Олег Савощик
Лисьи байки: фантастические рассказы
– Правда… – старик покачал головой. – Дерьмо, которое всплывает всегда. Жаль, это мало кто понимает…
Грегориус молча стоял в стороне около выхода. Он уже успел связаться с начальством и ожидал дальнейших приказаний. На лице шерифа заиграла привычная ухмылка, для него все снова было просто: если скажут избавиться от всех присутствующих, он потратит на это пару секунд.
– Так что вы делаете здесь один? – спросила Грейс.
– Мне нравилось следить за ходом проекта лично. А два сола назад все убрались отсюда, оставив меня одного. Отключили мой канал связи. Таким образом они пытаются утопить то, что не тонет.
– Внизу… – неуверенно начал Мортен. – Что там?
– Триста семьдесят три сола назад при разработке этой шахты – а здесь планировалось добывать родий – рабочие наткнулись на глубинный водяной рукав. Спустив воду, они обнаружили нечто необычное: сложные устройства, которым миллионы лет. Мы не знаем, кто их построил и даже какой источник энергии они используют, но смогли разобраться в их назначении.
– Терраформирование… – ахнула Грейс.
– Именно. Только прямо противоположное тому, что мы проводили здесь.
Старик согнулся пополам в приступе кашля. Выглядел он плохо: резко выделяющиеся на фоне бледной кожи раскрасневшиеся глаза, блеск холодной испарины на лбу и нездорового вида бурая корочка, пятнами покрывающая руки.
– Облучило вас там? – прямо спросила Грейс.
Закончив отплевываться кровяными сгустками, Альмод непонимающе посмотрел на журналиста.
– Ах, вы об этом. Слухи о радиации… Нет-нет, все обстоит иначе, поверьте.
Мортен и Грейс переглянулись.
– И как же?
Альмод снова откинулся на спинку и сложил руки на груди.
– Мы заметили Их слишком поздно, спустя полгода, как я впервые снял скафандр под этим небом. Единственные организмы, которым нет аналогов на Земле по размеру и строению. Они были здесь всегда: миллионы лет провели в анабиозе среди марсианских льдов и грунта. Пока не прилетели мы и не вернули планете пригодный для жизни климат.
Капитан с журналистом писали каждое слово на свои «таблетки».
– Они проникают в органику, разрушают ткани и молекулы ДНК подобно ионизирующему излучению, вот почему эффект так похож на действие радиации. Но хуже всего то, что Они вездесущи и попадают в каждый живой организм на Марсе. Сорок солов назад мы распорядились провести плановую проверку каждого местного жителя, а также любого, кто прибудет на планету.
Грейс кивнула, вспомнив, как перед таможенным осмотром ее отправили в медицинскую кабинку-автомат.
– У ста процентов населения обнаружены генетические отклонения, рак на ранней стадии.
– Человечество уже сотню лет успешно борется с раком… – заметила журналист.
– Когда Они в организме, развитие очага не предугадать. Иногда бывает, что по каким-то причинам эти твари размножаются быстрее… или жрут больше. В любом случае, все процессы ускоряются, и человек умирает от внутренних поражений гораздо быстрее.
– И симптомы похожи на лучевую болезнь.
Седовласый кивнул:
– Именно.
– Погоди-ка, – вмешался шериф. По его лицу было понятно, что некоторые вещи он слышит впервые. – То есть мы все заражены этой невидимой хренью?
– Каждый, кто сделал хотя бы несколько вдохов под небом Марса.
Шлем скафандра полетел на пол. Грейс с удовольствием почесала лоб.
– Ну и как бороться с этими…
– Никто не знает, – пожал плечами Альмод. – Они умело встраиваются в молекулы любой органики и трудны в обнаружении, а вне живых организмов слишком хорошо адаптируются к опасной среде. Все наши попытки уничтожить этих существ закончились безуспешно.
– И вы думаете, что именно эти… организмы уничтожили когда-то жизнь на Марсе? – догадалась Грейс.
– Скорее послужили причиной её уничтожения. Кто-то очень не хотел выпускать Их за пределы планеты, в другие миры, и пошел на крайние меры. Мы считаем, что здесь не было разумной цивилизации на постоянной основе. Иначе бы мы нашли её следы гораздо раньше. Скорее Марс являлся чем-то вроде заповедника, может, ботанического сада. А когда твой сад болеет, и ты не можешь его вылечить, лучше уничтожить его, пока болезнь не перекинулась дальше.
– И, конечно же, вы всё скрыли. Медицинские заключения, результаты исследований, – Грейс презрительно фыркнула. – Вся планета сплошная биологическая катастрофа, а вы думаете только о денежных реках, что вливают сюда инвесторы. Вы же сами на пороге смерти, Альмод! Сколько вам осталось?
Старик бросил косой взгляд на военного, который уже четвертый раз за короткий срок приложился к фляге, и сказал.
– От шести до десяти часов. Мне сто восемьдесят лет, я прошел четыре генетических омоложения, но сейчас мне не поможет ни одна колония наноботов. – Он медленно развернулся к уходящему солнцу. – Сто сорок лет назад я отправил сюда первую экспедицию. Всего сто человек. Сто! Сейчас здесь живут миллионы. Больше века мы поднимали давление, оптимизировали температуру, насыщали атмосферу кислородом, создавая условия для новой биомассы. Для того, чтобы в один день обнаружить – все было зря.
Голос мужчины дрожал и порою срывался на стон.
– Земля устала, она умирает. Медленно, но неотвратимо. Глобальное перенаселение, военные конфликты из-за остатков ресурсов, техногенные и экологические катастрофы… Человечеству нужен был новый мир, где можно начать все с нуля, и я был готов создать его. И создал! Но он оказался адом. Адом, которому я посвятил всю свою жизнь.
– Новый мир для элиты, способной себе это позволить, – Грейс не сдержалась. – Для поколения генетически совершенных, следующего витка эволюции. Новой расы. А где вы оставите остальных? Правильно, на умирающей Земле. Ваша мечта носит ценник…
– Вы сравниваете мою идею с фашизмом?
– Так, может хватит? – Мортен успокаивающе показал ладони.
– Я хотел все рассказать! Как только понял, что медлить нельзя, – Альмод почти кричал. – Но совет директоров решил иначе. Два сола назад меня оставили здесь, отключив связь с внешним миром. Процесс колонизации запущен, и они пойдут на все, чтобы он завершился.
– Нам нужны имена! – сказала Грейс.
– А сейчас и узнаем… – Мортен повернулся к задумчивому шерифу. – Чей ты пес?
Тот лишь сплюнул под ноги, не сказав ни слова.
– Вспомнили… – Альмод поднял руку. – У меня входящий, выведу на внешние динамики.
– Альм, старикашка, ты там? – раздался голос первого помощника.
– Косс! Послушай меня, ты должен…
– Не-не, спасибо, наслушался. Хватило! – взвизгнул невидимый собеседник. – Мне тут шепнули, что ты принимаешь гостей?
– Скоро мы и к тебе в гости наведаемся, – сказал Мортен.
– Капитан Бейкер, верно? Ваша подружка с Земли рядом? Хорошо. Заметили, надеюсь, что я отключил ваши «таблетки» от всех каналов?
Грейс зашипела кошкой, но ничего не сказала.
– Не хочу прерывать вашего милого общения, но решил вот поделиться последними новостями. Сорок часов назад медики с Земли заявили, что уже несколько недель фиксируют повышенную смертность от лучевой болезни. Девять часов официально признали, что радиация тут не причем. Совет директоров «Tерра-систем» принял решение назвать имена тех, кто принес опасную болезнь в марсианские колонии с целью диверсии.
– Что за бред? – Мортен ругнулся.
– Террористы, красавчик, помнишь, о чем я говорил? – отозвался подошедший ближе Грег. – Они свалят все на террористов с Земли и якобы их новое биологическое оружие.
– Ну а от нашей маленькой находки мы все-таки избавимся, дабы не породить лишние вопросы. Орбитальная бомбардировка не оставит от шахты даже упоминания… ну и в радиусе пятнадцати километров заодно. ОБП уже почти вышла на позицию, у вас пять минут на попрощаться и поругать меня обидными словами.
– Косс, мы так не договаривались! – Рявкнул шериф. – Что за…
– Ах, да, Грегориус… – Голос на секунду замолк. – Совсем забыл… Ну прости, дружище, надо было сделать все правильно сразу.
Не дослушав, военный пулей рванул к выходу.
– Альм, хотел сказать спасибо, с тобой было действительно классно работать, такой опыт! Но, сам понимаешь, дорогу молодым, а тебе уже два века, как-никак. Бывай!
Помощник отключился.
– Нашли решение, засранцы. – Альмод вздохнул.
Мортен посмотрел в окно на бегущего к его флаеру шерифа.
– Нам не успеть? – тихо спросила Грейс за спиной, уже зная ответ.
– Ему тоже не успеть… – пожал плечами Мотрент. – Там батареи хватит едва подняться в воздух. Я забыл поставить на зарядку перед уходом. Хотя этот, может, и добежит, пятнадцать километров за три минуты.
– А на чем он прилетел?
– С парашютом приземлился незадолго до вашего прибытия, я видел, – сказал Альмод и пожевал губами. – Мне жаль, что так вышло, господа. Но теперь никто ничего не узнает, мы отключены…
– А даже если и подключились бы, за пределы Марса эту информацию все равно так просто не передать. – Мортен сел прямо на пол, прислонившись спиной к стеклу.
Грейс замерла, уставившись на алые всполохи горизонта. Она всегда мечтала увидеть закат на Марсе. Но не могла представить, что он станет для неё последним.
– Значит, будем предавать сразу на Землю, – сказала она и провернула серебристый цилиндр в руках.
– Ещё одна антенна? – Глаза Мортена полезли на лоб. – Но как ты её…
– Ты не захочешь знать, дорогой. – Грейс уже синхронизировала квантовый передатчик со своей «таблеткой» и повернулась к Альмоду. – Вы готовы? Как только я начну трансляцию, на Земле вас увидят миллионы.
– Шестьдесят секунд… – напомнил Мортен, с трудом справившись с сухостью в горле.
Альмод Ларссон, умирающий создатель нового мира, поправил пиджак, кивнул и посмотрел на Грейс.
– Включаю.
– Меня зовут Альмод Ларсон. Я основатель и генеральный директор компании Терра-систем. И я официально заявляю: Марс опасен для жизни!..
2019
Не просыпайся
Я сплю восемнадцать часов в сутки.
Просыпаюсь лишь ради небольшого перекуса и пары сигарет. Контрастный душ помогает сбросить остатки сонливости; тогда я шатаюсь по опустевшей квартире безмолвным призраком. Мне нельзя подолгу задерживаться в фазе глубокого сна, и ни один из восемнадцати часов не приносит отдыха: все предметы в доме кажутся упругими на ощупь и норовят постоянно ускользнуть из фокуса.
Не знаю, сколько времени прошло. Не помню. Дня и ночи больше не существует. Реальность теперь лишь размытая, неизмеримая грань вечной усталости.
Едва взбодрившись, я принимаю специальные препараты и ложусь в измятую, чуть влажную постель. Таблетки помогают задержаться подольше в фазе быстрого сна, когда спит лишь тело, но разум продолжает свою работу, продолжает тратить мои силы.
Глупо звучит, но засыпая нельзя спать.
Я отключаюсь на несколько часов, чтобы начать все сначала.
Потому что здесь невыносимо. Без неё.
***
Я понял, чего не хватает. Залитое антрацитом небо есть. Блеск молний и раскаты грома в наличии. Ветер!
Наполненный озоном воздух касается кожи, и я улыбаюсь. От порыва ветра блондинка за соседним столиком роняет книгу.
Теперь все как надо. Промокнуть не хочется, поэтому дождя не будет. Но момент перед самой грозой, предчувствие буйства стихии наполняет меня мощью, настраивает на нужный лад.
– Шато-Мутон Ротшильд тысяча девятьсот восемьдесят второго, – решаюсь я на эксперимент и киваю официанту. Парень улыбается и уходит.
Его лицо, продолговатое и слегка уставшее, кажется знакомым. Возможно, курьер, привезший мне пиццу прошлой субботой. Или случайный попутчик в вагоне метро. Не важно, где и как, но мы встречались – такие правила.
Терраса уютного городского кафе расположилась прямо среди колонн римского Пантеона. Отсюда отлично видно залитую светом прожекторов Эйфелеву башню. По узкому каналу неподалеку проплывает пустая гондола. Над выщербленной брусчаткой разливается музыка уличных артистов, но самих музыкантов нигде не видно.
Мимо проходит шумная компания: бывшие одноклассники, парочка коллег с прошлой работы. Они громко что-то обсуждают, смеются, но если вслушаться в их разговор, получится набор никак не связанных слов.
– Все нормально, командир? – Пашка, самый круглолицый и коренастый из всех, поднимает руку и окликает меня школьным прозвищем.
Я показываю поднятый вверх большой палец, едва сдерживая внутреннюю дрожь. Обычно я стараюсь такого не допускать. Предпочитаю мыслить и творить в одиночестве, бродя по опустевшим улицам. Но иногда прошлое не желает подчиниться, оказывается сильнее. И тогда появляются они.
Пашка смеется и догоняет остальных. Таким я его запомнил: смеющимся и компанейским. Вытираю салфеткой вспотевшие ладони и смотрю вслед другу, два года назад в последний раз уснувшему за рулем.
На миг меня отвлекает блондинка, – она опять уронила книгу.
Незнакомка с желтым зонтиком-тростью появляется перед моим столиком словно из ниоткуда, впрочем, я бы не удивился, окажись это именно так.
– Можно присесть? – улыбается она одними губами.
Я окидываю взглядом пустые столики вокруг и киваю.
– Пожалуйста.
– Спасибо.
Похоже, сегодня мне не удастся вернуть себе полный контроль, и сознание продолжит подкидывать собственные сценарии. Но сейчас меня это мало заботит, я вглядываюсь в сидящую напротив девушку, безуспешно напрягая память.
Глаза – два блюдца с крепким чаем, черты лица совершенно не примечательные, но что-то цепляет взгляд. Пропорции губ, а может излишне вздернутый острый носик? Такие девушки хороши и с незатейливым хвостиком, завязанным на скорую руку, и без капли макияжа.
«Хорошенькая, да».
– Вы извините, обычно я не подсаживаюсь к незнакомцам, – робко начинает она, от волнения крепче сжимая ручку зонта. – Меня, кстати, Светой зовут.
– Артем.
Черт, где же я ее видел? Всегда помню, что или кого однажды захотел сфотографировать, такое вот у меня профессиональное шило в заднице. А это лицо так и просится в объектив.
– Не хотите вина? – Смотрю на пыльную бутылку в руках официанта. Так себе и представлял вино сорокалетней выдержки.
– Вино утром? – Она округлила глаза в притворном ужасе. – Отличная идея!
Я заметил, как вместе со смехом в ней растворяется застенчивость. Забавно, здесь времени совсем не чувствуешь, а за плотным покрывалом туч над головой не видно неба. Но Света знает – сейчас именно утро.
Старым винам не требуется «подышать». Подношу бокал, пытаясь уловить аромат, делаю небольшой глоток. Ожидаемо, кислятина. Я никогда не пил Шато-Мутон Ротшильд, ни восемьдесят второго, ни какого-либо еще года. Мой мозг не знает этот вкус, не может воспроизвести, а значит, в моем бокале сейчас плещется дешевое пойло из супермаркета за углом.
Я мог бы не гонять официанта, сразу материализовать бокал в руке, но торопиться некуда. Сейчас хочется перебить оскомину и в ладонь ложится спелая плоть ароматного яблока. Первый укус наполняет рот сладким соком, по воздуху разливается ни с чем несравнимый аромат. Цветущий сад, яблони, домик в деревне… Как в детстве. Может, черт с ним, с этим городом? Одна лишь мысль – и мы там. Но я не уверен, что смогу взять девушку с собой, а любопытство не позволяет так быстро закончить знакомство.
Света продолжает смаковать вино. На мой фокус она не обратила ни малейшего внимания: то ли попросту не заметила, то ли незнакомец, достающий фрукты из воздуха, не кажется чем-то из ряда вон выходящим.
– Очень вкусно! – восторженно выдыхает она.
Ну хоть кому-то понравилось. Конечно, для нее здесь все реально.
Книга выскальзывает из рук блондинки за соседним столиком. Девушка будет ронять её снова и снова, такой уж я ее запомнил. Почему-то именно это мимолетное воспоминание мой мозг решил прокручивать по кругу. Надо что-то с этим сделать.
У снов своя логика, свои законы. Их тайны вызывали детское любопытство у человечества веками. Ведущий психофизиолог Стивен Лаберж посвятил жизнь исследованию той части измененного сознания, что мы зовем сном. И когда фармакологическая компания с мировым именем запатентовала препарат, созданный на основании его работ, мир сделал ещё один шаг от реальности.
Новое вещество позволило не только значительно продлить сновидения, но, главное, вспомнить каждую деталь после пробуждения.
Какое-то время мы молча пьем вино. Уже после первого бокала глаза у Светы, кажется, стали ярче.