С. В. Кейн
Ящик с костями

Глава 3

Снег приглушил все звуки, и из-за этой тишины, пробравшейся в его сны, Рэймонд резко проснулся. Он лежал в кровати с бешено колотящимся сердцем и пытался понять, что же изменилось. Затем он осознал, что не слышит ни сирен, ни птиц, ни выхлопов машин; даже гул самолетов, вылетавших ранним утром, доносился откуда-то издалека. Просачивавшийся в комнату свет тоже был каким-то другим. Приподнявшись на локте, мужчина выглянул в окно – и не поверил своим глазам. Прошлой ночью он видел несколько снежинок, но ни за что в жизни не поверил бы, что пойдет такой густой снег. На него нахлынуло облегчение – снегопад был как нельзя кстати, – и он снова опустился на подушку. На его лице играла улыбка.

Рэймонд прожил на территории психбольницы «Блэквотер» почти двадцать три года, а до этого находился здесь в качестве пациента. В больницу он попал вскоре после того, как его мать погибла при пожаре. Ему тогда было всего семнадцать. Когда двадцать семь лет назад «Блэквотер» закрылась, Рэймонд так и не покинул больницу. Официально – да, как и все остальные пациенты, вот только он продолжал возвращаться сюда снова и снова. Он просто не мог жить вдали от лечебницы и в конце концов обосновался в старом доме привратника, что стоял на небольшом пятачке близ реки. Поначалу никто не знал, что он там живет, а если и знали, то им было все равно. Он никого не беспокоил и занимался своими делами, избегая любых конфликтов. А затем появились они, бесконечная вереница. «Они» – это застройщики, и Рэймонд ненавидел их всех до единого. Естественно, все они хотели избавиться от него, но это было не так-то просто. По правде говоря, «Блэквотер» была ему не просто домом – для него она была целым миром. Покинуть ее было все равно что уничтожить себя. Рэймонд уже сбился со счета, сколько планов застройки сорвалось за все эти годы. Этот сценарий повторялся вновь и вновь, столько раз, что он искренне поверил: больница «Блэквотер» живет собственной жизнью. Она могла поглотить тебя – и, если ты ей не понравишься, выплюнуть. Чтобы ее уничтожить, недостаточно одного застройщика в модном костюмчике, охваченного жаждой наживы. По крайней мере, так Рэймонд считал, пока не появился Патрик Колдер.

Сначала тот ничем не отличался от остальных, и Рэймонд не особо обращал на него внимание, но через несколько месяцев стало ясно, что Патрик Колдер из другого теста. Осознав, что тот не собирается повторять ошибки своих предшественников, Рэймонд впервые за двадцать с лишним лет поверил, что, возможно, всему настал конец. Почти потеряв всякую надежду, он последовал совету своей подруги, миссис Муир из пансиона «Лаванда» (туда он собирался перебраться, если «Блэквотер» закроют), и обратился за юридической помощью. К его удивлению, оказалось, что у него есть права поселенца на незанятой земле – в конце концов, он прожил там более двадцати лет, и это означало, что небольшой клочок земли, на котором стоял старый дом привратника, теперь принадлежал ему по закону. Рэймонду все еще не верилось, что он выиграл, что он и правда победил такого человека, как Патрик Колдер. Колдер был в ярости и дал понять: если Рэймонда увидят на территории «Блэквотер» за пределами отведенных границ, последствия будут серьезными. Это не пугало Рэймонда: он по-прежнему мог делать что хотел. Просто нужно было вести себя осторожнее, чтобы его не поймали.

Через несколько минут он поднялся с кровати и принялся искать спички, чтобы зажечь газовую плиту и приготовить чай. Он размышлял о сложившейся ситуации. С его домом ничего не сделают, это точно, но теперь беспокоили другие моменты, связанные с его пребыванием в «Блэквотер». Строители должны были начать работу прямо сегодня – а значит, у него будут определенные проблемы с передвижением. Вдобавок ко всему, в последние месяцы кто-то еще повадился приходить в «Блэквотер» – тот, кого он прозвал Пронырой. Снег может остановить на несколько дней подрядчиков, но не Проныру. Тот сам себе закон.

Рэймонд схватил с сушилки кружку и потянулся за стоявшей на полке банкой с чаем. Пальцы коснулись урны, которую он поместил между банкой и сахарницей. Мужчина улыбнулся. Он опустил чайный пакетик в кружку и вернул банку на полку.

– Хотел бы я, чтобы ты была рядом, – пробормотал он.

Забравшись обратно в постель, Рэймонд натянул одеяло до подбородка, поскольку было очень холодно, и подождал, пока закипит чайник. За все эти годы у него развилось сильное шестое чувство: нарушители, незваные гости, сталкеры, вандалы – называйте как хотите, – он всегда знал, когда они здесь. Последние несколько месяцев, однако, сюда постоянно наведывался кто-то еще, и Рэймонд снова видел его прошлой ночью. После пары таких визитов он решил, что это просто еще один нарушитель, или вандал, или даже кто-то из шпионов, но месяцы шли, и в его душу начали закрадываться сомнения. Те посетители редко приходили поодиночке и обычно плохо ориентировались на территории. А еще они не появлялись здесь каждую неделю – в отличие от Проныры, кем бы он ни был. Или, скорее, чем бы он ни был: недавно Рэймонд пришел к заключению, что Проныра – привидение. Это было единственно возможным объяснением; свыкнувшись с этой мыслью, он почувствовал себя немного спокойнее.

Чайник закипел – Рэймонду с кровати было видно, что пар затуманил окна маленькой гостиной. Мужчина встал, налил в кружку кипяток и стал наблюдать, как чайный пакетик плавает в воде, окрашивая ее в почти что черный цвет. Потом он вытащил пакетик и бросил его в раковину. Тот издал хлюпающий звук и остался лежать там, словно маленький зверек, ставший добычей кошки. Рэймонду удалось вытряхнуть несколько капель молока из замерзшей упаковки. Потянувшись за сахаром, он снова задел пальцами урну. Добавил две ложки сахара, быстро отхлебнул из кружки – и сразу же обжег язык.

Потом он включил керосиновый обогреватель и быстро оделся, пока чай остывал до нормальной температуры. Рэймонду были нужны новые ботинки – его нынешние начали протекать, – и он гадал, устроят ли в церкви еще одну благотворительную распродажу. Возможно, ему удастся убедить миссис Муир из пансиона приготовить для него ванну (если он правильно разыграет карты – может быть, даже ужин), но только если она еще не принялась за шерри. Одевшись, Рэймонд распахнул входную дверь и вышел на крыльцо, вдыхая холодный, упоительно свежий воздух. Собравшись сделать глоток чая, он внезапно почувствовал, что уже не один. Мужчина остановился, пытаясь уловить хоть малейший звук и вглядываясь в лес вокруг дома. Было тихо – по-блэквотерски тихо, как он это называл. Это ведь не может быть Проныра, в такой-то час?

Рэймонд повернулся, собираясь войти в дом, но тут же застыл на месте: где-то вдалеке послышался голос. Он не ошибся, здесь кто-то был: наверное, подрядчики, несмотря на снег, приехали пораньше. Мужчина выпил чай, поставил кружку в раковину, быстро заправил постель, обмотал шарфом голову на манер тюрбана и вышел из дома. Пробираясь по дорожке среди деревьев, он почувствовал, что на обожженном нёбе проступает волдырь. Мама все время твердила ему не пить чай слишком быстро: «Обожжешь язык, Рэй, милый». Он улыбнулся при этом воспоминании, пусть оно и было таким обыденным. Боже, как же он скучал по ней…

Глава 4

– Почему, черт возьми, никто раньше не упоминал этого Свита? – ворчал Андерсон по пути к старому дому привратника.

Кирби думал о том же, но негодовал молча.

Дом располагался на небольшом участке, со всех сторон укрытом деревьями и зарослями. Через них шла тропинка, но неопытному глазу было трудно ее заметить. Кирби точно не знал, чего ожидал, но маленький дом стал для него сюрпризом. Все прочие здания, которые он тут видел, источали дух запустения и упадка, но только не старый дом привратника. Он был одноэтажным, с высоким фундаментом, с небольшой лестницей, ведущей на деревянное крыльцо, и стрельчатой аркой у входа. Стены были подкрашены, а само здание, казалось, находилось в хорошем состоянии. На двух фасадных окнах висели ящики для цветов, сейчас пустовавшие. С левой стороны к дому примыкала пристройка со стенами из листов металла – что-то вроде старого сарая. Даже от нее исходило какое-то деревенское очарование. Как бы то ни было, Свит гордился своим домом, и Кирби гадал, сколько стоит эта земля, если утверждения Симмонса о правах поселенца были правдой.

Андерсон заглянул в окно, чтобы понять, дома ли Рэймонд Свит: на его стук в дверь никто не отозвался. Дом был заперт. На снегу виднелись свежие следы от порога к деревьям. Кирби готов был поклясться, что они ведут к входу на Дейлсфорд-роуд.

– Его здесь нет, – зачем-то констатировал Андерсон и обошел вокруг здания.

Кирби пошел по свежим следам на снегу, пытаясь не затоптать их. Они исчезали под ветками деревьев, но дальше вела отчетливо видневшаяся тропинка, и следы, конечно же, снова появлялись. Кирби смог дойти по ним до бокового входа на Дейлсфорд-роуд. Сбоку от двустворчатых кованых ворот были еще одни, поменьше. Большие ворота с болтами наверху были закрыты металлическим листом. Маленькие также были оснащены болтами, но без загородки сверху, поэтому детектив мог видеть через них дорогу. На покрытой ржавчиной металлической цепи блестел новый навесной замок. Следы вели к маленьким боковым воротам, которые, судя по всему, недавно открывали и закрывали: снег там был сдвинут полукругом. Кирби отправился обратно к дому привратника в мрачном расположении духа.

– Что-то нашел? – поинтересовался Андерсон у вернувшегося детектива.

Тот покачал головой.

– Он ушел, – Кирби достал телефон и набрал номер офиса. Трубку поднял Марк Дрейтон.

– Лью, что случилось?

– Проверь для меня Рэймонда Свита, хорошо? Он, судя по всему, бывший пациент психбольницы «Блэквотер» и живет на ее территории. Я хочу знать о нем все, – Кирби оглядел дом и пристройку в стиле хижины Робинзона, а потом повесил трубку.

Задребезжал телефон Андерсона.

– Приехали медэксперты, – сказал он, прочитав сообщение. – Идешь?

– Я догоню тебя через минуту, – ответил Кирби. Он хотел немного побыть здесь один, чтобы прочувствовать это место и попытаться понять личность Свита. Когда приглушенные шаги Андерсона затихли вдалеке, на маленьком участке воцарилась тишина. Трудно было представить, что совсем рядом находится городская дорога, не говоря уже о домах и квартирах, которые люди покинули тем утром, чтобы отправиться на работу (или спали там сейчас, уютно устроившись в постели после ночной смены). Жизнь шла своим чередом, но этот участок, казалось, словно принадлежал другому миру. Снег лежал на ветвях деревьев, словно сахарная глазурь – за ночь выпало добрых несколько дюймов, – а земля была покрыта ровным нетронутым покровом. Детектив гадал, каково это – жить здесь одному, да еще и на территории учреждения, которое когда-то изолировало тебя от общества.

Кирби ходил вокруг дома и заглядывал в окна; перед глазами у него периодически всплывал образ мертвой женщины. Разглядеть что-то внутри дома было сложно, потому что в помещении царила темнота, и после ярко блестевшего снега глазам нужно было привыкнуть к мраку. В целом жилище казалось довольно ухоженным – сушилка для посуды и маленький кухонный столик чистые, даже кровать заправлена, – но все свободное место было загромождено разнообразными предметами. Детектив обошел вокруг дома, вернулся к окну, расположенному над кроватью, и снова заглянул внутрь. На прикроватном столике стояли будильник и фотография в рамке. Кирби уже собирался уйти, но что-то привлекло его взгляд – предмет, наполовину скрытый тенью. Он отгородился от света руками, пытаясь получше рассмотреть, что там, и сперва ему показалось, что это Свит наблюдает за ним изнутри. Когда глаза привыкли к темноте, он осознал, что это вовсе не Свит, а какая-то кукла. Что это, манекен? Детектив переместился от запотевшего участка стекла и снова начал всматриваться внутрь помещения, стараясь сдерживать дыхание. Хотя так было видно лучше, но в доме все равно было слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Лишь в одном Кирби теперь не сомневался: на кукле висело пальто, и, насколько он мог судить, – женское.

Глава 5

– Эд, это я. Где ты? Позвони мне. Сообщи, все ли в порядке, – Конни завершила звонок, засунула телефон в карман и достала ключи. Где же, черт возьми, он пропадает? Она распахнула тяжелую деревянную дверь и вместе с большим рулоном чертежей протиснулась внутрь, позволив двери захлопнуться за ней. Ее друг Эд работал в местной школе, которая сегодня была закрыта из-за непогоды, так что причин не позвонить у него не было, особенно после прошлой ночи.

Прислонив рулон с чертежами к стене, Конни подошла к шкафчику с сигнализацией и уже собиралась открыть дверцу, как вдруг поняла, что сигнала не слышно. Заходя внутрь, она была так погружена в мысли, что даже не заметила этого. Панель сигнализации выглядела как обычно, огонек, сообщавший об ошибке, не мигал. Возможно, ее босс, Ричард Бонаро, забыл включить сигнализацию прошлым вечером, когда уходил с работы. По крайней мере, она знала, что ее вины тут нет. Вчера вечером Конни возвращалась из Оксфорда в еле ползущем поезде, с этими проклятыми чертежами, которые она только что притащила сюда под падающим снегом… Воспоминание о поездке вызвало раздражение: в поезде не было ни буфета, ни отопления, ни информационного табло. Чертов кошмар. Впрочем, это было бы не так уж важно, если бы она не собиралась встретиться с Эдом.

Взяв рулон с чертежами под мышку, Конни начала подниматься по лестнице в главный читальный зал.

Официально Конни работала в ХАЧБ – Хранилище архитектурных чертежей и брошюр – в должности архивариуса, но на самом деле занималась всем понемногу. Ей даже поручили проводить экскурсии по Хранилищу, хотя о существовании этого места мало кто знал. Каким-то образом ХАЧБ стало «спрятанным сокровищем» на сайте популярных культурных мест, и время от времени неустрашимые японские студенты просили провести здесь организованные экскурсии. Вообще-то, это натолкнуло ее на одну мысль, но о своей идее она пока еще никому не рассказывала, даже Эду и их общему близкому другу Кроту.

Добравшись до верхнего пролета, Конни остановилась. Дверь в офис была приоткрыта. Возможно, именно поэтому сигнализация не сработала: чтобы она включилась, все основные внутренние двери должны быть надлежащим образом закрыты. Бонаро, должно быть, пригласил одного из своих богатых друзей, чтобы вытрясти из того денег, и забыл правильно закрыть Хранилище – так и не осознав, что сигнализация не включилась. Приоткрыв дверь, девушка вошла в небольшую приемную перед главным читальным залом и небрежно бросила рулон с чертежами на пол. Она подошла к своему рабочему столу и скинула пальто, а затем подняла жалюзи, скрывавшие большие панорамные окна, которые выходили на маленькую площадь. Сегодня площадь выглядела как на картинке: на деревьях лежал снег, не было видно ни души. Впустив в зал солнечный свет, Конни отправилась на маленькую кухню, расположенную в дальней части здания: женщина мечтала о кофе, потому что сегодня по пути сюда не смогла, как обычно, заскочить в придорожное кафе – оно было закрыто из-за снегопада. Проходя мимо кабинета Бонаро, расположенного справа по коридору, Конни остановилась. Она могла бы поклясться, что услышала какой-то звук. Деревянный пол в его кабинете издавал характерный скрип, который ни с чем не спутаешь. Вот только сегодня Бонаро не должен сидеть в кабинете. Тогда кто там был?

Она остановилась у двери и, немного помедлив, постучала.

– Ричард, ты здесь? – Снова скрип. Кто-то ходил внутри. Это же Бонаро, верно? Ни у кого больше не было кода отключения сигнализации, кроме попечителей музейного фонда, но никто из них не пришел бы сюда. Они все жили в Уимблдоне и редко заглядывали в хранилище, к большому облегчению Бонаро и Конни.

Звуки стихли, и неожиданно для себя девушка осознала, что затаила дыхание. Это было нелепо: никто не смог бы попасть в здание, не отключив сигнализацию, да и потом – кому придет в голову забираться в такое место, как ХАЧБ? Конни уже собиралась взяться за дверную ручку, когда снова услышала скрип, более громкий. Кто бы там ни находился, сейчас он стоял прямо за дверью.

Конни снова постучала, уже сильнее, и повернула ручку двери. Заперто… Девушка быстро отпустила ручку и шагнула назад, не понимая, что происходит. Зачем Бонаро запираться в собственном кабинете? Тут она услышала, как в замке повернулся ключ, и увидела, что ручка двигается. Дверь приоткрылась на несколько дюймов, и Конни отступила еще на шаг. Не пора ли уносить отсюда ноги? Прежде чем она успела решить, что делать, дверь распахнулась, и в проеме появилось испуганное лицо Бонаро.

– Конни? Что ты тут делаешь? – спросил он.

– Принесла чертежи, которые вчера забрала из Оксфорда. Боже мой, ты меня напугал. Разве ты не слышал, как я стучала?

Бонаро покачал головой.

– Прости, нет…

– Я не знала, что ты будешь сегодня в офисе. Я подумала, что здесь грабитель.

Бонаро казался слегка сбитым с толку.

– Я разговаривал по телефону и не слышал тебя.

– Почему дверь была заперта? – поинтересовалась она.

– А, это… Я сделал дубликат ключа и проверял, подходит ли он.

– Ясно, – сказала Конни, гадая, зачем ему понадобился дубликат. – Поняла.

– Прошлым вечером я забыл здесь свой чертов бумажник, – сказал Бонаро, хлопая по карману пиджака. – Оказалось, что очень кстати: как только я вошел, зазвонил телефон. Я только что разговаривал с исполнителем завещания Хелен Лайнхен касательно ее имущества.

Конни нахмурилась: имя показалось ей смутно знакомым, но она не могла вспомнить, где его слышала.

– Напомни?

– Ее семья владела домом Марш… ну помнишь, у реки в Баттерси? Она умерла в конце прошлого года.

Конни точно знала, где находится дом Марш: рядом с «Блэквотер». Там она должна была встретиться с Эдом, если бы не застряла в том проклятом поезде.

– Чего они хотели? – она пыталась говорить ровным голосом.

– Миссис Лайнхен оставила нам чертежи дома и сада.

– Правда? Это отличная новость. А их количество известно? – в голове лихорадочно крутились мысли. – И не оставила ли она нам еще чего-нибудь?

Бонаро покачал головой.

– Известно лишь, что все уместилось в одной папке, за исключением пары учетных журналов. А насчет точного содержимого этой папки, – он пожал плечами, – можно только догадываться. Сомневаюсь, что исполнители завещания заглядывали в нее.

– Значит, среди прочего там могут быть чертежи «Блэквотер»…

Бонаро улыбнулся:

– Не будем забегать вперед, но думаю, что это возможно. В любом случае чертежи станут существенным пополнением коллекции архитектурных планов других больниц Джеймса Невилла, которые у нас уже есть. Я договорился, что ты заберешь их в следующий понедельник днем. Один из членов семьи разбирает там вещи. Вот имя и номер телефона. – Он передал ей вырванный из блокнота листок, а потом взглянул на часы. – Черт, мне пора: опаздываю к дантисту.

– Удивлена, что стоматология открыта, – заметила Конни, вспоминая все те закрытые заведения, мимо которых проехала по пути сюда.

Бонаро скривился:

– Закон подлости, не так ли?

– Ага. Что ж, удачи.

– О, и завтра мне нужно кое-что с тобой обсудить. Пообщаемся за кофе, как только придешь, хорошо? – спросил он, закрывая дверь кабинета. – Если я все еще смогу говорить.

Конни улыбнулась.

– Хорошо. Может, намекнешь, о чем разговор?

– Тебе придется подождать. Но волноваться не о чем, – сказал он, поспешно проходя мимо нее и оставляя за собой ароматный шлейф лосьона после бритья «Флорис». – Пока.

– Пока, – Конни услышала, как металлические набойки на его ботинках застучали по каменным ступенькам, а затем в коридоре раздалось эхо от захлопнувшейся парадной двери. Убедившись, что Бонаро ушел, девушка открыла дверь в его кабинет и заглянула внутрь. На столе стояла коробка с чертежами Джеймса Невилла. Конни подошла и подняла крышку: в коробке лежали сделанные Невиллом чертежи психиатрических больниц девятнадцатого века – те, что она так тщательно каталогизировала год назад. В ХАЧБ находились чертежи всех психиатрических лечебниц, за исключением «Блэквотер»: они так и не были найдены. Интересно, кому Бонаро показывал чертежи… Она вернула крышку на место. Выйдя из комнаты, Конни подумала об Эде. Ему уже давно пора было позвонить ей, ведь он знал, как сильно она будет волноваться… В животе заныло. «Пожалуйста, только бы это не произошло снова», – подумала она по дороге на кухню.