Ольга Дмитриевна Малковица
Небо
Глава 3
Ладони.
Говорят, жизнь такова, какой мы делаем ее сами. Да, наверное. Проснувшись в чужой комнате и увидев чье-то расплывчатое лицо, я вспомнила тебя. Невероятно. Жизнь невероятна.
Да. Мы с тобой закончились, как заканчивается яд, как с клинка медленно сползает загустевшая кровь. И сейчас я, в доме какого-то человека, с головой полной омертвевших клеток и дурным запахом изо рта. Кто это? А это не имеет ни малейшего значения, ни конкретного смысла. Давно ли моя жизнь стала такой? Мне кажется, другой у меня и не было. Потоки мыслей заполняют голову и рвут мою память на мелкие куски. Остается только вспомнить, как страшно и как щекотно внутри, когда там не остается ничего, ничего кроме пустоты.
Не могу назвать какую-то отдельную причину, просто усталость. Просто я несмотря ни на что хотела бы быть с тобой. Я вырвала тебя на живую, а точнее ты вырвал себя из моих лап. Ты всегда говорил что любишь. Вот так жизнь натолкла меня носом. Небо наверху, наверху, а не здесь. И оно не может быть под нашими ногами. А я не верю что это так! Ведь я по нему топталась, ведь там есть мои следы!..
Но ты не оставил мне выбора. Все что я могла поменять в себе, я поменяла для тебя, больше просто невозможно. Я бы сказала, что я титан изменений, я скроила себя для тебя и перешила вдоль и поперек, а ты так и не понял. Моя мечта это твое полное исчезновение, я бы хотела сожрать твой прах, чтобы тебя не было в этом мире, а лучше и в том, чтобы никогда-никогда не было тебя в моей жизни. Всё. Стараюсь изо всех сил. Пусто. Время теперь не дружит со мной, ты знаешь, а я так мечтаю, чтобы оно остановилось в твоих объятиях. Как я мечтаю, чтобы боль застыла на твоих губах, чтобы ты больше никогда не был. Нельзя желать человеку плохого. Судьба – бумеранг, и все вернется. Что ж. Говорят, время лечит. Возможно, и меня вылечит. Бродить по улицам полным людей, заходить в клубы и бары, просыпаться все время ничьей, вот он вкус жизни. Той жизни, которую я выбрала для себя теперь. Ты всегда говорил, что я смогу все, и что без тебя я буду, буду жить, да. Ты прав. Я живу. Живу. Но только я об этом не знаю.
Взгляды прохожих и мое изможденное новым счастьем лицо в зеркале. Все это мое теперь. Ну что ж, ничего. Ничего! Говорят, что все проходят через это. Говорят, что любимые возвращаются. Только к кому?!
Мне кажется, я схожу с ума. Твое лицо давно расплылось в моей памяти, но я помню то счастье, которое я чувствовала. Я помню то, чего нет. Ты заставляешь меня жить парадоксом. И чтобы сейчас не текло в моих венах, медленный яд аксицитомина или амфетамин, никто не отнимет у меня то, чего не было. Я чувствую, как внутри гниет мое сердце. А во снах ко мне приходит она, та, что ушла вместе с тобой. Она колит меня иголками и говорит, что боль не уйдет никогда. Я из раза в раз убиваю ее. Медленно погружаю огромный нож в нее сотни, тысячи раз и снова встречаю ее. Каждую ночь вижу этот кошмар, каждую ночь проклинаю день нашей встречи и благословляю одновременно.
Я ничего не чувствую, когда горечь алкоголя течет по горлу, я ничего не чувствую в бессознательном движении тела, будь оно медленным или быстрым. Я не вижу рук обвивающих его, мне плевать на них, ведь они не твои, а если не ты, то хоть весь мир, что мне с того.
Знаешь, мне иногда кажется, что гниль в моей груди будет брыкаться до тех пор, пока ты дышишь. Может поэтому, я так желаю твоей смерти?!
Люди. Друзья. Похвала и комплименты. Можно тешить свое тщеславие сколько угодно. Можно смотреть по утрам в зеркало и ужасаться, ведь в зеркале не я. Труп! Труп без признаков жизни. Но к счастью, люди так глупы. Создана масса всего, что сделает меня в глазах стада лакомым кусочком. Макияж, улыбка и все. Я воплощение жизнелюбия и красоты. Так, как хотел ты.
Жизнь счастливой меня.
Больше я не смотрю на мир через призму тебя. И оттого-то он стал серым и невзрачным, ярким только в свете клубного дыма и через стакан с прозрачным льдом водки и розовым безобразием, вдыхаемым мной. Я помню тебя. Волосы под моими пальцами: гладкие, толстые, бархатные. Я помню каждый миллиметр тебя. Приходя в мою голову, эти мысли несут меня потоками бесконечных рук, рук не твоих; и так день за днем. Какой сегодня день, какое число? Это не имеет значения. Я снова среди миллиардов, и я снова одна.
Интересно, что та самая апатия, которую я так долго ждала, наконец, пришла и именно сейчас. За окном дождь. Тот редкий день, когда от меня не несет чужой любовью. Тот редкий день, с кружкой черного чая и с лицом трупа. День наедине с собой. Зеркала накрыты. В моем доме как будто кто-то умер. Ну это же смешно! Дом с трупом. Ведь мир так прекрасен!
Из моей жизни ушел только ты, а кажется, что я осталась совершенно одна.
Не хочу я ничего! У меня есть все, но нет, нет ничего! Да как же я устала! Все эти дурацкие улыбки слова, это невыносимо! Когда ад успел открыть для меня свои объятия? Когда я запуталась в собственной квартире и потеряла там обрывки себя? Как? Как это вышло?
* * *
Как тяжко мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!
Но надо, надо в общество втираться,
Скрывая для карьеры лязг костей…
Живые спят. Мертвец встает из гроба,
И в банк идет, и в суд идет, в сенат…
Чем ночь белее, тем чернее злоба,
И перья торжествующе скрипят.
Мертвец весь день труди́тся над докладом.
Присутствие кончается. И вот —
Нашептывает он, виляя задом,
Сенатору скабрезный анекдот…
Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью
Прохожих, и дома, и прочий вздор…
А мертвеца – к другому безобразью
Скрежещущий несет таксомотор.
В зал многолюдный и многоколонный
Спешит мертвец. На нем – изящный фрак.
Его дарят улыбкой благосклонной
Хозяйка – дура и супруг – дурак.
Он изнемог от дня чиновной скуки,
Но лязг костей музы́кой заглушон…
Он крепко жмет приятельские руки —
Живым, живым казаться должен он!
Лишь у колонны встретится очами
С подругою – она, как он, мертва.
За их условно-светскими речами
Ты слышишь настоящие слова:
«Усталый друг, мне странно в этом зале». —
«Усталый друг, могила холодна». —
«Уж полночь». – «Да, но вы не приглашали
На вальс NN. Она в вас влюблена…»
А там – NN уж ищет взором страстным
Его, его – с волнением в крови…
В её лице, девически прекрасном,
Бессмысленный восторг живой любви…
Он шепчет ей незначащие речи,
Пленительные для живых слова,
И смотрит он, как розовеют плечи,
Как на плечо склонилась голова…
И острый яд привычно-светской злости
С нездешней злостью расточает он…
«Как он умён! Как он в меня влюблён!»
В её ушах – нездешний, странный звон:
То кости лязгают о кости.
А. Блок, из цикла «Страшный мир», подцикла «Пляски смерти», 1912г.
Глава 4
Воздух.
Утро нового дня. Теплые руки, за окном слышу дождь. Вокруг мягкий свет, все та же вонь. Рядом лицо. Чье? Неважно. Встав, одеваюсь и быстро ухожу. Кто-то окликнул меня. Мразь! Неужели думает, я останусь? В мутных глазах худощавого наркомана вижу печаль.
– Ты… ты уходишь?
– А что? – меня тошнит от него.
– Ну знаешь, мы могли бы вместе сейчас пустить, потом погулять ну или что захочешь..
Не слушаю, мне все равно, что он говорит.
– Меня бесит твоя собака… – бросаю взгляд на некрасивого питбуля сидящего у порога – убей его.
Тишина. Она висит над нами долго, криво и неумело.
Ухожу. В лифте снова вонь. Как же все-таки противно.
Зовет меня обратно, ну что ему надо?!
Вернуться?
Вернулась.
На пороге дергающееся мясо, все заляпано вокруг, воняет железом. Кровь. Он стоит с опущенной головой, в руках кухонный нож. Так нелепо.
– Я остаюсь. – зачем-то сказал я.
Дверной замок защелкивается за мной.
Растянутая майка на моем теле и я абсолютно расслаблена. Интересно, как его зовут, совершенно не помню.
– Слушай, а зовут то тебя как?
– Называй меня Силой.
– Ок, вопросов нет.
Мы медленно и долго лежим на полу, собирая мысленные пазлы. Сила неровно дышит и смотрит на меня. Мне хочется облизать его, всего. Словно он большой сладкий леденец, твердый, липкий и холодный и странная жадная сладость побежит от кончика языка до самых кончиков пальцев, если я только коснусь его. Не хочется шевелиться, воздух тяжело давит на грудь, мерзнут ноги и пересохло в горле.
Скучно. Несет шприцы. А я ведь никогда не пускала по вене. Ну что ж, пусть для меня сегодня день открытий. Он аккуратен. Так красиво перевязывает мою тонкую руку жгутом. Он как будто спасает мне жизнь, жизнь отнятую тобой. Больно. Прохлада. И я чувствую, как по моим венам разливаешься ты и только ты. Мечты распускаются передо мной единым цельным бутоном. Как много красок в мире! И зачем я только думала что это смерть? Эмоции, смех, люди, все это мое, и это прекрасно! Прикосновения как шелк, бархат слов и мысли, словно тонкие нити, переплетают меня со всех сторон. Я люблю жизнь, я люблю тебя! Когда-то запомненное мной ощущение ветра в лицо, оно снова здесь, ты вновь со мной. Закружило, завертело. Как же я счастлива. Глаза Силы так сияют, как раньше я не видела этого света? Он как ты, а ты со мной, как и прежде. Тепло по всему телу до кончиков пальцев заполняет, идет, идет снизу вверх, снизу, вверх, бесконечно.
Холодно. Утро. Кто-то рядом дышит мне в затылок. Вонь. Вонь невообразимая. На теле майка, мятая. Кто-то рядом. Встаю. В коридоре труп собаки и зловонные лужи крови. Где я? Нужно бежать отсюда. Домой. Хочу домой.
Бреду по улицам. Ломит руки. Ты снова в моей груди. Спросишь, что было, а я не знаю. А разве это важно? Важно лишь то, что ты не собираешься покинуть меня, почему-то, и где бы я ни находилась, ты наблюдаешь за мной, ты спрашиваешь и говоришь, ты требуешь от меня ответов, хотя вовсе и не задаешь вопросов, ведь на самом деле тебе плевать. Как больно, как противно, как я устала.
Глава 5
Конец.
Иногда, кажется, что жизнь подошла к концу. И так думала я, собираясь на очередную встречу со своим так называемым «другом». В такие моменты кажется, что ты где-то за гранью, что жизнь идет, но ты не живешь, делаешь что-то, но вроде и не ты. Тщетно убеждаешь себя, что все в порядке.
Натянув хлопковое зеленое платье на голое тело, и собрав волосы в подобие хвоста, я, с лицом самым равнодушным, вдохнула пасмурный воздух улицы. Осень. Нет ничего хуже, пожалуй. Только одно слово приходит в голову «смрад». А вот и он. Мой «друг». Как и всегда – неотразим. Пахнет. Легкий и невесомый он выпорхнул из-за угла ближайшего дома, такой неописуемо бездушный и пустой. Ах, иногда, мне кажется – я обожаю его.
В его квартире. Я сжимаю в руках бутылку холодного пива, его майка на мне и пахнет его телом, между ног я держу плюшевого пса. Ненавижу собак! Мягкий свет струится по комнате. Как же я люблю такие моменты. Есть в них что-то волшебное. Когда сидишь, вот так, запросто, не боясь, как на тебя взглянут, что подумают, не чувствуешь этой первозданной любовной дрожи. Чувствую, как холодные нотки струятся по горлу, чувствую мягкость плюша между коленями. Замечательно – здесь самое подходящее слово. Хочется нежности. Хотя нет. Нежность уже витает повсюду. Казалось бы, в комнате двое: небрежные позы и полуголые тела, но нет напряжения. Есть искры, ток, но это скорее ровный огонь, чем открытое пламя, и нежность: ее пары щекочут ноздри. Нежность чужая, нежность, вне тебя, сквозь меня.
Я не знаю, когда именно закончилась моя жизнь. Что было бы, если бы ты пришёл. Я вижу это как картинку, на которой соединяются паззлы. Наверное, прикоснувшись к твоим губам, я почувствовала бы боль. Твоё тепло как будто совсем ушло, но это обман. Оно незримо и повсюду. Что ты для меня? – Незавершенный вдох, конец, погибель. Как странно. И как хочется снова ощутить на своём теле твоё, но и из тысячи слов не сложить прикосновений. Так же как из океана слёз не выстелить дорогу к счастью. Вот и захлестнуло былое, его не повторить, но и та сладостная свобода, ядовитое бесстыдство, познанное мною с такой жадностью, несравнимо ни с чем. Как лёгкое опьянение, его запах и прикосновения всё ещё на мне. Я всё еще вижу на себе этот взгляд, я всё еще чувствую искры где-то чуть пониже живота и опустошающее голову равнодушие. Это была свобода, это был ветер. Банально, но всё же неповторимо. А ты, всё сидишь в моей груди, повторяешь в моей голове свои объятия. Пишу, и твой запах проносится мимо. Но я не люблю тебя, ты стал моим сном, моим личным кошмар.
Глава 6
Стекла.
Каждое утро бессознательно и верно, превращается после таких встреч в какой-то бред. Нужно вставать и ничто не заставит сделать меня это. Как надоело быть упрямой. Как надоело идти на встречу чему-то, но не себе. Звонок. Беру трубку. В ней, заспанный голос, голос того, кого я вовсе не знаю. Сила. Это он. Выглядываю в окно, его машина приветливо мигает фарами. И зачем он приехал?! Спускаюсь в одном белье. Холодно. В машине. Жара.
– Сила, отвези меня на мост, – не знаю, зачем я просила об этом.
– Едем. Но зачем?
– Хочу на мост.
– А, ясно. Ок.
Едем. Открываю окно. Ветер в лицо. Так приятно! Так было уже когда-то, когда мы с тобой шли, держась за руки, глотали соленый морской воздух. Как мало произошло и как много. Как красиво и страшно. Я знаю, то был единственный раз, когда я дышала, все остальное время я просто задыхаюсь: до тебя, с тобой и сейчас. Только тогда был воздух, а сейчас, только скорость, запах от «Диор», скрюченный силуэт в дорогом шмотье и бешеный, бешеный ветер в лицо.
Приехали на мост.
– Оставь меня Сила. Хочу побыть одна.
– Зачем?
– Просто хочу.
– Ты… Ты только не делай ничего без меня, знаешь, у меня есть кое-что, что может взбодрить тебя, и мы могли бы вместе. В конце концов…
– Ясно, ясно! Спасибо. Но сейчас я побуду одна. Ок?
– Да. Я буду поблизости.
Уходит. Я вижу эту сутулую спину. Когда мы впервые увиделись, он был похож на героя какого-то романа: подвижный и легкий, острый, как будто сдобренный острым перцем сильно-сильно, шикарный, насквозь пропахший роскошью и развратом. Каким он стал? – Сутулым душой.
Как же хочется, чтобы земля сама провалилась под ногами, чтобы больше никто и никогда не видел меня. Почему нет сил? Мне ведь говорили, я эгоистка, мне плевать на всех. Да, так и есть. И вот сейчас стоя на мосту, над холодной гладью воды, почти замерзшей, в одном белье я вовсе не чувствую холода, скорее это кайф, просто свобода. Смотрю вниз, вода сама по себе кажется прекрасной и спокойной, но я знаю что, прыгнув, она безжалостно пронзит мое тело тысячами ножей, и я пожалею, потому что я люблю жизнь, люблю ее, потому что ты так сказал. Как много скрывается в слове покой. Это и твои глаза, и руки, и твое тату, и шрам на правом плече, и боль от твоих слов, и успокоение от твоих ласк. Все это мой покой. Все это мой страх. Все это моя погибель. И стоя здесь я как никогда четко понимаю, в моем сердце только ты. О как мне страшно. Как страшно. По жилам течет что-то вроде щекотки, колючей такой, какой-то неживой. Многое стоит перед глазами: то, скольких я огорчу своим уходом, жалость к себе, несбыточность того, что столько всего еще впереди могло бы быть, ты, и твое равнодушие, сутулая спина Силы, а через неделю все забудут. Все кроме родителей, все кроме тебя. Смогут ли меня простить родители? Это страшно. Но простили бы они меня, зная, что я так мучительно живу? Я вовсе не ищу себе оправданий. Знаю просто, что ты снишься и сводишь меня с ума своей близостью и недоступностью. Тем, что не получается тебя коснуться. Я только вижу и чувствую смерть по своим венам, иней по коже. Да я уже вроде не жива и отражение в зеркале это четко доказывает. Там не я. Это слабость, это жалость, скажут многие, а мне плевать. Я и сама думаю, что отчасти так и есть.
Кто-то положил руку на плечо. Поворачиваюсь. Сила.
– Я знаю все, – он смотрит прямо мне в душу, точнее туда, где она была раньше – хочешь, я разделю все с тобой? Я знаю обо всем, что ты хочешь. Я вижу тебя такой, какая ты есть. Ты хочешь убежать? Хочешь умереть? Так давай сделаем это! Я буду с тобой до конца. Нам с тобой не нужна жизнь. Мы те, кто родились на острие ножа, те, кто оставили там свои сердца и теперь скучаем без них. Они дождем каждый день плачут о нас. Ты же видишь, снова тучи! И пусть другие не поймут, но зато я знаю ЧТО ты. Я знаю кто ты. Ты – пустота, ты – дикое безумие, ты – такая как я. Твое тело тебе только костюм и в нем нет ничего, кроме едкого дыма, невыносимого едкого дыма. Я знаю тебя! Мы пришли вместе в этот мир. И если ты только скажешь «да» я навсегда разделю с тобой твою пустоту и с удовольствием поделюсь своим мраком.
Чувствую, как в горле стоит ком. Может, это слезы счастья подступают к глазам? Едва ли. Я улыбаюсь. Он обнял. Уткнулась носом в его плечо. И боль как будто еще острее от того, что он рядом, но ведь боль может быть и катализатором. Видимо да.
И снова руки и вены. Вены и руки. И мы снова счастливы. На мне легкое шифоновое платье слегка прикрывающее, исхудавшее тело. Снова встречи, ароматы. Мы держимся за руки. И совершенно все равно, что говорят другие. Так больно, что совершенно все равно. Наверное, именно это называют агонией.