Олег Колмаков
Непрошеные, или Дом, с которым мне «жутко» повезло. Книга вторая. Жизнь продолжается?

«Да ведь это ведьма!.. – мелькнуло в голове Беса. Забившись в угол, на всякий случай, он ещё и зажал свой рот ладонью, дабы случайно не вскрикнуть или не издать какой-либо иной звук при созерцании той жути. – …И на хрена, спрашивается, я повёлся на обещание ментов, подписавшись на эту чёртову авантюру!..»

Вновь приоткрыв глаза, я вдруг увидел её, Марту. Она стояла сейчас посреди камеры.

– Ты здесь?..

Сказать о том, что я был удивлён, все равно, что ничего не сказать. Забыв на какое-то время о всякой боли, я попытался немедленно встать. Однако тотчас рухнул на нары.

– Тише-тише!.. Сейчас тебе не нужно делать резких движений!.. – прошептала она и положила свою руку мне на грудь. – …Что же с тобой сделали эти варвары? Точнее было бы сказать: эти нелюди. Ну, ничего, потерпи ещё чуть-чуть. Сейчас я попытаюсь забрать твои страдания.

Я чувствовал, как Марта водит по моему телу своей холодной рукой. В очагах наивысшей концентрации болевых ощущений, её прикосновения становились более лёгкими и аккуратными. И мне, действительно, становилось всё легче и легче. Я уже мог самостоятельно встать на ноги и добраться до «параши», дабы наконец-то справить нужду.

– Барышня, вы не могли бы и меня заодно подлечить?.. – потеряв всякий страх, Бес покинул своё «убежище». Возникшую паузу он предпочёл использовать с пользой для самого себя. – …В последнее время меня правый бок отчего-то беспокоит!

– Роббер, так ты здесь вовсе не один?.. – Марта обернулась к уголовнику и уставилась на того своим пристальным взглядом. – …Посмотрим, кто у нас тут! Ах, да!.. Герман Лобов. Уголовная кличка Бес. Тот самый Герман, бессмысленно и бездарно разменявший всю свою жизнь на тюремные коридоры. Лобов, который докуривал чужие бычки, шестерил, стучал, сдавал и подставлял своих же сокамерников.

Роббер, небось, это чмо бравировало своими ходками; да пальцы гнуло, типа, век воли не видать. Ну, ничего. Недолго ему осталось, почём зря земной воздух портить.

– Бес, она мысли твои читает! – пояснил я, возвращаясь на шконку.

– Ну, а бок твой болит по вполне известной причине!.. – продолжала Марта. – …Внутренности свои, ты чифирём и водкой загубил. Причём, болезнь твоя предельно запущена. Процессы, происходящие в твоем организме, уже необратимые. Повторюсь: коптить этот мир тебе осталось совсем недолго.

– Неужели?.. – усмехнулся зек. Очевидно, моё пояснение немного его обнадёжило. Потому и задал он свой очередной вопрос, как-то чересчур игриво. – …Может, гражданка, вам известна и дата моей смерти?

– Конечно! – без тени сомнений, ответила Марта. Будто речь шла о завтрашней погоде.

– И к какому ж числу я преставлюсь? – похоже, Бес поймал настоящий кураж. Он продолжал и продолжал засыпать «ночное видение» чрезвычайно скользкими вопросами.

– А тебе это надо? – вопросом на вопрос, ответила Марта.

– Ещё как надо! – навострив уши, уголовник приготовился услышать разгадку тайны всей своей жизни. Ведь, по большей части, человеку не суждено знать, когда настанет его роковой час. Свою последнюю трагическую минуту он всеми силами пытается оттянуть, старается хоть как-то предугадать и обмануть свою судьбу (как правило, безрезультатно). Потому и получается, что живет человек не ради счастья или каких-то высших целей, а лишь для того, чтобы узнать именно тот, уготованный ему день.

– Что ж, слушай! И имей в виду, что ты сам на это напросился!.. – Марта по-прежнему была спокойна и безучастна. – …Примерно через месяц, тебя крепко прихватит. С диагнозом цирроз печени, ты будешь госпитализирован в БСМП. А к майским праздникам, тебя похоронят на юго-западном кладбище! Могу добавить ещё и то, что после своей смерти, ты превратишься в самого обыкновенного чёрта. То есть, твоя нынешняя тюремная кличка, в определённой степени, станет пророческой. Ну, доволен?

После столь удручающего прогноза, Герман осунулся и молча вернулся на свои нары.

– Ты что ж, можешь заглянуть и в моё будущее? – я попытался хоть на немного разрядить гнетущую в камере обстановку.

– Пожалуйста!.. – как и прежде, запросто согласилась Марта. – …С тобой и вовсе все просто. Уже завтра из тебя «выбьют» необходимые признания. Вечером того же дня рецидивист по кличке Бес!.. – при этом, приведение кивнуло в сторону моего сокамерника. – …Накинет на твою шею удавку. Сейчас она припрятана у него под матрацем. Надеюсь, ты не станешь спорить с тем, что в переполненном следственном изоляторе, именно для вас была освобождена отдельная камера. Твое убийство будет обставлено так, словно раскаявшийся убийца, дав следствию чистосердечные признания, предпочёл добровольно уйти из жизни.

– То есть, ты хочешь сказать, будто бы, в моем распоряжении мене суток?.. – задумавшись, я почесал затылок. – …Ну, а если им так и не удастся из меня что-либо выбить, если я им ничего не подпишу?

– Разве ты, до сих пор не понял, что твоя участь уже давно предрешена. Ни сегодня, так завтра; ни завтра, так послезавтра они своего добьются. Твою смерть можно лишь отсрочить… Да, и то, на весьма короткий период. В то время как избежать её вовсе не в твоих силах. Изменить ход неизбежных событий, может лишь Бог!.. – выдержав продолжительную паузу, дама продолжила. – …К счастью, я придумала, чем можно тебе помочь!..

Едва успев произнести последнюю фразу, Марта вновь перевоплотилась в голубоватое облачко и бесследно исчезла. На прощанье, она ещё раз громыхнула закрывшейся за ней дверью. И вновь на какое-то время в камере зависла гнетущая тишина. Каждый из нас размышлял о недавних пророчествах и своём ближайшем будущем. И если для меня Марта оставила хоть какую-то надежду, то для Беса, слова её прозвучали, как окончательный приговор.

– Послушай, фраерок! На сколь этой ведьме можно верить? – тихо поинтересовался уголовник.

– Тот же вопрос я могу задать и тебе! – вспомнив об удавке, я пристально глянул в глаза Бесу.

– Чего ж, теперь таиться. Имеется за мной подобный грешок!.. – зрачки рецидивиста непрерывно забегали в поисках точки приложения. Он понимал, что врать и юлить было абсолютно бессмысленно. А посмотреть в глаза своей потенциальной жертве у него, очевидно, не хватало духа. – …Мусора-суки, свободой меня купили. Чтоб им самим сдохнуть. Да только ты, фраерок, не переживай… Я тебя не трону. Завтра же пойду в отказ.

– Откажешься ты, в мою камеру подсадят кого-то другого!.. – ответил я, тяжело вздохнув. – …Желающих выйти на свободу раньше положенного срока найдётся предостаточно. Ты, Бес, шибко не переживай. Может и не так все и безнадёжно. Возможно, она это сказала сгоряча или просто пошутила. По крайней мере, однажды я уже «повёлся» на её откровенную ложь.

Глава 4

Быть может и считается, что утро вечера мудренее, вот только мне от этой народной мудрости, нынче было вовсе не легче. Потому как началось оно, это самое утро, с выкрика сонного надзирателя.

– Эй, грёбаный киллер!.. Подъем, и живо на выход. У тебя свидание с адвокатом. Приперся, понимаешь, ни свет тебе, ни заря…

Невзирая на то, что у меня по-прежнему ныло все тело и мне приходилось прилагать неимоверные усилия для любого, пусть и самого элементарного движения – я встал, довольно-таки быстро. Ведь новость об адвокате была нынче весьма и весьма обнадёживающей. Наконец-то, у меня появится хоть какой-то защитник. То есть, тот, которому я смогу довериться или излить душу. Он непременно разберётся в возникшем (мягко говоря) недоразумении, связанном с моим нелепым арестом.

«Будем надеяться, что именно он и избавит меня от здешнего произвола. Чем чёрт не шутит. Быть может, на сей раз мне улыбнётся удача в виде опытного, дотошного и отлично разбирающегося в юридических тонкостях специалиста!»

Через длиннющий зарешеченный лабиринт с множеством дверей, переходов и поворотов, надзиратель отконвоировал меня в отдельную: ни то комнату, ни то камеру с двумя табуретами и одним простеньким столом.

Там-то и ожидал меня высокий мужчина лет пятидесяти.

Сразу хотелось бы оговориться о том, что до сей поры мне ни разу не приходилось в живую сталкиваться с действительным членом гильдии адвокатов. Для меня, как законопослушного гражданина (коим я всегда был, и по сей день являюсь) эти самые профессии были вовсе ни к чему. Потому и имел я о внешнем облике заступников несколько поверхностное представление.

Тем не менее, в моем сознании выработался определённый портрет. По моему мнению, юридический защитник относился к мелким судебным клеркам и мало чем отличался от нас, обычных граждан. Скромная одежда, возможно свитерок, джинсы или старенький, несколько мешковатый и давно не встречавшийся с утюгом тёмный костюмчик. Адвокат в сибирском городке, так и вовсе представлялся мне достаточно заурядным мужчиной, средних лет, со слегка измученным и уставшим лицом. Под мышкой у данного мужичка, обязательно должен быть потрёпанный, видавший виды портфельчик, битком набитый различными бумагами, в которых он и сам с трудом находил тот или иной документ. В редких случаях, это могла быть полноватая и несколько истеричная, чуть взбалмошная барышня…

Мне непременно казалось, что это лишь где-то там, в Москве или Питере дорогостоящие адвокаты, участвующие в громких и шумных процессах, люди публичные. Потому и выглядят они соответствующе, едва ли не как кинозвезды. Да, и гонорары у них, уж точно, не соизмеримы с периферийными. А теперь представьте, каково было моё удивление, когда я, оказавшись в тюремной комнате для свиданий, вдруг столкнулся с совершенно иным типажом.

Передо мной ныне стоял с ног до головы лощёный субъект, с ненавязчивым отблеском бриллиантовых вкраплений. Одетый с иголочки, будто не ранее чем час назад он подбирал свой нынешний гардероб в одном из престижнейших модных домов. При этом мужчина (похоже, уверенный в себе до самоуверенности) буквально источал вокруг себя аромат дорогого одеколона, и едва уловимый запах «баксов». Короче, он стоил весьма и весьма дорого. Даже лицо его мне, как будто бы показалось несколько знакомым. Очевидно, эта самая физиономия частенько мелькала в общероссийских новостях и скандальных хрониках, потому и стала она достаточно узнаваемой. Именно такого, «сверх навороченного» адвоката я вдруг встретил в облупленных стенах нашего самого заурядного омского следственного изолятора. Честно сказать, в ту минуту мне было не по себе. Я даже подумал о том, что конвоир ошибся камерой, в которую меня следовало доставить. А после, вспомнив о том, что и дело-то моё не такое уж и «тихое», принялся в ещё большей степени путаться во всевозможных догадках. К примеру, в какую кругленькую сумму мне может вылиться данная VIP-защита? Смогу ли я хоть когда-то её осилить? И вообще, какой идиот, мне его подсунул? Не стоит ли сразу, то есть, прямо сейчас отказаться от неподъёмных услуг?..

– Ну, здравствуй, воин-бродяга, неуёмная душа!.. – совсем уж по-свойски начал разговор тот единственный мужчина, находившийся ныне в кабинете. – …Да ты не тушуйся. Присаживайся. Если хочешь, можешь закурить… – при этом на стол тотчас упала пачка «Marlboro». – …Будем знакомиться. Зовут меня Виталий Зиновьевич. Как ты, наверное, и сам понял, я должен буду представлять, и отстаивать твои интересы, как в судебном процессе, так и во время следствия.

Хотелось бы сразу оговориться о том, что особого желания участвовать в этом, шитом белыми ниткам и дурно пахнущим деле, я вовсе не испытывал. У меня и без тебя дел невпроворот. Да, и позиция защиты в данном конкретном случае, видится мне полностью бесперспективной…

– Но ведь меня просто-напросто подставили! – возмутился я, прервав адвоката.

– И что с того? О том, что тебя подставили, знает половина вашего города. В крайнем случае, эта самая половина, безусловно, о том догадывается. Простые люди, с которыми я уже успел пообщаться, в открытую говорили мне о том, что правоохранительные органы нашли первого, попавшегося под руку козла отпущения. А также о том, что рано или поздно, они сгноят тебя в этих казематах.

– Кто это «они»? – поинтересовался я у Виталия Зиновьевича.

– Ты вчера, что ли родился?.. – усмехнулся мой нынешний собеседник. – …Сам не догадываешься? Все войны и конфликты, убийства и предательства совершаются исключительно из корысти и желания обогатиться за чужой счёт. В твоем же, конкретном деле на кон был поставлен, ни больше, ни меньше, а одно из самых крупных промышленных предприятий сибирского региона. Тракторный завод. Первые лица вашего региона… Или попросту, имеющие силу и вес хапуги. Все они желают урвать жирный кусок от некогда общего народного пирога. Когда убивают москвича-директора, вовсе не трудно догадаться, кто является заказчиком данного преступления. В общем, парень, плохи твои дела…

– Признаться, я думал вы здесь, исключительно ради того, чтобы оправдать невиновного человека. То есть, меня!.. – мне ничего не оставалось, кроме как тяжело вздохнуть и опустить руки. – …А оказалось, вы прибыли сюда, по совсем иному вопросу.

– Так ведь я и говорю о том, что не было у меня никакого желания отправляться в ваши края, однако пришлось. Не смог, понимаешь, устоять перед слёзными мольбами о помощи…

– Постойте!.. – моему возмущению не было предела.– …Но я никого не умолял!

– Речь сейчас идёт вовсе не о тебе. За тебя просили другие… – адвокат прошёлся из угла в угол, и словно беседуя сам с собой, задумчиво произнёс на латыни. –…Non fallere et ego non fallitur! Похоже, это действительно так. Не обманула и не ошиблась!.. – после чего, Виталий Зиновьевич вдруг обернулся ко мне с совсем уж неожиданным вопросом. – …Кстати, ты не в курсе, гитлеровцы или бойцы Красной Армии… Быть может, кто-то ещё сумел-таки отыскать балтийские сокровища?

– Не понял!.. – я глянул на адвоката с удивлением и некоторой настороженностью. – …А причём здесь «гитлеровцы»? О каких сокровищах вы, вообще, меня спрашиваете?

Мало того, что Виталий Зиновьевич фактически признался в нежелании заниматься моей защитой; попрекнул меня в отрыве от его более важных занятий; так теперь он и вовсе понёс полную ахинею о каких-то там «гитлеровцах и красноармейцах». Мужик вроде видный, а с головой нелады.

– Извини! Это я о своём немного задумался!.. – будто услышав мои мысли, тотчас поправился собеседник. – …Устал я после утомительной дороги. Да, ещё и эта адаптация к новой для себя действительности. Итак. На чем мы с тобой остановились? Ах да, вспомнил!.. – адвокат уперся кулаками в стол. При этом на его безымянном пальце левой руки блеснул массивный золотой перстень в форме кошачьей морды, инкрустированной мелкими бриллиантовыми камешками. Наклонившись надо мной, он продолжил говорить уже полушёпотом. – …Не стану скрывать того, что поначалу мне очень хотелось пободаться с местной коррумпированной и продажной Фемидой. Уж мы бы с тобой в проигрыше, точно, не остались. Однако поразмыслив, все же решил не ввязываться в этот долгий, утомительный и совсем не справедливый (прежде всего, с моей стороны) процесс.

– То есть, вы окончательно решили отказаться от моей защиты? – быстро сообразив, что никакого сотрудничества с чересчур «занятым» Виталием Зиновьевичем у нас не получится, мне захотелось побыстрее закончить пустой трёп.

– Ты вновь неправильно меня понял. Зачем ввязываться в долгосрочную тяжбу, если её можно вовсе избежать? Сейчас ты подпишешь один договорчик, после чего, мы навсегда покинем стены данного тошнотворного заведения!.. – он пододвинул ко мне чистый лист. – …Поставь снизу свой автограф.

– И не подумаю! Какой же это, к чертям собачьим, договор? На вашем «фиговом листочке» отсутствует текст, который мне следует завизировать. Ну, и кроме того, я не вижу смысла о чем-либо договариваться (да, ещё и в письменной форме) с человеком, который никоим образом не желает поучаствовать в моей судьбе!

И тут меня вдруг посетила довольно-таки неожиданная мысль.

«Что если всё, ныне меня окружающее – и эта убогая комната, и адвокат, и табурет, на котором я ныне сижу – всё это, не более чем спектакль! Постановка, устроенная сотрудниками изолятора ради получения моей, так необходимой им подписи!..»

– Сынок, ни в том ты нынче положении, чтоб артачиться!.. – чуть наклонившись, адвокат дружески похлопал меня по плечу. – …Участие в следственных мероприятиях и защита обвиняемого – это вовсе не одно и то же. Потому, как и защищать можно по-разному. Кому-то достаточно сочувствия и доброго слова. В каких-то случаях, действительно, следует вступить в ожесточённую схватку и возможно набить кому-то морду. А бывает и так, что подзащитного достаточно просто вывести из-под удара более сильного противника. Чем, собственно, я и намерен нынче заняться. Однако, для осуществления вышеозначенных планов, мне необходима самая малость. Твоя подпись под нашим договором о взаимном сотрудничестве…

То ли его уверенный голос, то ли его искреннее обращение: «сынок» – в общем, мне отчего-то хотелось ему верить.

– Где гарантии того, что я подпишу именно договор?.. – поинтересовался я с нескрываемой обречённостью. – …Что данная бумага впоследствии не станет моим смертным приговором? И, вообще, с какой стати я должен вам верить? По сути, я впервые вас вижу. Свои документы вы мне не предъявляли, я даже не знаю вашей фамилии. С тем же успехом можно переодеть в белый халат надзирателя, оставшегося сейчас за дверью, после чего, выдать его за моего лечащего врача.

– Ошибаешься, дружок!.. – с хитрецой в голосе улыбнулся адвокат. – …Ни у одного из здешних конвоиров, не может быть такого перстня!.. – Виталий Зиновьевич поднёс к моему лицу, сжатую в кулак левую руку с тем самым массивным «болтом». Мне даже показалась, что кошачья морда на том самом перстне, слегка прижмурилась и улыбнулась. – …А, кроме того… Ни один конвоир, как и не один сотрудник правоохранительных органов или ещё кто-либо, не скажет тебе о том, что о твоей защите хлопотала именно Марта!

И ведь, действительно. Никто из ныне живущих на Земле, знать о Марте просто не мог. Разве что Бес, который видел её прошлой ночью. Однако даже этот зек не мог знать её имени. Да если б и знал… Из камеры он, один чёрт, не отлучался. Ни с кем, кроме меня, за прошедшие пять-шесть часов он вовсе не общался. И всё же главным, если не сказать наиглавнейшим аргументом в пользу подписания чистого листа, для меня оставалось обещание Марты помочь мне в самом ближайшем будущем. Похоже, именно этот адвокат и стал первым шажком на предстоящем пути моего освобождения.

– Эх, была, ни была!.. – я предпочёл рискнуть. В данной, вовсе непростой ситуации, рассчитывать я мог лишь на некое чудо, на нечто сверхъестественное. Именно таковой, мне и представлялась сейчас Марта. Только на её поддержку мне и оставалось нынче уповать. – …Давайте авторучку, я готов подписать ваш пустой договор!

– Э-э, нет! Какая «ручка», какие «чернила»? Данный документ подписывается исключительно кровью!

Рядом с чистым листом бумаги, тотчас легло лезвие опасной бритвы.

«Кровью, так кровью!» – в ту минуту в моей голове не возникло и малейшего сомнения по поводу столь экзотичного визирования документа. А может, и возникло. Скорей всего, кое о чем я, конечно же, догадывался. Однако было мне тогда, абсолютно пофиг. Главное, чтоб я мог поскорее покинуть это жуткое заведение.

После того, как с горем пополам, я нацарапал свой автограф на белом поле листа, на нём вдруг проявился весьма странный текст.

      «Преклонение, за избавление.

Подчинение и покаяние на все времена.

   Ни мне, ни ему, все имени Твоему.

Небытие и забвение, как высшая кара».

Просто и лаконично. Никаких вам давно набивших оскомину обязательных фраз, наподобие: «мы, нижеподписавшиеся» или «права и обязанности сторон». Никаких «форс-мажоров» и юридических адресов. Не было тут и утомительного перечисления условий, растянутых на пятьдесят-семьдесят пунктов и стольких же мелких подпунктов. Все было предельно кратко и почти понятно. Почти…

Так и не успев в полной мере налюбоваться столь минимизированным документом, как та бумага с подписанным договором вдруг потемнела. Прямо на моих глазах она принялась превращаться в пепел, рассыпаясь на бесконечное множество светло-серых пылинок…

Глава 5

Начальник следственного изолятора полковник Караулов прибыл на место своей службы, как никогда рано, в половине девятого утра. Столь раннее начало трудового дня было обусловлено несколько неординарным для его заведения событием. Нынешним утром, стены изолятора «грозился» посетить, ни кто-нибудь, а сам генерал Усачёв Александр Геннадьевич, руководитель областного УВД. Потому ещё с вечера, в подведомственном Караулову СИЗО и был наведён тщательный «марафет».

Фёдор Михайлович Караулов слегка нервничал. А как иначе? Наивысший, по региональным меркам, милицейский главнокомандующий наведывался в его угрюмое заведение не так уж и часто, и вовсе не из праздного любопытства. На данный момент, поводом для его визита в следственный изолятор, скорее всего, являлся личный контроль над ходом расследования резонансного убийства директора Тракторного завода. Все предельно просто и вполне естественно. Москва торопит Усачёва. Тот, в свою очередь, подгоняет своих подчинённых.

«Так оно и есть! Все торопят всех, а этот сучёнок!.. – усаживаясь в своё рабочее кресло, принялся размышлять Караулов. – …Имею в виду главного подозреваемого. Именно он, как назло, молчит уже третьи сутки к ряду, путая нам все карты. И ребята из «управы», и мои собственные надзиратели бьются с ним практически без перерыва. А он, падлюка, невзирая на все наши усилия, вовсе не думает признаваться.

Ко всем прочим неприятностям, едва не прибавилась и ещё одна… Этот долбаный Кузнецов, чуть было «кони» свои не «отбросил». В камеру его унесли едва тёпленького…

Не спорю, ребята несколько перестарались с пристрастным допросом. Однако каков подлец сам подозреваемый. Своей внезапной смертью, он едва ли не завалил долгую и кропотливую работу десятка следователей и оперов. Умри он вчера в тюремном блоке, и пришлось бы начинать всё с самого начала. По сути, с «нового подозреваемого». Ведь для умиротворения общественности, необходимо предъявить убийцу, конкретного исполнителя, давшего чистосердечное признание в совершённом злодействе!..»

Караулов глянул на свои наручные часы. Без четверти девять. До приезда генерала он наверняка успеет принять рапорт дежурного, узнать о ночных происшествиях. Кроме того, Фёдор Михайлович намеревался лично осмотреть кое-какие помещения изолятора, дабы уже самому убедиться в том, что в подведомственном ему учреждении, действительно, все в порядке.

Однако ничего из ранее намеченного он сделать так и не успел.

Входная дверь его кабинета неожиданно отварилась, и в служебные апартаменты начальника СИЗО вошёл Александр Геннадьевич Усачёв, при полном генеральском параде. Оказалось, что и «главнокомандующие» могут просыпаться чересчур рано. От неожиданности Караулов засуетился. Он заметался между желанием всыпать подчинённым, за то, что не предупредили и стремлением броситься навстречу столь дорогому гостю.

– Ну, здравствуй, Фёдор Михайлович!.. – опередил его Усачёв. – …Рассказывай, как живёшь? Как здоровье? На пенсию не собираешься?

– Да вроде бы, ещё рановато!.. – заслышав о пенсии, начальник СИЗО тотчас понял, на что именно намекает Александр Геннадьевич, потому и ответил он весьма уклончиво.

– Рано, так рано!.. – как-то нехорошо улыбнулся генерал. – …В таком случае, чем собираешься меня порадовать? Не иначе как наш киллер разговорился?

– Особого повода для радости пока нет!.. – поёжился Караулов. – …Молчит сука, как рыба об лёд. Человечка своего к нему подсадил. Да, только все бес толку. Ничего, гад, не желает подписывать!

– А ты говоришь: дескать, на пенсию рано! Коль затянем мы с этим делом, так и всем нам впору будет подумать о дачных домиках, домашних тапочках и воспитании внуков. Не забывай о том, что данное убийство на личном контроле у самого Президента!.. – выдержав короткую паузу, Усачёв ударил кулаком по столу. – …Ладно. Надеюсь на то, что в самое ближайшее время все уладиться. Ты давай, веди сюда своего «молчуна». Так уж и быть, заберу я от тебя твою трёхдневную головную боль. Сами что-нибудь попытаемся придумать.

– То есть, ты собираешься забрать Кузнецова? – «командир» СИЗО в удивлении вскинул на генерала брови.

– Так и есть! Или у тебя имеются какие-то возражения?

– Александр Геннадьевич, я чего-то не понял!.. – Караулов прибывал в полном недоумении. Такого случая, чтоб сам начальник УВД, лично забирал арестанта из следственного изолятора, в его многолетней практике ещё не было.

– Да, чего тут понимать? Выводи убийцу из камеры и тащи его сюда!.. – рявкнул Усачёв. – …Коль третьи сутки молчит, значит, следует применить к нему более радикальные методы.

– А как же документы?.. – заёрзал на месте Караулов.

– Нет у меня времени на всякого рода формальности. Подготовишь нужные бумаги, после чего, пришлёшь их с нарочным… Или ты мне не доверяешь?

– Конечно, доверяю! Но Александр Геннадьевич!.. Ты б все же черкнул, хоть какую расписку!.. – Караулов засуетился в поисках чистого листа бумаги. – …А то, мало ли что…

– Зад свой желаешь той бумаженцией прикрыть?.. – усмехнулся в ответ Усачёв. – …Ну, что ж!.. Давай авторучку, трус несчастный!

– Так ведь, сам знаешь, Александр Геннадьевич!.. В нашей жизни всякое бывает!.. – оправдываясь, начальник СИЗО пододвинул к старшему по званию спешно найденный лист и авторучку. – …От вас жалости не дождёшься! А если подохнет у вас подследственный? Предположим, при транспортировке. Или, не дай-то Бог, не осилит он ваших «более радикальных методов»? Именно вы, с превеликим удовольствием, прикроете уже свой зад моими погонами. Не так ли, товарищ генерал?..

Сопроводив начальника УВД в компании с подследственным до самой машины, Караулов вернулся в свой кабинет. Что-то непонятное сейчас творилось в его душе. С одной стороны, он легко отделался от тяжкой обузы, грозившей перерасти в потерю собственной репутации, своего статуса. А с другой… После беседы с Усачёвым, у полковника остался нехороший осадок, связанный с непонятной насторожённостью, какой-то недосказанностью и неопределённостью. Слишком откровенными были последние намёки генерала. Однако и это было нынче не главным. В гораздо большей степени, Караулова беспокоили какие-то внутренние, очень сомнительные предчувствия. Где-то в глубине его подсознания сейчас копился непонятный страх. Именно он, очень медленно разъедал былую уверенность Караулова. Причём, полковник никак не мог понять и объяснить реальную причину его возникновения. Потому как всё, абсолютно всё ныне с ним происходящее, было странным и каким-то неестественным. Вот почему тревога и тотальная паника нарастали в нём все сильнее и сильнее.

Уставившись в одну точку на противоположной стене, полковник пытался успокоить свою, не на шутку, разгулявшуюся нервную систему. Фёдор Михайлович даже принялся подумывать о расслабляющей рюмашке коньячка, припрятанного в сейфе… Как дверь его кабинета вдруг отворилась. На пороге вновь стоял Усачёв.

– Ну, здравствуй, Федор Михайлович!.. – опередил его Усачёв. – …Рассказывай, как живёшь? Как здоровье? На пенсию не собираешься?

– Да вроде бы, ещё рановато!.. – вновь заслышав о пенсии, на спине начальника СИЗО проступил холодный пот.

– Рано, так рано!.. – как-то нехорошо улыбнулся генерал. – …В таком случае, чем собираешься меня порадовать? Не иначе как наш киллер разговорился?

– Особого повода для радости пока нет!.. – ничего не понимая, Караулов попытался припомнить свой прежний ответ. – …Молчит сука, как рыба об лёд!.. Человечка своего к нему подсадил. Да, только все бес толку. Ничего, гад, не желает подписывать!

– А ты говоришь: дескать, на пенсию рано. Коль затянем мы с этим делом, так и всем нам впору будет подумать о дачных домиках, домашних тапочках и воспитании внуков. Не забывай о том, что данное убийство на личном контроле у самого Президента. Потому бросай все свои дела и занимайся исключительно Кузнецовым!

На сей раз Караулова охватила уже не паника, а самый настоящий ужас.

«Да что ж этому козлу ещё от меня надо? С какой стати он, вообще, вернулся? Собрался добить меня? Решил окончательно расшатать мои нервы? Ну, давай-давай! Вот только и я не лыком шит. И на всякого рода провокации вовсе не поддамся!..»

– Извиняйте, товарищ генерал!.. – Фёдор Михайлович старался быть сдержан. – …Но ваш вопрос, вовсе не по адресу!.. Скорее, это мне следует поинтересоваться, о разговорчивости уже вашего подследственного.

– Федор, ты чего это мелешь?.. – Усачёв пристально глянул в глаза Караулова. – …С чего это вдруг я должен отвечать за твоих узников?

– Да ведь ты, Саша, пятью минутами ранее сам его и забрал!.. – не выдержав напряжения, выкрикнул Караулов.

– Полковник, ты в своём ли уме?.. – в том же тоне гаркнул на Караулова Александр Геннадьевич. –…С чего ради, я бы его забирал? Да, и куда ты прикажешь мне его везти? В свой служебный кабинет?

– Одну минуту!.. – начальник СИЗО с трудом пытался разобраться в абсурдности, сложившейся ныне ситуации. Лишь одно ему было абсолютно ясно: кто-то из них двоих, был сейчас не в ладах со своей головой. И чтоб доказать своё благоразумие, Караулов вынул из ящика письменного стола, припасённый для подобного случая рукописный документ. – …Вот, это твоя расписка! Расписка в том, что всю ответственность за подследственного Кузнецова, ты берёшь на себя. Можешь ознакомиться.

Генерал не мог понять, в чем «прикол», плакать ему сейчас или смеяться. Но для начала он все ж глянул в переданный ему лист. Перечитал то, что было в нём написано.

– Никак с перепоя, ты эту херню нацарапал? – Александр Геннадьевич свой бросил испепеляющий взгляд на Круглова. Тот потупил свой взор и, уже сам пробежался по написанному.

Усачёв, сука!

Оставь мальчишку в покое. Ведь ты и сам знаешь, что он тут не причём. Займись настоящим убийцей. Его имя: Илья Горбач. Любые попытки тронуть Кузнецова будут жестоко пресекаться. И помни главное, дважды я не предупреждаю.

Магистр

– А кто такой, этот Горбач? – принимая поражение, Караулов попытался хоть что-то сказать в своё оправдание.

Лицо Фёдора Михайловича было сейчас пепельного цвета. Скулы его, казалось, были готовы ринуться в пляс против воли хозяина.

– Федя! Неужели ты, в самом деле, просрал убийцу? Скажи, что это не так!.. Будь другом, признайся. Ведь ты сейчас пошутил?.. – растерявшийся генерал, в буквальном смысле, умолял Караулова. Он был готов даже упасть перед ним на колени, лишь бы тот вселил в него хоть какую-то надежду.

Однако в ответ, полковник лишь отрицательно покачал головой. Он усиленно припоминал подробности случившегося. В его памяти зафиксировалась странная машина, отъехавшая от крыльца СИЗО с псевдо генералом и подозреваемым. Странная, потому как была это видавшая виды белая «Победа» с легко запоминающимися цифрами на старом госномере: «99-99»…