Роман Григорьевич Гулизаде
Сюзанна
Уиткинсон подумал, что старая женщина прямо сейчас покончит с ним сотрудничество, но Сьюзен Глоу оставалась в комнате, продолжая жадно вдыхать своими большущими ноздрями воздух для следующего взрыва эмоций. Остановить ее помог женский запах, который она наконец уловила. Хозяйка почувствовала не просто запах женщины. Так пахло молодое женское тело, удовлетворенное любовью и ласками, словно запах убегающего молока. Исходящая свежесть кружит голову, ее хочется вдыхать бесконечно. На мисс Глоу нахлынула ностальгия, ведь когда-то и она благоухала. Она была уверена, что от любой женщины, доведенной до сладострастия, исходило это… Мисс Сьюзен думала, что во время такого состояния поры на женском теле передают эти удивительные ощущения в виде запаха. Успокоившись, хозяйка попросила девушку выйти и показаться ей на глаза.
Испуганная стройняшка Бэтси, которая кстати, и вправду обладала фигурой совсем юной девицы, сделала шаг и предстала перед мисс Глоу. Последняя откровенно оглядела девушку, а затем, озвучив свои выводы фразой: «Какая безвкусица, эти кружева на панталонах!» – покинула комнату.
Вечером того же дня Билл встретился со Сьюзен Глоу. Хозяйка хорошо относилась к постояльцу, считалась с его финансовыми трудностями и даже согласилась разговаривать с ним после случившегося. Уговор между ними был таков:
– Никаких девиц, Уиткинсон! В этой комнате была и будет только одна женщина, и она сейчас перед тобой! Если я узнаю о том, что из окон доносятся крики разврата, я прекращаю с тобой сотрудничество. Исключение только для четырехлапых проходимцев.
Уиткинсон подошел к мисс Глоу и, склонив голову в знак покаяния, начал издалека.
– Хороший денек, мисс!
– Денек то, может, и хороший, но не для лгунов и развратников!
– Я могу хоть как-то искупить вину перед вами? – в надежде на снисхождение произнес подсудимый.
– Конечно, можешь, фунтами, мне нужны мои фунты!
– Мисс Глоу, я прошу вас немного подождать, я думаю, в скором времени все наладится.
– В каком это времени, обманщик? У Большого Бэна уже нет сил, как и у меня. Вешай лапшу своей выстроганной девице! Кстати, как ты ей представил меня?
– Я сказал, что вы моя глубоко верующая мама.
Сьюзен начала сильно кашлять, но не от болезни, а от неожиданности, ведь паршивец представил ее в качестве матери. Кашель не останавливался, а лишь усиливался. Стало казаться, что она вот-вот потеряет сознание. Билл похлопал старушку в области спины, пытаясь остановить ее страдания.
– Гор..ла, гор..ла, – пыталась сквозь кашель донести что-то мисс Глоу.
– Где горело, что горело? – никак не мог разобрать Уиткинсон.
– Горилла! – прекратив кашлять, отчетливо и громко произнесла Сьюзен. – Несчастная тупица, ты горилла! Разве можно так стучать даме по спине! Где твои манеры, Уиткинсон? Ох и расстраиваешь же ты меня.
Постепенно мисс Глоу начала остывать и через минуту, взглянув на Билла, увидела, как он со стыдливостью и сожалением смотрел на нее. Словно ребенок, слопавший припрятанную шоколадную плитку и заруганный после этого родителями.
– Ну хватит, хватит смотреть на меня, как в первый раз. Ты специально, Уиткинсон, хочешь вызвать во мне жалость? Наверняка твоя физиономия страдальца натренированная и тебя нисколько не мучает совесть! За выходки с этой девицей, за просрочки в оплате, за то, что чуть не сломал мне позвоночник! – голос хозяйки стал набирать силу. Билл захотел на черное полотно своих ошибок нанести светлое пятно оправдания.
– Мисс Глоу, я ценю ваше ко мне отношение и никогда не мог бы подумать, что вы обладаете таким терпением и состраданием! Правда, мне стыдно за свои проблемы и неудобства, доставленные вам визитом молоденькой мисс, но я прошу вашего одобрения для возможности реабилитироваться. Как я могу искупить свою вину?
Билл бил в яблочко! Нарочно или случайно, но сегодня он играл на струнах сердца своей престарелой хозяйки апартаментов. Милосердие, сострадание, великодушие – все те, кто находил, откапывал или подбрасывал эти качества в копилку Сьюзен Глоу, могли ожидать таяния вековых ледников. Мисс Сьюзен в очередной раз недовольно фыркнула.
– Опять простить, опять простить. Наверное, это мое призвание – прощать! – чуть слышно пробормотала мисс, подняв голову и устремив взгляд в небо.
– Завтра я направлю за тобой кучера, поедем к моей знакомой, у неё идет ремонт крыши. Как раз там и сгодятся твои рабочие руки. Только не вздумай облажаться! Заранее советую тебе унять свой пыл парень! Я видела, как кухарка сушила после стирки свои кружевные панталоны!
Мисс Глоу стала очень громко, вызывающе хрипло смеяться. О, это был отнюдь не женский смех, так мог смеяться только Тэдди Замора! Уиткинсон ощутил холодок…
4
Тэдди Замора сидел в своем любимом пабе «Фрог», расположенном в северной части Лондона на пересечении нескольких улиц – «опасный перекресток», так прозвали его местные. Паб был всегда полон повесами, бедствующими зеваками, извечно торчащими в нем в надежде встретить богатея с наполненными фунтами карманами. Отчаявшихся вдов, девиц легкого поведения, проходимцев, зазнаек, считавших себя аристократами. Одним словом, завсегдатаи заведения отличались особым колоритом. За длинной барной стойкой возвышался пузатый лавочник, который периодически опрокидывал стаканчик. Бросая взгляд сквозь дымовую завесу заведения, толстяк, вытирая рот, подгонял официанток, не забывая напоминать про обходительность с клиентами. Паб – место суеты, сумбура, обсуждений. Темой для разговора могло явиться декольте официантки, выпавший зуб в кружке собеседника, реже – будущее старой доброй Англии. Однажды в заведение зашел незнакомец в сером строгом костюме и лайковых сапогах. Заказав стаканчик выпивки, он облокотился о стойку бара и, повернувшись лицом к залу, стал пристально разглядывать посетителей заведения, которые, попыхивая табаком, неспешно коротали день.
Тэдди Замора сидел за столом в середине и, прихлебывая эль, зацепил взглядом парня в строгом сером костюме. Тэдди мог вести себя незаметно, будто он есть и одновременно отсутствует. Заморе нравилось наблюдать за посетителями. Будучи коварным и дальновидным, находясь в эпицентре событий, Тэдди оставался скромным. Вслушиваясь в разговоры, он узнавал много нового и полезного для себя. Зачем, например, приехала в их город светская дама из Кардифа, какое состояние оставил после смерти старик Фостер, умерший от чахотки. Узнал о том, что священник после молебна в память о Фостере от сестры усопшего получил кругленькую сумму. Затем он дочиста оставил все в подвальном борделе, получив взамен от красавицы Элизабет маленьких ползучих гостей, нашедшие пристанище на интимных местах служителя церкви и перекочевавших потом на простыни монашеского приюта в Ливерпуле. Шли слухи о том, что забег на ипподроме в конце недели – полная подстава. Лидера забега подкуют утяжелителями, и наездник скорее прибежит самостоятельно, чем на лошади.
Тэдди охотно принимал свежие новости, не упуская из виду незнакомца у барной стойки. Сухое лицо, ярко выраженные скулы, густые волосы с пробором набок – Тэдди следил за своей внешностью и всегда достойно выглядел.
Между прочим, Замора – это не фамилия, а прозвище Тэдди. Оно прикрепилось к нему после того, как он заморил в котельной портного, который неудачно скроил для него костюм. Молва о любви Тедди к педантичности и хорошим нарядам быстро разлетелась по округе, и с тех пор все привыкли к его щегольскому виду. Незнакомец еще немного постоял у бара и направился к выходу. В дверях его остановил Замора.
– Джентльмен, я могу чем-нибудь помочь?
– Думаю, нет, пожалуй, я пойду.
– Нет, постойте, я определенно считаю, что могу вам помочь.
Незнакомец посмотрел в недоумении на Замору. Он был впервые в этих местах, и, возможно, помощь подошедшего пригодилась бы ему.
– Меня зовут Эрик, я из Шотландии.
– Отлично, приятель! А я – Тэдди Замора, завсегдатай этого бара. Я могу угостить тебя выпивкой?
– Да, было бы неплохо.
Тэдди и Эрик сели за стол и пригубили по стаканчику.
– Я приметил тебя сразу же, как ты вошел, мне приглянулся твой пиджак. Он из бостона, шикарная ткань!
– Да! Спасибо, Тэдди, я приобрел его в Эдинбурге.
Эрик стал показывать особенности пошива и кроя, выворачивая рукава, хвастался толщиной шва.
– О, приятель, не стоит, это пустое. Я и без твоих рекомендаций понял, что ты хочешь задарить мне его, – слегка улыбнувшись, сказал Замора. – Шучу, я не ношу чужих костюмов, разве что с особенным пошивом… вновь шучу.
Замора несколько раз похлопал по плечу своего собеседника.
– Что ты здесь делаешь?
Эрик подсел поближе к Заморе и зашептал о цели своего визита.
– Я ищу одного человека. Ублюдка! – громко прибавил Эрик.
– Тише, парень! – оба, как по команде, оглянулись, и, убедившись, что их никто не слушает, Эрик продолжил.
– Этот тип работал на землях моего кузена в Шотландии, обчистил его до последнего пенса и скрылся.
– Что тебе известно о нем: имя, его круг или еще что-то?
Замора любил брать на себя работенку посложнее, распутывать нити интриг, решать головоломки. В действительности он обладал чутьем победителя, и затея с поисками незнакомого человека в одном из самых многолюдных городов Европы виделась ему привлекательной.
– Работая на землях моего старика кузена, он быстро втерся в доверие к нему и его престарелой жене. Следил за имением, был вхож в семью, порой присутствовал на семейных советах и мог высказывать на них свое мнение. Мерзкий тип, я видел его всего один раз, украдкой. Узнав, что я приехал навестить кузена, он быстро выдумал какую-то встречу в городе и смылся. Я даже не успел разглядеть его, кузен рассказывал мне о странном клейме у него на плече…
Понедельник я ждал с нетерпением. Интерес, любознательность, даже легкая влюбленность подпитывали мои чувства. По дороге я купил цветы и думал, с чего начать наш разговор при встрече. Может быть так: «Привет, Нина, думала, я не приду?» Что за ерунда! Самому смешно. Нет, не то, проще нужно. Где мой лексикон, где моя бешеная харизма?! Пришел, увидел, победил – и точка.
Властный стук в дверь оторвал Нину от работы. Она посмотрела на часы и, взглянув на график приема посетителей, подумала: «Кто бы это мог быть?»
– Войдите!
– Тут-тук! Вот и я.
Увидев меня, Нина улыбнулась и сказала, что забыла о нашей предстоящей встрече.
– Журналист, публицист и просто красавчик!
– Ну что ты, что ты! Просто достойный собеседник, ни более!
– Этого вполне достаточно! – ответила Нина и поблагодарила меня за подаренный букет легким рукопожатием.
– Присаживайся, я пойду поставлю цветы в вазу.
Нина вышла из кабинета, и мне представилась возможность спокойно осмотреться. Я удостоверился, что в ее кабинете отсутствуют камеры. Через синюю штору из прозрачной органзы пробивался свет. В кабинете было уютно и приятно находиться.
– Ну что, Саша, как идут твои дела?
– Да все в норме! Пока без каких-либо приключений.
– Понимаю, за ними ты пришел ко мне?
Нина засмеялась после своего вопроса. Ее эмоции были откровенными.
– Быть может, – сказал я, улыбнувшись. – Сначала я поближе познакомлюсь с тобой, с твоей деятельностью, а потом буду брать интервью.
– О, я не настолько знаменита, чтобы быть объектом для журналистов.
– Нина, твоя популярность будет зависеть от меня. Доверься, я думаю, все сложится удачно.
– Как убедителен ты в своих речах, Александр!
После обоюдных комплиментов у нас Ниной сложилась доверительная атмосфера, с взаимными колкостями и шутками. Я понимал, что Нина становилась для меня еще интереснее и привлекательнее. Я даже стал подумывать о флирте. Нина ненадолго остановила нашу беседу и взяла в руки колоду карт, будто не было веселой легкости минутами раньше. Она стала поочередно вытаскивать карты одну за другой из колоды. Потом вновь перемешала колоду и опять одержимо, словно на удачу, принялась раскладывать их.
Я попытался найти в раскладке смысл, но у меня ничего не получилось. Еще бы, ведь карты были не игральные, которыми можно скатать пару партий с друзьями. На них не было мастей и привычных рисунков, я успел запомнить лишь последние две карты. На одной был изображен закат солнца, а на второй – старые мужские сапоги. Рисунки были очень отчетливые, нанесенные акварельными красками. Нина собрала свою раскладку в единую колоду и неловко, даже удивленно посмотрев на меня, улыбнулась.
– Ну, давай, спрашивай.
– Карты посоветовали тебе со мной познакомиться? – спросил я серьезно Нину.
– Они лишь помогают мне увидеть то, что недоступно, то, чего я не вижу сама.
Бог ты мой, что она говорит?! Я не понимал, о чем идет речь, я по-прежнему не мог раскусить эту девушку.
– Позволь я раскину карты на тебя?
– Позволить тебе, еще бы! – произнес я.
Тогда я был готов поучаствовать в любом эксперименте и надеялся срубить чувство эйфории от беседы с «провидицей».
– Я здесь, чтобы узнать, испытать и почерпнуть! Я даю тебе карт-бланш, позволяю все!
С моей стороны это прозвучало задорно. Я понимал, что мой настрой увлекал и Нину.
Она взяла меня за правую руку и долгим взглядом посмотрела мне в глаза; затем отпустила ее и достала карты Таро.
– Хочу, чтобы ты расслабился и закрыл глаза на некоторое время.
Я глубоко вздохнул и молча исполнил просьбу Нины. Она зажгла ароматические свечи. Этот запах мне почему-то не понравился, но нарушать церемонию я не стал. От него я не ощутил какого-либо эффекта и, откровенно говоря, рассчитывал на авантюрный случай, бытующий в фильмах «для взрослых». К сожалению, моя бурно разыгравшаяся фантазия стала лишь плодом воображения. Нина просто разложила свои карты в три ряда и попросила меня открыть глаза.
Мне вновь не удалось запомнить карты, потому что хозяйка колоды в ту же секунду перевернула их.
– Зачем ты их переворачиваешь? – спросил я с трепетом в сердце. – – Неужели потому, что мне предсказана скорая смерть или несчастная жизнь в бедности и нужде?
– Я раскладываю карты с условием, что клиент не должен их видеть, а верить мне или нет, решать тебе.
– Хорошо, тогда что ты увидела?
– Тебя ждет интересная жизнь, молодой человек, – с улыбкой произнесла Нина.
Я всегда зарекался, что не буду верить этим колдунам и гадалкам, ловил себя на слове, что буду игнорировать такого рода прорицания, а тут купился, как последний дурак!
– И это все? – спросил я с разочарованием.
– А что ты хочешь знать еще?
– Твои карты слишком скупы на будущее, – разочарованно сказал я.
– Его определяешь ты сам…
– То есть понятие «судьба» в твоем словарном запасе отсутствует?
– Судьба…, ах да, судьба. А что это такое? – спросила с иронией Нина.
– Это предназначение, то, что послано свыше…
– Тебе послали, а ты и смирился? – перебила меня Нина.
– Я думаю, если каждый человек самостоятелен и волен принимать решения, твои сеансы попросту ни к чему.
– Но… у меня есть возможность…
Нина не успела договорить, как в ее кабинет ворвался мужчина, коренастый, с проседью в волосах, одетый во все черное.
– Простите, ради бога, простите меня, пожалуйста! Я понимаю, что без приглашения, прошу извинить меня, – впопыхах бормотал мужчина. – Мне очень неловко и стыдно! Прежде всего, стыдно перед самим собой! Я не знаю, что мне делать!
Мужчина находился в полном отчаянии, он чуть было не сел мимо предложенного стула у входной двери и зарыдал без остановки. Страх, боль, ужас – все эти чувства переполняли его.
– Мой мальчик, мой мальчик! – в отчаянии шептал он.
Незнакомец расстегнул несколько верхних пуговиц на рубашке и, чувствуя сердечную боль, положил руку на левую сторону груди.
Нина предложила вошедшему стакан воды и в ожидании, когда тот успокоится, молча встала рядом со мной у стола.
Минуты через три клиент начал рассказывать о произошедшей трагедии.
– Я постоянно проводил время на работе и не заметил, как вырос мой мальчик, он уже ходил в начальную школу и делал первые успехи. Вы знаете, у него были такие трогательные глаза, я был уверен, что этим глазам суждено было многое повидать…
Я думал, когда он подрастет, вокруг него будут крутиться самые красивые девицы. Еще бы, мой мальчик был таким хорошим! А я подошел бы к нему однажды и сказал: «Сынок, а не возьмешь ли старика на вечеринку?» Мой мальчик! Черт бы побрал этого тупоголового осла! Сынок переходил дорогу, как положено, на переходе, а в это время автомобиль на полном ходу, водитель не успел среагировать… длина тормозного пути четыре метра… он стал поворачивать, но не справился и влетел в ограждение. Мой мальчик оказался у него на капоте! Очевидцы рассказали, что при столкновении с оградой он слетел на асфальт. Мой мальчик лежал на дороге, на этой грязной дороге!
Мужчина не мог больше продолжать говорить спокойно, он закричал навзрыд охрипшим от страданий голосом.
Было безумно жаль погибшего мальчугана и его отца, но я не мог понять, что его привело к Нине.
– Его похоронили по всем канонам, он был отпет священнослужителем и предан земле… Мой мальчик! Он прожил такую короткую жизнь, за которую я так и не смог дать ему в полной мере отцовской любви. Прости меня, сын…
Переведя дыхание, мужчина обратился к Нине.
– Прошу вас! Если я достану его останки, если я кремирую тело, вы дадите мне возможность увидеть его?
«О черт!» – именно такой была моя реакция. Я не мог поверить, что он обращается с такой просьбой к женщине, которая минутами ранее просила меня закрыть глаза и расслабиться. Мое сердце стало биться в ускоренном темпе. От тревоги я стиснул зубы, тем самым призывая себя к спокойствию и хладнокровию.
– Саша, выйди, пожалуйста, и подожди за дверью.
Я оставил Нину наедине с мужчиной и даже не предпринимал попыток подслушать их разговор. Беседа продлилась недолго. Мужчина выходил из кабинета глядя в пол.
После этого Нина, извинившись, сказала, что ей нужно идти. Я не стал расспрашивать о причине ухода и, взяв номер ее телефона, договорился о следующей встрече.
5
Вернемся к Михаилу Гниткину, который проводил свои будни за письменным столом, перебирая бумаги и допивая свой кофе в ожидании конца рабочего дня. Планы нарушил телефонный звонок.
– Гниткин, зайди ко мне!
Через минуту он был у шефа.
– Слушаю вас, Виктор Петрович.
– Миша, у нас убийство! Супруга заколола своего мужа. Женушку, очевидно, посадят, а вот маленькая Изабель останется без присмотра. Я проверил девочку, у нее неплохие антропологические данные. Родственников почти не осталось. Возьми документы и произведи изъятие. Поторапливайся, пока не привалили эти «социальщики», мать их!
Смуглый, невысокого роста Виктор Петрович продолжил судорожно смеяться, заводя себя просмотром пикантного телевизионного шоу. Вспомнив девочку, он вскочил со стула и недовольно воскликнул:
– Изабель! Как можно было назвать своего ребенка таким именем?!
Михаил с группой коллег направился к месту убийства. Агентство, в котором он работал, было ориентировано на социально необеспеченных граждан, не способных по платить по счетам и кредиторам. Агентство брало на себя обязательства по погашению долгов, но взамен требовало от должников отказаться от своих несовершеннолетних детей.
В дальнейшем детей обучали по специализированным программам, которые определяли для них будущие родители. Дело в том, что никто не хотел воспитывать ребенка, терпеть беспокойные ночи, следить за здоровьем новорожденного. Современные усыновители выбирали в агентстве мальчика или девочку с определенными характеристиками: одни желали взять ребенка с задатками спортсмена, другие мечтали о рыжей девочке с голубыми глазами, непременно говорящей на французском языке, кто-то предпочитал взять ребенка с звучным голосом и т. д.
Мамы и папы были уверены, что их ребенок именно такой, каким они хотят его увидеть – удовлетворение собственных амбиций и жажда совершенства! Естественно, за ум и талант приходилось платить, это, конечно, входило в планы агентства.
Прибыв к месту происшествия, Гниткин с сотрудниками подошли к деревянному дому, у которого были припаркованы патрульные машины полицейских, на входе дежурили два сержанта. Оба вялые, зевают, беседует между собой, нашли общую тему для шуток, подкалывая друг друга.
– Вы кто? – спросил сержант подошедших.
– Мы из агентства по оформлению детей и подростков.
Парни в форменном обмундировании расступились перед прибывшей группой, и сотрудники прошли в дом. Тело мужчины лежало на полу, накрытое цветным полотенцем с вышитой, словно в насмешку, фразой: «Любимому мужу». Над телом склонился медицинский эксперт, офицер полиции в сторонке заполнял протокол. На кухне сотрудник в штатском беседовал с женой убитого. Ее махровый халат был в крови. Нервно выкуривая одну сигарету за другой, хозяйка в состоянии ступора смотрела в окно.
– А где девочка? – негромко спросил Михаил женщину с сигаретой. Та, сделав вид, что не расслышала, продолжала курить.
– Где ваша дочь? – повысив голос, уверенно повторил вопрос Гниткин.
Резко отвернувшись от окна, женщина с мокрым от слез лицом крикнула Михаилу:
– Куда вы ее хотите забрать и кому вы ее отдадите, кому?
– Простите, как вас зовут?
– Анна…
– Анна, прошу вас, не беспокойтесь, мы дадим Изабель хорошее образование, о ней будет кому позаботится.
– Она любит рисовать! Все документы у неё в комнате, возьмите их сами, я не хочу заходить туда. – Женщина, не сдержав эмоций, вновь начала плакать.
Михаил направился к детской. Дверь была закрыта изнутри. Гниткин постучал. Дверь открыла женщина в форме – инспектор комиссии по делам несовершеннолетних. На кровати сидела Изабель. Другой мебели в комнате не было.
– Здравствуйте, я из агентства по присмотру за детьми.
– Да, конечно, присаживайтесь, – вежливо пригласила инспектор.
– Изабель, здравствуй, меня зовут дядя Миша. Какая у тебя красивая кукла! Как ее зовут?
– Здравствуйте, ее зовут Мия, – полушепотом ответила девочка, напуганная присутствием в квартире посторонних людей.
Гниткин попытался наладить контакт с пятилетней девочкой, но та, по-прежнему пугливо всматриваясь в незнакомые лица, прижимая к себе куклу.
– Изабель, дядя Миша пришел, чтобы помочь тебе.
Девочка по натуре общительная и любознательная, до прихода Гниткина рассказывала инспектору о своей семье. Женщина встала с кровати, поцеловала девочку и, вздохнув, вышла из комнаты. Михаил остался сидеть на кровати.
Его внимание привлекли рисунки Изабель, нанесенные на стену разноцветными мелками и красками. Это не было похоже на рисунки юного дарования, напротив, у Михаила сложилось чувство, что он попал в пещеру древних людей, которые подручными средствами высекали фрагменты своей первородной жизни. В комнату почти не поступал солнечный свет, из осветительных приборов лишь настольная лампа. Михаил включил ее и поднес к стене. На ней он увидел желтое солнце, синее небо и много зеленых деревьев. На противоположной стене цветными карандашами, неразборчивым почерком, на разном уровне, вразбивку, были написаны слова: любовь, школа, семья, мир, папа, шар, жизнь, подарки, дети, сеанс.
Михаил не сразу разобрал написанное, затем направил лампу на сидящую Изабель, которая от яркого света отбросила куклу, закрыв лицо руками. Минутой позже она отняла руки от лица и тихо сказала:
– Мисс Сьюзен Глоу говорит, что ты жалкий ублюдок!
Встревоженный Гниткин замер и, проглотив слюну, спросил:
– А что еще она говорила? – но Изабель больше ни слова не произнесла. Собрав документы на девочку и ее одежду, Михаил стал дожидаться, когда Анну увезут в полицию. Через некоторое время сотрудники вместе с девочкой покинули дом, где произошла трагедия. Сидя в машине, Михаил всю дорогу изучал документы, связанные с ее семьей.
Гниткин с Изабель за ручку вошел в агентство и повел ее к психологу, затем малышку отвели для прохождения вступительных тестов. Такой проверке подвергались все вновь поступающие с целью определения задатков ребенка, уровня его подготовки, возможных патологий, которые могут в будущем негативно отразиться на репутации агентства. Определив Изабель к специалистам, Михаил прошел к директору.
– Виктор Петрович, я вернулся, девочка у нас.
– Хорошо! Все прошло гладко или мамаша нервничала?
– В ее положении не было выбора, вот анкета на девочку.
– Так, посмотрим, что за персонаж. – Лучников стал листать анкетные данные, заполненные Гниткиным на Изабель.
– Черт бы побрал! Рисует! – Лучников с брезгливостью оттопырил нижнюю губу, демонстрируя неприязнь. – У меня на простое две девки – художницы с задатками Фриды Кало, и они никому не интересны. И вот еще одна, видите ли, любит рисовать! Сейчас это мало кому надо. Сегодня все хотят певцов и певичек, тем более ее ангельские глаза просто созданы для вокала! Я уже придумал для нее сценический псевдоним – Элизабет! Ты только представь, Миша, эту историю на миллион с лозунгом «Я хотела петь, и моя мечта сбылась!», – директор агентства устремил свой взор в приоткрытое окно. – Покажи мне ее рисунки.
Гниткин протянул несколько работ Изабель. Взглянув одним глазом, директор быстро скомкал работы и бросил в корзину.
– И ты называешь это искусством?
– Виктор Петрович, но ей всего пять лет! – словно оправдывая интерес девочки к рисованию, сказал Михаил.
– Уже пять! Определи ее в класс вокала, пусть сразу приучают к сцене. И еще: если я увижу в ее руках краски – будешь искать ей место в социальном приюте.
Так Лучников и не познакомился со своей новой воспитанницей, он вообще не особо любил детей.
На следующий день Михаил снова не пошел на обещанную встречу с Ниной, которая за день дважды позвонила ему и напомнила о необходимости пройти полный курс. Михаил задавался вопросом, для чего ему эти встречи, понимая, что вовсе не помнит их начала. Он решил прекратить посещать своего психотерапевта. Дома Гниткин предложил жене распить бутылочку божоле, это было ее любимое французское вино. В их семье не было традиции употреблять спиртное по выходным или за просмотром любимого шоу, так как Михаил быстро хмелел от выпивки, а его супруга старалась держать диету и считала, что к сорока годам ее организм более не способен на скорую расправу над калориями. Пригубив немного вина, Михаил лег спать, а жена занялась косметическим омоложением лица.
Михаил всеми силами пытался настроить себя на продолжение лондонского сюжета, но этого не происходило. Лишь однажды, во время первого сеанса, его настиг крепкий сон. Еще не знакомый со своими персонажами, Михаил порхал над собой, Сьюзен, Маргарет, Саймоном, Биллом и вообще над всеми нами. Пролетал над вершинами зданий, потом пудовым ядром – одним махом вниз, на расстоянии метра зависал над землей и вновь взмывал под облака. Непонятным образом, в очередной раз опустившись вниз, он уселся за руль классного кабриолета, быстрого, маневренного, одному богу известно как там оказавшегося.
Гниткин проносился по всем улочкам, ему не было равных, что-то неописуемое происходило тогда. Сначала Михаил боялся кого-то сбить, но напрасно… Машина двигалась сама без чьего-либо участия, а если она не справлялась, то каким-то образом некто наградил водителя и его транспорт способностью проходить абсолютно сквозь все, что встречалось на их пути! Люди, дома, пожарные краны – Михаил просто просекал их насквозь, а они его почему-то не замечали. Поначалу он извинялся перед людьми, особенно перед дамами приятной наружности. Представьте человека на кабриолете, осчастливленного способностью летать, проходить сквозь стены, быть быстрее любого авиаустройства. В ту минуту его триумфа никто не познал, Михаил видел всех, но лишь визуально, не чувствуя и малейшего присутствия кого-либо, ведь ему выпала удача быть самым счастливым спящим в ту минуту, и он не хотел просыпаться, уж очень это было необыкновенным!
Однако в этот раз все было иначе: никаких пейзажей и чувства эйфории. Словно рабочий рынка, отпахавший несколько смен, Гниткин отключился за пару секунд. Его разбудил стук по дереву, доносившийся вдалеке. Открыв глаза, он увидел, что по правую руку спит жена. Стояла глубокая ночь, и стучали вовсе не в его дверь, может, даже не в дверь соседей. Шум ненадолго утих, но затем продолжился, и стало более отчетливо слышно, как стучат в дверь. Михаил вскочил с кровати и на цыпочках медленно подошел к своей двери. Кому-то не терпелось, и он тарабанил вовсю.
«Должно быть, и жена уже проснулась…» – подумал Гниткин. Волосы на ногах встали дыбом, по всему телу побежали мурашки. Сердце стало бить в такт со стуком незваного гостя. Посмотрев в глазок, Михаил никого на хорошо освещенной площадке не увидел. Подумав, что ослышался, еще раз посмотрел в глазок, но за дверью все так же было пусто.
Внезапно стуки возобновились. Гниткин отскочил от двери и вернулся в спальню. Там как ни в чем не бывало спокойным сном отдыхала супруга. «Это все галлюцинации!» – пришел к выводу Михаил и пошел на кухню – выпить стакан воды. Сделав несколько шагов, он услышал гнусавый и противный мужской голос, который выкрикивал где-то рядом:
–Мерзость, двуличие! Мерзость, двуличие!
Так продолжалось несколько минут. Гниткин умылся холодной водой, но это не остановило недовольного мужчину, он по-прежнему выкрикивал: «Мерзость, двуличие!» Михаил не мог понять, что с ним происходит, забившись в угол на полу в ванной комнате, он схватился за голову и заплакал. Голос мужчины прекратился. Поверженный Гниткин лежал в позе эмбриона, омытый слезами. Потом стуки в дверь возобновились, но уже короткие, отрывистые. На расстоянии пяти сантиметров от ушей послышался голос ребенка, невозможно было определить, девичий или мальчишеский, скорее всего, это был голос маленького человечка. «Открой дверь, открой мне дверь!» – жалобно просил он, затем послышался продолжительный скрежет ногтей, и вновь жалобный детский голос: «Я хочу войти! Открой!»
Михаил в недоумении едва слышно произнес: «Боже, что это? Что со мной происходит?» В ванной комнате потух свет, но выключатель находился внутри, а в комнате был он один. В полной темноте Гниткин слышал лишь свое дыхание. Еще несколько аквалангистских вздохов перед погружением – и мнимое чувство спокойствия овладело Михаилом. Он выдохнул и, насколько это возможно, раскрыл глаза в темноте. Он старался уловить знакомый звук, шепот и дыхание неизвестного существа, которое находилось прямо напротив него. Из ниоткуда появилось неизвестное существо, которое было на расстоянии вытянутой руки.
Несколько секунд понадобилось головному мозгу для считывания и сопоставления предполагаемого существа: соседский пес в детстве, что постоянно облизывался и обнюхивал маленького Мишу; сказочные драконы из кинофильма; домашний кот, что будил мокрым носом; мисс Сьюзен Глоу или инспектор дорожной полиции – но совпадений не было. Спустя немного времени Гниткин потерял сознание.