Сергей Колков
Суровая Родина. Нехороший путеводитель Кемерово

Торговали центровые не только фирмой, но и продукцией теневого сектора советской экономики – «цеховиков». «Цеховка» в СССР была разной по качеству – от явного «самопала», когда на страшные кустарные вещи лепили лейблы Puma и Adidas, до продукции высочайшего качества, которую было невозможно отличить от оригинальной. Правда, и стоил такой товар, как настоящий. Центровые, конечно, если уж и толкали «цеховку», то только высшей пробы.

Позднее их назовут фарцовщиками, но какие они были «утюги»*? В Кемерово «фромов»* отродясь не бывало! Определимся с терминами – фарцовщик брал товар у иностранцев, комбинируя нелегальные валютные и товарные операции. Промышляли в Москве, Ленинграде и портовых городах, куда приезжал интурист. Спекулянт же закупался исключительно за рубли, доставая дефицит через работников торговли, у перекупщиков в столице или у моряков в портах. Ну и под статьёй он ходил, в отличие от фарцовщиков, «мягонькой», а за валюту в УК были уже совсем другие расценки.

Самый ходовой товар у центровых – джинсы. Американские – Levi’s, Montana, Wrangler, Lee или итальянские – Super Rifle, Riorda. Интересно, что в СССР итальянский деним в те годы был популярен чуть ли не так же, как и штатовский. Итальянские джинсы ценили за достойное качество. Они хорошо вынашивались или «пилились», как тогда говорили.

«Те» джинсы стояли «колом»! Именно так и никак иначе. Ноги в новых джинсах просто не сгибались, но это только в первые дни, а затем они постепенно разнашивались. Энтузиасты стирали их в разных химиях, тёрли кирпичной крошкой, чтобы придать поношенный вид.

Джинсы стали троянским конём Запада в совке. Всё началось во время фестиваля молодёжи и студентов в 1957, а потом, как «акт их легализации», в 1969 вышел на экраны культовый мультфильм «Бременские музыканты», где принцесса щеголяет в мини-юбке, а трубадур – в джинсах-клёш. Ношение темно-синего «греха» не одобрялось, но и не каралось публично, как это было совсем недавно со стилягами, узкие брюки которых дружинники распарывали до колена и выше.

Какие марки джинсов становились популярными в СССР? В первую очередь те, которые продавались в магазинах «Берёзка»*. Ассортимент в них был сформирован из лучших мировых брендов одежды и бытовой электроники – ведь их задача была реально конкурировать с магазинами в Европе и Азии, чтобы советские загранработники и иностранные дипломаты тратили чеки и валюту в Москве, а не мимо «нашей» кассы – за бугром. Предметом народного фетиша среди тех, кто за границей не бывал и чеков «Берёзки» отродясь не видел, были бело-синие полиэтиленовые пакеты Beriozka Rosinvaluttorg – Moscow. Купить их можно было у цыган за три рубля. Чтобы пакет не порвался и ходил долго, внутрь него вставляли прочную советскую «авоську»*, а сам пакет берегли и носили как дамскую сумку и нежно протирали, чтобы не вылупились предательские заломы-потёртости на краске.

В конце 80-х появились и первые советские «экспериментальные» джинсы для бедных: «Тверь» и «Верея». Лучше бы не позорились. Их качество было на порядок ниже зарубежных. Собственно говоря, это были и не джинсы. Шили-то их не из денима, а из уплотнённого текстиля, изготавливаемого в Ивановской области. Стоили они в столичных магазинах 45 рублей и до Кемерово не докатывались. Кому они здесь сдались? Но были и ещё более убогие болгарские штаны марки «Рила», получившие кличку «Рыло».

Мой друг Витька Попов в июне 1985 получил в подарок от родителей на день рождения джинсы. Точнее – решение их купить.

Вместе с мамой они пошли на базар и начали присматриваться к товару. Семья у них была не бедная, поэтому в цене подаренных штанов существенных ограничений не было – всё в рамках разумного.

Цена на джинсы в СССР – вопрос удивительный. В 1980-м их средняя стоимость по стране была 180-200 рублей – хоть в Москве, хоть в Кемерово, а к 1985-му опустилась до 120-150. Это за классику – прямые джинсы «трубы». В это время появляется их конкурент – новый модный силуэт «бананы», которые стоили сильно дороже.

Витька стоял рядом с дядькой в синей джинсовой куртке и внимательно слушал, как тот демонстрировал свой товар молодому парню, явно студенту – выворачивал штанину наизнанку – «строки должны быть ровными, внутренний шов – фабричная оверлочная строчка», показывал штамповку на обратной стороне болтов*, клёпки с микрорельефом. Цену джинсов продавец обозначил в сто пятьдесят, но говорил, что «уступит, если точно будешь брать».

У Витьки до этого уже были настоящие джинсы – прямые, деревянные, резко пахнувшие «не по-нашему». Их ему привезла тётка из Пакистана, муж которой работал там на строительстве чего-то важного по контракту.

Витька слушал и мотал на ус – как проверять джинсы на «палёнку» и как торговаться.

И тут он обратил внимание на скромную девушку, которая держала в руках какие-то совсем необычные джинсы – широченные сверху и зауженные книзу. Таких он раньше в Кемерово не видел.

– Здрасьте, а что это у вас за джинсы?

– Это бананы. Муж моряк привёз из плавания, вот не подошли – продаю, – девушка явно стеснялась продавать и тем самым вызывала доверие.

– Можно посмотреть? – у этих джинсов, в отличие от классики, была масса новых для Витьки необычных фишек: на бедре чуть повыше правого колена прострочен карман с закрывающей его по диагонали золотой молнией, снизу зауженные штанины тоже застегивались на золотые молнии, собирая или распуская их. Деним был правильно «вонючий». Сзади – шершавая коричневая этикетка с красным принтом – Super Perry’s.

– Откуда?

– Штатовские. Супер Периз. Недорого отдам, за четыреста, – космическая сумма повергла Витьку и его маму в шок. Классические стоили сто пятьдесят, ну, пусть даже сто восемьдесят за Levi’s. А тут – четыре сотни!

Видя их ступор от неожиданно высокой цены, девушка добавила:

– Я к родителям приехала в Кемерово из Риги. Скоро уезжать домой. Хорошо, вам уступлю за триста пятьдесят.

Вот ведь как всё удачно складывалось. Это ещё больше расположило к ней Витьку и его маму. Да, это было действительно очень дорого, но модные штаны им обоим сразу сильно понравились. И такие деньги у них были.

– А какой размер? – спросила мама, показывая готовность к покупке. – У сына – сорок восьмой.

– Сейчас померим, – девушка достала матерчатый метр и ловко обхватила Витьку за талию.

– Нет. Эти ему явно будут большеваты… Но у меня дома есть ещё одна пара точно вашего размера. Давайте встретимся завтра у фонтана на Драме, – предложила замечательная новая знакомая.

– Договорились, – счастливые, что хорошо сторговались, они пошли с базара домой, уже не прицениваясь к другим вариантам.

Назавтра, ровно в 11 они сидели как два солдата на скамейке у фонтана перед Драмтеатром. Девушка чуть опоздала:

– Здравствуйте! Вот, всё как обещала, – в руках у неё был обычный белый пакет.

Достали из него джинсы-бананы. Точно такие же, как вчера на базаре, но правильного Витькиного размера. Ещё раз измерили Витьку, потом джинсы по талии – всё точно – они идеально подходили друг другу. Вывернули штанину, как учил дядька на рынке, – проверили строчки, посмотрели болты спереди и сзади – джинсы были точно «фирмá».

– А можно примерить? – мама всё-таки хотела на все сто убедиться в правильности размера.

– Конечно, – втроём они направились через арку в ближайший двор на улице Весенней и зашли в один из подъездов; тогда подъезды не закрывались на замок – заходи кто хочет. Поставили Витьку на картонку, надели на него «бананы» – великолепно!

– Вот умеют же люди шить за границей, – восторженно заметила мама.

– Покупаете? – уточнила девушка.

– Да, берём!

Мама отсчитала ей семь новеньких полтинников, и, довольные удачной покупкой, они поехали домой.

Дома, прямо с порога, Витька снова начал изучать джинсы – они были прекрасны: вонючая ткань, матово-золотые толстые молнии с хвостиками, на которых было выдавлено Super Perry’s. «У меня есть супер перриз, в них ношу я супер пеннис. Парам-пам-пам, парам-пам-пам. Если потереть немножко, будет синяя ладошка. Парам-пам-пам, парам-пам-пам», – роилось в голове неприличное. Померил, прошёлся по комнате, он полюбил их уже больше старых пакистанских. Хотелось побыстрее пойти к товарищам, чтобы на вопрос:

– Что это за чудо?

Небрежно ответить:

– Да вот, предки на днюху подогнали. Я их даже и не просил. Штатовские…

Витька снова их снял и начать пристально изучать дальше. И тут он зачем-то вывернул наизнанку молнию на ширинке, которая была плотно прикрыта джинсовой тканью.

На сердечнике молнии стоял маленький, хорошо известный всем советским людям пятиугольник – знак качества СССР.

Как растащили сталь

– Чем отличается наш миллионер от нашего миллиардера?

– Наш миллионер воспитан партией, а наш миллиардер – комсомолом.

Из жизни махинаторов

Областной комитет ВЛКСМ , ул. Ноградская, 3

В самом сердце города Кемерово, на тихой улице Ноградской, в доме №3, рядом с рестораном «Солнечный», располагался областной комитет ВЛКСМ и дружественные комсомолу организации. Мощное пятиэтажное здание с огромными окнами было не таким пафосным, как похожий на итальянский театр обком КПСС на площади Советов, но тоже олицетворяло серьёзные притязания его хозяев на участие в будущем дележе портфелей и чёрных волг. «Выгнать этого придурка из комсомола! Как не комсомолец? Принять и выгнать!»

В отличие от пионерии, к которой у партии было отеческое, но шутливо-карнавальное отношение, комсомол считался уже солидной организацией, которая была запасником для кадрового резерва КПСС и народного хозяйства.

Как всегда и бывает в народных сказках, самый любимый сын оказывается и самым главным подлецом: сначала продаёт трон басурманам в фотозону, затем сестёр-царевен пристраивает в эскорт да на шесте крутиться, а самого батюшку-царя определяет в ресторанные вышибалы.

18 мая 1988 года на центральном телевидении в программе КВН прозвучала исторически пророческая шутка команды НГУ: «Партия, дай порулить!» Это был рефрен к популярному агитационному лозунгу «Партия – наш рулевой!», который горел большими буквами на крышах домов в каждом городе. Никто и предположить не мог, что в этот момент Куранты пробили приговор советской власти.

Партия немного подумала, подумала и дала! Лёд тронулся и по неизбежному стечению обстоятельств вместе с ним куда-то в неизвестном направлении уплыла и вся советская стабильность, где «человек человеку – друг, товарищ и брат», а цены на сковородках и часах отливались в металле.

В 1989 году нашему книгоиздательскому бизнесу стало душно в условиях полной нелегальщины и самодеятельности. Требовалось срочно «выйти на свет».

Все ксероксы, которые мы оккупировали в ЦНТИ и в офисах угольных трестов, уже не справлялись с потоком наших заказов, а почтовые работники косо смотрели на массовые переводы наложенным платежом в одни руки. Мы начали привлекать к себе внимание бдительных совков. Возможная встреча с ОБХСС никак не входила в наши планы. Как ни странно, хотелось легальности.

Закон «О кооперации в СССР», разрешивший кооперативам заниматься любыми не запрещёнными законом видами деятельности, в том числе и торговлей, был принят 26 мая 1988 года, но в Кемерово его реализация буксовала.

Как всегда, нужный человек находится в нужное время.

С Любой Мухиной, актрисой кемеровского театра кукол, меня познакомила Эвелина Воронцова.

Квартира Любы напоминал штаб Смольного в самые горячие часы октябрьского переворота. Постоянно звонил телефон, приходили какие-то люди, и крутился поток товаров и денег: телевизор «Шилялис» меняли на армянский коньяк в трёхлитровых банках, финские сапоги на ковры, мебель на плитку. Люба меняла и продавала всё, что не имело духовной ценности, широкому кругу желающих купить за деньги повышенный комфорт в жизни. Каждого, кто попадал в фокус её внимания, она моментально оценивала, как опытный товаровед оценивает товар, и прикидывала – какая с этого человека ей будет польза. Люба была богиней связей и дефицита. У неё везде была своя длинная и ловкая рука. Торгаш «от бога», она понимала, как достать какой-нибудь дефицит и что дать взамен. А дефицитом в 1988-м стало практически всё.

Поскольку я был введён в этот круг подругой Любы, а она была аспиранткой моей мамы, то отношение ко мне было хорошее, даже несмотря на мои никчёмные «потребительские качества» в этой длинной пищевой цепочке оборота ценных товаров и услуг. У меня были только рубли, которым была «грош цена» (каламбур!).

– Слушай, Люба, а вот мягкой мебели нет на примете? – поинтересовался я.

– Решим вопрос, дам тебе контакт товароведа из «Уюта» на Базовой. Скажешь, что от Любы Мухиной. Договоритесь. Что ещё?

Связями и контактами она делилась легко, не вставляя везде свой интерес «на пять копеек». Это было удивительно, поскольку обычно в те времена каждый товар, проходя через цепочку «умелых ручек», поднимался в цене на каждой ступеньке процентов на двадцать и связями за просто так никто не делился.

Я рассказал Любе о тяготившей меня проблеме легализации бизнеса.

– Решаемый вопрос, – спокойно сказала Люба, параллельно продавая кому-то уже «видик» по телефону. – Завтра я позвоню Володе Бабичу в обком ВЛКСМ и обсудим твой вопрос. Там они пробили через ЦК ВЛКСМ хозяйственные комсомольские структуры, и он главный по этой теме.

Слово Люба сдержала. Через несколько дней я получил от неё клочок бумаги с номером телефона и подписью – Володя Бабич.

Володя Бабич был очень занятой человек. Уделил мне пять минут. Худой и уставший, в длинном кожаном плаще. В общем, он сильно походил на революционера-подпольщика, истощённого неравной борьбой с царизмом.

– От Любы? Да, звонила. Чем занимаетесь? Зачем вам предприятие?

– Мы издаём книги. Достаточно успешно. Но для того, чтобы иметь возможность размещать заказы в типографии, нам нужно официальное предприятие.

– Какой оборот планируете?

– От двух миллионов в год.

– Хорошо. Наши условия – 2% от оборота в нашу кассу. Согласны? Идите оформляйтесь.

Я был в шоке от быстроты решений и открывающихся перспектив.

Вернёмся к лозунгу «Партия, дай порулить!» В 1988-м инициативные ребята из ЦК ВЛКСМ продвинули в органах высшей партийной власти идею, что для реализации партийных установок на ускорение социально-экономического развития необходимо дать молодёжи – конечно, под бдительным и неусыпным контролем ВЛКСМ – возможность вести хозяйственную деятельность по улучшению, рационализаторству, строительству, оленеводству и выращиванию сахарного тростника в условиях вечной мерзлоты. В общем, не нужно никаких ограничений – дайте поработать на благо Родины!

Чувствуете связь с началом конца?

И пошёл по всей стране комсомольский бизнес с весьма простым налогообложением и отсутствием любых ограничений, который в Кемерово ЦК ВЛКСМ доверил Владимиру Бабичу.

В чём была суть работы 99,9% комсомольских предприятий? В советской экономике было чёткое разделение денег на безналичные и наличные. Наличные – для потребительского рынка, безналичные – для оборота в сфере промышленности. До 90-х существовали небольшие «насосы-нарушители» этого строгого порядка: магаданские золотодобывающие артели, краснодарские цеховики, московские подпольные банкиры – сплошь потомки Авраама, которые понемногу перекачивали деньги из безналичного в наличный оборот, но их доля в общем котле денежной массы страны была такой мизерной, что это не нарушало общего баланса. Суммарный объём произведённых потребительских товаров примерно соответствовал размеру денежной массы у населения, несмотря на много «чего» хорошего в дефиците.

В конце 80-х комса массово запускает по всему совку систему не существовавших раньше в союзной экономике хозяйственных предприятий с абсолютной свободой действий, которые могут заключать договоры с промышленными, торговыми предприятиями, получать от них безналичные платежи за товары и услуги и моментально превращать эти деньги в чистый нал «муха не сидела».

Стоимость «крыши» составляла всего 2% с оборота. Это был полный all-inclusive: налоги, сборы, отчисления с фонда зарплаты. Свобода! Наличные можно было снимать под закупку сельхозпродукции и выдачу зарплаты. Несколько лет, пока в стране копился потенциал для гиперинфляции и обесценивания всего нажитого честным трудом советскими гражданами, никто не контролировал объём перехода экономики в нал. Вдумайтесь! Никому ни в Кремле, ни в Минфине не пришло в голову, что это и будет тот самый «могильщик системы», а никакие не американцы, который рассуёт по карманам всё нажитое непосильным трудом многими поколениями. Маркс всё это предвидел: «От каждого по способностям, каждому по потребностям». Способности «пилить» у бойкой комсы открылись необычайные, а потребности во «всем хорошем» у них были бескрайние.

Первый секретарь ЦК комсомола в 1986-1990 годах Виктор Мироненко уже после заката своей карьеры вспоминал, что «был руководителем организации, у которой только на депозитном счету в банке лежало 2 млрд долларов» (на вопрос, куда делись эти деньги после упразднения ВЛКСМ в 1991 году, Виктор Иванович ответил аккуратно: «Не знаю»).

Мне выдали свидетельство о регистрации «Предприятия №206 в Центре социалистической инициативы при областном комитете ВЛКСМ Кемеровской области».

С этой бумагой я заказал большую синюю печать в специальном отделе по изготовлению печатей и штампов, который находился рядом – в здании полиграфического комбината по улице Ноградской. Попасть туда было непросто. Изготовление печатей и штампов в СССР занимались «режимные конторы», то есть подведомственные КГБ.

Открыл счёт в банке напротив Горсада.

Началась эпоха «взрослый бизнес с комсомолом».

День мармота

¹⁹

– Есть у нас на заводе такая примета – если бригадир кричит, значит, опять не трактор собрали.

– А что тогда собрали?

– А вот что кричит – то и собрали…

Смесь голландского с кузнецким

Красная Горка

Автономная индустриальная колония «Кузбасс». Предприятие по добыче угля и выработке кокса с очень высоким уровнем хозяйственной самостоятельности, созданное в Москве Распоряжением от 25 декабря 1921 г. Инициаторы идеи – группа европейских и американских энтузиастов с левыми взглядами, которые находят горячую поддержку лично у Ленина. Мотивы их действий – повод для дискуссий, но эти титаны духа успешно реализовали всё задуманное в условиях полного экономического бездорожья 20-х.

С именем АИК связано первое широкое упоминание слова Кузбасс за пределами Сибири.

Прекратила свою деятельность 20 июня 1927 г. по политическим мотивам.

Начало и конец

«Мне не надо воз муки,

А всего полпуда.

Ленин продал немцам Русь,

Как Христа Иуда.

За Россию получил

Полный вагон злата

И пропил всё по дороге,

Отомстил за брата».

Так пел на Невском проспекте в августе 1917 года одноглазый солдат в грязной потрёпанной шинели под аккомпанемент самодельных гуслей. Прохожих было много, но денег ему бросали совсем редкие из них, сочувствовавшие тяжёлой судьбе калеки. Да и что теперь были деньги? Вот хлеба бы ломоть! Таких, как он, везде теперь были тьмы и тьмы. Война. Безрукая и безногая. Когда она начиналась в 1914 году, всем казалась маленькой и победоносной, а сейчас – без конца и без краю. Петроград жил слухами, что немцы уже близко, и никаких сил к сопротивлению не было.

К осени всё придёт в полный упадок. И большевики, воспользовавшись случаем всеобщего безразличия к своей будущности, 25 октября 1917 г. совершат переворот. В народе будут говорить, что вряд ли они продержатся до весны. Но против всех ожиданий, задержатся они надолго.

Весной 1918 года многим станет понятно, что это теперь и есть единственная законная власть.

В мире пойдут слухи о свершившейся в России пролетарской революции. И туда со всех концов света потянутся разные идеалисты и проходимцы, влекомые запахом перемен и открывающихся больших возможностей.

Так, в частности, и начнётся авантюрный бизнес-проект голландско-американского происхождения при личной поддержке Ленина – автономная индустриальная колония «Кузбас» (АИК "Кузбас").

Главные действующие лица «с той стороны» – Себальд Рутгерс, Билл Хейвуд и Герберт Калверт. С нашей – быстро народившийся и сообразивший "что к чему" класс советских бюрократов.

Как виделась октябрьская революция 1917 года из Европы и Америки? По-разному. Западные кабинетные социалисты считали, что в России после отречения Николая II произошло чудо – власть фактически перешла к народу – солдатским и рабочим комитетам. С другого края Земли лидеры рабочих партий в Америке завидовали рабочим и крестьянам, которые во главе с загадочным большевистским лидером Лениным взяли правление в свои руки с целью построения нового справедливого, бесклассового общества. Причина зависти была и в том, что социалистическая революция свершилась в никудышной аграрной стране, где и в помине не было пролетариата. А ведь старик Маркс учил совсем по-другому… Всё должно было случиться в самой передовой стране мира – Америке! Буржуям разных стран было, напротив, плевать на суть – кто там кого нагнул. Они видели "мутную воду" возможностей, в которой можно было словить хорошие баксы. И те, и другие оказались правы лишь отчасти.

Марксистам казалось, что вся летопись человечества до этого события – однообразные переходы от одних форм получения нетрудовых доходов к другим, ещё более изощрённым. Небольшой по численности правящий класс из века в век нахально присваивал результаты труда рядовых членов "человеческой стаи". По научной версии Карла Маркса и Фридриха Энгельса, пролетарии должны были разорвать этот порочный круг, совершив обобществление производительных сил. Новое общество будет безклассовым. Люди станут, верняк, добрее и справедливее, а коровы будут добровольно сдавать своё мясо на производство сосисок.

И эта идея почти сто лет будоражила всю планету!

Представьте себе, что всё это изложено не в толстым книгах из раздела "политическая экономия", а просто как идею, высказанную "на лавочке". Что вы скажите об её авторе? Назвать его идиотом, наверное, будет резковато. О таких обычно говорят "не от мира сего".

И вот в России это свершилось. Точнее говоря, первоначально всем показалось, что свершилось "именно то самое". Чёрным вороном взметнулась пролетарская революция, как это и обещал Ильич, рявкнув в июне 1917-го на Первом Всероссийском съезде Советов: "Есть (такая партия)!". Кстати, делегация большевиков имела на этом съезде всего 105 мест, значительно уступая как эсерам (285 мест), так и меньшевикам (248 мест). Но это не помешало ей через полгода стать тем булыжником истории, которым перебьют все стекла в "парадных прежнего мира".

Маркс родился 5 мая 1818г., а оставил этот мир в 1883г. Энгельс ушёл в 1895г. Совсем немного недотянут большевики до символического "социалистическая революция к 100-летию со со дня рождения выдающегося мыслителя – товарища Маркса". А было бы элегантно.

Ахнул не привычный дворцовый переворот, когда одна правящая династия эксплуататоров смещала другую, а переход власти народу! И где? Там, в этом европейском захолустье (Российская империя), пустили под откос всю тщательно отстроенную за тысячелетия ищущими порядка человечками систему привычных отношений: собственность, законы, право на жизнь и прочие многочисленные социальные надстройки. Из задворок мира Россия превратилась в огромную доменную печь, где в бушующем социальном пожаре плавятся всё устои старого мира: "Кто был никем, тот станет всем!". Новости из неё поступали обрывочные и не всегда понятные, но было ясно, что там происходит что-то непостижимо грандиозное.

Справедливости ради необходимо сказать, что объективного понимания сути произошедших в 1917-1922 гг. в нашей стране событий нет до сих пор и оно уже вряд ли уже когда-нибудь случится. Почему именно Россия стала местом проведения глобального социального эксперимента по проверке валидности гипотезы Маркса-Энгельса? Одни винят во всём немцев, которые проплатили большевикам за окончательное разрушение страны. Другие видят причину в вековом затягивании решения земельного вопроса. Новая власть разрубила его одним махом "Декретом о Земле". Третьи укажут на самоназвание партии – "большевики", оказавшееся очень удачным, придавая сторонникам Ленина ореол внутренней силы и уверенности (можно сравнить со словом «большак» – патриархальный глава крестьянской семьи, обладавший непререкаемым авторитетом). Четвёртые вспомнят про алхимическую свадьбу Ленина и Троцкого, который утверждал: «Если бы ни Ленина, ни меня не было в то время в Петербурге, не было бы и Октябрьской революции». Ответа как не было, так и нет. Просто учтём тот странный факт, что горстка политических авантюристов во главе с Лениным (в феврале 1917 численность партии оценивается в 10 тыс. членов) смогла взять и удержать власть практически над всей территорией бывшей Российской империи, несмотря на попытки развитых стран "отнять и поделить" и профессионального сопротивления остатков царской армии, лидеры которой были совсем не так глупы, как их показывало советское кино. "Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам".

Справедливости ради необходимо сказать, что объективного понимания сути произошедших в 1917-1922 гг. в нашей стране событий нет до сих пор и оно уже вряд ли когда-нибудь случится. Почему именно Россия стала местом проведения глобального социального эксперимента по проверке валидности гипотезы Маркса-Энгельса?Одни винят во всём немцев, которые проплатили большевикам за окончательное разрушение страны. Другие видят причину в вековом затягивании решения земельного вопроса. Новая власть разрубила его одним махом "Декретом о Земле". Третьи укажут на самоназвание партии – "большевики", оказавшееся очень удачным, придавая сторонникам Ленина ореол внутренней силы и уверенности (можно сравнить со словом «большак» – патриархальный глава крестьянской семьи, обладавший непререкаемым авторитетом). Четвёртые вспомнят про алхимическую свадьбу Ленина и Троцкого, который позднее утверждал: «Если бы ни Ленина, ни меня не было в то время в Петербурге, не было бы и Октябрьской революции». Ответа как не было, так и нет. Просто учтём тот странный факт, что горстка политических авантюристов во главе с Лениным (в феврале 1917 численность партии оценивается в 10 тыс. членов) смогла взять и удержать власть практически над всей территорией бывшей Российской империи, несмотря на попытки развитых стран "отнять и поделить" и профессионального сопротивления остатков царской армии, лидеры которой были совсем не так глупы, как их показывало советское кино. "Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам".

Даже самые отъявленные скептики убедились – учение Маркса оказалось не гипотезой, а гениальным провидением: «Но буржуазия не только выковала оружие, несущее ей смерть; она породила и людей, которые направят против неё это оружие, – современных рабочих, пролетариев. …Но с развитием промышленности пролетариат не только возрастает численно; он скопляется в большие массы, сила его растёт, и он всё более её ощущает. …Если не по содержанию, то по форме борьба пролетариата против буржуазии является сначала борьбой национальной. Пролетариат каждой страны, конечно, должен сперва покончить со своей собственной буржуазией… Её гибель и победа пролетариата одинаково неизбежны» (Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии, 1848).

Однако ни Маркс, ни тем более Ленин не очень-то представляли в деталях, как будет работать конкретный завод в эпоху победившего буржуазию пролетариата: откуда берутся нитки для носков, как устроен паровоз и сколько должна составлять зарплата рабочим. В ленинском дореволюционном наследии вы не найдёте никаких мыслей об устройстве государства и общества после революции. Главное – её сделать, а там видно будет. Он рассуждает о ней исключительно в политической плоскости, вопросы же о том, как в этом новом мире будут выпекаться булки и чиниться башмаки, его не волнуют, да и она сама кажется ему далёкой мечтой…

На конференции в Цюрихе в январе 1917 года, за несколько дней до Февральской революции, он писал: «Мы, старики, может быть, не доживём до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодёжь, которая работает так прекрасно в социалистическом движении Швейцарии и всего мира, будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции» (Ленин В. И. "Доклад о революции 1905 года").

И вдруг над Российской империей разрывается бочка с порохом перемешанная в половину с кокаином, и всё закрутилось: война с немцами, отречение царя, убийство Распутина, политическая каша, надвигающийся голод и, наконец – Октябрьский переворот.

Большевики взяли власть. И что? В этот момент, когда вокруг кольцо политических врагов и нужно ещё как-то управляться с этим огромным хозяйством – страной Россией, в двери Кремля стучатся незваные гости – западные социалисты, к которым Ленин до 1917 года относился брезгливо-пренебрежительно. Но сейчас он отнюдь не так разборчив, как раньше. У многих из них, в отличие от самих большевиков, были вполне земные профессии и большой жизненный опыт работы на настоящем производстве. Сам-то Ленин тяжелее ручки в своей жизни ничего в руках не держал (разве что Наденьку?). Он профессиональный революционер-теоретик, деньги которому сначала шлёт маменька, а потом партия. А партия, как известно, добывала деньги любыми путями, но не слишком праведными. Часто чисто по-бандитски.

Вся его трудовая биография – это одна строчка: в 1892-93 гг. помощник присяжного поверенного. И точка.

Среди его соратников людей «от сохи» тоже нет – не их стезя. Они соображают в подпольных типографиях, бомбах, как взбаламутить рабочих и, если нужно, организовать вооруженное нападение на почтовую карету с целью пополнения партийной кассы. Одним словом, не перспективные менеджеры высшего и среднего звена на фабрике или заводе.

Себальд Рутгерс – голландец с социалистическими взглядами, который горел идеей быть полезным русской революции и принять личное участие в построении нового мира. К моменту встречи с Лениным в 1918 году ему уже около 40 лет. Он опытный специалист, повидал мир, имеет массу полезных знакомств в Америке и хорошее резюме. Образованный инженер-железобетонщик, работал на ответственных должностях в больших фирмах в Америке и Европе на строительстве дорог и мостов. В связке с ним – Билл Хейвуд. Он американец, профсоюзный лидер. И Герберт Кальверт – тоже американец, прямо "от станка".

У Рутгерса, в отличие от Ленина, были управленческие навыки – как построить завод и управлять им. Он профессионал и знает, что «булки не растут на деревьях»: где закупить необходимое оборудование, как привлечь из-за рубежа квалифицированных специалистов и устроить коммунальную жизнь в этом «царстве справедливого труда». Немаловажное в этом плане – найти горячую поддержку у социалистов и лидеров рабочего движения в главной цитадели капитализма – Соединённых Штатах Америки.