Саша 19
Бог, кажется, нам надо поговорить
2. Подари мне, пожалуйста, сто пятьдесят шесть оплаченных часов занятий английским языком в новом году. Ведь тогда придется учить. У меня все не получается. Потому что желание это кажется чуть менее захватывающим, чем выбирать себе платье, ландшафт дизайна лужайки для дома на берегу Ла-Манша или сэндвич с курицей или сыром.
Не могу придумать удачное завершение письма. Все эти «Будь здоров» и «Береги себя» звучат немного болезненно, а удачное «С наилучшими пожеланиями» зарезервировано за тобой. Поэтому, и чтобы продемонстрировать серьезность моих намерений…
Best regards,
Aleksandra
Глава четвертая. Что я помню про детство
Ты как-то спросил меня про детство. Точно помню, что рассказала тебе детали в момент какого-то отчаяния.
На самом деле в моем детстве лучшими были два момента. Первый – это дни, когда можно было весь день читать и есть колбасу с хлебом, запивая все это невообразимое счастье черным чаем с сахаром. Второй – Новый год. Скорее даже не сам Новый год, а замирание самой жизни в ожидании подарков и чуда, свидетелем которого мне посчастливится стать.
Еще осенью отец выбирал в тайге елку, которую планировал привезти домой к празднику. Рубил он ее за месяц, связывал ветки веревкой, чтобы не обломать, пока вез ее в санях на снегоходе. Около месяца елка (на самом деле сосна, но мы отчего-то всегда называли ее елкой) стояла на улице, пока в один из ранних декабрьских дней мы не заносили ее в дом.
Отец (но ведь папа же!) вносил ее в дом и оставлял постоять какое-то время, чтобы она расправила и распушила ветки с иголками. В комнате сразу начинало пахнуть смолой с едва уловимым оттенком камфорного масла. От этого хотелось весело подпрыгивать и подплясывать. Елку мы всегда устанавливали в ведро с песком, которое потом не очень умело закутывали белой простыней, торжественно ставя рядом фигурки Деда Мороза и Снегурочки.
Первым на елку вешали гирлянду. Это всегда делал… папа. У нас была старая советская гирлянда с лампочками, похожими на пламя свечи. Самыми красивыми были зеленые лампочки, даже те, с которых кое-где облупилась краска. Бывало, что приходилось совершать над гирляндой какие-то ритуальные танцы и доставать паяльник. Не для того чтобы пытать, а чтобы что-то припаивать (что бы это ни значило). Потом (всегда!) случалась магия, и гирлянда начинала весело и исправно моргать.
Уже после того как гирлянду развешивали на пушистых ветках, я начинала наряжать елку. Мы хранили игрушки в старом фанерном ящике из-под посылки, который спускали с чердака лишь в декабре. Большая часть стеклянных игрушек были старыми, некоторые из них были разбиты, с некоторых слезла краска. Моими любимыми были розовый медвежонок с облезлым правым боком, яркая оранжевая морковка, пластмассовый шар, внутри которого вращалась, кажется, бабочка и мухомор с вызывающей красной шляпкой в блестках. После игрушек шла очередь мишуры и спутанного дождя. Я ставила табуретку и, встав на цыпочки, пыталась набросить почти невесомые блестящие украшения на верхние ветки. И только после этого зажигала гирлянду и звезду. О! У нас была самая настоящая пятиконечная алая звезда. Я больше нигде такой не встречала. Она была точной копией звездочки с погон советских военных, будто зашла к нам в гости со страниц патриотических книг про партизан, пионеров и настоящих товарищей.
Каждый вечер (у нас рано темнело зимой) мы зажигали огоньки. Иногда я садилась перед елкой и долго смотрела на красную яркую звезду на макушке, на стеклянные разноцветные фитильки гирлянды, что окрашивали зеленые иголки цветным мягким светом. О чем я думала тогда, сидя ребенком в темноте зала у елки? Я не помню. Помню только щемящее чувство ожидания счастья и праздника, который (я была точно уверена) обязательно наступит в положенный срок.
За день до Нового года мама начинала готовить и суетиться. Даже на дни рождения и родительские застолья такого разнообразия блюд никогда не было. Новый год до сих пор для меня пахнет мандаринами и ароматной курицей с картошкой. По вкусу же этот праздник сладкий, кислый и соленый одновременно.