Роман Воронов
Бескрылые
Бескрылые
Молодой Ангел с пристрастием «оглядел» себя со стороны. В отличие от проявленных Бескрылых, зрение коих Создатель устроил таким образом, что для подобной процедуры им требовались приспособления, называемые обитателями плотных планов зеркалами, это не составляло труда: все безупречно – перышко к перышку, искорка к искорке и переливающийся небесно-голубым меч Истины на плече. Настоящий Воин Света.
Ангел расправил крылья, сделал взмах, и, волей Архангела Михаила, «определился» в первую шеренгу Воинства Света, рядом с Пожилым «солдатом», втиснувшись со всего маху между ним и его сверкающим соседом, едва успев сложить оба крыла и придержать меч, однако не избежал при этом поднятия облака звездной пыли, что среди Ангелов-Воинов считается дурным тоном и признаком бездумного гусарства.
Пожилой едва заметно поморщился и бросил красноречивый взгляд на соседа, тот пожал могучими плечами – что поделаешь, новичок. Вновь прибывший, проклиная себя за неуклюжесть, замер в неудобной позе, стараясь не привлекать к себе всеобщего внимания первых двух шеренг, и уставился в слабо шевелящуюся «стену» напротив.
Воинство Ангелов хранило молчание, Архистратиг не жаловал любителей разговорчиков в строю, а нарваться на полный любви взгляд военачальника никто не торопился, да и куда, срок противостояния – вечность, исход – не загадка, а служба, она же служение, есть Жизнь и Путь.
Так рассуждало большинство опытных, потрепанных в боях Воинов Света, но не Молодой Ангел, ибо как новобранец был испуган, напряжен и… любопытен. Состояние каменного истукана довольно быстро надоело ему, хотя нельзя не отдать должного ангельскому терпению – на грешной Земле, к примеру, за это время пролетело три с половиной столетия, и Молодой, сменив «смирно» на «вольно», обратился к Пожилому:
– Пока тишина, даже скучновато.
Видавший всякое Ангел снисходительно улыбнулся:
– Поаккуратней, даже слово, сказанное тобой здесь, на Небе, влияет на то, что произойдет там, внизу, на Земле.
Новобранец согласно кивнул головой:
– Да-да, я помню, но Бескрылые не зрят энергию, а когда они чего-то не видят, то полагают это либо отсутствующим вовсе, либо «назначают» ничтожным, и на фоне безобразного обращения с реальностью (как раз таки состоящей из энергий) молятся на зримые им миражи физического мира. Они глупцы и, спотыкаясь беспрестанно, даже не соизволят поднять глаза к Небу. Что им наши слова.
Пожилой хмыкнул:
– Их деяния не в меньшей степени откликаются сюда, иной раз гораздо чувствительнее, чем можно себе представить, в Мире Создателя все взаимосвязано.
Он поправил меч, сползающий с плеча Молодого:
– Держи вертикально, Истина – стержень, а не ветка, гнущаяся на ветру.
Видели когда-нибудь построение ангельского воинства? Нет? Это точно не «черепаха», подопечные Архангела Михаила, собранные в боевой порядок, выглядят как сверкающая сфера, солнце очень подходит для воображения формы этой рати. Архистратиг в центре, он есть ядро, а наша парочка болтунов – на поверхности этого пульсирующего шара, и главнокомандующий прекрасно «видит» настроение (а также и разговоры) своих бойцов в виде изменения освещенности отдельных «точек», составляющих его подразделение. Диалог двух Ангелов Михаил зрел как более яркую на ровном фоне остальной сферы искорку, перескакивающую от одного духа к другому, но не прерывал его – в спорах, знаете ли, как и в окопах, иногда рождается истина, так говорят Бескрылые.
Молодой Ангел тем временем, выровняв как положено свое оружие, продолжил донимать соседа, то ли пытаясь унять дрожь новобранца, то ли в силу неуемного характера:
– А какой смысл в сражениях с альтернативой, – он кивнул в сторону серой безликой массы, – если все мы бессмертны?
Слух у Ангелов преотличный, и вся боевая сфера завибрировала от негодования, а может быть от смеха, кто их, белокрылых, поймет.
Пожилой благожелательно улыбнулся:
– Любое сражение есть диалог, выявление правды.
Молодой чуть не вывалился из строя:
– Глядя на Бессмертных, этого не скажешь.
Опытный Воин Света и бровью не повел:
– Когда в качестве правды понимается сила или собственное мнение, желание, а при уровне сознания Бескрылых так оно и есть, любое сражение в их среде имеет ту самую присущую им форму и заканчивается либо увечьем, либо гибелью плотной оболочки. В результате чего Эго получает доказательство правоты собственных воззрений, а душа – отягощение своих одежд актом грехопадения (в самом общем смысле). Чему ж тут удивляться, таков их Путь Познания.
– Ну а мы чего ради здесь стоим? – Безусый лик Молодого Ангела выразил крайнюю степень удивления вперемешку с легким оттенком возмущения.
Пожилой, не поворачивая головы к собеседнику (наблюдать за антиподами неотрывно предписывал Устав Воинства Света), строго сказал:
– Мы здесь до тех пор, пока они – Бескрылые – будут продолжать диалог подобным (и, видимо, удобным для них) образом.
Новобранец дернулся, едва не уронив меч Истины.
– Мы разойдемся, когда Бескрылые перестанут убивать друг друга?
– Точно так, – отчеканил Пожилой, и легкая усмешка вновь тронула его сияющее лицо.
Архистратиг, слышавший все от начала до конца, согласно кивнул головой в этот миг, а боевая сфера озарилась радужными переливами всеобщего одобрения. Подобное единодушие не разделил всего один боец, новобранец.
– Они диктуют нам наше бытие?
Его голубые миндалевидные ангельские глаза полезли на лоб, а атомное сердце готово было превратиться в сверхновую тут же.
– И да и нет, – коротко прокомментировал Пожилой Ангел, снова поправив меч Истины в неверных руках сослуживца.
– Как это? – новобранец с благодарностью посмотрел на старшего товарища.
– Мы сосуществуем, как и весь Мир, все его составляющие, на приоритетных началах.
– Объясни, – голос Молодого Ангела стал тверже, что и отметил с удовлетворением Архангел Михаил в своем «ядре».
Пожилой, со взором, устремленным по уставу, то есть исключительно вперед, пояснил:
– Бог создает сына Своего, Адама, и дарует ему Рай с одним обременением – неприкосновенным Яблоком. Адам жертвует ребром и получает Еву, которая запускает процесс Познания через нарушение Запрета, получая от Бога власть над Адамом и в придачу, преступление есть преступление, муки при родах. Бескрылые все время обмениваются с Создателем энергиями, не осознавая этого, беспамятством оплачивая свою Свободу Выбора.
Сказав это, Ангел отдал честь. «Неужели Бескрылым…» – поразился новобранец, но, отогнав сию крамольную мыслишку, все же нервно спросил:
– А мы-то к ним каким боком?
– Когда начнется заварушка, ты лучше думай, каким боком стать к антиподу, – загадочно произнес Пожилой.
– А это важно? – не уловив сарказма, заинтересованно переспросил новобранец.
– Если, например, сдрейфишь, побежишь, он, подлец, отсечет тебе крылья и тогда ты сразу же отправишься «вниз», на Землю, в качестве новоиспеченного Бескрылого. – Бывалый воин выкатил глаза из орбит.
– А если подставлю его копью грудь? – заносчиво воскликнул Молодой Ангел.
– После боя будешь произведен в капралы… посмертно. – «Сфера» вздрогнула от хохота, «ощетинившись» салютом из тысяч ярко-желтых искр так, что Архистратигу пришлось прикрикнуть на подчиненных, старательно сдерживая при этом собственную улыбку.
Едва ряды Воинов Света затихли, как Пожилой Ангел прошептал:
– Смотрите, серые зашевелились.
Стоящие до этого недвижимо антиподы, отчего и напоминали своим строем серую, монолитную стену (по причине свойственных им низких, по отношению к ангельским, вибраций), произвели некоторое перемещение в сторону «боевой сферы» Михаила.
– Ой, – икнул Молодой. – Внизу началась мировая война?
– Ага, – кивнул ему невозмутимый опытный боец. – Какой-нибудь князек с дружиной человек сорок, из коих конных не наберется и половины, не поделил с соседом приграничной деревеньки в три дома, или местного значения рыцарь, упившись до полусмерти, неожиданно решил жениться, да невеста заартачилась, вот его вассалы и устроили побоище на лесной поляне с родственниками барышни, то-то щепки летят.
Пожилой Ангел подмигнул новобранцу:
– Было бы что серьезное, антиподы уже перли бы на нас с колесницами и слонами.
– Неужто, – восхитился Молодой. – Пока тамошние (и он кивнул «вниз») Бескрылые с удовольствием отсекают друг другу конечности, здесь серых разбирает легкая щекотка? Кровь на Земле на потеху Небес, – сделал он неожиданный вывод.
– Кровь на Земле, – было видно, опытный воин с уважением относится к этому слову, – величайшая глупость, не нужная ни там, ни тут. С энергетической точки зрения, кровопускание посредством насилия – бессмысленный акт, в процессе Самопознания обеспечивающий нулевое продвижение.
– И тем не менее, – вставил новобранец, – размахивание холодным оружием на Земле влияет на нас, по твоему же утверждению.
Пожилой возражать и не собирался:
– Стоя друг против друга здесь, мы поддерживаем Баланс Мира.
Он поправил уже свой меч, начинавший предательски сползать с плеча:
– Отвернись мы хоть на миг, они – антиподы – посрезают нам все крылья сразу же, отступят они – Мир зальет Свет Его Величия, и самопознание прекратится.
– А я думал, мы… – начал новобранец, но Пожилой не обратил на него никакого внимания, продолжив:
– Они, как и мы, это стена Райского Сада, не будь ее, Эдем распространится на весь Универс.
– А если дрогнем мы? – Молодой Ангел понемногу начинал осознавать смысл противостояния.
– Они схлопнут Рай в точку, а Свет, сжатый до такой степени, как известно, Большой Взрыв. Мы держим «стену» с двух сторон, это наше предназначение, Ангелов и Падших.
– Если так, – новобранец начал ерзать на месте, крылья его, не привычные к долгому бездействию, «окаменели», а резкий характер требовал движения, – то какова роль Бескрылых в их влиянии на нас?
Пожилой хмыкнул:
– Ты ведь догадываешься и сам, что она не может быть ничтожной, иначе Создатель не назвал бы бескрылого Адама сыном своим. Их предназначение величественно. Если мы здесь сообща удерживаем стену от падения, то есть в равновесии, то они (Бескрылые) двигают ее. – Меч Истины в его руках озарился ярко-лиловым свечением. – Гея подтверждает мои слова, – закончил опытный воин.
Голубые глаза ангела-новобранца расширились от изумления (в земном эквиваленте приблизительно до размеров Женевского озера).
– Поверить не могу, мы, титаны, всего лишь удерживаем равновесие, когда они, не выдающиеся ростом, да и умом, если честно, способны перемещать «стену».
Пожилой Ангел скорчил физиономию, мол, вот так-то, братец, бывает.
– Приближаясь к Богу сознанием, они расширяют границы Рая и, соответственно, наоборот.
– Нонсенс какой-то, – воскликнул, не сдержавшись, новобранец.
– Ты о Мире и Замысле Творца? – ехидно улыбнулся Пожилой. – Не забывай, их проявленный план дуален.
– Все равно не ясно, – спохватившись, обиженно (сам на себя) пробормотал Молодой Ангел. Темное пространство впереди опять слегка всколыхнулось. «Пьяные мужики в кабаке подрались, – «авторитетно» заметил он про себя, – или дуэль на шпагах, нет, скорее на пистолетах, впрочем, все одно, главное, чтобы из-за дамы».
Голос Пожилого Ангела вернул его в тонкую реальность:
– Когда Бог один, Ему хватает и лужайки в Эдеме, но если «Богов» становится много, расширять границы сферы обитания просто необходимо. Такая вот простая Божественная логика.
Он по-отечески коснулся крылом с несколькими вырванными перьями (боевые ранения) плеча новобранца.
– У Бескрылых своя «работа», схожая с нашей, ты ведь прекрасно знаешь: на Земле как на Небе. Их сознание – та же «стена», с одной стороны давит Эго, с другой – Искра Божья.
– Что же тогда расширяет их сознание, двигает их «стену»? – Молодой Ангел начинал запутываться в приходящей информации.
Опытный воин добродушно усмехнулся:
– То же, что и твои крылья, Любовь. Эту энергию первоначала и познает Создатель.
– Но ведь Он и есть сама Любовь? – Вид у новобранца был обескураженный, меч сполз с плеча, а крылья разошлись в стороны и щекотали носы ангелам второй шеренги.
– Так и есть, – не скрывая улыбки, ответил Пожилой. – Господь есть Любовь, а значит, процесс Самопознания – это изучение Любви, энергии сотворения Сотворяющего, идеи Возникновения и смысла Завершения, того, что пребывает в Себе, не являясь Собой, ибо не познано Собой, а стало быть, не принадлежит Себе.
Пожилой Ангел «крякнул» от удовольствия, а Молодой застыл и, опершись на меч, как на костыль, пытался вместить в себя услышанное.
В этот самый миг там, внизу, один Бескрылый, уже занесший над спящим братом сверкающую в лунном свете сталь, вдруг опустил руку со смертоносным жалом в карман и осторожно, ни разу не скрипнув, вышел вон, подставив счастливое лицо ночному ветру, принесшему от ослепительной голубой звезды из созвездия Псов тихий шепот:
– Не надо.
Как «слепить» Вселенную
Слушая или созерцая творения великих, не посещала ли вас мысль, что подобное волшебство, а иначе и не назовешь, оказалось в руках (и умах, конечно же) Человека определенно по чьей-то воле, водительству и подсказке? Не обладая, увы, талантами сами, мы восхищаемся наличием их у других и желаем знать (не правда ли?), каким образом создается неподвластное разуму и непосильное рукам человеческим и тем не менее нечто божественное представителями нашего рода.
…Пусть комната будет пустой, дабы ничто не отвлекало присутствующих от разговора, только стол и четыре стула при нем, ну, может быть, одинокая свеча для придания особой атмосферы встрече. Посадим-ка, наверное, за наш воображаемый стол Художника, Скульптора и… м-м-м, Поэта, в качестве наиболее ярких представителей творческого цеха.
– Забыли Композитора, – взволнованно добавит внимательный читатель-меломан.
– Да, пожалуй, – соглашусь я, – но вот только четвертый стул уже занят…
Художник с силой прижал лопатки к спинке стула: жестковато, но ноющая боль в позвоночнике от долгого стояния у мольберта неторопливо, но все же начала отпускать. «Странноватое место, как я здесь очутился?» Он поморщился, стараясь припомнить хоть что-то, предшествующее его появлению в пустой комнате, но не смог.
По правую руку от него вальяжно развалился пижон в черном бархатном пиджаке с лиловым платком на шее. «Поэт, – решил Художник про себя, – типичный словоблуд». И (подтвердим его догадку) не ошибся. Слева нависал над столом хмурый, грозного вида тип с крепкими плечами и развитыми, цепкими пальцами, «окольцованными» желто-карими мозолями. «По комплекции этот тянет на дровосека, но взгляд острый, внимательный, нет, скорее всего Скульптор». И тут в точку.
А вот напротив восседает персонаж, о котором ничего определенного сказать невозможно, он присутствовал как бы явственно, но при этом был размыт – некий белесый мазок, растертый на холсте большим пальцем.
Некто дал ему имя Художник, и было открыл рот представиться компании, как эта самая неопределенная персона ни с того ни с сего заговорила первой:
– Как творит Господь Бог? Вопрос риторический, не знает этого никто и даже… сам Создатель. Собственно, по этой-то причине и запущен Им процесс Самопознания. Он, Она, Оно, Абсолют «просто» произносит набор звуков, генерирует вибрации («В начале было Слово…»), что и создает в последующем форму. Процедура «не хитрая» для Творца, но непостижимая для нас и, видимо, не до конца ясная и для Него. Возможно, принцип подобия (в малом все так же, как и в великом) «изобретен» Создателем с одной единственной целью: разделив себя на мелкие части, понаблюдать за их поведением, их бытием, их сотворчеством и на основании этих наблюдений сделать общий вывод – Кто Я Есмь.
Поэт поправил платок на вспотевшей шее:
– Весьма спорное утверждение, но, надо отдать вам, таинственный незнакомец, должное, смелое.
Художник прищурился на соседа и ехидно выдавил из себя:
– Белое на белом, ни композиции, ни пропорции, ни перспективы.
А Скульптор, расправив широченные плечи, коротко заметил:
– Ни инструмента, ни материала, – и, подумав, добавил: – Ни вдохновения.
Незнакомец, изобразив на расплывчатом лице невнятное подобие улыбки, уцепился за последнюю фразу:
– Вдохновение для человека – канал подключения к щедротам Бога, известный факт, но что есть вдохновение самого Бога? Не в этом ли основной вопрос самопознания?
Он обвел «товарищей» по столу мутным взором:
– И подводя за руку Музу к мучимому творческим поиском, осознает ли Сам подводящий, кто есть Его Муза, не покидающая стен Дома Его ни на миг?
– Я заметил вашу страсть к туманной поэтике, – откровенно усмехнулся Поэт. – Но сейчас вы, дорогой друг, нагнали этого самого тумана в избытке, легко можно и заплутать.
– Субстанцию этакую сложно отобразить, – согласился с Поэтом Художник, а Скульптор «поставил точку»: – В мраморе водяная смесь все равно мрамор.
– Рецепт прост. – Некто заколыхался на стуле то ли по причине особой разреженности собственной плоти, то ли просто от смеха. – Если нет осознания себя, разделись на части, помести эти части в ограниченные условия, например в «застенки» плотного плана, понизив (искусственно) степень определения себя как части целого (лишением глубинной памяти), и определи бытие частей своих через возвращение к Единому посредством страданий (поисков истины в темном лесу, утыканном перевернутыми граблями). Сбор поведенческого опыта преодоления «препятствий» и его систематизация (закон кармы) по замыслу должны привести к определению Себя как единого неразделимого и познанию «внутреннего устройства».
– Вы не пробовали себя в научно-фантастической прозе? – захохотал Поэт. – Ей-богу, там вас ждет успех.
Художник, напротив, после прослушанного, стал задумчивым.
– Чтобы раскрыть мир, я «складываю» краски, а вы предлагаете мне размыть уже готовый сюжет. Не понимаю.
– А тут и понимать нечего, – резко вступился за незнакомца Скульптор. – Иной раз мне приходится рубить форму, чтобы понять собственное содержание.
– Друзья, – неожиданно миролюбиво произнес Некто. – Вы все правы. Мир устроен таким образом, что все происходящее в нем, даже самое незначительное, ничтожное на первый взгляд, важно для его Создателя, Господа Бога.
– Творцу Вселенной есть дело до моей мазни? – усмехнулся Художник. – Сомневаюсь.
– Творцу Вселенной есть дело до творца своей вселенной, – спокойно ответил Некто, – коим являешься ты.
А повернувшись к остальным, доверительно сообщил:
– И ты, и ты.
– В таком случае, – воскликнул Скульптор, – если вы, дорогой незнакомец, столь много осведомлены по данному вопросу, не просветите ли нас, как, извините за выражение, слепить свою вселенную?
Незнакомец закинул аморфную ногу на ногу.
– Но, друзья, это действительно не сложно, к тому же существует инструкция.
– Любопытно. – Поэт уперся локтями о стол, а подбородком – в ладони и сделал взгляд преданным и подобострастным, как у пса в ожидании подачки от хозяина.
«Расплывчатый лектор» подмигнул Поэту:
– В День Первый создал он небо, землю, свет и отделил свет от тьмы, так, кажется.
– Кажется, так, – согласился с ним Художник.
Незнакомец благодарно поклонился:
– Как поступает настоящий творец, если под рукой нет ничего, кроме Слова, но оно позволяет запустить процесс появления «Нечто» из «Ничего»?
Он произносит «Разделение», дабы проявился антипод имеющегося в наличии «Ничто». Бог так и поступил, сотворив в противоположность Небу (Ничто) проявленную Землю (Нечто). Художник на этом этапе не задумываясь делает первый мазок на чистом холсте, и вот уже у Бога имеется «Нечто», а у Художника «что-то» (мазок), но пока обездвиженное, мертвое, застывшее. Нужно идти дальше, требуется новое Слово, и оно имеется у творца – «Оживление». Бог «рождает» Свет, а Художник цвет (белый цвет). И здесь опять произносится команда «Разделение», дабы Творец отделил от Света Тьму, а у мазка на холсте (белого на белом) появился оттенок, выделяющий его на безликом фоне.
– Вся слава ему, – буркнул обиженно Поэт, имея в виду, конечно же, не Господа Бога, а Художника.
– Пардон, – спохватился Некто. – Поэт, не представляя пока еще ни текста целиком, ни первой фразы, ставит перо на бумагу, произнося в этот момент «Разделение». Поцелуй Музы вдыхает жизнь в его руку, и миру является первая буква будущего произведения. Скульптор же созерцает выбранный им кусок мрамора, его «Разделение» – это, скорее всего, фраза «Этот подойдет». Выбор сделан, «Оживление» посетит Скульптора словом «эврика», или что-то в этом духе, когда воображение мастера «впихнет» задуманный образ в габариты мертвого камня. День Первый закончен, Бог доволен подготовленной базой для сотворения Мира, Художник – найденным цветовым решением, Поэт – рождением мысли, а Скульптор – угаданной пропорцией.
– У меня вопрос. – Художник, как примерный ученик, поднял руку. – А какое Слово рождает мои строки, ты не сказал?
Некто повернулся к Поэту:
– Обычно ты материшься, и это дает необходимый импульс.
– Надо будет попробовать, – задумчиво пробормотал Художник, а Скульптор, густо покраснев, согласился с незнакомцем: – Мне тоже помогает.
– Ну что у нас за компания, – весело рассмеялся Некто. – Чудо как хороша, но давайте переходить ко второму дню.
Он сменил ногу, сделав это ловко и незаметно для собеседников.
– В День Второй, как гласит инструкция, сотворил Бог твердь посреди воды и разделил воду на ту, что под твердью, и ту, что над нею.
– Ближе к делу, – проворчал, как самый нетерпеливый среди присутствующих, Поэт.
Незнакомец, покачав «туманной» головой, продолжил:
– На Второй День «Что-то», выделенное из «Нечто», начинает волей (Словом) Бога дробиться далее, получая свои «начала» – Истину и Антипод. На тверди Создатель выделяет воду словом «Расслоение», а затем, уточняя ее нахождение, расположение, делит полученные субстанции на воды подземные и влаги небесные словом-командой «Состояние». Художник добавляет очередной мазок, на тон выше, и следующим шагом смешивает, объединяет их, проводя наложение, слияние цветов. Скульптор скалывает первый кусок камня, пробуя инструмент на заточенность, а структуру материала – на податливость. Под командой «Состояние» мастер проверит мрамор на срез во взаимно перпендикулярных направлениях. Поэт выводит первую, самую важную строку, а Муза шепчет ему на ухо, пусть еще не смысл, но уже ритм следующей. День Второй закончен.
– О боже, как это прекрасно, – всхлипнул кудесник слова.
– Ты о чем? – удивился Художник.
– Он о музе, – хохотнул Скульптор. – Вернее, о слиянии с ней.
– Чудесная компания, – подвел черту Некто. – Идем дальше?
Творческая триада дружно закивала головами.
– Тогда напомню инструкцию. – Незнакомец снова поменял ноги. – На Третий День Бог создал сушу, моря и растения. Утро этого дня начинает слово-команда «Распределение». Бог располагает воды по тверди (или наоборот, разницы в прочтении никакой), образуя сушу и моря, заселяя и то и то растениями, приспособленными к каждой среде обитания. Здесь, при «заселении», ключевое слово «Заполнение». Художник распределяет на холсте новые (в смысле местоположения) мазки, «уточняя» их формы многообразием оттенков и цвета. Через опыт «Распределения» Скульптор смело сбивает крупные (лишние) куски мрамора, «обрисовывая» границы формы будущего Задуманного, подгоняя на этапе «Заполнения» более чувствительным инструментом необходимые пропорции. Поэт в этот день выстроил, «распределив» правильно, вторую строку и, получив стихотворный размер, на этапе «Заполнения» начинает подбирать словесное описание возникающих в воображении образов. Третий День подошел к концу.
– Эдак и недели не хватит на четверостишие, а, брат, на что жить-то? – рассмеялся Художник, обращаясь к Поэту, на что тот недолго думая хорошо поставленным голосом продекламировал:
– Второй строкой я первую унизил,
На третьей извинился перед ней,
Четвертою финала не приблизил,
Но понял, что на первой был умней.
– Ого, день прошел не зря, – скептически заметил Скульптор, рассматривая Поэта через «прицел» скрещенных пальцев.
– Какого черта, – возмутился оскорбленный Поэт.
– Прикидываю бюстик, – улыбнулся Скульптор. – У всех же есть.
Художник загоготал как умалишенный, а Некто спокойно произнес:
– Выдающийся коллектив у нас, можно смело утверждать – элитный клуб.
– Давайте-ка лучше перейдем к четвертому дню, – насупившись, попросил Поэт. – Как там, в Библии: «И усеял Бог небо светилами».
– Приблизительно так, – поддакнул Некто. – На этом этапе сотворения Мира Бог возвращается от «Что-то» к «Ничто» (к первоистоку), к изначальному, и словом-командой «Восполнение» компенсирует «пустоту» начала. На Небеси появляются светила, обеспечивая существование земной тверди («Что-то»). Художник бросает придирчивый взгляд на белые пятна холста и выполняет необходимую тонировку, придающую «сюжету» нужный колорит. Поэт «обнаруживает» подходящие к началу его произведения, то есть к первой строке, и смысл и рифму и «закрывает» стихотворный размер. Скульптор оценивает количество отсеченного материала и новые габариты, в очередной раз внося правки в воображаемый конечный результат с точки зрения возможной корректировки пропорций. Наступает закатный час Четвертого Дня сотворения.
Художник, как и большинство его коллег по цеху, был самолюбив сверх меры и по этой причине обидчив и самонадеян до невообразимости. В детстве, гордо принося родителям очередные каракули, в коих он, будущий великий живописец, без труда улавливал признаки гениальности, получал в ответ снисходительную материнскую улыбку и скептический взгляд отца – все, ни намека на восторг или хотя бы капельку одобрения. Самое ценное в его жизни уничтожалось людьми, даровавшими ему эту жизнь.
– Парадокс, – вслух вырвалось у Художника.
– Первое стоящее замечание за вечер. – Скульптор, в бытность свою несколько лет прослужив в пехоте, имел склонность к прямолинейному взгляду на все и такой же бронебойной манере выражения мыслей по этому поводу.
– Без устали светила мечет
Господь на темный небосклон,
А у Художника бонтон,
Единственная мысль за вечер, – подключился Поэт, и оба насмешника заколыхались от удавшейся шутки.
Мутный незнакомец изобразил на лице подобие улыбки и язвительно заметил:
– Когда окажетесь в гуще боя, не подставляйте спины своему товарищу.
Чем вызвал новый взрыв хохота у Поэта и Скульптора и приступ предательского покраснения щек Художника.
– Как бы то ни было, – продолжил Некто, дождавшись тишины за столом, – наступил Пятый День сотворения, Мир обрел рыб и птиц. Здесь, на этом этапе, Творец имеет возможность опереться на «Что-то», «ступить ногой». Происходит это по команде «Движение», и все аспекты, точнее объекты сознания, получают двигающиеся, дышащие, действующие элементы. Бог населяет воды рыбами, а небеса – птицами, Художник добавляет в технику штриха или мазка эффект следящих глаз, трепещущего листа, согревающего закатного луча или «слышимого» шепота набегающей волны. Поэт на этом этапе сотворения шедевра достигает в расстановке слов силы и динамики, а поворот мраморной головы или «взмах» каменных ресниц оживляют неподвижную статую, вызывая ощущение живого организма у наблюдателя.
Скульптор разинул рот, его кажущаяся веселость испарилась, подобно плотному облаку тумана под разящим лучом утреннего солнца, а руки, крепкие, сильные и натруженные, вдруг обмякли, безвольными плетьми опустившись на колени, и вроде как уменьшились в объеме.
Речь шла о мастерстве, недоступном, непостижимом, оживить камень, вдохнуть в его безмолвную плоть искру радости или горя (в зависимости от сюжета) было его заветной мечтой.
Внимательный Художник не замедлил воспользоваться моментом.
– Однако видок у Скульптора под стать его детищам, напрочь парализованный, слегка глуповатый и окончательно омертвевший.
– Чужой талант несет венок на могилу моей бездарности, – ехидно вставил Поэт, незамедлительно переметнувшись на сторону Художника.
– Пауки в банке и то дружнее, – деликатно подсказал незнакомец и тут же перевел тему. – Останавливаться не станем, отдых чуть позже, а пока впереди День Шестой, в который, если верить инструкции, были созданы звери и люди, коих иногда можно и попутать. На этом этапе сотворения Бог произносит сначала команду «Разум», а затем – «Сердце». «Что-то», практически полностью оформленное как площадка для познавания себя, получает после слова «Разум» инстинктивные рефлексы, а под «Сердцем» – способность забыть об инстинктах и жертвовать себе во вред. Твердь обретает, в качестве населения, животный мир, а в роли исследователей – Человечество. Художник ставит подпись на готовом холсте в графе «Разум», но, замерев на миг, хватает кисть и делает финальный мазок, превращающий его из ремесленника в мастера, а холст – в бесценное сокровище. Так работает команда «Сердце». Поэт, заканчивая мысль одной эффектной фразой, вдруг меняет последнее слово, упрощая внешнюю оболочку написанного, но погружая при этом читателя в «Марианскую впадину» смысла. Скульптор, отточив прекрасные черты каменного лика до блеска, неожиданно решается прикрыть его мраморной вуалью, и губы, недвижимые до того, начинают «дышать».
И Поэт, и Художник присоединились к своему товарищу, и теперь все трое сидели с разинутыми ртами.
– Вот теперь полная картина, – усмехнулся незнакомец и встал из-за стола. – День Шестой закончился, и наступил Седьмой День, время отдыха, звучит команда «Осмысление», Бог отдыхает от трудов праведных, из «Ничего» сотворено «Что-то», облачено в форму и наполнено содержанием, разумом и сердечностью. Вселенная готова и начинает существовать своей жизнью, то есть познавать самое себя. Художник усаживается напротив картины и, вытерев тряпицей краску с рук, пытается понять свое творение. Поэт, поставив точку, берет паузу перед прочтением готового произведения целиком, прислушиваясь к эху начертанных строк. Скульптор обходит свое детище в поисках лишнего и, не обнаружив, смахивает мраморную пыль с ладоней, отдавая созданное на суд чужих глаз…
…Посмотри, читатель, внимательно, что видишь ты в комнате? Некто, и без того полупрозрачный, растворился окончательно, а измученная долгой беседой троица спит, похрапывая в унисон друг другу.
Мы же подведем итог, пока не проявился в нашем сознании таинственный незнакомец со своим, невесть откуда приобретенным знанием, чужим талантам и их истоку.
Дабы слепить свою собственную вселенную, надобно внимательно обозреть чистый лист Бытия, принять его за Истину (по причине Божественности) и отделить (или выделить) из нее Ложь. Да будет так в День Первый.
Затем начать работу именно с Ложью, снова деля ее на чужую, привнесенную извне, и свою собственную, коей награждаешь мир сей. Да будет так в День Второй.
