Роман Воронов
Океан
Удар милосердия
Повержен враг, над ним витает
Мучительной кончины тень,
И он, с нагрудника ремень
Сорвав, о смерти умоляет.
Если полистаете Великую Книгу, то против своего Имени (конечно, не того, что носите сейчас, а того, что дал вам Создатель) при разделении себя на части обязательно наткнётесь на одно воплощение в мужском теле во времена, когда людям не жилось спокойно и споры местного или национального масштаба решались бойней с использованием всего, что успели изобрести или просто оказалось под рукой.
Итак, вы мужчина средних лет (как правило, здесь дольше не живут, всё-таки Средние века), среднего достатка, среднего умственного развития (не забываем о Средневековье), но кое-что всё же имеется за душой – три десятка предыдущих воплощений дают о себе знать, и кое-какими навыками вы обладаете (спасибо отцу, научил обращаться с оружием).
Вы объезжаете свои владения, а это восточная часть леса, заливной луг с речушкой и мельницей да десяток домов с крестьянами. Всё досталось от уже упомянутого выше, но почившего к этому моменту – будь неладно Средневековье – родителя. Вдруг в конце луга вы слышите истошный визг овцы. Неизвестный накинул верёвку на шею бедного животного и тащит добычу в лес. Овца ваша, лес в этой части тоже ваш и ваша законная реакция – пришпорить кобылу, что вы и делаете. Злоумышленник, видя, что его замысел раскрыт, бросает овцу и пытается скрыться в лесу, применяя маневрирующий бег, то есть петляет, как заяц, справедливо опасаясь получить стрелу в спину. Этого вида оружия у вас при себе нет, зато имеется длинный нож, им удобно выковыривать мелкие камни из лошадиных подков. Настигнув беглеца у самой кромки леса, вы сбиваете его с ног кобылой, но не со зла, просто вовремя не приструнив её, видимо, о чём-то задумавшись. Бедняга с переломанным позвоночником корчится на траве, хрипит и не может пошевелить ни чреслами, ни головой.
Это обычный крестьянин из соседней деревни, нищий вассал такого же нищего феодала, как и вы. Широко выпученные глаза смотрят на вас не с укором, а с мольбой, и вы понимаете – этот человек либо обездвижен на всю жизнь, либо смерть его будет долгой и мучительной, и виноваты в этом вы. Конечно, он вор, но кто знает его резоны? Голодающие дети, умирающая мать, отец-калека, нищета, болезни, беззаконие… Одним словом, Средневековье.
И вот перед вами нищий со сломанной спиной и судьбой, прямо глядя вам в глаза, требует, не произнося ни слова, удара милосердия. Здесь не поле боя, где поверженный в долгом и честном поединке знатный рыцарь молит вас о прекращении мук, это пастбище, и в свидетелях один Бог.
Закрывайте Великую Книгу, некоторые события должны пока остаться тайной.
А пока поднимемся вверх, туда, где существует только энергия, лишённая формы, но определяемая цветом и звуком. Два энергетических существа вступили в близкий контакт, оба имеют приблизительно одинаковые цвета и близки по звучанию. В проявленном плане носители таких энергий – люди одного уровня знаний и потребностей. В результате их контакта произошло взаимное пересечение полей и перераспределение энергий. Одно существо меркнет и затихает, теряя энергию, другое, забирая её как самую близкую и доступную, тем не менее не звучит выше и не повышает яркость. Энергия уходит на принятие решения, на осознание момента. Вся энергия принадлежит Создателю и должна уходить к нему, а существо около затухающего перехватывает её. Это спор с Богом. Если заберёт себе всю чужую энергию, поставит себя выше Бога, но стать выше Высшего нельзя, это возможно через иллюзию отражения, вверх ногами, в мире, энергетически противоположном миру Создателя.
Открываем Великую Книгу заново. Вы добрый и милосердный человек, вы идёте к соседу и за восемь овец выкупаете у него калеку вместе с семьёй. Да, это обуза, но дочь прикованного к постели отца оказывается гениальной прядильщицей, а чистейшие воды ручья способствуют появлению в вашей деревне отличной нити, и вы неожиданно для всех и себя богатеете на овечьей шерсти.
Сверху же имеющие крылья ангелы видят, как существо, приняв для себя решение, полностью вернуло поток энергии, принадлежащей Богу. Богу, который перенаправил его обратно, увеличив семикратно интенсивность энергии. Ну а вам в следующем воплощении как более высокому потенциалу уготована роль священника, ведь понятие милосердия вам, как уже видно, не чуждо.
Но Великую Книгу можно листать и задом наперёд. Попробуем? Открываем – вы склонились над крестьянином, он стонет от боли, пронзающей всё его тело при малейшей попытке пошевелиться.
– Ты слышишь меня? – спрашиваете вы.
Бедняга моргает глазами, значит, слышит.
– Тебя стоило бы бросить здесь на съедение собакам, но я благородный человек, хотя тебе этого и не понять.
Вы вынимаете нож и всаживаете ему в грудь удар милосердия. Вздох облегчения, всё кончено. Вы цепляете верёвку к седлу, привязываете труп за ноги и, оттащив его к ручью, сбрасываете в воду. Вы взяли себе принадлежащее Богу. Посмотрите в воды ручья – вы стоите выше Создателя, только вверх ногами. Ваш сосуд не предназначен для такого количества энергии, вас разорвёт буквально завтра, когда нанятые соседом-феодалом дикари сожгут вашу деревню, а вы, схватив нож с неостывшей на нём кровью несчастного и бросившись на толпу наёмников, будете насажены на вилы. И с большой долей вероятности следующее воплощение вы встретите ребёнком с врождённым параличом ног.
Захлопнув Великую Книгу, задайтесь вопросом, кто же придумал мизерикордию? Ответ поможет в написании новых страниц с вашим Именем.
Океан
1
Я спал. Я все ещё спал, когда ночной воздух наполнился свистом первых стрел, превращающих походные шатры и спины тех, кто в них находился, в решето. Я продолжал спать даже тогда, когда ржание раненых лошадей перешло в хрип агонии умирающих животных, а крики людей наполнили ужасом весь лагерь. Нападение было подготовлено по всем правилам военного искусства: лучники били с трёх сторон по секторам, оставив свободным проход к лесу, где стрелы были бесполезны, но там, в черноте листвы, уже ждали своего часа лёгкие копьеносцы. Меня разбудил капрал, громила по прозвищу Малыш, подкошенный дюжиной стрел, рухнул на меня всем своим весом, и я, толком не проснувшись, потерял сознание.
Малыш спас меня. Его недолюбливали за чрезмерную придирчивость к новобранцам, злой язык и невыносимую потливость, но в бою он был первым в самой гуще, и его огромный цвайхендер разгонял пехоту врага, как галерное весло мальков на мелководье. Кровь капрала залила моё лицо, и копьеносец просто прошёл мимо, приняв меня за мёртвого. Перешагнув, он отправился на стон раненого и, не обращая внимания на мольбы о пощаде, безразлично проткнул копьём горло бедняги. Здесь, в лагере, стало мертвяще тихо, только в глубине лесной чащи ещё слышались обрывки редких стычек – бойня заканчивалась.
Я очнулся к полудню, солнце успело запечь кровь Малыша на моих глазах, и я с трудом разодрал веки. Свет ослепил, раздавил, разорвал всё внутри, я не смог сделать вдох – вот уже несколько часов мертвец лежал на мне, придавливая железным нагрудником мой хребет к Хребту Незыблемых Гор. С капралом пришлось повозиться около четверти часа, убиенный хоть и перестал вонять, но изрядно прибавил в весе, и всякая попытка избавиться от него каждый раз приводила к резкой боли в грудине – похоже, Малыш всё-таки сломал мне пару рёбер. Поднявшись на ноги, я оглядел то, что вчера вечером было хорошо организованным лагерем Летучих Уланов. Триста всадников, ставших на ночлег на своей земле, как оказалось, повели себя беспечно. Все они, кроме одного, погибли. Большинство встретило смерть во сне – снятые доспехи лежали подле окровавленных тел, напоминающих морских ежей, ощетинившихся тёмными иглами-стрелами. Многие эоны лет назад здесь, на месте Незыблемых, был Великий Океан, и мне казалось сейчас, что вся толща вод его давит на посмевшего спуститься и попрать дно ногою недостойного. Океан говорил – я не понимал, Океан подсказывал – я не находил, не находил в себе ни жалости к погибшим товарищам, ни страха за собственную жизнь, ни оружия. Да, оружие – вот то, что было в этой давящей мысли, что злило, раздражало и было так необходимо. Энсиноорцы собрали всё. Я бродил по дну Океана битых два или три часа, голыми руками переворачивая морских ежей, но так ничего и не нашёл. Лес, до этой минуты притихший, начал наполняться едва различимыми звуками. Оставаться в лагере стало небезопасно и я, прихватив несколько стрел, развернулся в сторону Энсиноора – путь домой был отрезан.
Я не знал эту местность. Солнце начинало подкатываться к вершинам Незыблемых, и я рисковал встретить ночь на открытом плато, единственным украшением которого были редкие проплешины сухого, колючего кустарника. Через некоторое время земля под ногами сменила жёлтый оттенок на красный, горы приближались ко мне медленнее закатного часа, жажда, давно обосновавшаяся во рту, горячей змеёй заползала в горло, каждый вдох пробегал по рёбрам неумелыми пальцами начинающего струнника, а выдох выносил наружу кровь с липкой, наполненной песчинками, слюной. Я остановился, готовый упасть в бурую пыль прямо здесь, когда сзади раздался отчётливый вздох лошади… Отчаяние, нет, обида вспыхнула во мне, обида на Океан за его молчание, ведь я все ещё на дне, в его стихии, и надеялся на подсказки. Собранные стрелы я заткнул за пояс на спине, тот, кто был сзади, видел их, мне осталось только повернуться лицом к судьбе и принять её с достоинством. Передо мной стоял конь, наш, эрриорский скакун без всадника, он был ранен. В его шее торчали две стрелы, ещё две попали в левую ногу, одна повисла на ухе, пробив его насквозь. Конь фыркнул и ткнулся мордой в моё плечо, признав своего, а я обнял его за шею, и слёзы наконец-то стали наполнять высохший Океан.
К луке седла был пристегнут арбалет, в походной сумке нашлось два арбалетных болта и фляга с водой, её хватило промыть раны от стрел моего спасителя и вытащить змею из моего горла.
– Океан, я люблю тебя, – сказал я Океану и посмотрел на коня. Вот и имя для моего нежданного спутника!
Эта порода лошадей для пастбищ выбирает шелковистые ковры разнотравий в речных долинах благословенного Эрриора и имеет весёлый нрав, выносливость мула и преданность первому хозяину. Океан не забыл того, кого носил на себе, но приняв новое имя, принял и меня в седло. Я благодарно чмокнул конскую шею, но, едва тронувшись, он тут же упал на подкосившиеся ноги. Раненый конь не мог нести и собственного веса, не говоря уже о седоке. Я опустился в бурую пыль подле него в отчаянии и бессилии и вдруг увидел чудо: в трёх шагах от нас, в расщелине, рос Незрим-Цвет, низкорослый краснолистный кустарник, заметить который сидя верхом невозможно. Листы Незрима имеют мясистую структуру и очень питательны. В походах встретить это растение было большой удачей – одного листа хватало для утоления голода взрослого мужчины на два дня. Не поднимаясь с земли, боясь спугнуть подарок судьбы, я подполз к кустарнику, но рука моя остановилась на полпути – всего один листок кормил само растение, и сорвать его означало убить Незрим-Цвет. Секунду спустя губы мои, прошептав извинения, отщипнули половинку спасительной мякоти, вторую же половину мгновенно проглотил Океан, и он понёс меня неторопливою волной к берегу, к Незыблемым Горам.
Через час пути мы приблизились к подножию гор, солнце опустилось за основную гряду, и чёрная тень, давно ползущая нам навстречу открытой пастью, наконец-то поглотила свою жертву. Чуть правее, в скалах, виднелся проход, сквозь который последние лучи светила вырывались на равнину, подобно свету маяка, застывшего на картине. Океан повернул к свету, но, не доехав до расщелины с полсотни шагов, встал как вкопанный. Проход между скал обрамляли камни высотой около двадцати локтей в форме сложенных ладоней молящегося. В центре прохода, под ладонями, стоял человек, через которого проходили лучи исчезающего солнца. Я зажмурился, пытаясь разглядеть его, но, ослеплённый, просто закрыл глаза и наощупь отстегнул от седла арбалет. Фигура в проходе не шевелилась, я свободно зарядил оружие и, все ещё прищуриваясь, направил его на незнакомца.
– Кто ты? – крикнул я срывающимся голосом.
– Учитель, – ответила фигура прямо в моей голове.
– Чей? – выдохнул я почти шёпотом и, уже зная ответ, услышал: «Твой».
Палец на крюке дрогнул, болт покинул ложемент и через секунду с глухим ударом вонзился в скалу прямо у ног Учителя. Эхом ему был последний вздох коня, в ту же секунду замертво рухнувшего подо мной.
Так я стал Учеником.
2
Я знал. Я знал, что Мудрость Любви есть План, и я знал, что есть Слово и в нём есть Имя моё и Имя его. И Слово произнесено, и служение началось.
Вокруг был Чистый Белый Свет Истины, он был во мне, и я был им, но Слово растеклось круг меня ослепительно жёлтой сферой, и я стал Белым Светом Истины внутри, а Чистый Белый Свет оказался за оболочкой, и он был во мне, но я теперь не был им. Врата Атмана распахнулись.
Я пёрышко, невесомое белое пёрышко на поверхности Океана, ровное дыхание волны укачивает меня под лучами ласкового и жаркого солнца. Я счастлив, но вот Океан делает крохотный вздох, и капли воды смачивают мои ворсинки, а лучи выпаривают влагу, оставляя на мне кристаллики соли. Я, утяжелённый, опускаюсь в верхние слои Океана. Здесь всё ещё тепло, но Свет размыт водяной линзой, он не так чёток и жарок, как там, наверху, и хочется назад, но Врата Атмана закрылись.
Я был не Чистым Белым Светом Истины, что был во мне, но теперь я стал Душой, и моя сфера наполнилась голубым свечением, и моё сознание прозрело Отделение, а энергия сознания обрела вес. Врата Будхи распахнулись.
Я вода, составляющая часть Океана, со своей плотностью, на своём месте, в общем равновесии, но вот Океан делает короткий вздох, и я, не перемешиваясь с другими, оказываюсь в новом, более плотном слое, дальше от Света, в большем количестве воды, но я часть, сознающая себя частью, и Врата Будхи закрыты.
«Я Душа» переосознаёт себя в «Моя Душа», сфера засветилась новым слоем причинности, кто я в Плане и моё место в Нем приобрело соответствующую вибрацию в общей симфонии Сути. Врата Кармы распахнулись.
Я камень, мелкая прибрежная галька, тянущая в глубину Океана наживку по Плану рыбака. Я согласился с Планом и явился камнем на берегу. Поплавок определит моё место в Океане. Врата Кармы закрылись.
Вот он я – помнящий, знающий, представляющий. Помнящий множественных себя, знающий о Плане и представляющий его выполнение. Я Контракт, я Подпись на контракте, и я жду тело-инструмент. Врата Ментала распахнуты.
Я триада – перо, вода, камень. Здесь и Сейчас все трое принадлежат Океану и находятся в точке равновесия и совместной системы, и каждый по отдельности. Я триада в середине погружения. Врата Ментала закрылись.
Пределы кокона дрогнули. Я вижу себя со стороны уже не сферой, но голограммой человеческой формы с полным спектром эмоций-вибраций – пришла пора сместить свою нейтральность, и я выбрал Радость… Вместе со мной срезонировали и Врата Астрала – они распахнулись настежь.
Я ловец жемчуга, я уже нырнул в Океан и погружаюсь на дно, там моя цель. Я уверен в себе, я уверен в Океане, и радость наполняет моё сердце. Врата Астрала сомкнулись над моей головой.
Энергия Зфира заполнила «Я-голограмму», хоть и смутно, но я начал осязать плотный мир, свет идущий сверху, темноту внизу, бесшумное движение теней и своё «Здесь» в виде игольного ушка в непрерывной темной стене из минералов. Там, в просвете, были двое – существо из Животного Царства с прекрасной аурой завершающего круга и человек, имя которого указало Слово. Я повторил имя его через Слово, и Врата Эфира открылись.
Я ловец жемчуга и вижу дно Океана, волнистый песок, морских ежей на нём и удивительной красоты рыбу с пятью шрамами на блестящей чешуе. Я знаю, что она закрывает от меня Жемчужину, но я полон сил и делаю самый мощный гребок. Врата Эфира закрываются.
Я Человек, стоящий в проёме между скал из двух сложенных ладоней, и я человек, помнящий Контракт, где первым моим обязательством есть освобождение другого человека от Страха, а страха у него много, и весь свой страх человек сосредоточил в продолговатом предмете на приспособлении, которое держит в руках. Я обратился к планете с просьбой о Принятии и получил согласие, затем к Хранителю, поддерживающему крылами человека, с просьбой о Вмешательстве, и когда Хранитель коснулся пальца, Страх покинул приспособление, твердь приняла его, а человек принял Служение. Энергия уравновесилась – Врата Проявленного открылись.
Так я стал Учителем.
3
Мы сидели на краю скалы, свесив ноги в пропасть Кор-Кориор, и смотрели на закатное солнце, висевшее над Энсиноорской Грядой достаточно долго и при этом совершенно не менявшее своего положения.
– Похоже, оно не собирается садиться. Учитель, чего оно ждёт? – я попытался начать разговор.
– Тебя, – односложный ответ Учителя не предполагал продолжения, и наше молчание повисло вместе с закатом.
– Как ты нашёл меня? – сделал я новую попытку.
– Я не искал, – ответил он спокойно, но, увидев моё удивление, улыбнулся и продолжил: – Я просто нырнул за жемчужиной.
– Откуда ты узнал, где нырять, ведь Океан огромен?
– Нет, – Учитель снова улыбнулся. – Он бесконечен.
Я понимающе закивал головой.
– Значит, наша встреча – случайность?
– Конечно нет, я знал, чего искал.
– Я не понимаю.
– Я сузил свою цель до размеров жемчужины.
– Разве можно сузить Океан?
– Это под силу только Творцу, но раз уж ты подумал об этом, – улыбка снова озарила лицо Учителя, – значит, верно, что частица Творца есть в тебе. Что же касается меня, то я сузил дно Океана.
– Как ты сделал это?
– Я доверился Океану, осознал себя пером, и волны сами отнесли меня в нужное место.
– Но даже намокшее перо не достигнет дна, вода не пустит его.
– Ты быстро учишься, – сказал Учитель. – Я стал водой.
– Но вода перемешается с другой водой, – возразил я.
– Я стал водой, чтобы быть волной, которая отшлифует камень и вынесет его на берег.
– Так и было?
– Да, так и было, таков План. Я как энергия перешёл из воды в камень, а Рыбак отправил меня на дно.
– Это я понимаю, но скажи, камень ложится на дно подле жемчужины, встреча состоялась, и что дальше?
– А чем тебе не нравится соседство в Царстве Минералов, оно очень постоянно, – Учитель затрясся от смеха.
Я не разделил его настроения и раздражённо продолжил:
– Но мы сейчас сидим здесь и разговариваем, и мы люди.
– Я энергетически прошёл в Царство Людей, минуя Царства Растений и Животных через жертву.
– Жертву?
– Да, жертву. Вспомни Незрим-Цвет и своего коня.
– Не понимаю.
– Каждый из них, жертвуя собой, открыл для прохода Врата своих Царств. Куст и конь пропустили камень в Царство Людей энергетически, таков План.
Я замолчал, вспоминая, с какой лёгкостью принял эти жертвы.
– Что с ними станет дальше?
– Конь воплотится человеком, здоровым и сильным, с ярко выраженными животными повадками. Например, он станет капралом, и все будут называть его Малышом.
Ветер, шумевший на дне Кор-Криора, оказался в моей голове вместе с бурой пылью.
– Незрим-Цвет… – продолжал Учитель.
– Станет конём, – сквозь шум и пыль сказал я себе.
– Воплотится в удивительную рыбу, охраняющую на дне Океана свою жемчужину, – закончил Учитель.
Солнце оставалось недвижимым, вечер начинал походить на вечность, и я стал подумывать, а не сузил ли Учитель до размеров песчинки Время. Мысль эта заняла меня на некоторое время, но вскоре надоела и я спросил:
– А что дальше по Плану?
– Первый урок, – отозвался Учитель. – Урок Веры.
– Веры в Бога? – уточнил я.
– Богу не нужна твоя вера, вера нужна тебе.
Я вскочил на ноги, Учитель поднялся вслед за мной.
– Зачем мне вера? – с вызовом спросил я. – Неужели не прожить без неё?
– Три сотни солдат жили без веры, и участь их известна тебе.
– Двести девяносто девять, – буркнул я в ответ.
– Нет, триста, – учитель внимательно посмотрел на меня. – Двести девяносто девять не нуждались в ней.
– Значит, я…
– Да, – перебил меня Учитель, – поэтому ты здесь, один из трёхсот.
Я стал вспоминать, а задумывался ли я когда-нибудь о вере вообще, о вере в Создателя, в ближнего, в себя.
– Что есть Вера, Учитель?
– Это шаг, самый первый, который позволяет идти.
– Идти куда?
– В направлении веры.
– Покажи мне! – почти выкрикнул я.
Закрыв глаза, Учитель спросил:
– Веришь ли ты в то, что я сузил дно Океана до размеров песчинки?
– Да, Учитель, верю! – с жаром ответил я и тоже закрыл глаза.
– Тогда возьми себе эту веру в меня и сделай шаг.
Я сомкнул руки на груди, прижимая к себе Веру, и шагнул вперёд… Мы стояли на краю пропасти, и в своём порыве я совсем позабыл об этом.
– Теперь открой глаза, – раздался голос Учителя за моей спиной.
Мне показалось, что я проглотил чугунное ядро, и оно, придавив сердце, остановило его. Я висел в воздухе, или я стоял на воздухе, или я снова спал.
– Учитель, – прошептал я в ужасе, – я не падаю.
– Ты не можешь упасть, тебе просто некуда, ты на дне Океана, ты Уверовал.
Я медленно согнул правую ногу в колене, отвёл её назад и, ощутив твердь скалы, перенёс туда все тело. Со стороны всё происходящее выглядело комично, и Учитель в очередной раз принялся беззвучно трястись от смеха. С вытаращенными от удивления глазами я сел на земле, не в состоянии произнести и слова. Он дал мне время прийти в себя, а затем сам шагнул в пропасть и, зависнув над Кор-Кориором сказал:
– Спрашивай.
Я не знал, что или о чём, чувства переполняли меня, и вдруг я выпалил:
– А если можно ходить по воздуху в Вере, то можно ходить и по воде?
Учитель расхохотался, в его смехе было нечто неуловимое, звучащее запредельно и тонко, вокруг его головы проявилось лёгкое свечение.
– Можно, по воде точно можно, – уняв смех, сказал Учитель и добавил уже серьёзно: – И даже среди звёзд.
– Среди звёзд, – повторил я в полном восхищении, и ближайшая к нашей планете звезда наконец-то закатилась за Энсиноорскую Гряду.
4
Утро вот-вот наступит, оно ждёт звонка, и тот, кто называет себя Учеником, ещё спит, но едва откроет глаза, сразу же спросит: «Какой урок сегодня?» Таков План. Я повернулся к востоку, совместил внутренние часы с пульсом. Три, два, один – первый луч скользнул по небу…
– Какой урок сегодня, Учитель? – прозвенел звонок за моей спиной.
Утро наступило. Я повернулся к Ученику.
– Вера.
– Но этот урок был вчера. Разве я не уверовал? – удивился он. – Учитель, я же стоял над пропастью.
– Да, ты уверовал. Уверовал в ближнего, но не в себя.
– Мне снова придётся шагать в Кор-Кориор?
– Нет, сегодня ты накормишь нас.
В энергиях ученичества он не замечал физического голода, хотя действие Незрим-Цвета давно закончилось.
– Но я не голоден, – Ученик весело похлопал себя по животу.
– Но голоден я.
– Учитель, как мне накормить тебя верой в себя? Не упадёт же еда с неба?
Всё-таки он был гениальным Учеником.
– Ты угадал, в виде дождя из рыб или хлебного града, на твой выбор.
Ученик смотрел на меня, открыв рот, мысли в его голове были столь разнообразны в своём направлении, что, сталкиваясь в гортани, компенсировали собственные вибрации и, кроме глухого мычания, ничего не выдавали в пространство. Вселенная с удовольствием наблюдала перестройку плотных планов в более тонкие. Наконец что-то членораздельное прорвалось наружу, и я уловил среди бульканья и хрипа: «Как?»
– Вера в себя – это Цветок, хрупкий, как корочка первого льда, как последний всплеск угасающей свечи. Найди в себе эту искорку, раздуй её, взрасти пламя и оживи голограмму желаемого, созданную твоим воображением. Всё.
– Так просто, – прошептал пришедший в себя Ученик и тут же зажмурил глаза.
Я видел, как в его грудине, прямо по центру, засветилась точка, и через секунду она стала размером с горошину.
– За тобой лежит валун, вообрази под ним лепёшку хлеба и даруй ей свою Веру, – подсказал я ему.
Открыв глаза, Ученик посмотрел на меня, горошина из его груди, разделившись, докатилась до глаз, и они засветились Настоящей Верой. Он улыбнулся и резко развернувшись, бросился к камню.
Через мгновение горы огласились воплем радости и удивления. Ученик достал из-под валуна лепёшку ржаного хлеба. Спотыкаясь, он подлетел ко мне и, тряся над головой находкой, закричал:
– Учитель, я со-Творец, я сотворил хлеб!
– Да, ты со-Творец, ты сотворил Веру в себя, хлеб же сделал я. Я умею вызывать хлебный град. Ночью, пока ты спал, я вызвал его и затем положил лепёшку под камень. Теперь садись, давай возблагодарим Его за щедроты и откушаем – таков План.
Ученик жевал в задумчивости, вместе с пищей он переваривал урок, и я не мешал ему. Покончив с лепёшкой, мы улеглись на прогретые камни и стали рассматривать облака, в изобилии покрывшие небо. Облака склеивались в причудливые фигуры, и мы заворожённо следили за их генезисом, рядом неслышно покачивался Океан, здесь и сейчас все были счастливы.
План есть План. Вселенские часы внутри меня соотнеслись с пульсом. Три, два, один…
– Поднимайся, нужно найти воду, – сказал я.
– Ты хочешь пить? – отозвался Ученик.
– Нет, но сегодня тебе предстоит Урок, а он требует наличия воды.
– Что за урок?
– Урок Веры, Веры в Бога.
Ученик встал и сказал:
– Веди меня, Учитель.
Я повёл его на восток, хотя в моём распоряжении были ещё три стороны света. Мы достаточно удалились от места ночлега, и Ученик не мог слышать мягкого шлепка за валуном. На земле лежала рыба, его рыба, из его дождя. Знать об этом Ученику было рано. Таков План.
5
Довольно скоро в узкой расщелине обнаружился тощий ручеёк, но чтобы я смог улечься в него, как того требовал Учитель, мы спускались вниз по течению несколько часов, пока не нашлось подходящего места.
– Перед началом урока, – сказал Учитель, – ты должен совершить омовение, смывающее грязь телесную и не только.
Я без возражений скинул одежды и улёгся в поток. Время тут же соразмерило свою скорость с течением воды, и обе эти субстанции запеленали моё тело с силой и нежностью материнских рук. Учитель сидел на берегу, погруженный в свои думы, как в воду, я же, лёжа в воде, мысленно прохаживался по ней, окрылённый вчерашним стоянием в воздухе. Вдруг появилось то ли ощущение, то ли осознание, что между мной, Учителем и Водой установилось некое равновесие, и я подумал: «Может быть, именно это Учитель называет Планом?»
Меня ждал опыт уверования в Бога, в того, кого я не вижу, не слышу, не чувствую. Сомнения не давали мне покоя. Что если хождение над Кор-Кориором всего лишь сон после кошмарного дня, а лепёшка, которую Учитель положил под камень, в чём сам и признался, была у него до встречи со мной?
Горная вода переохладила меня, я стал замерзать и обратился к Учителю:
– Учитель, могу я выйти из воды? Мне холодно.
– Можешь, – ответил он, очнувшись от раздумий. – Ты вообще мог не входить в неё.
– Почему ты не сказал мне об этом раньше?
– Ученик сам определяет количество Времени и Воды для смытия собственной грязи. Таков План.
– Учитель, а что говорит План о Вере в Бога?
– Что это Синтез.
– Синтез чего?
– Альфы и Омеги. Сложение Веры в себя и Веры в ближнего, ибо и ты сам, и ближний есмь Бог, как и всё вокруг видимое и невидимое.
– С чего мне начать? – я посмотрел на Учителя с надеждой на помощь, и он не отказал.
– К чему привела твоя Вера в ближнего, наш первый урок?
– Я устоял в воздухе.
– Ты нашёл Дно Океана в бесконечности Океана, там, где тебе понадобилось. Здесь и Сейчас. А что принёс тебе второй урок?
– Я нашёл твою лепёшку.
Мы оба рассмеялись.
– Да, и вместе с лепёшкой отыскал Дно в себе.
– Дно Океана и Дно во мне… – начал я.
– Да, да, работают вместе в Вере в Бога, – продолжил Учитель. – Опустившись на дно Океана, ты погружаешься в себя и оттуда, со дна себя, начинаешь искать Бога, ибо он там, в самой глубине, и, обретя Бога в себе, уверуешь, потому что узришь, ощутишь и услышишь.
– Что мне сделать для этого?
– Сотвори Синтез, – в голосе учителя проскользнули нотки недоумения.
– Как?
– Не знаю, но таков План.
Я присел на кусок скалы и упёрся взглядом под ноги. Передо мной из песка торчала засохшая ветка, я машинально потянулся и отломил от неё прутик. Так же машинально провёл им по песку, получившаяся линия представилась мне дном. Вчера я уверовал в Слово Учителя, мне, обездвиженному в энергетическом смысле калеке, сказали: «Встань и иди». И я пошёл. Абсолютная Вера в ближнего, в его силу, не позволила мне остаться на месте.
– Это мне ясно, – сказал я себе и поставил крестик рядом с чертой.
Немного поразмыслив, я начертил на песке круг, напоминающий хлебную лепёшку.
«Сегодня утром я уверовал в то, что смогу сделать из воздуха, по которому прогуливался вечером, хлеб. Абсолютная вера в себя позволила мне извлечь лепёшку из-под камня, и хотя туда её засунул Учитель, но для меня она была сотворена из ничего».
Я поставил крестик в самый центр нарисованной лепёшки.
Картина имелась следующая: из двух крестов, одной линии и кривого круга мне предстояло вылепить Бога или Веру в Бога, что, в общем-то, как считал Учитель, было одно и то же.
Удивительно, но Он смотрел на мои каракули с явным одобрением.
– Это план Вселенной или вечный двигатель?
Я не оценил его юмора, пребывая в замешательстве.
– Ты у цели, осталось соединить все элементы вместе. Крест – символ Бога, ты правильно поставил Его в центр. Он в Центре своего Мира. Когда же ты опускаешься на Дно, место равновесия, Бог оказывается на одной линии с тобой, как ты это и изобразил. Сужая дно в точку, ты приближаешься к Богу. Сотворить Синтез – встать рядом с Богом, оставаясь при этом на своём месте в Его Мире. Урок закончен, – подвёл черту Учитель. – Пора ложиться спать.
Он укрылся плащом, и через секунду я различил его ровное дыхание. Ночной мрак пока не накрыл ущелье, но сумерки сгущались, и в небе появились первые звёзды. Я натянул капюшон на глаза и, перед тем как провалиться в негу, ещё раз взглянул на Учителя. Клянусь Святыми, я отчётливо услышал из уст спящего: «Три, два, один…» В этот миг глаза мои ослепли от вспышки яркого белого света, я невольно зажмурился. Всё вокруг до последнего камушка и самой мелкой трещинки было залито белым, будто с небес пролилось молоко молодой кобылицы и затопило Это Дно Океана. Я осознал, что Он здесь, я увидел Бога, не открывая глаз, я ощутил Его Любовь, я услышал Слово Его: «Сын Мой». Не в силах сдержать восторг, я прокричал: «Верую!»
Я открыл глаза. Свет схлопнулся, эхо моего голоса прыгало по скалам далеко внизу. Учитель спал, но на губах его застыла счастливая улыбка.
