Полина Александровна Раевская
За любовь
– Я так не думаю, Анна, – возразил Джо, растягивая гласные. Аня изумленно подняла бровь и отложила телефон.
– Не совсем поняла тебя? – вкрадчиво уточнила она. Страх начал накатывать на нее по мере того, как Джо стал приближаться. Его бледно-серое лицо с лихорадочными пятнами и горящими каким-то странным блеском глазами пугало, но она старалась не подавать виду.
– Не понимаешь? – выдохнул Джо ей прямо в лицо, – Эни, – он провел большим пальцем по ее губам. Аня дернулась, но он крепче прижал ее к себе, она почувствовала его эрекцию и в панике стала вырываться.
– Отпусти меня! – вскричала она, но он усилил захват, а после она почувствовала его губы на своей шее. – Прекрати! – неистово начала отбиваться она.
– О, да, милая, кричи! Теперь я понял, как это возбуждает, когда ты сопротивляешься, – шептал он, не переставая целовать ее. Аня резко ударила его по лицу и вырвалась из его объятий. Ее трясло от отвращения и ужаса.
– Ты с ума сошел, какого черта ты несешь? Если еще раз притронешься ко мне, я вызову полицию! – пригрозила она, надеясь, хоть как-то его остановить. Но он лишь облизал губы, потер ушибленное место, а потом снова подошел к ней.
– Кажется, ты обнаглела, Анна! Видимо, я был слишком мягок? Беркет-то за три года понял, как до тебя лучше доходит. Видимо, послушной девочкой ты становишься только через кнут. Может, если и я тебя хорошенько отделаю, ты тоже будешь шептать мое имя по ночам, а? Что скажешь, Анна? – цедил он сквозь зубы, перебирая ее волосы.
Внутри у Анны все похолодело. Боже, это был, как раз, тот случай, когда из огня да в полымя! Но только сейчас все – намного хуже. Если причины Маркуса она хотя бы как-то могла понять, то теперь видела перед собой настоящего психопата, упивающегося ее страхом и своей властью. Боже, и с этим человеком она жила почти четыре месяца?!
Ей нужно было срочно отсюда выбираться. Мозг лихорадочно работал, пытаясь придумать решение, но никаких идей не было. И это заставляло ее кровь стынуть в жилах.
– Я долго терпел, Анна, смотрел на тебя. Но честно, меня достало! – его голос с каждой секундой становился все выше. Аня понимала, что еще чуть-чуть и он сорвется, тогда ей никто не поможет. Все внутри оборвалось, заныло, тело рефлекторно сжалось от страха, от воспоминаний о боли и унижении, паника начала захлестывать ее.
На ее волне она стала двигаться к двери, но тут Джо вытащил пистолет и направил на нее. Аня задрожала и замерла, перед глазами пронеслась вся жизнь.
– Ну что, Анна? Будем и дальше играть в прятки или возьмемся за ум и будем делать то, что я скажу?
Аня согласно кивнула, губы задрожали, ладони вспотели, когда он подошел к ней вплотную и дулом пистолета откинул прядь волос с ее лица, а затем наклонился и поцеловал. Она боялась шелохнуться, напряжение достигло апогея.
– Какая же ты сладкая, когда боишься. Теперь я понимаю, почему Беркет так тебя муштровал. А может, тебе больше нравится, когда тебя берут силой? Я ведь помню, как ты стонала под ним, когда он трахал тебя в кабинете, – шептал он, горячо целуя ее щеки и шею. Аня не понимала, о чем он говорит, да и это было неважно.
Сейчас главное – выбраться. Медленно подвинув ногу к его паху, она с размаху ударила его. И когда, заорав от боли, он согнулся пополам, она вырвалась и побежала.
Ей удалось преодолеть только несколько метров, прежде чем его рука схватила ее за волосы и резко дернула на себя.
Аня упала, боль была острой, но страх и паника не позволяли ощутить ее в полной мере, они подстегивали бежать, спасаться, отбиваться изо всех сил. Она кусала его, рычала, колотила ногами и руками. Она была похожа на дикую кошку. Не чувствуя ударов, шквалом сыпавшихся на нее в ответ, она пыталась пресечь его попытки подмять ее. В какую-то секунду ей вновь удалось вырваться, и она снова ринулась к выходу из дома, но тут над головой раздался выстрел, пуля пролетела в паре сантиметров от нее, и Аня застыла от шока.
– Думала, я шучу? – прохрипел Джо, подойдя к ней. Аня молчала, не в силах выдавить хоть что-то. Она не хотела умирать, но и терпеть эту мразь не хотела.
Джо вплотную прижался к ней и зашептал, приставив пистолет к ее щеке:
– Ты от меня никуда не денешься, Анна! Живой ты не уйдешь, поняла меня?
Он лизнул ее щеку рядом с дулом, Аня брезгливо поморщилась. Заметив ее реакцию, Райли резко ткнул пистолетом, так, что ее голова ударилась о стену, и закричал. – Хватит морщиться, сука! Ты знаешь, сколько сил и времени я на тебя угробил, дрянь, знаешь, мать твою?
Аня не слушала его безумный крик, в ее голове билась одна-единственная мысль – надо пододвинуться ближе к комоду, там антикварная ваза. И Аня так и сделала, пока ублюдок орал, не замечая ничего вокруг, поглощенный своей яростью. Он лихорадочно шарил по ее телу, а она так же лихорадочно цеплялась за ручку вазы и, почувствовав ту в руке, со всей силы опустила тяжелый предмет на голову ублюдка.
Он пошатнулся и застонал, по лицу потекла кровь, но Анне было все равно. Не теряя времени, она попыталась вырвать пистолет, только ей этого не удалось – сученыш крепко держал его.
Шатаясь и еле держась на ногах, он намертво вцепился в пушку. Между ними завязалась борьба, Анна яростно била его, в ответ получала не менее сильные удары. В этой жестокой борьбе она не замечала, как натыкалась на углы, на мебель, не слышала звон бьющихся предметов. Наверное, она бы потерпела поражение, если бы псих не оступился на лестнице и не покатился вниз, оставляя заветное оружие в ее руках. Аня побежала за ним следом, но тот поразительно быстро вскочил на ноги и бросился к выходу, понимая, что с ней сейчас шутки плохи.
Она не стала его преследовать, надеясь, что он сам исчезнет. И когда услышала визг шин отъезжающего автомобиля, ее затрясло от облегчения. Задыхаясь от слез и шока, она прошла на кухню и застыла посреди нее, глубоко втягивая воздух, которого отчаянно не хватало, пока не услышала осторожные шаги.
Анна резко подобралась, затаилась в темной комнате, освещаемой лишь светом луны, вытянула трясущуюся руку с пистолетом. Шаги приближались, живот скрутило от липкого ужаса. На пороге застыла высокая фигура, Аня судорожно втянула воздух, а потом услышала голос, от которого внутри все перевернулось.
– Анна! – тихо позвал ее Маркус, тут же зажегся светильник, и она поняла, что это не галлюцинация.
Перед ней действительно стоял Маркус. Он был бледен и напряжен. Аня начала задыхаться. Маркус, поняв, что у нее начинается истерика, быстро пересек разделяющее их расстояние и отбросил ее руку с направленным на него пистолетом, который тут же с грохотом упал на пол. Она и забыла, что он на прицеле. Все мысли тут же исчезли из ее головы, ее затопили эмоции. Она обхватила его лицо руками и жадно впилась в плотно сжатые губы. Ей было на все плевать. Она должна была почувствовать, что жива. Слезы текли по ее лицу, но она продолжала целовать его, врываясь языком в его рот, кусая его губы. Маркус замер, ничего не понимая.
– Эни, постой, родная, – ошарашенно прошептал он, но она не хотела ничего слушать.
– Замолчи! Пожалуйста… – оборвала она его и продолжила лихорадочно целовать его. Со всей страстью, что таилась в ней, с той невыносимой болью, которая разрывала ее изнутри. Их движения были рваными, порывистыми, они двигались куда-то, ни на секунду не отрываясь друг от друга. Лишь Маркус иногда прерывал поцелуй горячим шепотом:
– Любимая… Я здесь, котенок… Все закончилось, малыш!
Она цеплялась за него как утопающий.
– Маркус… – простонала она умоляюще, когда почувствовала, что он снова готов отстранится.
– Не сейчас, милая, – выдохнул он, но она впилась в его губы и так же, шепотом вынесла приговор:
– Сейчас!
В эту же секунду он со стоном поцеловал ее, ворвался языком в рот, перекрывая ей кислород, заставляя тело дрожать. Она посасывала его язык, но ей было мало, и она прикусила его, вырывая болезненный стон. Они не отрывались друг от друга. Маркус лишь сильнее прижал ее к своему телу, Аня почувствовала его возбуждение, коленом потерла член, отчего Маркус задрожал, а потом резко оттолкнула его к стене, хватая за ремень брюк и тут же пытаясь стащить с него футболку. Ее руки тряслись от волнения и пережитого страха. Кое -как им удалось сорвать с него одежду и снова накинуться друг на друга с голодным рыком.
Маркус впечатал ее в стену, впиваясь в ее рот, руки торопливо пытались стянуть с нее платье, но ничего не выходило, тогда он просто разорвал подол, оголяя ее ноги до бедер, легко поднял ее за талию, и она почти упала ему на грудь. Аня сцепила пальцы на его затылке и широко распахнула ноги, так легче было проникнуть в нее, через секунду ее трусики были сдвинуты в бок, и лоно заполнила его плоть, горячая, твердая, гладкая. Несмотря на всю осторожность Маркуса, от мощного вторжения у нее полились слезы из глаз.
Боже, неужели это реальность? Неужели, это он?
Онадо крови прикусывала его губы, делая больно, ей хотелось сильнее чувствовать, ей нужно было быть уверенной в том, что это он. С каждой секундой темп нарастал. Аня больше не сдерживалась, она громко стонала и извивалась в его руках, помогая ему проникнуть еще глубже. Его рот проглатывал ее крики, язык двигался в такт члену.
Маркус глухо стонал ей в губы, не прекращая ласкать ее мягкие глубины своим языком. Аня была возбуждена до предела. Такого дикого, безумного желания она еще не испытывала. С каждым проникновением она увлажнялась, делалась скользкой, горячей.
В воздухе витал запах их возбуждения, животного секса, тишину разрывали надсадные стоны и на шлепки, когда его бедра ударялись об нее, сводя с ума, заставляя ее выгибаться ему навстречу. Положение было неудобное, все тело ломило от боли, но что это в сравнении с диким удовольствием. Однако, Маркус все равно вскоре вышел из нее и, не давая ногам коснуться пола, перенес на стол.
– Маркус, пожалуйста! – застонала она от нетерпения, в ответ получила жаркий поцелуй и не менее жаркий шепот:
– Сейчас, моя девочка. Потерпи.
Она не хотела терпеть и, когда его губы скользнули вниз по подбородку, чуть не зарычала от неконтролируемой злости и голода. Она начала вырываться, но его рука с силой впечатала ее в стол, не давая шелохнуться, а губы продолжили свой путь. Аня чувствовала на своей коже его горячее, прерывистое дыхание. Дойдя до груди, Маркус медленно обвел ореол соска языком, втянул в себя, медленно посасывая, покусывая, оставляя засосы. Наигравшись с ее грудью, доведя до беспамятства, язык скользнул ниже, погружаясь в ямку пупка. Аня изогнулась дугой на столе и протяжно застонала. В ответ, Маркус нежно провел носом от пупка к лобку, а потом резким движением развел ее ноги в стороны, согнул их в коленях и закинул себе на плечи. Его лицо опустилось к ее влажным складочкам, а голодный взгляд внимательно следил за реакцией, которая последовала тут же:
– Нет! – простонала она. И в ответ услышала твердое:
– Да, любимая.
Не в силах сопративляться, Аня закрыла глаза и полностью отдалась ощущениям. Она, как змея извивалась на столе, металась, когда Маркус начал медленно обводить языком клитор, придерживая руками ее ноги. Он ласкал ее все быстрее и быстрее, губ. А когда его язык проник во влагалище, Аня едва с ума не сошла от прошившего ее насквозь удовольствия. Маркуса дико возбуждали её громкие стоны, он раз за разом проводил языком по кругу, растягивая, проникая в нее. Оргазм накатывал, лишая способности мыслить, снова и снова, скручивая все внутри. Аня думала, что это – конец, но, когда его руки резко подхватили ее под коленями и пододвинули к краю стола, поняла, что ошиблась. Маркус очень медленно вошел в нее и начал двигаться.
Это было больно и приятно, нежно и грубо одновременно.
– Глубже, – стонала она, впиваясь ногтями в его ягодицы. В ответ он стал двигаться быстрыми, мощными толчками, глубоко погружаясь в нее снова и снова, безжалостно подводя к грани. Она кончала, распадаясь на миллион осколков, он же, сделав еще одно сильное движение, застонал и излился в нее, достигая пика.
Мокрые и уставшие, тяжело дыша, они несколько минут приходили в себя. Аня смотрела в потолок и бездумно гладила Маркуса по голове. Постепенно приходилоосознание произошедшего. Она не испытывала ни сожаления, ни ужаса. Она была обессилена, как эмоционально, так и физически. Ей нужна была эта разрядка, ей просто он нужен был в ту жуткую минуту. Это не было ни прощением, ни согласием на что-то, это был просто секс с мужчиной, которого она безумно хотела, которого ей до дрожи не хватало. И сейчас, когда он отстранился и взглянул ей в глаза, она без смущения и робости встретила его взгляд, хрипло сказав:
– Это ничего не меняет.
Маркус горько усмехнулся и, проведя тыльной стороной ладони по ее лицу, тихо произнес:
–Я знаю, любимая.
Она кивнула и поднялась со стола, легонько отталкивая его от себя. Правда, когда повернулась к нему спиной и увидела отражение его лица в зеркале, замерла. Он был бледен, губы крепко сжаты, а глаза прожигали вырез платья на спине.
– Почему не избавилась от них? – сдавленно спросил он.
– Чтобы всегда помнить, как близко была опасность!
Да, это было жестоко. Она знала, что ударила и очень больно, но иначе не могла. Маркус подошел к ней вплотную и осторожно коснулся губами ее шрамов. Сердце заныло от боли. Они ничего больше друг другу не сказали, просто оплакивали свою боль, свою потерю.
Аня, дрожа, глотала слезы, ибо это было невыносимо – видеть слезы любимого мужчины, видеть его раскаяние, когда ты не можешь его принять, не можешь простить. Она отстранилась и прочистив, горло сказала:
– Мне нужно забрать Мэтта у няни.
– Что? – смертельно побледнев, ошарашено восклинул Маркус. Ей и самой передался этот ужас. – Ты разве не должна была отправить его к моей матери еще два дня назад? – вкрадчиво уточнил он.
– Нет, он приболел.
Маркус застонал и быстро сунул ей телефон в руку. Аня лихорадочно набрала нужный номер. Она не понимала, чем вызвано это волнение с его стороны, но оно передалось и ей.
– Алло! – услышала она голос нянечки.
– Миссис Кахил, я сейчас приеду за Мэттом, соберите его! – быстро протараторила она.
– О, миссис Райли! А ваш муж только что забрал его, – бодро ответила женщина, повергая Аню в пучину ужаса.
– Что? Когда? Господи, вы с ума сошли! – закричала Аня в трубку, но Маркус вырвал у нее телефон и стал что-то спрашивать. У Ани же началась паника. Она зарыдала, страх сковывал все ее существо, она готова была рвать на себе волосы. Пока она трахалась, ее ребенок попал в лапы психа.
Боже, ее малыш, ее маленький ангелочек! Как же ему страшно!
– Маркус, что делать? – захлебывалась она слезами, когда он положил трубку, его лицо было похоже на мертвенно-бледную маску.
– Я вам облегчу задачу! – раздался довольный голос. Маркус и Аня, как по команде, обернулись, у Ани вырвался крик, когда она увидела на пороге Джо и сына с заклеенным ртом и пистолетом у виска. Глазки были заплаканными и огромными от ужаса. Малыш переводил беспомощный взгляд с мамы на папу. Аня хотела кинуться к нему, но Маркус резким движением дернул ее на себя, заставляя оставаться на месте. Ее лихорадило, слезы застилали глаза.
– Малыш, мы с тобой, мой маленький! Все будет хорошо! – прорыдала она, пытаясь успокоить ребенка, который начал плакать и вырываться.
– Я убью тебя, сука! – прорычал Маркус, на что Джо разразился безумным смехом.
– Но не раньше, чем я убью его или ее! – весело сообщил он, переводя пистолет на Аню.
В следующее мгновение она была сбита с ног, а над головой раздался выстрел. Все происходило настолько быстро, что Аня ничего не могла понять. Маркус, только что лежавший на ней, теперь был рядом с Джо. Выбив у него пистолет, он со всего размаху сделал подсечку, и Райли упал на пол.
Не теряя ни секунды, Маркус стал наносить ему удары в живот. Анна, сориентировавшись, подхватила Мэтти, в это же мгновение Джо пнул Маркуса по больному колену, тот закричал от боли и упал, началась борьба. Аня в ужасе замерла, не зная, что ей сделать, у нее началась паника.
– Анна, в машину, быстро! Уезжайте отсюда! –заорал Маркус, подминая под себя Джо. Аня прижала Мэтти к себе и побежала на улицу, по дороге набирая номер полиции. Истерично объясняя, что происходит, она усадила сына в детское кресло и поняла, что не может уехать. Сердце разрывалось от страха за Маркуса. Она не могла его оставить, не могла бросить.
– Мэтти, спрячься, и сиди, пока не приедет полиция. Ни звука, сынок, ты меня понял? Мама сейчас вернется, – решительно наставляла она сына. Он согласно кивнул и закрыл машину со всех сторон, как она ему и велела.
Аня, не теряя ни минуты, побежала обратно в дом и не зря.
Джо, оторвавшись от Маркуса, бросился к пистолету, который валялся в паре сантиметров от Ани. Она не стала ждать, когда гад до него доберется, ее охватил страх за жизнь любимых и самых дорогих ей людей. Не понимая уже ничего, она схватила пистолет и выставив руку вперед, взглянула в глаза своего все еще мужа, и Анна нажала на курок, ловя удивленный взгляд ублюдка. Через секунду тот замертво упал на пол с пулей во лбу.
Она стояла, не двигаясь, с недоверием и ужасом глядя на мертвое тело. Ее заколотило крупной дрожью, но тут сильные руки крепко обняли ее, прижимая к горячему, липкому от крови телу.
– Успокойся, малыш! Все кончено, слышишь? – встряхивал Маркус ее, пытаясь вывести из шокового состояния, но она не могла успокоиться.
– Господи, я убила его!
– Тише, милая! Ты просто защищала свою семью. Все правильно! – доносился, будто откуда-то издалека горячий шепот. С каждым словом Маркус прижимал ее к себе все сильнее и сильнее.
– Но я убила человека! Я – убийца.
– Это – не человек! А ты – сильная, смелая женщина, которая защищала свою семью. Слышишь, меня?! Запомни это раз и навсегда! – его глаза светились непоколебимой убежденностью в своих словах, и она на автомате согласилась, кивнув головой. Маркус поцеловал ее в лоб и взглянул в окно, которое озарилось неоновым светом фар. Он аккуратно забрал пистолет из ее рук и вытер об джинсы. В эту же минуту в комнату ворвались полицейские с криками:
– Это полиция! Не двигайтесь!
Аня застыла и сильнее прижалась к телу Маркуса.
– Медленно, положите оружие на пол! – кричал грубый голос.
Маркус еще раз поцеловал ее и прожег взглядом, пытаясь что-то ей сказать, но она еще ничего не понимала.
– Оружие на пол, я сказал! – тон стал угрожающим.
Маркус опустил пистолет, прижал ее к себе и тихо сказал:
– Молчи, поняла меня.
Аня непонимающе взглянула, но в следующее мгновение до нее стало отчетливо доходить, что пару минут назад сделал Маркус, забирая из ее рук пистолет.
– Мистер Беркет, вы арестованы по обвинению в убийстве.
Аня окаменела. К ним быстро подошли несколько полицейских и оторвали Маркуса от нее. Через несколько секунд он уже стоял лицом к стене со скрученными за спиной руками, на которые тут же надели наручники. И когда раздался характерный щелчок, у Ани внутри все оборвалось.
– Это – неправда! Это не… – кинулась она к Маркусу, но ее не подпустили к нему, а он резко обернулся и жестко, с нажимом припечатал:
– Иди к сыну, Анна!
Весь путь до полицейской машины он сверлил ее решительным взглядом, от которого ей становилось не по себе и которому не смела возразить. Она, молча, смотрела, как его увозят и медленно сползала на подъезную дорожку, захлебываясь слезами.
Глава 31
Маркус спокойным взглядом окидывал тесную комнатушку, в которой проходили встречи с адвокатом. Небритый, вымотанный бессонницей и постоянными переживаниями, он ощущал себя загнанным в угол. Его все раздражало, особенно, Керри Макферсон. Он был одним из лучших адвокатов по подобным делам. Это был мужчина средних лет, щепетильный, дотошный неврастеник, помешанный на своей работе, благодаря чему и достиг успеха. Сейчас он стоял на распутье, где одна дорога ведет к еще большему успеху, а другая – к полнейшему краху. Макферсон понимал это и боялся, нервничал, нагнетал без того напряженную обстановку.
Дело приняло серьезный оборот – слишком много интересов стало в нем замешано. Прокурором назначили честолюбивого Харди, который баллотировался в депутаты и громкое дело ему было, как нельзя, на руку. Победа гарантировала стопроцентный успех на выборах. Судья был в команде Харди и на него рассчитывать тоже не приходилось. Маркус знал, что это означает. Все было предельно просто. Он стал разменной монетой в политической игре. Никого уже не интересовало виноват он или нет. Маркус, конечно, никогда и не уповал на правосудие, он рассчитывал только на свои связи, деньги и социальный статус, но в данной ситуации даже это не имело значения, скорее наоборот. Не надо большого ума, чтобы понять, как это выглядит в глазах посторонних людей. Богатенький ублюдок избивал свою жену, а потом убил ее очередного мужа. И, неважно, как все происходило.
Но беспокоило Маркуса не это, хотя перспектива попасть за решетку не радовала. За две недели разбирательств и прочей волокиты не было никаких вестей от Анны, и он не знал, что думать. Отчаянье и безысходность сковывали все его существо, однако он нисколько не жалел, что взял вину на себя. Собственно, он и был во всем виноват.
Маркус не надеялся, что Анна простит его или поймет. Такое не прощают. Но все же где-то глубоко внутри ждал, что та девочка, которую он встретил, проявит себя или хотя бы даст о себе знать. Но, как оказалось, нет давно той девочки, она умерла, а новую Анну он не знал, но понимал прекрасно.
Все правильно, он бы тоже бросил мудака, причинившего так много боли и горя, но от этого легче не становилось. Особенно теперь, когда надежда на победу в суде стала равна практически нулю, ибо вмешался еще и отец Лорен Мейсон. Для Макферсона это стало непоправимым пятном в карьере, для Маркуса – концом всего. Он знал, что, если его посадят, он потеряет Анну окончательно. Впрочем, он, наверное, давно ее потерял, просто тешил себя бессмысленными надеждами на что-то. В конце концов, она ведь не святая, и всему есть предел. Должен быть предел и его эгоизму.
Однако, его не было, душа болела, хотелось что-то сделать, что-то изменить. Да только что он мог?! Ничего.
Теперь он четко понимал, каково было Ане зависить от его решений, зная, что они не принесут ей ничего, кроме боли и горечи. Жизнь все-таки жестокая, но справедливая сука. Теперь настала очередь Анны бить. Все правильно. Так и должно быть, но черт возьми, как же плохо!
– Маркус, вы слышите меня? – раздался визгливый голос адвоката возле самого уха. Маркус поморщился, и не обращая внимание на нетерпения Макферсона, спросил:
– Вы передали моей сестре, чтобы она подготовила все документы на опекунство моего сына? Также я бы хотел передать доверенность моей бывшей жене на неограниченное право распоряжаться от моего имени всем, что касается моего имущества и финансов.
Макферсон посмотрел на него, как на безумного.
– Мистер Беркет, вы в своем уме?! Вам светит, как минимум, пятнадцать лет, если ничего не получится. И вообще я не советую вам этого делать. Лучше определить ежемесячное содержание сыну и …
– Я не спрашивал вашего совета в этом вопросе, – перебил его Маркус, пресекая взглядом дальнейшие рассуждения в этом направлении. Адвокат тяжело вздохнул и покачал головой.
– Как знаете. Кажется, мы все обсудили. Пожалуйста, я очень прошу, будьте более живым перед присяжными. Вся надежда только на них!
Маркус усмехнулся, но кивнул.
– До завтра! – попрощался Макферсон и ушел.
Через десять минут Маркус снова был в камере. Устало упав на койку и уставившись в потолок, он лежал до утра. Хотелось, чтобы все поскорее все закончилось. Он устал, сил больше не было, да и не хотелось ничего.
Утро он встретил так же безразлично. Только в зале суда сердце екнуло, когда увидел мать. Она словно постарела лет на десять. Увидев его в наручниках, с заведенными за спину руками, она не сдержалась и зарыдала. Сестры тоже были здесь, и их вид был не лучше.
Вскоре все заняли свои места, и судья объявил о начале заседания. Цирк начал представление. Маркус, с усмешкой наблюдал за потугами прокурора, который из кожи вон лез, доказывая присяжным, что подсудимый – развращенный, зажравшийся ублюдок, которому место только в тюрьме. Свидетели со стороны обвинения это с успехом подтверждали. Макферсон с каждой минутой все сильнее нервничал и уже не сдерживаясь, процедил:
– Черт тебя побери, Маркус! Неужели трудно смотреть на присяжных не свысока?
В этот момент объявили еще одного, самого главного свидетеля. Усмешка слетела с лица Маркуса, время для него замерло. Анна вошла в зал. Она была серьезна и собрана, голова гордо вздернута, глаза блестели, походка была уверенной и твердой. Было непривычно видеть ее такой. Она посмотрела на него, взгляд ничего не выражал, он просто оценивал, фиксировал и не более. Маркус нервно сглотнул, а прокурор начал задавать вопросы о том, как было совершено убийство. Анна спокойно отвечала, но Маркус заметил и дрожащие руки, и побледневшие губы. На него она не смотрела, пока прокурор не стал давить:
– Миссис Райли! – с нажимом произнес Харди. – Скажите, ваш бывший муж способен на хладнокровное убийство?
– Нет! – твердо ответила она. Прокурор улыбнулся хищной улыбкой и продолжил:
– Но ведь вы не будете отрицать, что мистер Беркет очень жесток?
– А причем тут оценка его личных качеств?
– Отвечайте на поставленный вопрос!
– Протестую!
– Протест отклонен!
Маркус снова усмехнулся. Цирк! Анна взглянула на него, теперь ее взгляд был другой, он о чем-то говорил, но Маркус не понимал. Аня закусила губу, а потом сказала:
– Нет.
– То есть, вы отрицаете, что ваш бывший муж избил вас так, что вы даже попали в больницу?
Маркус понимал, что ее загнали в угол. Внутри все замерло, было так тяжело смотреть, как она содрогнулась от этого вопроса, как побледнела и снова на какой-то миг превратилась в ту девочку: испуганную, затравленную и отчаянную. Хотелось придушить гада, но, в первую очередь, себя за все то дерьмо, которое теперь с упоением мусолили всякие мрази. Маркус закрыл глаза, было горько. Правда была слишком уродской.
– Нет, не отрицаю, – ответила меж тем Анна.
– О каких еще доказательствах может идти речь? – драматически вопрошал Харди перед тем, как перейти к финальной части своей обвинительной речи. – Вы сами слышали показания десятков свидетелей, многие из которых были друзьями обвиняемого. А главное, вы слышали показание бывшей жены подсудимого! Она утверждает, что ее ныне покойный муж был убит в целях самообороны. Пусть так! Но она не может отрицать, что подсудимый способен на насилие над человеком. Она не отрицает, что Маркус Беркет ворвался в их дом без приглашения. Естественно, что мистеру Райли ничего не оставалось кроме, как защищать свою жену. Ни для кого не секрет, что миссис Райли была жестоко избита мистером Беркетом.
Харди сделал паузу, не переставая при этом гипнотизировать присяжных своим взглядом, а после, для пущего эффекта, подошел вплотную к ним и заговорил пронзительным голосом:
– Мисс Мейсон – потрясающая певица и актриса! Она умерла от передозировки наркотиков, но вы так же, как и я, как и сотни других людей, знаете, кто причастен к ее смерти. Страшен даже не столько факт самого преступления, сколько то, как, именно, это отвратительное и гнусное убийство было совершено. Чтобы придумать такое, нужно быть абсолютно хладнокровным и бездушным зверем. Господа присяжные, я не делаю голословных утверждений и не занимаюсь домыслами, вы сами слышали показания свидетелей, которые подтверждают каждое мое слово.
Прокурор обернулся к залу и уже более громко и пафосно провозгласил:
– Маркус Беркет – это человек, которого деньги и слава развратили настолько, что он посчитал себя выше тех законов, которые применимы к нам, простым смертным. Он был убежден в том, что ему все сойдет с рук! Взгляните на этого человека!
Голос прокурора возымел свое действие, и лица всех людей, присутствовавших в зале суда, как по команде повернулись к подсудимому.
Маркус ответил ничего не выражающим взглядом, он понимал, что это конец. А Харди делал заключительный аккорд в своей речи:
– Посмотрите и вы увидите, кто сидит перед вами. Перед вами сидит человек, виновный в убийстве первой степени! И как справедливые и законопослушные граждане, уверен, вы вынесите такой же вердикт.
Присяжные удалились на совещание. Через час все снова были на своих местах, и судья объявил приговор, повергая Маркуса в какое-то оцепенение. Слова доносились откуда-то издалека, но все равно оглушали. Видимо, он на что-то еще в глубине души надеялся.
– Виновен в убийстве второй степени! Маркус Беркет, вы приговариваетесь к десяти годам тюремного заключения! Вы не можете быть отпущены под залог! Осужденный заключается под стражу непосредственно в зале суда!
Когда раздался удар молотка, ни один мускул не дрогнул на лице Маркуса, только обернувшись и увидев слезы матери и Анны, выдержка дала сбой, но он стиснул покрепче зубы, чтобы самому не разрыдаться, как мальчишке. В голове набатом било – десять лет. Десять, чертовых, лет!
***
4 года спустя
– Эй, футболист! Тебе письмо, – раздался хриплый голос и эхом отозвался в стенах камеры. Маркус оторвался от книги и быстро подошел к двери. Руки тряслись от волнения и радости. Внутри все скручивалось в жгут.
Забрав письмо, он сел на койку и долго всматривался в аккуратные, мелкие буковки, выведенные на конверте. Перед глазами все расплывалось, но ему не было стыдно за эти слезы. В этом месте все было по-другому, письмо приравнивалось к невероятной ценности, а учитывая все обстоятельства, для Маркуса эти письма были дороже всего на свете. Он каждый раз ждал их с нетерпением и страхом, потому что уже не представлял, что бы делал без них. Они поддерживали его, не давали сломаться, вселяли жизнь и надежду.
Четыре года назад, когда он только попал в тюрьму, то не видел ни смысла в дальнейшем существовании, ни каких бы то ни было перспектив в будущем. В одно мгновение он лишился всего. Но главное, он потерял ее и, непременно, потерял бы сына. Все его мечты о том, что он будет поддерживать Мэтта, наставлять и помогать, были уничтожены.
Он не мог не думать о том, что за десять лет станет для Мэтти чужим человеком, о том, что сын забудет о нем или еще хуже – будет стыдиться отца, сидевшего в тюрьме. О том, что самые важные и сложные десять лет его сын проведет рядом с кем-то другим.
Эта мысль, ежедневно, разрывала его истерзанную душу и уставший мозг, но окружающая обстановка не позволяла дать волю депрессии. Его социальный статус многим был не по душе. Все эти маргиналы считали, что неплохо бы восстановить справедливость и отомстить за все неудачи. Пришлось мобилизировать все силы, чтобы выжить. Народ здесь ничем не отличался от него самого – такое же зверье. Все было поставлено на силе. Маркус это знал, поэтому, когда его начали ломать, держал удар.
