пузатая.
-Что молчишь? – удивлённо спросил Тиберий, – или не желаешь помочь мне?
-Я всё сделаю, как ты желаешь, – поспешно ответил Понтий, боясь, как бы Тиберий не передумал. – Только за что такая честь моей незначительной персоне?
-Это не честь Понтий, а тяжёлая работа. Я не поглажу тебя по головке, если ты не сможешь собирать там такой же налог, как Валерий. Всё до последнего динария! Воруй, сколько тебе хочется, но мои деньги отдай мне. Да и ворованным не забывай делиться. Ты понял?
-Как можно воровать, Тиберий? – я – честный гражданин Рима.
-Знаю, знаю, Понтий, – усмехнулся император. – Я знаю даже, что говорят о прокураторах:*Приехал бедным в богатую страну, а уехал богатым из бедной страны*. Слышал, небось?
-Слышал, Тиберий.
-Помни Понтий: воруй, но знай меру. Мне волнения народа в провинциях не нужны.
-Сделаю.
-Сделаешь что? Порядок или волнения?
-Порядок и спокойствие.
-Молодец!
Тиберий обошёл стол и уселся в кресло. Порывшись в стопке свитков, он взял в руки один.
-Это донос на прокуратора Египта. Жрецы жалуются на его самоуправство и грабёж храмов. Как мне быть, Понтий?
-Ты рассудишь всё по справедливости, мой император.
-И..?
-Накажешь виновных.
-Правильно. Я отошлю этот донос назад в Египет моему прокуратору. Я получаю всё сполна из его провинции, и у меня нет желания менять преданного мне и Риму человека. Пусть он разберётся с теми, кто написал этот донос и пусть знает, что император всегда поддерживал, и будет поддерживать своего прокуратора.
-Я всё понял и преклоняюсь перед твоей мудростью, мой император.
-Судя по твоему ответу, я выбрал себе хорошего и понимающего помощника. Сегодня – заседание Сената и ты будешь утверждён в этой должности.
-А вдруг сенаторы будут против меня, – забеспокоился Пилат.
– Я сказал – будешь! Примешь дела и поезжай с Богом.
Ещё час назад Понтий был бы несказанно рад назначению прокуратором Палестины, а теперь, шагая по коридорам дворца, сожалел об этом. Нет, не о том, что его назначили прокуратором, боже упаси, а о том, что его назначили прокуратором не в Грецию или другую богатую провинцию. Палестина – это нищета и убожество, что там можно взять?
Глава 2.Понтий Пилат
Римская империя славится своими дорогами. Хорошие дороги – это хорошая связь и возможность в короткий срок перебросить легионы в возникшую горячую точку. То есть, хорошие дороги – это путь к успеху. Все Римские императоры понимали это, поэтому уделяли большое внимание дорогам и не жалели средств на их поддержание и строительство. Эта статья в бюджете пожирала несметное количество денег. Зато отправленная, допустим, из Сирии депеша достигала Рима через три дня. Дороги позволяли мгновенно реагировать на сложившуюся ситуацию, и на них держалась мощь Римской империи.
Конечно, Пилат мог отправиться в Палестину по суше – по прекрасной мощёной дороге. Но он предпочёл море. Его личная военная галера (личная, кто бы мог подумать ещё месяц назад!) весело шныряла меж волн, и его сердце наполнялось блаженством. Уж не чудо ли это, что он вдруг нежданно-негаданно получил эту должность? Пусть Лукреций утверждает в своей книге, что боги не существуют. Пусть! Его понять можно: он – философ и зарабатывает хлеб, продавая свои идеи. Но то, что он назначен прокуратором Израиля – это только благодаря заботам Юпитера о его, Пилате, персоне. Одно плохо: жена Прокула, кажется, сошла с ума и поехала с ним! Это так его озадачило, что он только и обдумывал, – как это понять? Казалось, чего бы ей не остаться в Риме? Сказка, а не жизнь – муж в командировке и присылает деньги. Живи в своё удовольствие: заводи любовников, болтайся по баням, литературным кружкам и зрелищам. Так нет!
-Я поеду с тобой, – заявила Прокула, узнав радостную новость о его назначении.
Понтий удивился, но возражать не стал. Если Прокула сказала, поеду, то только указ Сената мог остановить эту упрямую женщину.
-Вот бы наоборот, – глядя на встречную галеру, подумал Понтий, – она бы уехала в Палестину и присылала бы мне деньги! А может, у неё в Риме не было любовников? – вдруг подумал он. Представив это, он почувствовал обиду. Его жену, красивую и стройную Прокулу, никто не любит? Не может такого быть! Насколько он владеет информацией, как раз наоборот: его женушка пользуется хорошим спросом у мужчин. Так в чём же дело? А может, она меня любит такой любовью, что не может без меня жить? Да так только идиот может подумать, а он, сумевший добиться своим умом такой высокой должности, разве похож на идиота? Да Прокула и замуж-то за него пошла только из-за его знатной фамилии. Его фамилия – её деньги, вот такой союз получился. Так что же заставило её принять такое решение? Ответ не давался. Этот женский ребус, скорее всего не имел решения. Логического мужского решения. Скорее всего, она, поддавшись присущей женщинам импульсивности, пожелала развлечься путешествием, свежими впечатлениями от новых мест и через месяц-другой попросит отправить её назад в Рим. Один против ста, что так оно и случится, – подумал Пилат и ошибся.
… – Прошёл уже год, как я живу в Палестине, – подумал Понтий и вспомнил о своей уверенности, что Прокула уедет в Рим через месяц-два. Чёрта с два! Со свойственной ей энергией она быстро сплотила вокруг себя таких же сумасшедших жён его помощников, приехавших к мужьям, и теперь эта женская банда не перестаёт терроризовать его своими глупыми требованиями. Их всего пятеро чокнутых, но они не дают ему спокойно спать, требуя построить приличную баню в Иерусалиме. Да Понтий и сам бы желал этого. Как можно жить без бань? Где обсуждать дела, где встречаться с официальными лицами? Где вести философские беседы? Ад кромешный, а не жизнь! Но где взять деньги на строительство? Он и обосновал свою резиденцию в Кесарии только потому, что в этом городе царь Ирод построил приличную баню. А что до Иерусалима, так это пустая затея. В городе питьевой воды не хватает, не до бани. Водопровод провести, так ближайший источник в 40 километрах от города. По его заданию инженер Брукс составил проект и смету, так на требуемую сумму и смотреть страшно. Тут с годовым налогом – то еле – еле выкрутился, даже своровать почти ничего не удалось.
-Чёртова страна, – раздражённо думал Пилат, изучая смету инженера Брукса, – здесь только священники живут прилично. Разжирели в своих храмах и на вере в Бога делают огромные барыши. Опутали народ дурацкими законами и как помпой качают из него деньги. А ведь совсем недавно здесь всё было по-другому. Был царь Ирод (1) и был порядок. Велось строительство, улучшалась жизнь. А теперь вместо него придурок – царь Антипа, да и то не во всём Израиле, а только в Галилее. А главная беда в том, что все в этой стране ждут мессию. Вот придёт этот долгожданный пророк и научит их, как устроить жизнь. Только и говорят про этого мессию, а делать – это они ему, прокуратору Израиля, оставили.
-Засучите рукава, – сколько раз призывал их Понтий, – хватит ждать, что придёт некто и устроит вашу жизнь. Никто, кроме вас, не сделает этого.
Так нет, как всё было год назад, так и осталось. Да что может измениться к лучшему в стране, в которой нет бань! Нет бань – нет прогресса!
-В порт поеду, – вызвав начальника охраны, заявил ему Пилат и через десять минут под охраной 30 легионеров помчался по пыльным улочкам Кесарии.
-Разберусь с подлецом, – решил он про начальника Кесариевского порта, – почему доход от торговых пошлин так стремительно упал за последний год. Что, корабли в порт перестали приходить? Ворует, собака!
Увидев охрану и самого Пилата, Софоний, начальник порта, старый и богатый еврей, насмерть перепугался. Руки его тряслись, и он не разгибался перед Пилатом
-Кораблей приходит всё меньше и меньше, – только и твердил Софоний на ломанном греческом языке, который от страха перед Пилатом походил скорее на икание ишака, и его с трудом можно было разобрать, – строим мало, господин. Раньше, при Ироде, материалы везли, и кедр, и мрамор, и многое другое, а теперь никто ничего не строит.
Он, как попугай, повторял и повторял эту фразу, семеня за Понтием, когда тот пошёл осматривать причалы.
С одного корабля разгружали мешки. Скорее всего, это были пряности, и Пилат обратил внимание на симпатичного и высокого молодого еврея, который с лёгкостью подымал мешки из трюма и в тоже время весело болтал с хозяином судна на чистом греческом языке, а с остальными грузчиками – на арамейском.
1.Ирод Великий, царь Палестины с 40-4г. до н.э.
-Мне бы такого говоруна в переводчики, а то хрен поймёшь, что лопочет этот Софоний. Поди сюда, – приказал Понтий говоруну.
Тот бросил работу и, спрыгнув на причал, поклонился Пилату.
-Откуда у тебя греческий язык, – спросил Понтий, – разве ты – грек?
-Нет, господин, я – еврей, а языку меня отец выучил.
-Переведи этому ослу, – кивнул он на Софония, – чтобы он к завтрашнему дню предоставил мне список кораблей, посетивших гавань в течении прошлого года.
Парень стал переводить, а Софоний, выслушав его, закивал головой.
-Поедешь со мной, – сказал еврею Понтий, – я беру тебя в свои переводчики.
Иисус, так звали переводчика, оказался довольно смышлёным. Он знал жизнь страны до мельчайших подробностей и прекрасно ориентировался в обстановке.
Через несколько дней, когда Пилат с Бруксом опять обсуждали смету водопровода, Иисус, переводящий важное письмо царя Антипы Пилату, вдруг встрял в их разговор.
-Я знаю, где можно взять деньги на строительство водопровода.
Понтий и Брукс с удивлением и недоверием одновременно уставились на него.
-Там много денег, – продолжил Иисус,– и на них не один водопровод можно построить.
– Ну и где? – спросил Пилат, – долго ты нам голову будешь морочить?
Иисус выдержал паузу, а потом, видя, что Пилат сейчас взорвётся, сказал: – В сокровищнице Иерусалимского храма. За многие годы священники столько там накопили – не пересчитать!
-Как можно, это же святые деньги… – начал Пилат, но Иисус не дал ему договорить: – Можно! Разве водопровод не будет служить жителям города? Что толку от золота, если оно не служит людям? А священники тем временем потихоньку разворовывают достояние всех людей Израиля!
-Правильно он говорит! – воскликнул Брукс, – что ему пылиться в сундуках? Да мы такую стройку на эти деньги отгрохаем – в учебники по строительному делу войдёт!
-Да, хорошо бы, – замялся Пилат, прикидывая в уме варианты развития событий, – только вот священники такой вой подымут, что в Риме Тиберий услышит.
-Строительство оживит экономическую жизнь страны, – заявил Иисус, – это – рабочие места, это – торговля материалами, а главное это налоги в казну. А коли так, то Рим закроет на это глаза.
-Да он – малый не дурак, – с удивлением подумал Пилат, – молод, а рассуждает как умный и опытный политик.
-Понтий, – засуетился Брукс, почуявший возможность показать своё мастерство инженера, – видит Юпитер: это – стоящая идея. Бери золото и начинаем. Для народа будем строить, не для себя.
-Ну, и для себя тоже останется, – нисколько не смущаясь, добавил Иисус и подмигнул Бруксу.
-Да, он определённо не дурак, – опять подумал Пилат, – на этом деле можно сделать приличное состояние. Все только выиграют: я, народ, да и Брукс урвёт какую-то часть.
-Завтра отправляемся в Иерусалим,– решился Пилат. – Возьму с собой легион. Пусть только тявкнут эти святоши, повешу как собак.
Глава 3. Любовь?
Прокула начала подумывать о своём отъезде в Рим.
-Какая же я была дура, – думала она, – когда решила, что здесь, в провинции я буду первой женщиной страны, и всё будет крутиться вокруг меня.
В реальности всё оказалось не так, как в мечтах. Ни поклонников, ни светского круга! Да откуда взяться нормальному окружению в этой варварской стране, если здесь даже нет женщин, а есть женская популяция. Здесь нет свободы и равноправия женщин нормального цивилизованного мира, а существуют домохозяйки на положении рабынь, удел которых – семья и обслуживание мужчин в семье. Не дай Бог кинуть взгляд на чужого мужчину – смерть. Даже жёны высокопоставленных людей этой дикой страны, свободные от забот о хозяйстве, и то находятся на положении заключённых (в своих комнатах). Одна Иродиада, жена царька Филлипа, оказалась настоящей женщиной. Наплевав на дурацкие законы, она бросила мужа и ушла к его брату Антипе – царю Галилеи.
…Прокула уже было собралась попросить Понтия дать ей галеру, как случилось такое, что перевернуло всю её жизнь и само представление о жизни. Если рассказать эту историю подругам, оставшимся в Риме, то все они, даже лучшая подруга Сильвия, будут над ней смеяться. Зная Прокулу и её подвиги на любовном фронте, они ни за какие деньги не поверят, что её жизнь сошлась клином на одном мужчине. Да ещё пару месяцев назад она и сама бы рассмеялась от этого слова любовь. Любовь!? А что это такое? Любовью в Риме называется всё, от малейшего флирта с понравившимся на один вечер мужчиной, до серьёзнейших отношений на неделю-другую. Нет, она, конечно, слышала истории о взаимной и горячей любви, но сама не встречала таких сумасшедших. Любовь к Понтию? О какой любви может идти речь? Родители Прокулы выдали её замуж, когда ей было пятнадцать лет, и она воспринимала его, скорее за старшего брата, чем за мужа…
Вначале она и значения не предала этому зародившемуся в сердце чувству, когда в окружении Пилата появился красавчик с обворожительной улыбкой и удивительным родимым пятном под глазом в виде полумесяца. Всё было знакомо Прокуле и результат можно было предсказать наперёд: лёгкий флирт – свидание – постель. Затем – следующий мужчина.
Но вдруг Прокула поняла, что не может жить без Иисуса. Всё потеряло смысл до такой степени, что если она прожила день, не увидев его, то значит и день жизни прожит зря!
Ей захотелось как-то выразить своё чувство. Например, подарить миру что-нибудь особенное – написать поэму или роман, или сложить прекрасную песню. Она хваталась за всё сразу и, может быть, именно поэтому, к её величайшему сожалению, у неё ничего не получалось.
Тогда Прокула решила ваять скульптуры. Конечно же, с Иисуса.
А разве в мире можно было найти более совершенную фигуру? Каждый день она требовала у Пилата предоставить Иисуса в её распоряжение. Он нужен был ей в качестве натуры.
Этим она вызывала недовольство вечно занятого мужа.
-Ты мне мешаешь работать, дорогая, – морщась, говорил ей Пилат, – столько дел надо сделать сегодня, поэтому переводчик мне крайне необходим. Мужчин сколько угодно вокруг – выбирай любого, а Иисуса оставь мне.
-Ты ничего не понимаешь в искусстве, – отвечала она, и, скрепя сердце, отпускала Иисуса к мужу, чтобы вечером, когда Пилат отдыхал, затащить свою музу в мастерскую.
-Садись сюда, – просила она Иисуса, – нет, лучше сюда. Нет, опять не то, лучше ближе к свету.
Иисус покорно повиновался, а Прокула, бросив глину, начинала укладывать то его волосы, то поправлять одежду. Потом отскакивала к куску непокорной глины, исправляла ранее сделанные ошиби, но никак не могла приблизить страшное чудовище, вылепленное ею, в прекрасное лицо переводчика.
А ещё они беседовали. Обо всём. Прокула рассказывала Иисусу про жизнь в Риме, про подруг, императора, а он внимательно слушал и, к большому огорчению Прокулы, даже ни разу не повёл себя нахально.
А как она этого хотела !
-Чурбан, – ругала она его про себя, – ну, хоть дотронулся бы до меня! Ну, хотя бы невзначай.
Ругала и себя:
– Курица, щипанная ты, а не настоящая женщина. Где же твой опыт, где твоя прежняя мёртвая хватка? Да просто прижмись к нему, как бы нечаянно, и всё.
Но, к своему величайшему удивлению, она не могла сделать этого и вела себя так, словно совсем не имела опыта обращения с мужчинами.
Неизвестно, чем бы всё это кончилось, и сошла бы Прокула с ума от безответной любви, но как-то однажды, когда она в сотый (как всегда) раз поправляла его волосы, подготавливая Иисуса к позированию, он сказал, что откуда-то исходит тонкий чудесный аромат. Иисус заводил носом и вдруг уткнулся им прямо в её роскошную грудь. Прокула застыла от такой долгожданной неожиданности, а Иисус обнял её без слов и стал покрывать поцелуями.
На пол полетела одежда, подставка с глиняным монстром…
-Уедем, милый, в Рим, – однажды предложила ему Прокула, – к чёрту Пилата, к чёрту эту дикую страну. Поедем?
-Ты удивительная, Прокула,– ответил Иисус,– ты – просто чудо, ты – божество и я счёл бы за счастье провести с тобой остаток жизни. Но, Прокула, у меня есть цель и поэтому я не могу уехать из Израиля – это выше меня. Прости.
– Цель? Разве любовь – не высшая цель любого из нас? – спросила она его.
Иисус молчал. И тогда, так и не дождавшись ответа, Прокула предупредила его:
-Ты меня ещё очень плохо знаешь, милый. Ты всё равно будешь моим!
Глава 4.Идея
…Особой, исключительной личностью Иисус почувствовал себя, когда ему исполнилось двенадцать лет. В тот год они пошли всей семьёй на праздник пасхи в Иерусалим. В последний день праздника они с отцом молились в синагоге, а потом стали слушать словесное состязание двух именитых фарисеев. Их спор в синагоге привлёк внимание многих, и вокруг них образовалась толпа слушателей. Фарисеи, польщённые вниманием большого количества слушателей, разошлись не на шутку и изо всех сил старались доказать каждый свою правоту. А вопрос был очень и очень важен, какие наивысшие заповеди в Законе Божьем. Иисус внимательно слушал спор уважаемых книжников и удивлялся тому, что они вместо четкого и ясного ответа на этот вопрос пытаются нагромоздить одну заповедь на другую, отчего, в итоге, путают себя и слушателей.
-Уважаемые,… – с замирающим от страха сердцем обратился он к фарисеям в минуту, когда они взяли минутный перерыв, чтобы восстановить потерянное в споре дыхание, – можно мне сказать?
Собравшаяся вокруг толпа слушателей от удивления загудела и расступилась перед Иисусом.
-Иисус, мальчик мой, ты – то куда вмешиваешься, – испуганно произнёс стеснительный отец, – нам слушать учёных людей надо – они пусть говорят.
-Я сейчас, папа, – ответил Иисус и решительно вышел к фарисеям.
Фарисеи, увидев маленького мальчика, заулыбались. Конечно же, он сейчас скажет великую глупость и им представится великолепная возможность показать своё превосходство.
-Говори, сын божий, – намекая, что все люди – дети великого бога Иеговы, сказал один, – мы с удовольствием послушаем тебя.
Второй фарисей, одобряя слова первого, согласно закивал головой.
-Уважаемые, – начал несмело Иисус, – насколько мне известно, от моего отца, в Законе только две главные заповеди, а всё остальное только вытекает из этих двух.
По мере того, как говорил Иисус, его голос становился всё твёрже и твёрже, а глаза блестели всё ярче и ярче.
Настала тишина. Все слушатели открыли рот от такого заявления.
-Ну-ну, молодой человек, – растерянно проговорил один фарисей, – мы слушаем тебя.
– Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всей душою твоею! – вдохновлено произнёс Иисус слова Гиллеля, которые часто повторял его отец.
Все молчали, поражённые словами Иисуса.
-Ну, а вторая, – пробормотал всё тот же фарисей.
-Возлюби ближнего своего, как самого себя!
Стоило Иисусу произнести последние слова, как толпа ахнула. Поднялся восторженный шум. Все кинулись к Иисусу, и каждый желал погладить его по голове
-Каков пострелец! – Воскликнул стоящий перед Иосифом молодой мужчина, – вот это утёр нос книжникам.
-Чей это сын? – спрашивали люди друг друга, – кто отец столь умного мальчика? Покажите нам этого почтенного человека.
Иисус на всю свою жизнь запомнил, какой гордостью горели глаза отца, когда люди подходили и поздравляли его.
-Ну, сынок, ну порадовал ты меня, – всю дорогу домой только и повторял отец. Учись Иисус, видимо у тебя есть большие способности к этому делу. Кто знает, может из тебя великий пророк Израиля вырастет.
Слова фарисея – сын божий и слово отца – пророк навсегда запали в душу Иисуса, и он никогда не забывал о них.
Вскоре после их возвращения из Иерусалима, отец внезапно заболел, и его свалила острая боль в правом боку живота. Промучившись несколько дней, он скончался.
-Иисус, – прошептал он прежде, чем впасть в беспамятство и умереть, – ты остаёшься старшим. Помогай матери и будь мудрым. Царь…,– тут отец потерял сознание и Иисус так и никогда не узнал, что хотел сказать напоследок отец, но с того дня в его голове прочно засело сын божий – пророк – царь.
Забота о четырёх младших братьях и двух сестрах не оставляли ему много времени для рассуждений, но, подрастая и взрослея, он ни на секунду не оставлял убеждения о своей божьей исключительности и эта вера, с годами, становилась всё крепче и крепче. Вначале это заметили домашние. Братья не упускали случая посмеяться над его амбициями ( за глаза, конечно ) и называли его сумасшедшим (1). Потом это заметили соседи и знакомые и не упускали случая сказать матери: – Да, твой старшенький сынок, наверное, самого Шаммая (2) хочет переплюнуть.
-Смейтесь, смейтесь, – думал Иисус, – придёт время, и вы узнаете, что вам оказана большая честь знать меня лично.
А сколько сил он потратил на своё образование? Кто это знает? Вместо того, чтобы прохлаждаться в тени смоковницы, как делают это другие лоботрясы, он уходил за город и там, где никто не мог его увидеть и услышать, часами тренировал речь, развивая ораторские способности. А Закон Божий? Кто с таким усердием мог часами заучивать его наизусть и декламировать целые главы окружающим кустам?
Постепенно, год за годом, он до такой степени изучил все святые писания, что разбуди его ночью и произнеси начало любого стиха, то он с уверенностью бы его продолжил. В самом начале изучения писаний они показались Иисусу скучными и нудными записками Моисея и других его соратников по религии, но через пару лет он начал понимать, о чём конкретно идёт речь и ему стало интересно. Тогда Иисус с ещё большим усердием принялся за разбор писаний, но вдруг понял, что запутался. Перед ним, как и перед любым человеком, кто хорошо знает святые писания, встал вопрос: кто и зачем написал этот труд? Бог? Не похоже. Уж слишком беден язык для создателя всего и вся. Но не это главное, а то, что Бог требует от людей полного подчинения. Зачем ему это, если он и так всемогущ и для него люди – это пылинки во вселенной? Значит, не Бог. Тогда кто? Этот вопрос долго не давался Иисусу. Но однажды, строгая доски для ремонта сарая, он вдруг понял: полное подчинение нужно тем, кто стремится захватить и удержать власть! Конечно, – вдруг осенила Иисуса простая мысль, – вера в Бога является идеальным средством в борьбе за корону, власть, деньги. Святые писания на примере великого пророка Моисея и других его сподвижников по вере великолепно показали путь реализации захвата власти. Хочешь получить власть – играй на вере в Бога и ты не прогадаешь! Великолепный труд! Но и это не всё. Власть ты взял, а что дальше? Читай святые писания, и они научат тебя, как эту
