Сергей Соловьев
Учебная книга по Русской истории
Если через шесть недель по получении ноты турецкое правительство не исполнит этих требований, то русский поверенный по делам оставит Константинополь.
Представления посланников важнейших европейских дворов, особенно английского, заставили Порту исполнить требования русского императора, но потом она стала протягивать время, и только в конце июля в Аккермане начались конференции уполномоченных. Дело кончилось тем, что 26 сентября турецкие уполномоченные подписали следующие статьи: 1) Бухарестский договор подтверждается; 2) подтверждаются права и привилегии Молдавии и Валахии; правление в каждом из Дунайских княжеств вручается на семь лет господарю, избираемому дворянским собранием, господарь управляет независимо от Порты при участии совета из бояр и не может быть сменен без согласия России; 3) места на азиатских границах, за которые происходил десятилетний спор, уступаются России; 4)
Порта обязывается в течение года уступить сербам все права и привилегии, означенные в Бухарестском договоре; 5) удовлетворяются долговые иски русских подданных на турецком правительстве; 6) русские корабли свободно проходят из Черного моря в Средиземное.
Порта уступила здесь, но не уступила ничего в греческом вопросе, несмотря на требования знаменитого своим настойчивым характером английского посланника Стратфорда Каннинга. Между тем приехал в Константинополь русский посланник Рибопьер, и тогда оба посланника, русский и английский, объявили Порте требования своих дворов относительно греков (февраль 1827 года): Порта удерживает над Грециею верховную власть, Греция платит султану ежегодно дань, но получает совершенно независимое внутреннее управление, причем находящиеся в Греции турки должны выселиться. Порта отвергла требования.
Тогда три державы – Россия, Англия и Франция – заключили в Лондоне договор 24 июня (6 июля): условились снова сделать Порте означенные предложения (февральские) и требовать прекращения военных действий с обеих сторон; если которая-нибудь из воюющих сторон не согласится на перемирие в продолжение месячного срока, то три договорившиеся державы для достижения своей цели принимают соответствующие обстоятельствам меры.
И коллективная нота трех держав не имела действия: Порта отвечала, что решилась никогда не допускать чужого вмешательства в свои внутренние дела, и вслед за тем сильный турецкий флот повез в Морею новое войско. В Архипелаге находились тогда три эскадры: английская под начальством адмирала Кодрингтона, французская под начальством Риньи и русская Тейдена; начальники эскадр получили от своих правительств предписание соединенными силами препятствовать продолжению войны. Когда начальник турецкого флота Ибрагим-паша расположился в Наваринской гавани, чтоб оттуда начать действия против греков, то английский адмирал первый явился пред Наварином; потом присоединился к нему французский, и оба вступили в переговоры с Ибрагим-пашою, требовали прекращения военных действий, грозили, что в противном случае будут принуждены истребить турецкий флот, говорили, что Франция и Англия никогда не действовали враждебно против Турции и теперь вступили в союз только для того, чтоб помешать честолюбивым планам русского императора, который хочет восстановить Восточную римскую империю.
Ибрагим-паша отвечал, что он ничего не знает о тройном союзе и что его обязанность – защищать султана. Ибрагим начал опустошительную войну против греков, а между тем к английской и французской эскадрам присоединилась и русская; союзники дали битву турецкому флоту и в четыре часа истребили его (8 октября 1827 года).
Наваринская битва только раздражила турок и нисколько не ослабила их упорства; посланникам трех союзных держав было объявлено, что покорность греков остается единственным основным условием мира, вследствие чего посланники потребовали своих паспортов. Турки с жаром начали приготовляться к войне, и злоба их преимущественно была обращена на Россию, что высказалось в султанском манифесте. «Известно, – говорилось в манифесте, – что магометане питают врожденную ненависть к неверным; известно, что последние суть враги ислама, и именно русские, которые 60 лет пользуются всяким удобным случаем, чтоб нападать на Турцию, и должны считаться главными врагами Порты. Они составили заговор с своими единоверцами греками, чтоб стереть имя мусульманское с лица земли.
Мы заключили с ними вредный для нас договор Аккерманский, но они этим не удовольствовались, вооружили против нас и других франков».
Это было в декабре 1827 года; в апреле 1828-го русский император объявил, что не думает о разрушении Оттоманской империи и о распространении пределов своей, что готов удержаться от войны, если Порта обеспечит прежние договоры и исполнит требования союзников по делам греческим. Ответа не было, и война началась. Русские полки заняли Молдавию и Валахию, в присутствии самого государя перешли Дунай; сильные крепости Браилов и Варна были взяты. С другой стороны, в Азии, граф Паскевич взял штурмом знаменитую крепость Каре, поразил турок под Ахалцыхом и овладел последним с страшным кровопролитием; все это было сделано, по Румянцевскому и Суворовскому примеру, с самыми ограниченными средствами. Так окончилась в Европе и Азии кампания 1828 года.
В начале 1829 года начала было грозить новая война, персидская: в Тегеране возмутившаяся чернь умертвила русского посланника Грибоедова (знаменитого автора «Горя от ума») с большею частию свиты; шах стал собирать войска на границах султан спешил войти с ним в переговоры, но шах скоро одумался и прислал внука своего Хозрев-Мирзу в Петербург просить императора предать забвению тегеранское происшествие.
Султан остался одинок. В июне 1829 года Паскевич поразил две турецкие армии и овладел богатым Арзерумом. В Европе за болезнью фельдмаршала Витгенштейна принял начальство над войском граф Дибич. Новый главнокомандующий в мае поразил великого визиря при Кулевче: турки потеряли 5000 убитыми, весь обоз, артиллерию, знамена. После падения Силистрии, заперев разбитого визиря в Шумле, Дибич перешел за Балканы и занял Адрианополь (8 августа).
Вся тяжесть войны пала, таким образом, на Россию; ей одной и принадлежала слава освобождения Греции, ибо только успехами русских войск сломлено было упорство Порты относительно требуемого Европою решения греческого вопроса; легкие подвиги французского отряда в Морее не могли иметь никакого влияния.
Что же касается до других держав, то в Англии сильно жалели о Наваринской битве, поведшей к разрыву. Англия и Австрия трепетали перед успехами русских войск в Турции и в то же время хлопотали о сокращении пределов будущей независимой Греции. Австрийский канцлер Меттерних предлагал соединенными усилиями четырех держав – Австрии, Англии, Франции и Пруссии – принудить Россию к миру с Турциею и предписать его условия; этому плану воспротивилась Франция: здесь общественное мнение было в то время за Россию, и король Карл Х объявил, что если Австрия начнет враждебные действия против России, то Франция объявит войну Австрии.
Еще в 1828 году Порта объявила, что согласна переговаривать о греческих делах с уполномоченными западных держав, и летом 1829 года посланники английский и французский приехали в Константинополь. Когда пришло известие о занятии Адрианополя, Порта, по совету посланников западных держав, решилась просить мира и объявила, что относительно Греции приступает к Лондонскому трактату.
2 сентября в Адрианополе был подписан мирный договор: европейские границы обеих держав были определены рекою Прутом и по соединении ее с Дунаем, этою последнею рекою до Георгиевского устья; острова на Дунайской дельте должны принадлежать России; на азиатской границе Россия удерживала за собою крепости Анапу, Поти, Ахалцых и Ахалкалаки. Молдавия, Валахия и Сербия пользуются всеми привилегиями и вольностями, выговоренными в Аккерманском договоре. Русские подданные пользуются полною свободою торговли в турецких областях; русские корабли и корабли всех находящихся с Турциею в мире наций под торговым флагом свободно проходят через Дарданеллы и Босфор; Турция обязана вознаградить русских купцов за прежние их потери, 1 500 000 голландских червонцев, и выплатить за военные издержки значительную сумму денег.
5. Воина с польскими повстанцами. Мы видели, что Россия находилась в дружественных отношениях к Франции. Эти отношения при дружественных же отношениях Пруссии сдерживали постоянно враждебные замыслы Австрии и Англии.
Но в 1830 году июльская революция, свергнувшая старшую линию Бурбонов с французского престола, повела к перемене отношений. Новое правительство (Людовик Филипп Орлеанский) как происшедшее из революции уже по этому самому не могло снискать расположение императора Николая, постоянно верного консервативному принципу, тем более что вследствие французской революции возникли революционные движения и в других странах, и главное в Польше.
Члены польских тайных обществ входили в сношения с членами русских, толковали о необходимости соглашения, но ограничивались одними толками, ибо цели были разные; русские имели в виду внутренние перемены в России, а поляки – восстановление независимой Польши в прежних ее пределах. Признания русских заговорщиков снова указали правительству на существование тайных обществ в Польше. Назначена была следственная комиссия для Польши; по признанию арестованных, они имели целью произвести восстание всею народною массою и ввести конституцию 3 мая, как скоро Россия будет занята какою-нибудь опасною войною. Произнесение приговора государь поручил польскому сенату, который не мог действовать беспристрастно в деле, считавшемся польским национальным делом; сенаторы оправдали обвиненных, что послужило поощрением к дальнейшим революционным движениям.
Князь Чарторыйский, возвратившийся из-за границы в Варшаву, и Лелевель стали действовать смелее, особенно когда Россия в 1828 году начала трудную турецкую войну, на которую неодобрительно смотрели другие европейские державы.
Подпоручик Высоцкий основал тайное общество из молодых офицеров и воспитанников военных школ. Таким образом, французская революция, вспыхнувшая в июле 1830 года, нашла Польшу готовою подражать примеру Франции, в которой поляки надеялись найти поддержку. Заговорщики рассеялись по областям, составлявшим прежнее Польское королевство, для возбуждения восстания.
В Варшаве городским жителям говорилось, что все войско готово к восстанию, военных уверяли, что все горожане дружно поддержат революцию. 16 ноября 1830 года заговорщики из офицеров собрались и одобрили цели восстания, состоявшие из трех главных пунктов: умерщвление цесаревича Константина Павловича, захват арсенала и обезоружение русских войск. На другой день, вечером 17 ноября, заговорщики ворвались во дворец (Бельведер), умертвили несколько близких к великому князю лиц, но сам цесаревич успел удалиться к войску. Арсенал был захвачен заговорщиками и разграблен; оружие роздано черни, возбужденной криками заговорщиков, что русские режут поляков, жгут и грабят город.
Для показания несправедливости этих криков русские войска были оставлены в бездействии и таким образом потеряна была возможность утушить восстание в его начале. Ночью князь Любецкий созвал членов административного совета, присоединивши к ним еще несколько влиятельных лиц, и предложил им войти в переговоры с цесаревичем; великий князь приказал объявить ему, что он отступает и предоставляет полякам самим согласить свои недоразумения.
Русские войска действительно очистили Варшаву, что подняло дух революционеров и отняло значение у существующих властей и людей умеренных. Революционеры начали стремиться к совершенному разрыву с Россиею. Начальство над войском было поручено имевшему по своей службе и характеру почетную известность генералу Хлопицкому, но, видя умеренность действий Хлопицкого и административного совета, революционеры составили патриотическое общество с публичными заседаниями в городской ратуше; цель комитета состояла в том, чтоб направлять общественное мнение и поддерживать революционное движение; Лелевель был назначен президентом общества, которое действовало посредством ежедневной газеты «Патриот», раздаваемой безденежно, посредством зажигательных стихотворений и посредством возбуждения надежд слухами о затруднительном положении России и Пруссии и о готовности Франции и Австрии поддержать польскую независимость.
С самого начала обозначились уже две партии: умеренная, желавшая сохранить связь с Россиею и устройство, данное императором Александром, только с большею правильностию в управлении, и демократическая, требовавшая нового устройства, по началам, провозглашенным во Франции, и восстановления независимой Польши с русскими областями на востоке, с западною Пруссиею и Помераниею, частью Бранденбурга и Силезии на западе. Между тем польская армия, устроенная цесаревичем Константином Павловичем, окончательно перешла на сторону революции, что заставило великого князя с русскими войсками двинуться из окрестностей Варшавы и оставить Польшу; сдана была и сильная крепость Модлин, заключавшая в себе огромные военные запасы, которые дали возможность революционерам вести продолжительную борьбу с Россиею.
Административный совет перестал существовать; образовалось временное правление, замененное впоследствии высшим национальным советом. Генерал Хлопицкий, видя анархические движения демократов, отражавшиеся и в войске, объявил, что слагает с себя звание главнокомандующего; тогда принуждены были провозгласить его диктатором. Против Хлопицкого, к которому примыкали умеренные, стал Лелевель с товарищами, не выпускавшими из рук направление народных революционных движений, тогда как Хлопицкий старался больше всего о примирении с русским правительством, не имея никакой надежды на успех борьбы с Россиею.
Для переговоров с императором отправились в Петербург князь Любецкий и граф Езерский, тогда как Лелевель требовал возмущения Литвы и наступательного движения на Россию, ибо революция, по его словам, должна нападать, чтоб иметь успех. Партия войны взяла верх, и в январе 1831 года Хлопицкий сложил с себя диктатуру. Когда он настаивал на недостаточность средств Польши к борьбе и ему предлагали усилить войско косиньерами, то он отвечал: «Ведите сами войну с вашими косарями, а мне их и даром не надобно». Собрали сейм, и главнокомандующим был провозглашен князь Радзивил, человек слабый, без военных способностей; избрание его сопровождалось криками: «В Литву! В Литву!»
13 января в заседании сейма возвратившийся из Петербурга граф Езерский II сообщил о своем разговоре с императором, который сказал ему: «Я царь польский и хочу им остаться, но я не могу допустить ничего, что имело бы даже вид уступки, в особенности если ее требуют от меня в минуту бунта и с оружием в руках. Могу ли я, законный ваш царь, вступить в унизительные переговоры с моими подданными? Будь я только польским царем, я бы находился теперь среди вас, а как русский император, я должен обратить внимание и на другие интересы; я не могу упускать из виду честь и достоинство великого государства.
Возможно ли требовать, чтоб я все предал забвению? Разве в Варшаве не было совершено убийств? Разве не покушались на жизнь моего брата? От меня требуют, чтоб я уступил присоединенные к империи прежде бывшие польские провинции.
Такая мысль никогда не могла прийти мне на ум; угрозами еще менее можно достигнуть того, что составляет дело немыслимое. Каким образом я могу одно из государств, стоящих под моим скипетром, возвышать на счет другого? Пусть только поляки положатся на меня, и они будут счастливы».
Император объявил, что в качестве польского царя он считает своею обязанностию подавить возмущение и наказать преступников, и если нация вооружится против него, то поляки своими же пушечными выстрелами низринут Польшу. После этих сообщений Езерского и зажигательных речей, говоренных по их поводу, сейм провозгласил императора Николая и всех членов фамилии Романовых лишенными польского престола. Учреждено было правительство из 5 членов под председательством князя Чарторыйского. Иностранные правительства более или менее холодно отнеслись к польскому делу, и полякам нужно было самим позаботиться о себе, когда пришло известие, что русские войска перешли границы царства.
Русская стотысячная армия находилась под начальством фельдмаршала графа Дибича-Забалканского. Фельдмаршалу доносили, что – евреи, немцы и среднее сословие встречают русских с радостию как восстановителей порядка, простой народ совершенно равнодушен и желает только покоя, но шляхта и духовенство употребляют все усилия для его возбуждения. Обезоружение хотя и приводится в исполнение в городах беспрепятственно, однако везде находят скрываемое оружие, и предводители, видимо, выжидают только удобного случая удаления русских войск для открытого восстания.
На лицах чиновников и шляхты написана скрытая ненависть, хотя они и встречают русских с полным смирением; если мы будем счастливы в наших действиях, то нам нечего бояться; в случае же неудачи мы должны опасаться всего».
13 февраля в окрестностях Варшавы при селе Грохове произошло кровопролитное сражение, в котором поляки были побеждены; Варшава пришла в ужас; экипажи, наполненные беглецами, спешили за заставу; русские войска готовились к штурму на следующее утро, но вместо штурма отдано приказание об отдыхе.
Поляки ободрились, чему много способствовал своею деятельностию новый главнокомандующий Скржинецкий, выбранный на место Радзивила, доказавшего под Гроховом свою неспособность.
Фельдмаршал думал, что после гроховского поражения поляки покорятся без дальнейшего кровопролития; действительно, Скржинецкий завел переговоры, но фельдмаршал требовал безусловной покорности, а поляки требовали надлежащих ручательств в прочности своих прав, и переговоры прекратились; революционеры больше всего надеялись на иностранное вмешательство, на помощь Австрии.
Поляки воспользовались бездействием русской армии после Гроховской битвы и пополнили свое войско до 80 000 человек.
С открытием военных действий, в новых битвах русская армия терпела численный урон, удалялась от Варшавы, а это уменьшало доверие к главнокомандующему.
Литва, возбуждаемая эмиссарами из Польши, при малом числе русских войск, волновалась. В Вильне образовался тайный центральный революционный комитет; россиенская шляхта первая подняла восстание, овладела своим уездным городом и образовала временное правительство, которое объявило, что распространяет свою власть на все области, отнятые русскими, на Курляндию, Лифляндию, Эстляндию, Смоленск, Чернигов и Киев. Восстание обхватило всю Литву; повстанцы образовали всюду шайки, которые грабили, вешали, расстреливали всех, кто не принимал участия в их деле, освобождали рекрут и арестантов, хватали русских чиновников, овладевали казначейными кассами, оружием, военными запасами, прерывали почтовые сообщения.
Но литовское восстание встречало важное препятствие в том, что не имело средоточия: Вильна была в русских руках и не вышла из них даже и тогда, когда польское войско из царства вошло в Литву: это войско было разбито под Вильною в июне месяце, а в июле поляки были вытеснены из Литвы. Шляхта приготовилась к восстанию на Волыни и в Подолии, но здесь она не могла; действовать с успехом, ибо все низшее народонаселение страны и духовенство состояло из русских; шляхта призвала к себе из царства известного польского генерала Дворницкого, но русские войска под начальством генерала Ридигера прогнали Дверницкого в Галицию.
«Вместе с Дверницким счастие нас покинуло», – говорили поляки. Они жаловались на медленность и робость своего главнокомандующего Скржинецкого. Скржинецкий бросился со всем своим войском на гвардейский корпус, стоявший между Бугом и Наревою, но не нанес ему ни малейшего вреда; гвардия отступила в порядке, а поляки только истомились. 14 мая Скржинецкий встретился с главною русскою армиею при Остроленке и после долгой и упорной битвы потерпел поражение.
Между тем Варшава, несмотря на опасности, грозившие ей после битвы при Остроленке, волновалась ожесточенною борьбою партий, аристократической и демократической, по вопросу, нужно ли сосредоточить власть в руках одного или оставить прежнее правление.
Успехи русской армии обеспечивались со всех сторон, но среди ее движения к Варшаве 29 мая граф Дибич умер от свирепствовавшей тогда холеры.
Преемником Дибича был назначен граф Паскевич-Эриванский. 7 июля новый главнокомандующий переправился через Вислу. Между тем на сейме революционная партия взяла верх, потому что в число депутатов введены были повстанцы, бежавшие перед русскими из Литвы, Подолии и Волыни: потерявши все на родине, эти люди только в крайних мерах ждали себе спасения. Варшаву сильно укрепляли, городские жители, ксендзы, женщины должны были участвовать в работах; выпустили бумажные деньги, взяли церковное серебро, жители должны были отдать правительству всю свою серебряную посуду; эти меры возбуждали сильное неудовольствие.
Тяготились нерешительным положением и обвиняли главнокомандующего Скржинецкого в медленности, в неумении или нежелании остановить русских, приближавшихся к Варшаве.
Революционная партия, не терпевшая Скржинецкого как умеренного, воспользовалась общим неудовольствием и свергла главнокомандующего. Но наверху все еще оставались умеренные, аристократы, Чарторыйский с товарищами; чтоб низвергнуть правление, революционеры проводили в народ мысль, что слабость правительства виною всех несчастий Польши; надобно действовать энергически, террором, по примеру французских революционеров, против людей равнодушных, желающих примирения. Несколько лиц, в том числе генералы, были заподозрены в измене; суд оправдал их, и, несмотря на то, их держали в заключении. 3 августа вспыхнул мятеж, толпы ворвались в замок, где содержались заключенные, и умертвили их зверским образом.
Правление в ужасе рассеялось; князь Чарторыйский, переодетый конюхом, бежал в лагерь. Толпы продолжали истреблять в разных местах указанных демагогами людей. Для прекращения резни и смуты поспешили провозгласить губернатором Варшавы генерала Круковецкого, который давно уже интриговал и ждал случая захватить власть. Бывшее правление было уничтожено; сейм по образцу Североамериканских Штатов отдал исполнительную власть президенту и ответственным министрам, и президентом был провозглашен Круковецкий. Главнокомандующим был назначен для вида старик Малаховский, но всем распоряжался президент.
В таком положении находились дела, когда граф Паскевич приблизился с войском к Варшаве. Перед приступом испробованы были примирительные средства; полякам дано было знать, что если император немедленно будет признан королем и поляки не будут настаивать на соединении с литовскими и западнорусскими губерниями, то все остальное они легко могут получить. Поляки отвечали, что они подняли оружие за независимость своей нации в границах, которые они в прежнее время, завоевали у русских. «На подобные вещи можно отвечать только пушечными выстрелами», – сказал русский фельдмаршал, и 25 августа назначен был штурм.
25 августа русские овладели селением Волею, всего сильнее укрепленным, и первою линиею укреплений. На другой день рано утром происходили личные переговоры между графом Паскевичем и Круковецким. Русский фельдмаршал предложил условия: «Безусловная покорность армии и нации; немедленная сдача Варшавы, моста чрез Вислу и Праги, удаление польской армии в Плоцк». Ответа положили дожидаться до часа пополудни, но сейм провел условленное время в бесполезных прениях, и в половине второго часа военные действия начались. Когда укрепление за укреплением стали переходить в русские руки, то Круковецкий, получивший от сейма полномочие для переговоров, написал в 6 часов вечера письмо государю с изъявлением безусловной покорности.
Но этим дело не кончилось, потому что на сейме сменили Круковецкого, выбрали нового президента, Немоевского, который ушел из Варшавы скоро после своего избрания, и в такой смуте только на рассвете другого дня главнокомандующий Малаховский с генералами обязались очистить Варшаву. В 7 часов утра 27 августа русские полки вступили в город. Но польское войско, очистив Варшаву, не думало покоряться; при нем находилось и правление с президентом Немоевским; единодушия не было, главнокомандующие менялись; Немоевский, главный виновник сеймовых смут в Варшаве, и теперь был их виновником в войске. Наконец в сентябре Немоевский с другими членами правления ушел за прусскую границу; войско, преследуемое русскими, перешло туда же; другие корпуса перешли чрез австрийскую границу, и война в восемь месяцев была окончена. Граф Паскевич-Эриванский получил титул князя Варшавского.
6. Следствия польского восстания. Следствием восстания была потеря конституции, данной Польше Александром I. Устройство Царства Польского в общих чертах приблизилось к устройству русской империи. В челе управления поставлен Совет, состоявший под председательством наместника из директоров комиссий, соответствующих министерствам империи. Государственный совет, также под председательством наместника, занимался рассмотрением новых законов, годовой сметы доходов и расходов, соображением средств к лучшему устройству края. По указанию опыта уничтожено было главное средство к успеху последующих восстаний, уничтожено было отдельное польское войско.
7. Уничтожение унии. В русских областях, возвращенных от Польши Екатериною II, уничтожено было явление, сильно напоминавшее польское владычество, – уния. Возвращение униатов к вере предков, столь сильное при Екатерине, остановилось в два последующих царствования; католическое движение стало усиливаться, и уния держалась тем крепче, что Церковь униатская в России вместе с Церковию римско-католическою находилась в заведовании одной коллегии.
В царствование императора Николая еще в 1828 году управление униатскою Церковию было отделено и сосредоточено в особой коллегии, которая должна была охранять униатскую Церковь от наплыва католических обрядов и обычаев и восстановлять прежние греко-русские уставы и обычаи.
В 1838 году сделан был новый шаг: заведование делами униатской Церкви поручено было обер-прокурору Св. Синода. В 1839 году униатские епископы и знатнейшее духовенство, собравшись в Полоцке, постановили просить государя императора о дозволении униатам «присоединиться к прародительской православной Всероссийской Церкви». Св. Синод определил: по правилам св. отец принять епископов, священников и всю паству греко-униатской Церкви в полное и совершенное общение св. православно-католической восточной Церкви и в не раздельный состав Церкви Всероссийской.
8. Отношения к Турции. Польское восстание имело важное влияние на внешнюю политику России, содействуя более всего охлаждению между Россиею и Франциею. Общественное мнение во Франции было на стороне поляков, и правительство из угождения ему своим неловким вмешательством раздражало русского императора: так, оно старалось склонить другие дворы сделать ему соединенные представления насчет дружелюбного улажения дела с повстанцами; французское правительство толковало, что европейские державы имеют право вмешиваться в польские дела на основании постановлений Венского конгресса.
В палате депутатов произносились враждебные для России речи в пользу Польши; король в тронной речи отзывался о ней сочувственно. Когда получено было известие о Гроховской победе, толпа в трауре по убитых поляках бросала камнями в дом русского посланника и перебила окна. Так как и после утушения польского мятежа Франция продолжала высказывать свое сочувствие к Польше и вообще смотрела на Россию как на главную противницу тех либеральных стремлений, которых считала себя представительницею, то это вело неминуемо к охлаждению между русским и французским правительствами; охлаждение же к Франции вело, естественно, к сближению между Россиею и Англиею, к старанию действовать сообща против Франции, что преимущественно обнаруживалось в восточных делах.
Несмотря на старания западных держав поддержать разрушающееся здание Турецкой империи, чтоб не допускать усиления России, признаки распадения Турции обнаруживались постоянно. Греция стала независимым королевством в 1830 году, а в 1831 году восстал против султана самый сильный магометанский вассал его Мегмед-Али, паша египетский. Египетское войско под начальством сына Мегмедова Ибрагима заняло Сирию и Малую Азию и в двух битвах истребило армию султана. Европейские державы должны были вступиться в дело.
Франция, ввиду того что истощенное правительство султана не устоит пред сильным и энергическим Мегмедом-Али и желая получить важные выгоды при перемене, держала сторону египетского паши; Англия по соперничеству с Франциею желала поддержать султана; того же хотела и Россия, причем не ограничилась одними представлениями у Мегмеда-Али: по просьбе султана русский флот быстро явился пред Константинополем, и 10 000 пехоты расположились лагерем на азиатском берегу. Англичанам и французам это очень не понравилось; сам султан был сильно напуган помощью от страшной руки; французский посланник грозил Порте разрывом, если русские корабли не удалятся из Босфора. Но дело было сделано: Мегмед-Али не решился иметь дела с Россиею и отозвал свои войска из Малой Азии, и русское влияние усилилось в Константинополе.
В 1839 году борьба между султаном и пашою египетским возобновилась, и опять паша торжествовал на сухом пути и на море. Россия вместе с Англиею, Австриею и Пруссиею поддерживала по-прежнему султана (Абдул-Меджида, сына Мах-мудова), Мегмед-Али должен был согласиться на безусловную покорность султану; Франция осталась одинокою и утратила свое влияние на Востоке.
Хотя Россия во всех этих событиях была заодно с Англиею, однако последняя сильно ревновала к влиянию России в Константинополе и не упускала случая усиливать свое влияние.
9. Венгерская война. В феврале 1848 года вспыхнула новая революция во Франции; Орлеанская династия свергнута, провозглашена республика, и волнение распространилось по Европе, обхватив и соседние с Россиею государства – Пруссию и Австрию. Польская эмиграция воспользовалась смутою для достижения своих целей. Не имея возможности действовать прямо против России, поляки действовали около, в австрийских владениях, в Дунайских княжествах, особенно сильное участие приняли они в венгерском восстании: успех этого восстания был в их глазах приготовлением к торжеству их собственного дела.
