Роксана Миллер
Ветер с той стороны
Ян примирительно поддел салфеткой пролитую каплю чая в сантиметре от её ладони.
– До сих пор переживаешь за тот случай четырёхлетней давности?
– Ты шахматы забыл, Ян!
Он старался относиться к этому философски. Ну да, шахматы были его страстью с самого детства – Ян до сих пор помнил день, когда прадед достал с антресолей старинную тяжёлую доску в клеточку. Казалось, что между днём, когда мальчик с любопытством рассматривал лакированные фигуры, и первой победой на школьной олимпиаде была лишь пара выдохов. Шахматы стали его стихией, секретным миром, куда он уходил, когда не стало ни прадеда, ни родителей. Но в день, когда он попал в пространство, искривлённое Агатой, дверь в этот мир для него закрылась. Ян забыл всё, что знал о шахматах. И как бы он ни пытался вернуть себе это знание и вмуровать в собственную голову, оно ускользало, как слова, произнесённые на неизвестном языке.
– Я же говорил, – взгляд Яна смягчился до предела – иначе не получалось в те редкие моменты, когда он видел Агату такой испуганной и виноватой. – Если бы я тогда знал, что потеряю, я всё равно сделал бы снова. Это всё ещё правда. И всегда ею будет.
Она нервно перебирала собственные пальцы, словно собираясь с духом, а затем подняла взгляд на Яна – он знал, каких это требует усилий, и бесконечно это ценил. Несколько секунд Агата смотрела на него так, будто ещё немного – и стены падут, она наконец впустит его и позволит быть ещё ближе, так, как позволено лишь одному человеку для другого. Но искра сверкнула и погасла. На дне каре-зелёных глаз схватывался лёд.
* * *
Город может выбрать любого. В любой момент времени. Никто не знает, какие у него критерии.
Поначалу выбранный им человек ничего не замечает – разве что гулять хочется чаще обычного. Но чем больше он сливается с Городом, тем причудливее и опаснее становятся маршруты: сделать крюк через гаражи вместо привычного парка, сесть в автобус и уехать в старый торговый центр на другом конце города, как пресловутые старушки из анекдотов.
Городу надо, чтобы на него смотрели, иначе он исчезнет.
Шесть лет назад Город выбрал Агату.
* * *
До знакомства с Агатой Ян не любил гулять. Для него Город состоял из разрозненных точек вроде дома, университета, центрального парка, супермаркета. Между ними он перемещался как в тумане даже в самый солнечный день. Отгораживался наушниками, книгами, переписками, рулём. Он не испытывал к Городу неприязни, но и не понимал, за что его можно было любить. Самый обычный провинциальный городок. Разве что горы красивые, пусть и невысокие – максимум полтора километра.
Но с тех пор, как в его жизнь встроились прогулки с Агатой – весьма долгие прогулки – он начал различать новые оттенки Города. Она водила его в места, куда бы он никогда не сунулся сам. В один из летних вечеров они бродили по частному сектору, состоявшему из приземистых краснокирпичных домиков, утопавших в виноградных листьях, а затем вышли к трамвайным рельсам и сели в первый попавшийся трамвай. Он провёз их по окраине, и Ян открыл для себя новый вид на горы – не испорченный безвкусными новостройками. Зимой они пробирались на пустырь, чтобы послушать гул электричества в линиях электропередачи. Летом поднимались на ближайшую к Городу гору – формально она находилась в его пределах, поэтому Агата чувствовала себя хорошо. Там они устраивали пикник на весь день и любовались закатом в его конце. Осенью гуляли по главному парку, давили хрустящие каштановые листья, здоровались со старыми скульптурами, попадавшимися в самых неожиданных местах, и литрами пили кофе. Весной любовались цветущей сливой и отряхивали друг друга от белых лепестков, которые путались в волосах.
С каждой новой прогулкой Ян влюблялся в Город. И не только в него.
* * *
– Спасибо за вечер. И вообще.
– Всегда пожалуйста.
Агата выскользнула из машины, не оборачиваясь, прошла к своему подъезду и исчезла за тёмно-синей дверью. По двору звонко пролетел металлический стук.
Ян откинулся на сиденье и представил, как она ждёт лифт, как открывает ключом пустую квартиру, доставшуюся ей от бабушки – Агата так ничего в ней и не поменяла за годы, прошедшие после смерти Татьяны Михайловны. В глазах Яна заиграли отблески тусклой лампы, которую включила Агата, ему казалось, что в тишине двора он даже услышал, как она бросила сумку у порога, сползла по стене вниз и уткнула лицо в ладони. Скорее всего, она даже не будет пить таблетки и специально даст чувствам разыграться как следует, пока никто не видит. Ему всегда хотелось пойти за ней, настойчиво постучать в дверь и предотвратить то, что будет дальше – она думала, что надёжно прячет под рукавами распухшие костяшки пальцев… Но он помнил, чем это обернулось в прошлый раз. Агата очень не любила, когда кто-то видел её чувства.
* * *
Будильник плавно вытащил его из сна, мягкой волной вынес на берег реальности. Ян приоткрыл глаза, пошевелил пальцами и, убедившись, что точно проснулся, сделал то, что вот уже четыре года было его утренним ритуалом. То, о чём Агата напоминала чуть ли не каждый день, и эти напоминания окутывали его сердце сладкой ватой – она волнуется о нём, значит, хоть что-то она всё же чувствует…
– Авдеев Ян Романович, родился двенадцатого января девяносто шестого… – привычно выпалил он, словно диктуя доверенность невидимому нотариусу.
Фамилия, имя, отчество, дата рождения, адрес, события прошлого дня вплоть до момента укладывания в постель… Агата настаивала, чтобы он всегда держал в голове линейность времени: помнил, как он оказался в том или ином месте, вёл дневник, внимательно смотрел в зеркало, записывал важные вещи.
– Пожалуйста, фиксируй себя в реальности, – просила она тоном строгой учительницы. – Я так или иначе искажаю её всегда.
– Я обещаю, – покорно отвечал он. И всегда выполнял обещание. Хотя часто ловил себя на мысли, что перспектива заглянуть за текстуры мира, куда проваливается подруга, его скорее интригует, чем пугает.
Утро прорывалось в окна сентябрьским золотым светом, отражавшимся в осколках пожелтевшей листвы, и далёким, едва различимым запахов сгоревших листьев. Ян сварил побольше кофе и приступил к другому своему регулярному ритуалу. Каждое воскресенье – а сегодня было именно оно – он доставал потрёпанную шахматную доску, включал видеоуроки и пытался восстановить хоть что-то. Он внимательно смотрел видео, вёл конспекты, переставлял фигуры, но в конечном счёте не продвигался ни на шаг. С тем же успехом Ян мог слушать лекции по ядерной физике. Информация просто не задерживалась в его голове, а записи казались сделанными чужой рукой.
Агата была уверена, что он злится на неё из-за этого. Но Ян не врал, когда говорил, что пожертвовал бы памятью о шахматах снова, если бы мог вернуться в тот день. Он бы и гораздо больше отдал. А шахматы… Ян знал, что никогда их больше не вспомнит. Но в те часы, когда его пальцы бездумно двигали фигурки по клеткам, он чувствовал себя немного сильнее.
* * *
Через несколько дней после того, как Ян нашёл почти парализованную Агату у пруда и вернул в Город, они встретились снова. Это был их первый раз в «Отражении». Они сидели на веранде, кутаясь в пледы и молчаливо потягивая белое вино. Обычно Ян пил красное, но в тот вечер решил из любопытства сделать исключение и попробовать то же, что Агата. С тех пор к красному вину он больше не притрагивался.
– Почему ты поверил мне? – вдруг спросила она.
Ян облизал пересохшие губы и отпил ещё вина. Настал его черёд рассказывать о вещах, увидев которые, к нормальной жизни не вернёшься никогда – потому что теперь знаешь, что никакой нормальной жизни попросту не существует.
– Была у меня много лет назад соседка… – начал он и замолчал, подбирая слова. – Странная.
Странности у Инны из тридцать восьмой квартиры начались внезапно. Ян помнил, что всё началось с двери нараспашку – он даже было решил, что кто-то умер, а потом вспомнил, что соседка последние лет десять жила одна. Это повторялось из раза в раз, пока жильцы наконец не спросили, в чём дело. Инна отмолчалась, но дверь всё равно держала открытой – правда, теперь не нараспашку. Когда четырнадцатилетний Ян поднимался к себе, он всегда задерживал взгляд на тёмной щели, и ему казалось, что что-то смотрело оттуда в ответ.
Окна Инна тоже перестала закрывать, даже зимой, но это соседей уже не волновало. Со временем они словно перестали замечать её. Со странными людьми так проще.
Но через несколько месяцев Инна начала напоминать Яну о своём присутствии за стеной каждый день. Соседка уходила каждое утро, ровно в пять утра, гремя тяжёлыми ключами – по крайней мере, она закрывала дверь в своё отсутствие. Возвращалась она за полночь, всё так же сопровождая появление на лестничной площадке металлическим перезвоном. Объяснение напрашивалось одно: Инна нашла работу. Но что это за работа такая – с раннего утра до поздней ночи, да ещё и, как выяснилось позже, без выходных и праздников, – Ян предположить не мог.
Он так и не узнал. В один из ничем не примечательных дней, по дороге из школы, он увидел Инну в последний раз.
Ян не мог объяснить, что его дёрнуло пойти не по главной улице, как обычно, а свернуть во двор приплющенной двухэтажки, балконы которой напоминали перезревшие плоды, готовые в любой момент рухнуть на землю. Даже если у него была какая-то цель, он забыл о ней в тот момент, когда заметил Инну.
