Петр Григорьевич Цивлин
Так это было
Глава 6. Эпилог
Вскоре Министерство стройматериалов было расформировано и трест «Союзстеклострой» передали Министерству строительства, которое сочло необходимым его ликвидировать. В это время я тяжело заболел, мне была установлена персональная пенсия, и я оставил работу, но ненадолго. В этот период выполнял отдельные задания Госплана, Совнархоза и др., а в 1963 г. был назначен на должность главного технолога треста «Стальмонтаж». Мне было поручено изготовление металлоконструкций для строительства высотных объектов в Москве, в том числе для гостиницы Россия.
За все время работы я считал своим долгом выполнять любые задания партии. Никогда не выбирал и не высказывал желания ехать в тот или иной пункт или на избранный мной объект, и не жалею об этом. Обычно это приводило к тому, что мне доставались хотя и трудные, но очень интересные объекты. А трудности закаляли меня, сближали с людьми, учили жить, в результате – моя жизнь всегда была интересной.
Может показаться удивительным, что поставленные задачи, как правило, мне удавалось успешно решать. Что способствовало этому?
На мой взгляд, прежде всего люди, с которыми мне приходилось работать. Я всегда стремился к тому, чтобы они осознавали себя главными действующими лицами, которые могут всё и от которых всё зависит. Внушению профессиональной гордости исполнителям я всегда, где бы не работал, придавал первостепенное значение. И такой подход меня никогда не подводил, наоборот выручал в самых неблагоприятных ситуациях. Это помогло и на стройке в Гусь-Хрустальном, которой американцы сулили провал.
Обычно я придерживался правила, что на стройке должно быть не более 80 % рабочих от полагающихся по норме. Это обеспечивало высокую загрузку каждого человека, но вместе с тем вынуждало ценить каждого работника, думать о технологии и четкой организации труда.
На поручаемых мне строительных объектах никогда не было носилок. Создавались и применялись механические подъемники и другие сооружения, облегчающие труд и повышающие его производительность, что обеспечивало перевыполнение норм и повышение заработка рабочих.
В 30-е годы было принято считать, что промышленное строительство не может иметь технологии, вследствие, якобы, анархичности этого производства. Именно поэтому я считал необходимой тщательную разработку технологических процессов для каждого объекта и учил этому молодежь. По моему мнению анархичность не являлась характерной чертой этой промышленности, она была результатом расхлябанности руководителей, пытающихся тем самым оправдать свою бездеятельность.
Я всегда был противником многолюдных совещаний, на которые приглашается почти повседневно весь линейный аппарат, и считал, что место прораба, десятника и начальника участка в течении рабочего дня на строительном объекте. Проведение «пятиминуток», которые длятся по 2–3 часа, где, как правило, подвергается критике один из исполнителей, а остальные зевают и с нетерпением ждут конца заседания, я считал нецелесообразным.
Мои правила, выработанные с самого начала, сводились к следующему. В течение рабочего дня все руководители участков должны находиться на своих объектах. Если стройка начинала рабочий день в 8 часов утра, то я начинал обход участков в 7 часов. Обход начинался с автопарка, бетонного узла, механической и слесарной мастерских. Здесь я узнавал, как обеспечены участки транспортом, бетонораствором, столяркой, механизмами и металлоизделиями, конструкциями, которые должны прибыть на объект до начала рабочего дня и от которых будет зависеть его продуктивность. С 8-ми утра я приходил на первый по пути объект, причем каждый прораб, начальник участка и, иногда, бригадир, точно знали время моего прихода и готовили вопросы. Обсудив их, мы находили решения. При этом, даже зная это решение, я никогда не сообщал его первым, а выслушивал мнение подчиненного.
Нередко оказывалось, что предложенное им решение не хуже моего, а иногда, совмещая оба решения, мы находили еще лучшее. Я всегда старался дать понять, что решения предложены при непосредственном участии руководителя участка и его помощников. Если решения были значительными, о них сообщалось в приказах по тресту или стройке, а иногда собирались совещания по обмену опытом, где основным докладчиком был линейный работник – автор предложения. Это приносило свои плоды. Я мог бы привести множество примеров, когда бригады по двое-трое суток не покидали лесов, чтобы воплотить принятые ими решения. При этом крепло взаимное доверие руководителя и исполнителей, что и позволяло решать поставленные задачи, как бы тяжелы они не были.
За всё время моей трудовой деятельности на меня не было написано ни одной жалобы от рабочих, независимо от условий, в которых приходилось работать. Вместе с тем, не было случая, чтобы мы сорвали сроки строительства или не выполнили работу, хотя не было также ни одного случая, чтобы мы не изменили проект. И, несмотря на протесты проектировщиков, это всегда заканчивалось нашей победой.
Никогда, ни при каких обстоятельствах я не считал возможным унижать достоинство исполнителя, кто бы он ни был – от подсобного рабочего до инженера. На стройке в Гусь-Хрустальном было около 65 % рабочих, имевших судимость по уголовным делам, но не было ни одного случая, чтобы эти рабочие когда-нибудь подвели. На самых опасных участках, на большой высоте, в болотах, при сильном морозе они добросовестно выполняли свои обязанности (а лихости им было не занимать), и я никогда не имел оснований в чем-либо их упрекнуть, и не позволял никому напоминать им о прошлом. Это укрепляло их в сознании своей полноценности, многие обзавелись семьями и стали оседлыми рабочими, окончательно порвав со своим прошлым.
Должен заметить на основании всего моего жизненного опыта, что существует общая закономерность: – простые люди, рабочие, служащие, когда они понимают, что от них зависит решение задачи, и когда они чувствуют к себе доверие, справедливое и доброжелательное отношение, способны на любое самопожертвование, как бы трудно не приходилось.
Но высокомерие, хамство, равнодушие к людям всегда порождают враждебную ответную реакцию и тут уж успехов не жди. Кстати это всегда понимали настоящие коммунисты, воспитанные революцией, поэтому народ их поддержал.
К сожалению, в наше время всё изменилось. В номенклатурную обойму вошли люди, убежденные в том, что вместе с правом управлять они приобрели умение руководить, необходимый опыт и знания. На самом деле, как правило, это зазнайки, опирающиеся не на знания, а на умение угождать вышестоящему начальству, преследующие, во всем, прежде всего личные интересы. Они всегда громче всех кричат о преданности партии и советской власти, об интересах коллектива, но всегда ставят себя выше коллектива и наносят неисчислимый вред этой власти, дискредитируя ее на деле.
К сожалению, в последнее время число таких руководителей бурно растет, в результате чего миллионы идей, изобретений и предложений наших замечательных людей – инженеров, техников, рабочих, наталкиваются на их тупое упорство и противодействие, на корыстные попытки примазаться в соавторы, без чего, как правило, эти идеи и изобретения не увидят света, а автор не получит возможности творить и трудиться. Так попирается гордость и достоинство творческого человека, являющиеся основой движения вперед.
Особенно тяжелым является положение, при котором в печати и в выступлениях на все голоса восхваляется гениальность руководства. Эта тенденция, возникшая при Сталине, нынче не только не уменьшается, но и возрастает.
Бо́льший вред для страны, чем приносит эта тенденция, трудно придумать. Она порождает лицемерие, неискренность, подхалимство, обман и т. п., и способствует закреплению на руководящих должностях бездарностей, так как порядочный человек на такое огульное восхваление не пойдет, а это означает, что места в руководящей элите ему никогда не будет.
Вред такого положения заключается и в том, что такой руководитель действительно начинает верить в свою гениальность, незаменимость, безнаказанность. Отсюда нетерпимость, волюнтаризм, произвол, при которых говорить о прогрессе в науке, производстве и социальной сфере уже не приходиться. Отсюда же и бесконечные привилегии в строительстве особняков, дач, спецполиклиник и спецснабжения и, как результат, полный отрыв от интересов простых людей.
В настоящее время у нас ничего не делается, чтобы изменить это недопустимое положение. Для этих людей нет ничего святого. Они работают по принципу "чего изволите". За хорошо прожитую личную жизнь, за довольство в быту они не задумаются предать интересы народа. Им, в общем, всё равно, кто у власти, кому она служит, чего добивается, было бы ему тепло и жирно.
Как правило, эти люди пришли в партию после революции, на готовенькое, и их много сегодня. Таким ничего давать не нужно – сами возьмут и малым не удовольствуются. А если и поделятся, то только для того, чтобы урвать еще побольше. Если бы ни их трусливые натуры, они бы превзошли любого заокеанского, самого заядлого эксплуататора и дельца. Боязнь наказания пока еще сдерживает.
Но инстинкт собственников столь силен, что они, обходя законы и вовлекая в свою орбиту «авторитетное» начальство, льстя, угождая и усыпляя бдительность всяческими подношениями, ухитряются приобретать для себя такие дома и дачи, такие машины и убранства, что доходов капиталистов на Западе не всегда хватило бы.
Сегодня их много и, нечего греха таить, они сильны. Но не потому, что такова натура людей, а потому, что развитая при Сталине система привилегий, не имеющая ничего общего с коммунистическими принципами, привела их в условия нового буржуазного общества, оторванного от основного населения страны. Эти люди, где бы они не работали, – в ЦК, в Правительстве, в Министерствах, пользуясь закрытыми распределителями, ателье, школами, получая дополнительную зарплату, не облагаемую налогами, вынуждены скрывать все это от окружающих, и селиться в отдельных кварталах. Это, порождает у них комплекс враждебности к низкооплачиваемым, т. е. к настоящим труженикам, создающим реальные ценности.
Создана каста неприкасаемых. Нет в них ничего коммунистического, нет ни скромности, ни преданности делу коммунизма. Наоборот, получив огромные привилегии, почуяв вкус наживы, им захотелось еще большего. Отсюда воровство, стяжательство, подношения и взятки. И эти люди называют себя ленинцами! При Ленине было не так. Все было по плечу молодым хозяевам страны. Не помню случая, чтобы какой-либо руководитель оскандалился, залез в государственный карман. Наоборот, все руководители, в том числе специалисты, работали, довольствуясь лишь самым необходимым, забывая о еде и сне. Не было и разговоров о наградах, премиях и т.п. Хотя в этом никто бы и не отказал. Но разве хозяин сам себя премирует?
Такое настроение было повсеместным. Мы были горды, но во взаимотношениях руководителей с рабочими, связи отличались простотой и доступностью. Если же случалось, что кто-нибудь попутал государственный карман со своим, – пощады не было, особенно если это был коммунист. О его проступке и наказании сообщалось широким массам и, прежде всего коллективу, где он работал. Поэтому такие случаи были очень редки.
Не могу не остановиться ещё на одном вопросе. С началом революции и установлением Советской власти партия рассматривала антисемитизм, как один из худших видов контрреволюции, возрождающих национальную вражду между народами страны. И вплоть до начала второй мировой войны антисемитизма в нашей стране не было. Возрождение антисемитизма, являвшегося основой идеологии фашизма, совпало с вторжением гитлеровцев на территорию нашей страны. После этого идеология Гитлера, начала укреплять свои позиции, благодаря трусливой государственной политике, проводимой Сталиным, как уступке черносотенным настроениям. И в дальнейшем никто из руководителей партии, именующих себя ленинцами, так и не рискнул повторить слова Ленина об антисемитизме, как о худшем виде контрреволюции.
Евреев не допускали в партийное и государственное руководство, был ограничен прием в Вузы и научно-исследовательские институты (по типу процентной нормы, которая устанавливалась при царе). Не было школ на еврейском языке (которые были даже при царизме), не было разгромленного при Сталине еврейского театра, еврейских журналов и газет. Но зато начали публиковаться книги откровенно антисемитского содержания. Так, в августе 1963 года, с ведома ЦК КПСС Украины, была издана книга автора Кичко "Иудаизм без прикрас", содержанию которой могли бы позавидовать Геббельс и Розенберг. Книга призывала к проведению погромов с августа 1963 г. по апрель 1964 г. и продавалась в киосках страны. Она была вывезена за границу.
Лишь после того, как передовые ученые всего мира и компартии многих зарубежных стран, в том числе Франции, Англии, Америки, Бельгии, заявили протест по поводу этой антисемитской книжки, идеологическая комиссия ЦК КПСС сделала беззубое заявление в газете «Правда» о том, что в книге Кичко дано неверное истолкование еврейской религии и она может вызывать антисемитские толки. При этом автора Кичко комиссия называет товарищем, в то время, как по Ленину, он – контрреволюционер и подлежит суду за преступление против Советского строя. И это – ленинизм?
Нельзя сказать, что эта политика не вызывала протестов. Приведу стихотворения двух известных советских писателей: – Маргариты Алигер и Ильи Эренбурга, выражающих их отношение к этому вопросу.
ОТРЫВОК ИЗ ПОЭМЫ МАРГАРИТЫ АЛИГЕР "ТВОЯ ПОБЕДА"
…И в чужом жилище руки грея
Я осмелилась себя спросить:
– Кто же мы такие, мы – евреи?
Как ты смела, это позабыть!
Я сама не знаю, как я смела —
Было так безоблачно вокруг.
Я об этом вспомнить не сумела,
С детства было, как-то, недосуг.
Дорелея – девушка на Рейне —
Светлых струй зеленый полусон,
Чем мы виноваты, Генрих Гейне?
Чем не услужили, Мендельсон?
Я спрошу у Маркса и Энштайна,
Что великой мудростью славны.
Может, Вам открыта эта тайна —
Нашей перед вечностью вины?
Милые полотна Левитана —
Дивное свечение берез,
Чарли Чаплин с белого экрана
Может, Вы ответите на мой вопрос?
Разве всё, чем были мы богаты,
Мы не отдали без лишних слов?
Чем мы перед миром виноваты,
Эренбург, Багрицкий и Свердлов?
Жили щедро, не щадя талантов,
Не жалея лучших сил души.
Я спрошу врачей и музыкантов —
Тружеников славных и больших.
И потомков храбрых Макавеев,
Славных сыновей своих отцов,
Тысячи воюющих евреев,
Русских командиров и бойцов.
Вы ответьте мне во имя чести
Племени несчастного в веках,
Мальчики, пропавшие без вести,
Мальчики, погибшие в боях.
Вековечный запах униженья,
Причитанья матерей и жен.
В смертных лагерях уничтоженья,
Наш народ рассеян и сожжен.
Танками раздавленные дети,
Этикетки: – «Юде», кличка – "Жид",
Нас уже почти, что нет на свете,
Нас уже никто не оживит.
Мы – евреи! Сколько в этом слове
Горечи и беспризорных лет!
Я не знаю, есть ли голос крови,
Знаю только – есть у крови цвет!
Этой кровью Землю обагрила
Сволочь, заклейменная в веках,
И людская кровь заговорила
В смертный час на разных языках.
ОТВЕТ ЭРЕНБУРГА
На Ваш вопрос ответить не сумею.
Сказал бы я: – "Нам беды суждены".
Мы виноваты в том, что мы – евреи,
Мы виноваты в том, что мы умны.
Мы виноваты в том, что наши дети
Стремятся к знаниям и мудрости людской,
И в том, что мы рассеяны на свете,
И не имеем Родины одной.
И сотен тысяч жизней не жалея,
Прошли бои, достойные легенд,
Чтобы потом услышать: – "Кто? Евреи?
Они в тылу сражались за Ташкент!".
Чтоб после мук и пыток Освенцима,
Кто смертью был случайно позабыт,
Кто потерял всех близких и любимых,
Услышал: – "Мало били, Жид?".
Не любят нас за то, что мы евреи,
Что вера наша – остов многих вер.
Но я горжусь, горжусь и не жалею,
Что я – еврей, товарищ Алигер!
Мы часто плачем, часто стонем.
Но наш народ, огонь прошедший, чист.
Не даром слово «Жид» – всегда синоним
Другого слова – слова "Коммунист".
Не даром же, как самых ненавистных,
Подлейшие, с звериною душой,
Эсэсовцы жидов и коммунистов
В Майданек отправляли на убой.
Нас задушить хотели в мрачных гетто,
Замучить в тюрьмах, в реках утопить.
Но несмотря, да, несмотря на это,
Товарищ Алигер, мы будем жить!
Мы будем жить, и мы еще сумеем
Талантами евреев доказать,
Что наш народ, что мы евреи
Имеем право жить и побеждать.
Народ бессмертен! Новых Макавеев
Он народит грядущему в пример.
И я горжусь, горжусь, а не жалею,
Что я – еврей, товарищ Алигер!
Вот, пожалуй, и все. Ниже приводятся перечень моих технических предложений и изобретений, разработанных за время трудовой деятельности.
П. Цивлин, 15 октября 1964 г.
Примечание редактора
Через два месяца после окончания рукописи воспоминаний, 14 декабря 1964 г., Петр Григорьевич Цивлин в возрасте 63 лет ушел из жизни после тяжелой болезни.
Глава 7. Приложения
7.1. Семья П. Г. Цивлина
(из воспоминаний младшего брата С. Г. Цивлина)
В нашей семье было пять братьев и одна сестра. Старшая сестра Геня родилась 1896 году. С 16 лет работала по найму швеей. В ее семье было пятеро детей: два мальчика и три девочки. Старший сын Яня в 1940 году по мобилизации ушел в Красную армию, служил под Ленинградом и погиб в начале Отечественной войны. В 1942 году в связи с наступлением немцев сестра Геня с мужем и младшими детьми была эвакуирована из Запорожья в Краснодарский край, а затем на Северный Кавказ. Две старшие девочки Маня и Зина добровольно ушли в Красную Армию, участвовали в боях. Старшая Маня была больна туберкулезом и умерла во время войны. Зина вышла замуж за командира артиллерийской батареи, где служила. После войны жила с семьей в Ленинграде. Сейчас живет с дочерью Женей в Израиле. Остальные члены семьи: – сестра, ее муж Моисей, две маленьких девочки и моя мать Пергаментецих Хана Абрамовна (вторая жена отца) в 1943 году были закопаны фашистами во рву на Северном Кавказе.
Брат Петр родился в 1901 году. Трудовую деятельность начал с 14 лет. Семнадцати лет в 1918 году ушел добровольцем в Красную Армию. В 1920 году вступил в партию. Вспоминается эпизод, когда во время гражданской войны в наш двор ворвались бандиты, не помню какие (тогда власть в Запорожье менялась, чуть ли не каждый день то белые, то зеленые, то махновцы и т. д.). Кто-то из соседей сказал им, что в нашей семье один из сыновей (Петр) служит в Красной Армии. Тогда бандиты стали допрашивать нашего отца, Герша Ехелевича, где сын. А он, естественно, не знал, да, наверное, если бы и знал, то не сказал. Ничего не добившись от отца один из бандитов шашкой разрубил ему голову. И только после этого они ушли. Отца увезли в больницу, где ему сделали операцию.
Семья Цивлиных. Сидят, слева направо: Моисей (муж Гени), Семен, Герш Ехелевич с внучкой Маней, внук Янкель, мачеха с внучкой Зиной, Геня. Стоят: Лев, Петр с женой Лизой, Аркадий
Молодые лейтенанты. 1-й слева – младший сын сестры П. Г. Цивлина Гени – Янкель. (погиб в начале Великой Отечественной войны)
После окончания гражданской войны Петр вернулся домой. Долгое время возглавлял профсоюз строителей Запорожья. В 1930 году был направлен в Промакадемию имени Сталина. После окончания академии направляется на различные стройки страны. Впрочем, об этом лучше рассказано в его воспоминаниях.
С работой он не расставался до самой смерти, хотя в последние десять лет был очень тяжело болен. Это был человек твердых взглядов, исключительной честности и человечности, коммунист в высшем понимании этого слова.
Брат Лёва родился в 1904 году. С 12 лет стал работать и учиться столярному делу в бригаде отца. Выучившись, работал столяром вместе с отцом. Совмещал работу столяра с преподаванием физкультуры в запорожском детском доме.
В 1920 (21) году уехал в Харьков, где поступил в строительный институт. После окончания работал на различных стройках мастером, прорабом. В тридцатые годы работал в проектном институте – проектировщиком, конструктором, главным инженером проекта.
Во время войны институт был эвакуирован в Сибирь (точно место не знаю), куда эвакуировался и Лев с женой и двумя детьми. После освобождения Харькова Лев работал в другом Всесоюзном проектном институте, который занимался проектированием промышленных предприятий.
Он объездил всю страну, проверяя и консультируя строящиеся по его проектам объекты, такие, в частности, как Россельмаш. После выхода на пенсию в 1974 году он изготавливал дома художественные картины, комбинируя полированную фанеру различных цветов. Его изделия экспонировались на городской выставке. Умер Лев в 1984 году в возрасте 80 лет. Лев был беспартийным, имел целеустремленный характер, не терпел фальши. Награжден медалями "За трудовую доблесть" и "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 г.г.".
Лев Григорьевич Цивлин
Брат Аркадий родился в 1907 году. В 14 лет поступил в ФЗУ при заводе «Коммунар» в г. Запорожье. После двух лет обучения стал квалифицированным слесарем и продолжал работать на заводе. В 1925 году поступил на вечернее отделение рабфака, а после его окончания в Энергетический институт при строительстве Днепрогэса.
Во время работы на заводе «Коммунар» состоял в комсомоле, вел активную общественную работу. Там же на заводе был принят в партию.
Аркадий был предельно честным, целеустремленным и справедливым человеком. В 1926 году он имел несчастье поддержать троцкистское движение в партии, за что на втором (или третьем) году учебы в институте был исключен из партии. Через некоторое время, когда он отказался от троцкистских идей, был восстановлен в партии и благополучно окончил институт в 1932 году. Был направлен на работу в Аджарию (село Махунцеты) инженером-энергетиком на строительство гидроэлектростанции. В конце 1937 (или начале 1938) года был арестован и расстрелян, как "враг народа".
После ареста мы ничего не знали о его судьбе. Отец, Герш Ехелевич, много раз пытался узнать его местонахождение, неоднократно посылал деньги через ОГПУ, но все возвращалось обратно без всяких объяснений.
Аркадий Григорьевич Цивлин
Сталинские расстрельные списки с фамилией А. Цивлина. Рукой Сталина написано – «За». Подписи: – Сталин, Молотов, Каганович
Только после 20 съезда КПСС на запрос о судьбе брата Петр получил из генеральной прокуратуры документ о его посмертной реабилитации. Аркадий погиб невинно, как многие сотни тысяч советских людей во время сталинских репрессий. Он был честным коммунистом, скромным, готовым придти на помощь родным и товарищам. В Аджарии он женился, и у него родился сын Вадим. После ареста его жена Тоня приехала с сыном к родным в Запорожье, а потом переехала в Харьков.
Во время войны они были эвакуированы, а после войны снова возвратилсь в Харьков, где Вадим поступил в военное училище. Потом он окончил военную академию и, насколько мне известно, работал в штабе армии на Дальнем Востоке в звании полковника (возможно генерала). После выхода на пенсию Вадим с семьей проживал в Кишеневе. В преддверии праздников, мы обмениваемся поздравительными открытками.
Брат Михаил Эммануилович Вайман родился в 1909 г. Отчество и фамилия у него такие потому, что он с детства жил и воспитывался в другой семье, которая состояла из отца и взрослой дочери. Других детей у них не было, и, в связи с тяжелым материальным положением нашей семьи, с согласия отца, Михаил был передан на воспитание и потом усыновлен товарищем отца по работе, тоже столяром.
В новой семье, где он был единственным ребенком, его очень любили и баловали. Мы к нему тоже относились, как к брату, и играли вместе. Когда он подрос, его начали обучать столярному мастерству, и длительное время он работал в той же бригаде, где работали его настоящий и приемный отцы. После женитьбы его мобилизовали в армию, и здесь произошло неприятное дело.
Миша безумно любил свою жену и все время мучился, что находится вдали от нее. Думаю, что у него были основания ее ревновать. И вот после года службы, он задумал, как-то освободиться. Однажды, во время выполнения каких-то работ он отрубил топором палец на правой руке. Этот случай был расценен, как воинское преступление, и Михаил был осужден на два года лишения свободы. В заключении он проработал в качестве нормировщика почти весь срок. Когда в 1933 году он освободился и приехал к жене, оказалось, что она связалась с другим. Миша тяжело переживал, пришлось развестись.
В это время я приехал из Москвы на летние каникулы и, хотя был моложе, мне пришлось взять его под свое покровительство. К концу каникул я уговорил его поехать со мной в Москву, после чего он устроился на работу вольнонаемным нормировщиком по строительным работам в том же лагере, где отбывал наказание (под г. Дмитровым).
Михаил Григорьевич Вайман
В 1939 году он переехал на Урал, где женился во второй раз. От второй жены у него родился сын. А в 1943 году Михаил умер от инфаркта (в то время это называлось "разрывом сердца").
Михаил был добрым, отзывчивым человеком, не лишенным артистических способностей, участвовал в представлениях ансамбля "Синяя блуза".
Однако, видимо, из-за того, что он воспитывался в семье, где его баловали, характер у него выработался неустойчивый, слабый, что сказалось на его судьбе.
Брат Семен родился в 1912 году. В школу пошел с 12-ти лет. Закончив 4 класса, поступил в 1924 году в школу «Стройуч» на Днепрострое. Закончил ее в 1926 году, после чего работал плотником на строительстве. Затем поступил на завод «Коммунар» в Запорожье техником по оборудованию. Закончил рабфак без отрыва от производства, и в конце 1931 года уехал в Москву, где поступил работать на станкозавод им. Орджоникидзе слесарем-разметчиком.
Семен Григорьевич Цивлин
Жил у своего товарища и в 1932 году поступил в вечерний машиностроительный институт им. Бубнова. Заканчивал институт в 1936–37 году уже на дневном отделении, после чего был направлен на завод-комбинат им. Ленина № 259 в г. Златоусте (Южный Урал).
На этом заводе проработал 9 лет в качестве начальника ОТК и главного механика. После войны в 1947 году по распоряжению министра боеприпасов был направлен в г. Рязань на завод «Рязсельмаш», где проработал до 1957 года в качестве начальника инструментального цеха, начальника литейного цеха, главного металлурга. В 1958 году решением Рязанского горкома партии был направлен на завод электронных приборов, где проработал до 1980 года начальником цеха, начальником производства завода, начальником производства особого конструкторского бюро «Вега», после чего уволился на пенсию. Семья состояла из пяти человек, в их числе два сына и дочь.