Ольга Брюс
ИнтернатовскаЯ. Повесть

***

Зима.

Митя и Ира готовились стать родителями. Ирине не впервой, поэтому особо и не волновалась, а вот Митя не находил себе места.

– Надень шерстяные носки, – принёс жене носочки, связанные собственноручно. – Ноги простудишь.

– Какой ты заботливый, – Ирина сидела за столом, поглаживая огромный живот. – Жарко в них.

– Ничего, пусть жарко, зато в тепле, – наклонился, чтобы надеть носки Ирине. – Здоровье надо беречь.

Натянув носочки на ноги, Митя выпрямился.

– Скоро Новый год. Надо бы девчонок привезти на праздники.

– Ой, – Ирине не понравилась эта идея. – Зачем? Пусть в интернате празднуют. Там всё ж получше, чем у нас.

– Ну, ты скажешь тоже, – присев за стол, мужчина положил руку на столешницу. – Уверен, они соскучились и хотят провести этот день с семьёй.

– Ой, Митя, – схватившись за живот, Ира скривила лицо. – Что-то мне нехорошо. Пойду прилягу.

Поднявшись, тяжёлым шагом двинулась в комнату.

– Ты меня только расстраиваешь. Ну, сам подумай, девочки и питаются хорошо, и подарки получат, а здесь? Да и рожать мне скоро, надо комнату в порядок привести, кроватку поставить…

– Это да-а, – прошептал Митя. – Пора готовиться, – вспомнив о письме, добавил, – что-то не отвечают девчонки. Четыре письма уже послал, а ответа так и нет.

– Я же говорю, всё у них хорошо. Не хотят писать, и не надо, – крикнула Ира из комнаты. – Было бы плохо, давно б прислали хоть строчку.

Митя не знал, что девочки присылали письма. Жена, получив весточку от детей, бросала конверты в печь. Сёстры писали, как сильно скучают по дому, деревне, как им хочется увидеться с родными. Чтобы не бередить душу мужу, Ирина скрывала письма.

– Пусть своего ждёт и радуется, – бормотала себе под нос, открывая печную дверцу. – Нечего душу греть, а то привезёт девок в хату, и тогда что? Столько ртов не прокормить.

Но, как только в феврале родилась родная дочь Мити, Ирина заговорила по-другому.

– Ой, тяжко мне, Митенька, – качая на руках маленькую Валечку, шептала женщина. – На мальчишек положиться нельзя. Надо бы Катюшу забрать.

– Не дело это туда-сюда ребёнка перекидывать, – помешивая чай в кружке, ответил муж. – Она там привыкла, а ты её сюда хочешь притащить. Разве можно так издеваться над ребёнком?

– А надо мной можно? – Ирина задала вопрос жалостливым голосом. – Не было у меня таких беспокойных. Валя днём и ночью покоя не даёт. Всю спину ломит, руки уже не те…

– Я же помогаю, – Митя поднял глаза на жену. – Справляемся.

– Это тебе так только кажется. Не видишь, какие у меня круги под глазами? Я будто с перепою. Наши алкаши и то лучше выглядят.

– Ну, ты скажешь тоже, – усмехнулся муж, поднимаясь на ноги. – Смотри сама. Ты мать, и тебе решать. Но я б не стал дёргать ребёнка.

– Девочек нужно с детства приучать к заботе о детях, – смекнула Ира. – А то вырастет и не будет знать, с какой стороны подойти.

– И то верно, – согласился Митя. – Тут я с тобой солидарен.

В конце февраля Ирина появилась на пороге интерната. Узнав, что мама забирает Катю домой, Маша огорчилась, но ещё больше загрустила Катя.

– А Маша? Ты её тоже заберёшь? – поглядывая на сестру, Катюша собирала вещи. – Я не хочу без неё уезжать.

– Нет. Маша остаётся здесь, – Ирина расстегнула верхние пуговицы старенького пальто. – Ох, и душно у вас тут.

– Так нечестно! – топнула ногой девочка. – Почему она остаётся?

– А ну, цыть! По кочану и по капусте, – бросив короткий взгляд на соседок по комнате, Ира приструнила дочь. – Ты как с матерью разговариваешь? Этому тебя здесь научили? Тогда тем более едешь домой!

Сжав челюсти, Катя продолжила складывать одежду в сумку.

– Мам, – Маша, взяв за руку Иру, спросила негромко. – А вы письма получали? Мы с Катей писали каждый месяц…

– Не знаю, – одёрнула руку женщина. – Ничего не видела. Значит, так писали. Или адрес не тот указывали.

– Тот, – опустив глаза, Маша отошла в сторону.

Наблюдая в приоткрытую дверь за сёстрами и их матерью, Светлана почувствовала ненависть к тёте Ире.

– Ну и мамаша, – бурчала Света, сузив глаза. – Бедная Маша. Не любит она тебя. Совсем не любит.

Собравшись, Катя попрощалась с соседками и сестрой.

– Обидно, – хныкала девочка, обнимая Машу. – Мне здесь очень понравилось.

– Скоро лето. Я приеду, и будем вместе, – у Маши сжималось сердце. – Пиши мне только.

Глава 9

Прошло пять лет.

За это время Катя повзрослела и многое поняла: на самом деле мама желала только добра своим детям. Вдоволь насмотревшись, как Ирина устаёт после работы, с хозяйством и воспитанием своих отпрысков, Катюша решила никогда не осуждать мать. Многие живут подобным образом в Починке, отдаваясь полностью труду и не уделяя должного внимания своим детям. Трудности закаляют, дают повод лишний раз подумать и обрести цель, чтобы крепко встать на ноги и не знать голода и лишений.

– Машка приехала! – заметив из окна сестру, Катя выбежала на улицу. – Ма-аша-а!

– Тише, раздавишь, – улыбаясь, Маша обняла Катю. – А ты за последний год ни капельки не изменилась.

– Ты тоже, – шепнула на ухо девушка и прижалась ещё сильнее. – Красивая какая.

– Нравится? – Маша отпрянула от Кати и взялась за подол цветастого платья. – Сама сшила.

– Ну ты и мастерица! Умница, – похвалила сестрёнку Катюша. – Я тоже научусь, – почувствовав, как кто-то схватил за ноги, обернулась. – Ой, Валечка! Напугала.

Подняв на руки темноволосую девчонку, потрепала её за щёчку и сказала:

– Видела, как Валя подросла?

– Ага, – не обращая внимание на младшую сестру, Маша подняла чемодан и вошла в дом.

Катя немного оторопела. Устала, наверное, поэтому ведёт себя отстранённо. Ну, ничего, сейчас отдохнёт и снова-здорово: на речку и… и с Гришей на свиданки.

– А где все? – не поворачивая головы, спросила Маша.

– Мамка с отцом на работе, а Егор и Федя помогают в колхозе, – отпустив ребёнка, Катя присела на табурет. – Ты голодная?

– А есть жареная картошка? – улыбнулась Маша, разглядывая новые занавески на окнах.

– Конечно, есть! – Катя включила керогаз. – Сейчас подогрею.

Маша жуть как любила жареный картофель с луком. Ничего не надо, даже конфет, подавай картошку, и всё тут.

– С каких это пор Егор таким работягой стал? – занырнув в горницу, Маша решила проверить, что изменилось за год в родном доме.

– Да давно уже… – помешивая поджарки, отвечала Катя. – Он и папке помогает в сарае и…

– Папке, – с ехидством повторила Маша, выглянув из-за штор, разделяющих комнату от кухни. – Помню-помню, как я им восхищалась, письма писала… А в ответ – тишина.

– Маш, – отключив керогаз, Катя взяла тарелку. – Зачем ты так? Он ведь и правда писал, я сама видела.

– Значит, не отправлял, – утверждала девушка. – Одна видимость отцовской любви. Всё с ним ясно.

Поставив на стол полную тарелку жареной картошки, Катя позвала сестру ужинать. Маша уселась за стол, ещё раз осмотрела кухню и вздохнула.

– М-да, хоть бы ремонт сделали, – взяла вилку и, переведя взгляд на чемодан, крикнула. – Не лезь! Тебе кто разрешил?

Маленькая Валюша отпрыгнула в сторону в тот момент, когда чемодан раскрылся, и несколько вещей упали на пол.

– Напугала ребёнка, – сложив одежду на место, Катя обняла девочку. – Ты чего так кричишь?

– Что за привычка совать свой нос куда ни попадя? – положив в рот вкуснющие жареные брусочки, Маша закатила глаза. – Каждый день бы её ела.

– Какая-то ты злая стала, – Катя, пожалев ребёнка, усадила девочку за стол. – Будешь молоко пить?

– Буду, – обиженно взглянув на Машу, Валя застучала снизу по столешнице.

– Ты можешь хоть минутку посидеть спокойно? – занервничала Маша. – Только приехала, уже обратно хочется!

– Хватит тебе, – Катя налила молока в кружку из крынки. – Я всё спросить хотела, ты почему зимой не приезжала?

– А зачем? – пережёвывая пищу, спросила Маша. – Чтобы ещё раз услышать от матери: «Сидела б ты в интернате, чего сюда таскаешься?» Приехала пару раз, с меня хватит.

– Это она не подумавши сказала – выгораживала маму Катя. – Ты же сама видела, как она ангиной болела. Боялась, что и тебя заразит.

– Ой, да ну! – стукнув пальцами по столу, Маша отодвинула тарелку. – Наелась. Спасибо.

Приподнявшись, поправила поясок на талии, взялась за чемодан и громко объявила:

– Я сейчас ухожу. Буду поздно.

– К Грише?

– Какая разница? К Вере с Нинкой, – вильнув бёдрами, скрылась за шторой. – Матери скажи, что ночевать буду на сеновале. Сейчас тепло и дождей нет.

– Хорошо, – наблюдая, как Валя с удовольствием потребляет молоко, Катя вдруг вспомнила. – А ты куда после интерната? Сюда, в деревню?

– Ага, сейчас, – зажав зубами шпильки, Маша закручивала волосы на затылке. – Есть шанс попасть на завод ученицей. А там и получу квартиру, статус и уважение.

– А институт?

– Сдался мне ваш институт. Я и без институтов удачно устроюсь. Терять пять лет за книжками? Нет уж, дудки. Сами пыхтите. Я и так начальником стану. Это уж точно.

– А нам Агриппина Марковна говорила, что без высшего образования не попасть в руководители, – задумчиво произнесла Катя.

– Ваша Агриша – старая и недалёкая. Сейчас другое время. Не надо иметь диплом или родню в верхах, чтобы стать кем-то. Работай на совесть, и тебя заметят. Правильно Светка говорит, слушай поближе, смотри подальше – авось выгорит.

– До сих пор удивляюсь, как вы с ней подругами-то стали.

– Она умнее меня, хоть и взбалмошная. С детства знает, как нужно дорогу прокладывать, – хихикнула Маша. Натянув модные туфли, выбежала на улицу.

– Даже тарелку за собой не помыла, – нахмурила брови Катя. – Нет, не обвыкнется. Изменилась моя сестрёнка и очень сильно.

Подходя к плакучей иве, Маша остановилась, прислушалась, а после чуть слышно спросила:

– Гри-иш, ты тут?

– Тут, – отозвался молодой парень, лёжа на траве. – Почему так долго?

– Я не кобыла, чтоб через всё поле галопом бежать, – Маша присела рядом и улыбнулась. – На танцы-то пойдём?

– Пойдём, – юноша привстал на руку, разглядывая лицо подруги. – Не передумала ещё оставаться в городе? А то у нас тут работы хватает. Да и вообще, бежать из родных мест – это как-то…

– На предательство похоже? Ты это хотел сказать? – Мария подобрала колени под себя и нахмурилась. – Моя жизнь. Где хочу, там и живу.

– Никто и не спорит, – Гриша отвернулся, перевернувшись на живот. – А я думал, мы с тобой дом здесь справим, поженимся и…

– Что? – Маша ощутила холодок в горле. – Ничего себе…

– А что? Не пошла бы за меня? – повернул голову Гриша и сощурил глаза.

– Я даже не знаю, – щёки девушки налились румянцем. – Рано ещё думать об этом.

– Ничего не рано, – вскочил на ноги Григорий и упёрся вытянутой рукой в иву. – Через два года тебе восемнадцать. Уже можно будет подать заявление.

– Иди ты, – расхохоталась Маша, откинув голову назад.

– Что смешного? – Гриша сложил руки на груди и, обиженный, отошёл в сторону.

Поднял несколько мелких камней, прицелился и запустил их по водной глади один за другим. Маленькие гладкие «пули» четыре раза проскальзывали по прозрачному полотну, подныривая под тонкий слой воды, и, теряя силу толчка, на пятый – тонули, опускаясь на дно.

– Замуж и остаться в деревне, – поднявшись на ноги, девушка отряхнула подол платья. – Завести хозяйство и идти работать… Кем? Дояркой?

– А что здесь такого? – не поворачиваясь, парень спустился к песчаному берегу. – Другие работают, и ничего.

– Угу, и мне, значит, тоже надо, – Маша последовала за другом. – А может, я не согласна.

– Почему? – Гриша продолжал запускать камни в воду.

– Может, я хочу быть, как твоя мама – бухгалтером.

– И в чём же дело? – бросив последний камень, Гриша повернулся. – В райцентре есть ПТУ. Иди, учись.

– Ты не понял, Гриш, – взяв любимого за руку, Маша зашептала. – Я в городе останусь.

– А я? – округлив глаза, парнишка прижался грудью к Маше. – А что делать мне? Я не хочу переезжать из Починка.

– Либо со мной, либо без меня, – хитрый взгляд девушки заставил Гришу вытянуть губы вперёд. При виде нелепой рожицы Маша вновь расхохоталась. – Ты такой смешной! Догоняй!

Отпустив руку парня, метнулась вверх по склону. Гриша махнул рукой и побежал за подругой.

– Стой! – погоня развеселила парня. – Стой, говорю!

– Не догонишь! – дразнила разгорячённого Гришку Маша, петляя по поляне. – Силёнок маловато!

– Ма-ашка! – услышала девушка издалека знакомый голос и остановилась. – Ма-аша! Иди домо-ой! Ма-амка зовё-от!

– Ну что ещё? – тяжело дыша, прошептала Маша, приглядываясь к женскому силуэту. – Сказала же, не ждите.

Разглядев в молодой девчонке сестру Катю, Маша попросила Гришу сопроводить до дома.

– Накрылись танцы, – откашливаясь, Григорий медленно шёл рядом с подругой. – Не пустят, да?

– Куда они денутся, – в горле пересохло, и Маша почувствовала першение. – Я им не нянька. Наверняка за малой попросят приглядеть.

Катя, отмахиваясь косынкой от надоедливых мошек, шла навстречу.

– Что надо? – недовольным голосом спросила Маша.

– Мать просит в сарае помочь.

– Ого! – опешила девушка, бросив короткий взгляд на Гришу. – А ребята где?

– Уставшие они. Поели и на боковую.

– А отчим? Или ты, наконец? Не можешь помочь? – голос Маши был настолько удивлён, что сестре стало не по себе.

– Маш, я весь день на хозяйстве и за Валей приглядываю. Мать устала, а ты…

– А что я? Нянька, что ли? – Маша изменилась в лице. – Вы ж как-то справлялись весь год без меня и сейчас справитесь, – схватив друга под руку, громко объявила. – Я гость в этом доме и сегодня намерена отдыхать!

– Маш, корову надо доить, а мне ещё крапиву цыплятам и свиньям рубить. Помоги, пожалуйста. Лишние полчаса ничего не решат.

– Угу, сейчас. Полчаса ещё как решат. Может, сегодня моя судьба решается. Поняла? – развернув Гришку в сторону дороги, Маша зашагала бравыми шагами.

Всё-таки отдохнуть не получилось. Как только медленный танец закончился и Маша с Гришей решили проветриться на улице, на пороге клуба появились Ирина с огромным прутом в руках.

– Выросла, как я погляжу? – запыхавшаяся мать сжимала в правой руке хворостину. – А ну! Бегом до хаты!

– Мам, ты чего? – от страха у Маши задрожал голос.

– Кому говорю? Домой! – замахнулась на девушку мать. – Отец спасу не даёт, ещё и ты кобенишься!

– Видимо, опять твой отчим напился, – шепнул Гриша, стоя за спиной напуганной Маши.

– Я долго буду ждать? Бегом! – грозным голосом приказала Ира. – Сейчас отхожу как Сидорову козу!

– Да иду я, иду, – опустив голову, Маша поплелась в сторону дома.

«Опять отчим напился», – промелькнули в голове слова Гриши. Как напился? Он же трезвенник. Или? Да ну, не может быть.

Друг не пошёл провожать Машу. Он остался в клубе. Да ну его, не хватало ещё попасть под горячую руку тёти Иры. Вон, какая злющая прибежала. Прутом размахалась. И чего она так взъелась на Машку? Хорошая девчонка, красивая.

– Иди, иди, – подгоняла мать, шоркая калошами по пыльной дороге. – Совсем от рук отбилась. Ни совести, ни желания помочь. Тебе что Катя сказала, а?

– Корову подоить, – опустив голову, Маша плелась впереди и бурчала себе под нос. – И ещё чем-то помочь…

– Чем-то, – корявым голосом повторила Ира. – И не стыдно тебе? Ускакала на гулянки, а дома дел по горло. За сестрой хотя бы присмотрела, Кате тяжело одной и в огороде, и с Валюшкой.

– С Валюшкой, – прошептала Маша, передёрнув плечами. – Меня Машенькой ни разу не называла.

– Говори громче, – услышав обрывки слов, прошипела мать. – Хватит бубнить.

Маша ничего не ответила. Дойдя до дома, переоделась и пошла в сарай.

– О, пришла уже? – Катя закончила с дойкой. Повесив маленький табурет на гвоздь, поволокла полное ведро молока на улицу. – Всё, уже не надо. Я сама справилась. Лучше огород полей.

– Кать, – перегородив сестре дорогу, Маша проверила, что матери позади нет. Убедившись в её отсутствии, тихонько спросила. – Отчим пить начал? Это правда?

– Ничего не начал, – девушка отодвинула сестру в сторону. – Было пару раз…

– А чего это он? – Маша хотела узнать всё до подробностей. – И давно?

– Недавно, – нехотя ответила Катя, поставив тяжёлое ведро на пенёк для рубки дров.

– Как недавно? А в деревне говорят, что давно, – слукавила Маша, пытаясь выпытать правду.

– Ну, с осени, а что?

– Так что случилось-то?

– Сестра его нашлась, – Катя махнула головой, приглашая пойти следом. Подняв ведро, понесла к крыльцу. – Банки вынеси.

Маша резво вбежала в сени, схватила пару трёхлитровых банок и выбежала на улицу. Накрыв чистую банку куском марли, Катя зашептала:

– Год назад после того, как ты уехала, к нам заявилась женщина и сказала, что она сестра дядь Мити, – наклонив ведро, девушка следила, чтобы молоко не пролилось мимо. – Он так обрадовался. Видела бы ты его лицо…

– Ну? И что дальше-то было? – не терпелось Маше.

– Пьющая она оказалась. Старая и пьющая. Побыла у нас два дня, и мамка её выгнала, – наполнив банку, Катя перекинула марлю на следующую. – Отец сначала ругался, а потом и сам начал: раз в месяц, потом в неделю и далее по нарастающей.

– Ничего не поняла, – Маше надоело стоять, и она присела на ступеньку. – И кто ж с этого пить начинает? Глупость какая-то.

– У него ж из родни никого. На войне пропали, а тут – сестра, – продолжая наполнять стеклянную тару, Катя объясняла суть вопроса. – Первый раз с ней выпил, а после её отъезда с соседом наловчился «чаёвничать».

– С дядь Толей?

– Ага. Сама знаешь, как соседский муж по выходным отдыхает.

– А-а, за баян и с песнями по деревне? – догадалась Маша.

– Да. Но самое странное – мамка его не ругает. Молча укладывает спать и уходит убираться в сарае. Сейчас работы в колхозе много, поэтому нам приходится самим всё делать.

– Подожди. А куда он на работу-то устроился?

– В колхозе помогает: сено косить-ворошить, где сторожем позовут, коров попасти и коз. Халтурщик, одним словом, – закончив процеживать молоко, Катя бросила марлю в ведро и подошла к бочке с водой.

– Ха! Действительно, халтурщик, – усмехнулась Маша, не услышав, как Ирина вышла в сени.

– Чего расселась? Огород сам себя не польёт! – грубо отреагировала мать на бездействие дочери. – Хватит лясы точить! Бегом за работу!

Мария нехотя поднялась, взяла лейку и набрала воды.

– Не ругается, значит, на отчима. А батьку гоняла на сеновал, – прошептала себе под нос, поливая грядку с огурцами.

Проснувшись утром от разговоров в кухне, Маша обратила внимание, что Кати уже нет.

– Ох, эта деревенская жизнь, – потянулась девушка и зевнула. – Сейчас начнётся: «Чего разлеглась, петухи давно пропели…»

– Проснулась уже? – в комнату заглянула Катя. – Посиди с Валюшкой. Я сейчас дела доделаю и в магазин. А хочешь, сама сходи.

– Ой, нет. Лучше уж ты, – Маша чувствовала усталость в теле. – А где все?

– Ребята убежали в поле. Мать – на дойку, а отец… – наклонив голову сказала вполголоса. – Сидит на крыльце, взявшись за голову.

– Чего это он?

– Ему всю ночь плохо было. Я слышала, как его тошнило. Видимо, бодяги какой-то обпился.

– А-а, – Маша встала и ещё раз потянулась. – Так ему и надо.

Катя сделала вид, что не слышала последние слова. Задвинув шторы, позвала младшую сестру.

– Валечка, ты покушала? Иди сюда. Побудь пока с Машей, а мне отлучиться надо.

Маленькая девчушка отодвинула пальчиком край шторы и сунула голову.

– Привет, – негромко поздоровалась и улыбнулась. – А у меня вот что есть.

Вытянув руку вперёд, девочка показала кусок цветной ткани.

– Это платочек для куколки.

– Угу, – сквозь зубы процедила Маша и остолбенела. Вглядевшись в огрызок ткани, выхватила его у девочки. – Ты где это взяла?

От хамоватого тона Валя замерла.

– Там, – показывая под кровать пальцем, девочка отошла назад, понимая, что сейчас будут ругать.

– Где? – у Маши вытянулось лицо. Наклонившись, она вытащила из-под кровати чемодан, который оказался открытым.

Заглянув внутрь, начала раскидывать платья и блузки, разглядывая на предмет порчи.

– Тебе кто позволил сюда лезть? – закричала Маша, тряся испорченными вещами. – Когда ты успела?

Опустошив чемодан, девушка скинула в кучу несколько платьев. Схватив Валю за ухо, дала увесистый шлепок по попе.

– Дрянь такая! Кто разрешил лазить в чужих вещах? – кричала Маша, не отпуская ухо. – Да я тебя сейчас…

Девчушка завизжала от боли.

– Ты что делаешь? – шторы раздвинулись, и в комнату вошёл Митя. Увидев плачущую дочь, двинулся на падчерицу. – Тебя не учили, что младших обижать нельзя?

Подхватив Валю на руки, попытался успокоить.

– Тише-тише, моя хорошая, – устремив взгляд на Машу, громко спросил. – За что ты её так? Чем не угодила?

– Она мне одежду порезала, – показав рукой на валяющиеся у чемодана платья, Мария сама чуть не расплакалась. – Говорила же не трогать. Четыре платья испортила.

– Ох, – разобравшись в причине недовольства падчерицы, Митя поставил Валюшку на ноги, опустился на колено и вопросительно посмотрел ей прямо в глаза. – Зачем ты это сделала?

Девочка держалась за раскрасневшееся ухо и всхлипывала, глядя то на отца, то на сестру виноватыми глазёнками.

– Я больше не буду, – выдавила из себя, пуская маленькими ноздрями прозрачные пузыри.

– И зачем ты туда полезла? – покачал головой папа. – Нельзя брать чужое, слышишь? Ни в коем случае нельзя.

Кивнув головой, Валя обхватила Митю за шею и заревела. Маша стояла и смотрела на печальную сцену, чувствуя себя неловко. С одной стороны, недопустимо так грубо поступать с ребёнком, а с другой – будет знать, как портить чужое добро. Да и отчим молодец. На его месте мать распустила бы руки и отшлёпала обеих, как и делала раньше, не разбираясь кто прав, кто виноват. Хотя, Маша всем нутром ощущала, Валя – любимая дочь от любимого мужа, досталось бы только старшей дочери, скорее всего. Почувствовав облегчение, Мария собрала одежду. Присев на кровать, начала разглядывать степень убытков.

– С этим уже ничего не сделать, – тяжело вздохнула, откинув белое платье с широкими карманами. – Только на тряпки пустить.

– Маш, – Митя встал и присел рядом, усадив Валюшку на колени. – Купим новые. Только запомни, ни одна одёжка не заменит родного человека. Важнее всего – человек.

– Я это знаю, – разглядывая следующее разрезанное платье, ответила Маша. – У меня столько никогда не было. Мне воспитатель отрезы подарила, которые она хранила много лет. Я эти наряды сама сшила.

– Вот тут ты умница. Большая умница. Шить научилась – в жизни всё пригодится, – похвалил девушку отчим. – А новые платья будут. У меня заначка есть…

Митя подхватил дочь под мышки и поставил на пол. Хромая, ушёл из комнаты и сразу вернулся.

– Вот, держи, – положил рядом с Машей деньги. – Пусть будут подарком на твой день рождения.

– Не надо! – вскочила девушка от неожиданности. – Забери, дядь Мить! Маме это не понравится!

– Ну вот, – выходя из комнаты, отчим состроил обиженное лицо. – А раньше папой называла…

Задвинув за собой шторы, Митя загремел крышками от кастрюль в поисках съестного.

Недолго думая, Валя спрыгнула с постели и убежала. Положив деньги на дно чемодана, Маша сложила вещи обратно, а испорченные разноцветные «тряпки» закинула на печь.

– Горе луковое, – сказала вслух, выходя в кухню.

– На, бери, – откуда ни возьмись, перед девушкой возникла Валя. С улыбчивым видом и заплаканными глазами ребёнок протягивал платье, похожее на кукольное. – Дарю.

– Что это? – ноги Маши вросли в деревянный пол. Глаза широко распахнулись. Сердце заклокотало так сильно, что Маша услышала стук в голове. – Это же твоё платье…

– Бери, мне не жалко.

Детская наивность и природная манера сиюминутно забывать о плохом растрогали Машу. Некогда переполненная ненавистью и злобой к этому беззащитному маленькому человечку Мария не смогла подавить в себе эмоции. Подхватив девочку на руки, крепко обняла её и зарыдала.

– Прости, сестрёнка. Прости меня.

Не понимая происходящего, Валюшка также обняла Машу за шею и заплакала. Сидя за столом, Митя наблюдал за сёстрами и молчал. Вот оно как, помирились. И слава богу. Тряпки – дело наживное, а родственные отношения беречь надо. Вспомнив о своей сестре, мужчина поднялся и медленно вышел во двор.

– Ну всё, хватит, – успокоившись, Маша отпустила сестру. – Очень прошу, не бери больше ножницы.

– Ага, – Валя сунула в руки Маши платье и убежала за отцом на улицу.

Положив наряд сестры на место, Мария поняла, как глупо поступила, обидев девочку.

– Нет, я свою дочь буду воспитывать по-другому. Никогда не буду наказывать.