bannerbannerbanner
полная версияДве в одной

Нина Дианина
Две в одной

Глава 14

Утром Ингер сидел в кабинете графа и вместе с Дирком просматривал кучу накопившихся за их отсутствие бумаг: прошений, отчётов, донесений и записок. Отчет Диса лежал сверху в папке со слухами из скворечника. Сначала Ингер просто пробежал его глазами.

В первый момент его разум просто отказался понимать, что пишет в отчёте Дис. Потом он понял, перечитал ещё раз, побледнел как полотно, прикрыл глаза и непроизвольно тихо страдальчески застонал.

Дирк поднял глаза на этот странный звук от очередного прошения. Ингер сидел с бледным лицом, прикрыв глаза и сжав зубы, а перед ним на столе лежал исписанный лист бумаги, который, видимо, он только что прочитал.

Дирк испугался.

– Ингер, что случилось?

Барон ничего не слышал, погрузившись в себя.

– Скажи, что случилось?

Ингер некоторое время продолжал сидеть молча с застывшим лицом, потом внезапно резко встал, и, ничего не говоря, быстрыми шагами направился к выходу из кабинета.

– Ингер, стой!

Было уже поздно, друг уже вышел из кабинета.

Дирк метнулся за ним и увидел его спину в конце коридора. Времени что-то выяснять не было, и он быстрым шагом пошёл за бароном.

Граф осознал, куда именно направляется большими злыми шагами его друг, только когда они свернули на лестницу, ведущую в покои Аники.

Он уже почти догнал Ингера, когда тот без стука распахнул дверь в её гостиную и шагнул внутрь. Дирк остался на пороге.

Аника была в гостиной одна. В этот момент она стояла спиной к двери, глядя в окно. Худенькая фигурка в тёмно-синем платье на фоне светлого окна.

Она повернулась на звук, улыбнулась, увидев Ингера, сделала несколько шагов по направлению к нему, потом увидела его застывшее выражение лица и встревоженно спросила:

– Что случилось?

Ингер буквально прыгнул к ней, схватил её за плечи и прорычал, глядя ей в глаза:

– Кто?

– Что кто? – она не понимала.

– Кто. Отец. Ребёнка. – зло чеканя каждое слово, произнёс он.

Граф у двери приглушённо охнул.

Аника нахмурила брови, словно не понимала вопроса и судорожно пыталась догадаться, о чём её спрашивают. А потом лицо её прояснилось. Она поняла.

Аня смотрела в лицо этого мужчины, который ворвавшись к ней со своими подозрениями, уничтожил всё тёплое чувство, которое выросло в ней за это месяц. Он умудрился несколькими злыми словами растоптать всю её надежду на счастливую жизнь вместе с ним и на то, что у её ребёнка будет любящий отец. Всё светлое будущее, которое она очень осторожно рисовала в мечтах, рухнуло в одно мгновение. Волна обиды захлестнула её, превращаясь в океан неприязни к этому человеку, посмевшему оскорбить её грязными подозрениями.

Она вырвалась из его рук, сделала шаг назад, размахнулась, дала ему звонкую пощёчину, вложив в неё свою обиду и крикнула ему в лицо:

– Вам ли не знать, чей это ребёнок, господин барон!

Потом с ненавистью поглядела ему прямо в глаза и, видимо, не в силах произнести ни слова, натянутая как струна, указала ему на дверь.

Ингер остолбенел, вся его ярость мгновенно схлынула. Боль, которая скрутила его в тот момент, когда он осознал, о чём написано в отчёте, исчезла без следа. Однако ей на смену пришло жгучее чувство вины. Он не понимал, что за безумие притащило его сюда и заставило выплюнуть этот оскорбительный в его устах вопрос.

Ингер стоял и, не шевелясь, глядел на Анику. Граф, статуей застывший в дверях, невольный свидетель этой сцены, не знал что делать, переводя взгляд с одного на другого.

Между тем, видимо, немного придя в себя, Аня перевела взгляд на графа и сказала, обращаясь к нему звенящим от напряжения голосом:

– Милорд, прошу прощения, но не могли бы вы увести господина барона из моей гостиной?

Дирк подошёл к другу, мягко обнял барона за плечи, развернул его к двери, как безвольную куклу и вывел в коридор, аккуратно закрыв за собой дверь.

Когда они ушли, Аня осела на пол там где стояла.

Она сидела на полу, обхватив себя руками, и немного раскачивалась от выгрызающей ей душу боли. Всё рухнуло, как жить дальше молодая женщина просто не знала.

* * *

Ингер вышел, и, не в силах идти, прислонился к стене, недалеко от двери гостиной Аники, закрыв ладонями лицо. Он уже пришёл в себя и не понимал, как вообще мог подозревать в двуличии эту гордую искреннюю женщину, доверившуюся ему однажды.

– Не бойся, – так он ей тогда сказал.

Дирк стоял рядом и с состраданием смотрел на его мучения. После долгого молчания он произнёс:

– Ну и наломал ты дров, дружище!

Ингер застонал, не открывая глаз. Потом он открыл глаза и с мольбой уставился на друга.

– Что мне теперь делать, Дирк? Я вёл себя как дурак, потому что люблю её. Сейчас пойду к ней, встану на колени и буду умолять, чтобы она меня простила.

– Не поможет, друг мой, это не поможет. Она тебя сейчас и слушать не станет. А меня, может быть, послушает. Давай так, ты идёшь к себе, а я пойду к ней и попытаюсь объяснить, что ты такой дурак только из-за Ринсы.

Ингер опять застонал. Потом отлепился от стены и с надеждой посмотрел на друга.

– Я тут подожду.

– Ну жди, – Дирк вздохнул и пошёл к закрытой двери. Звука запирающейся двери не было, значит, дверь до сих пор открыта.

Он зашёл внутрь гостиной.

Аника сидела на полу, там где стояла. Видимо, когда они вышли, она там же и осела без сил.

Дирк подошёл к ней, наклонился. Она подняла к нему залитое слезами лицо.

– Как больно, – тихо сказала она. – Я его так ждала.

Он поднял её на руки, отнёс в спальню и положил на кровать. Затем принёс стул, поставил его у изголовья и, поглаживая её по волосам, сказал:

– Аника, милая, прости, пожалуйста, Ингера.

Аня молчала, сил говорить не было. Ни говорить, ни жить, ни просто существовать.

Дирк продолжал:

– Ты про него ещё мало знаешь, он тебе наверняка не рассказывал, что в юности он пережил предательство любимой женщины. Она клялась в любви ему, а беременна оказалась от другого и за другого вышла потом замуж. Её звали Ринса, и он очень любил её. Оказалось, что она обманывала его несколько месяцев, отправляясь из его объятий в постель к другому. С тех пор у него ничего серьёзного не было. Ты первая, кого он полюбил после того, как она растоптала его веру в любовь и женщин. Теперь он дует на воду, обжёгшись на молоке.

Дирк вздохнул.

– Прости его, Аника, милая! Я уверен, ты знаешь, что такое любовь, и как больно может ранить человек, которого ты любишь. Много лет назад Ингер был ранен в самое сердце. Только страх пережить эту невыносимую боль ещё раз заставил его так ошибиться в тебе. Страх вообще плохой советчик. Он тебя любит, Аника, прости его, пожалуйста.

Аня пошевелилась. Дирк своей защитной речью смог нащупать и потянуть ту самую живительную ниточку, которая медленно, но верно, потянула её из того глухого бескрайнего моря отчаяния, в котором она тонула. Ингер не подозревал её, Аню, в предательстве. Он просто смертельно испугался того, что она просто вторая Ринса, которая опять возникла у него на пути и воспользовалась его чувствами.

Аня села. Боль уходила. Мир из обломков очень медленно и осторожно, словно боясь в это поверить, собирался в прежний вполне привлекательный вид, со светлым будущим впереди.

– Где он? Что с ним? – спросила она графа усталым голосом.

Дирк понял, что раз она сейчас спрашивает об Ингере, то кризис миновал.

– Он тут, стоит у твоей двери, боится зайти и надеется, что ты его простишь за его безумие.

Она сидела на кровати и просто молчала. Отчаяние уходило, уступая место опустошению. Сил ни на что уже не было. Ни чтобы позвать Ингера, ни чтобы прогнать его.

Дирк всё решил за них сам.

Он встал, вышел в коридор и сказал, сидевшему у дверей Ингеру:

– Иди, я рассказал ей о Ринсе и она, кажется, поняла, что за сила притащила тебя сюда и заставила накинуться с этими дурацкими обвинениями. Её нельзя сейчас одну оставлять, вообразит себе невесть что, не разгребёшь потом. Это я тебе как опытный муж со десятком лет брака за спиной говорю. Иди к ней, теперь всё зависит от тебя. Она там в спальне сидит.

Ингер вошёл и остановился на пороге спальни.

На кровати прямо с ногами, на которые она натянула подол платья, сидела Аника: маленькая, съёжившаяся, несчастная, с распухшими от слёз глазами, с растрёпанной причёской и безучастным выражением лица.

У Ингера защемило в груди от раскаяния и нежности. Он подошёл, сел на кровать, посадил её к себе на колени и прижал к груди, надёжно спрятав в кольце своих рук. Она не сопротивлялась, а наоборот, доверчиво к нему прижалась и глубоко-глубоко, как-то облегчённо вздохнула. Он гладил её по волосам и тихонько укачивал как маленького обиженного ребёнка. Слова опять были не нужны. Всё было понятно им обоим. Его страх чуть было не сломал их общую судьбу.

Ингер не знал, как долго они так просидели. Аника заснула от слёз и переживаний, он чувствовал её сонное дыхание.

Хлопнула дверь. На пороге спальни появилась Илли, которая от картины сидящего на кровати грозного барона Ольвета с её хозяйкой, спящей у него на руках, просто остолбенела и вытаращила глаза.

Ингер осторожно положил спящую Анику на кровать, вышел в гостиную, поманил туда Илли и тихо сказал ещё не пришедшей в себя горничной:

– Я всё знаю. Никому ни словечка. Ни даже полсловечка. Я вечером зайду.

Илли растерянно кивнула а Ингер ушёл искать Керта, с которым ему давно было пора побеседовать.

* * *

После этого события помчались вскачь, пришпоренные самим Ингером.

Сначала барон остановил первого же попавшегося слугу и приказал срочно идти в цветник, взять там самый лучший букет и отнести в гостиную госпожи Аники. Стучаться очень тихо, чтобы её не разбудить.

После этого Ингер отправился к Керту, где поставил его в известность о своём твёрдом решении, как можно скорее жениться на его племяннице. Керт понимающе улыбнулся и задал только один вопрос:

 

– Когда?

– Сразу как только она согласится.

– Прекрасная дата, – ответил Керт, и они расстались почти друзьями.

Дирка Ингер нашёл в конюшне, где он давал указания конюшим.

Граф, увидев идущего из парка уверенной быстрой походкой барона, сразу же оставил работников конюшни в покое и пошёл к нему навстречу.

– Ну, как она?

– Она уснула, – ответил Ингер и, помолчав, смущённо произнёс: – Дирк, ты меня спас.

Барон с благодарностью посмотрел на друга, который ухмыльнулся и спросил:

– Когда вы собираетесь сообщить о помолвке?

– Дирк, после сегодняшнего я собираюсь сразу жениться.

– Когда?

– Сразу, как она согласится.

– Когда ты собрался её спросить об этом?

– Сейчас и пойду. Я уже один раз её спрашивал, тогда она сказала, что подумает. Она, скорее всего, тогда ещё не знала о ребёнке. Надеюсь, что сейчас мой сын её уговорит, – Ингер и сам внезапно растерялся от этой пока ещё непривычной ему мысли, что у него уже где-то есть сын, помолчал и добавил: – или дочка.

– А у тебя кольца есть? Женщина, знаешь ли, может отказать из-за отсутствия достойного по её мнению кольца.

– Есть. К меня фамильные кольца с гравировкой, от родителей остались.

– А что на такой скоропалительный брак скажет твой дед?

– Не поверишь, но дед всё предвидел. Ну, Дирк, пожелай мне удачи.

– Удачи тебе, друг мой! – шутовски провыл Дирк и добавил уже нормальным голосом: – Да к садовнику зайти не забудь за цветами.

* * *

Графине уже доложили об этой суматохе и безумной беготне её мужа за своей правой рукой по коридорам замка в сторону комнат Аники. Ей не доставило особого труда сопоставить это со сногсшибательной новостью о беременности хранительницы библиотеки, которую сегодня утром принесла на хвосте Чития.

– Значит, Ингер ничего не знал. Она ему не сказала или не успела сказать. Интересно, кто же отец ребёнка? Ну, это мы сегодня же узнаем из поведения самого барона. Да и Дирк наверняка уже знает точно, – размышляла Синта. – А пока стоит прогуляться по замку, да и сад стоит навестить, оранжерею. Там недалеко от большой клумбы стоит удобная беседка с весьма выгодным расположением.

Интуиция графиню не подвела. Через некоторое время из беседки она услышала как к садовнику примчался слуга с приказом от господина Ингера собрать самый красивый букет для госпожи Аники.

– Значит, ребёнок Ингера. Как я могла не заметить их любовной связи? Вот тебе и тихоня, оторвала одного из лучших женихов графства, – подумала Синта.

Через час к беседке уверенной походкой подошёл, улыбаясь, и сам барон.

– Добрый день, миледи! Добрый день, дамы!

– Добрый день, дорогой барон! Что привело вас, такого чрезвычайно занятого человека, сюда к нам? – пропела Чития, в предвкушении каких-то сумасшедших известий.

Ингер не обманул её ожиданий.

– Только забота о вас и вашем времени, дорогие дамы. Мне не хотелось бы, чтобы вы тратили своё драгоценное время на слухи, поэтому я пришёл сообщить миледи, что начинаю официально ухаживать за баронессой Аникой Эргет. Надеюсь, вы разрешите мне взять букет для моей, я надеюсь, будущей невесты? – он галантно поклонился Синте.

– Да, конечно, скажите садовнику.

Ошарашенное лицо Читии явно развеселило барона, он усмехнулся и поклонился графине:

– С вашего разрешения, я вас покину, миледи.

Синта кивнула

Чития пришла в себя, когда он уже скрылся.

– Он хоть знает, что его будущая невеста беременна?

– Безусловно, Чития. Он так веселится, потому что узнал, что она беременна и знает точно, что от него. Что-то мне подсказывает, что буквально через пару дней в нарушение всех приличий окажется, что они уже женаты.

– Правила приличия намного мягче для выходящих замуж вдов, – вступила в разговор советница по этикету госпожа Илиной. – Лично я собираюсь вечером в своём гардеробе подобрать платье для завтрашнего бракосочетания. Сшить новое я уже не успею.

– А с чего вы решили ,что завтрашнего? – продолжала удивляться Чития.

– Да у барона это было на лице написано, милая. Как только баронесса скажет ему да, он сразу поведёт её в часовню к отцу Глену. Или вы предполагаете, что она скажет нет? – лукаво улыбнулась умудрённая жизненным опытом старая советница, и морщинки лучиками собрались у её глаз. – Он внук Эсти Ольвета, этим всё сказано. Поверьте мне, если Эсти что-то решал, то времени на пустые разговоры уж больше не терял.

Она немного подумала и добавила:

– А, может, даже и сегодняшнего бракосочетания. Мне кажется, миледи, пора идти, если мы не хотим пропустить это интересное событие.

* * *

Аня проснулась полностью одетая на своей кровати. Рядом с кроватью сидела Илли и испуганными глазами смотрела на хозяйку.

Аня села на кровати, сонная и лохматая и огляделась. На трюмо стояла ваза с прекрасным бело-розовым букетом. Наверное, прислал Ингер. Значит, он всё решил для себя.

Илли как-то робко сказала:

– Может, я причешу вас, госпожа, а то скоро господин барон Ольвет придут.

– Откуда ты знаешь?

– А он так и сказал, мол, я вечером зайду.

Илли помогла ей умыться и переодеться в любимое светлого оттенка сиреневое платье. Аня надела нитку жемчуга и серёжки с жемчужными капельками.

– Ракушку?

– Нет, просто подними волосы и заколи на макушке помягче, – Аня села перед зеркалом, наблюдая в отражении, как ловко из заспанной лохматой тётки Илли делает вполне приличную даму.

Аня постепенно приходила в себя, хотя мысли всё еще текли медленно и устало. Эта ссора с Ингером была, как полный ужаса прыжок в пропасть, где в конце падения судьба сжалилась и аккуратно, только немного помяв, опустила её на белый тёплый песок, на который снова стали накатывать волны светлого будущего. Она осознала, что Ингер угадал единственно верное действие, которое смогло вернуть ей душевное равновесие – взять её на руки и укачать как ребёнка. В тот момент она и была несчастным несправедливо обиженным ребёнком, которого барон Ольвет защищал от всего мира и от себя в том числе.

– Я долго думала, как помягче ему сказать о ребёнке, не хотела, чтобы моя беременность влияла на его решение, – Аня усмехнулась. – Теперь эта проблема отпала, он знает, и беременность на него всё равно влияет, только теперь это не имеет никакого значения. Я всё так же хочу за него замуж, даже несмотря на то, что мне в память навсегда врезался этот его бешеный взгляд. Хотя по-прежнему не представляю, как мы будем жить и где.

Интересно, кто у нас будет мальчик или девочка? – неожиданно подумала она и только в этот момент поняла, что время сомнений для неё закончилось. Будущее стало чётким, ясным и определённым. Мальчик или девочка будут «у нас». «Мы» – Аня покатала внутри себя это ощущение пары. Да, она свяжет судьбу с этим мужчиной, родит ему детей столько, сколько он захочет и постарается быть ему опорой в горе и радости, потому что уверена и в нём, и в его желании защитить её и их детей от всех возможных невзгод. А это и есть основа того союза, который люди называют брачным.

Раздался стук в дверь.

– Барон Ингер, госпожа, – Илли зашла в спальню с вопросом в глазах.

Аня встала и вышла в гостиную.

Там в центре стола, как маленький костёр лежала огненная хризантема. Её лепестки были словно пламя свечей – красно оранжевые в центре и жёлтые по краям. Рядом со столом стоял Ингер и молча смотрел на Аню.

Она подошла к нему, протянула руку и пальцами очень осторожно повела по его щеке.

Он перехватил своей рукой её пальцы, поднёс к губам и поцеловал их, а потом вытащил из-за пазухи знакомую синюю бархатную коробочку, протянул, чуть наклонился и, умоляюще заглянув ей в глаза, спросил:

– Ты всё-таки выйдешь за меня замуж?

– Да, – без капли сомнения ответила она.

– Когда?

– Хоть сейчас.

Ане было совершенно всё равно, когда именно пройдёт эта церемония. По сути, для них она уже была формальной и всего лишь ставила в известность окружающих о свершившимся факте. Между ними всё уже было решено.

Однако лицо Ингера вдруг осветилось сияющей улыбкой, какую она видела, наверное, только один раз, когда они скакали бок о бок на прогулке. Он открыл коробочку и сам, осторожно держа её ладонь в своей, одел кольцо ей на палец. Вид её изящной руки с его фамильным кольцом на пальчике, видимо, окончательно убедил его, что она действительно приняла его предложение и никаких препятствий к свадьбе больше нет.

Он радостно подхватил слегка растерянную от такой скорости событий баронессу на руки, закружил по центру гостиной, а потом поставил на ноги и уверенно объявил:

– Тогда прямо сейчас.

Он взял со стола и подал ей эту пылающую хризантему, взял под руку ошеломлённую и пока ещё ничего не понимающую Аню и потащил к выходу:

– Сейчас так сейчас. Всё как ты хочешь, дорогая.

Взволнованная Илли побежала за ними.

* * *

Вот так быстро всё и случилось. Ингер повёл Аню по залам и коридорам в замковую часовню и, о чудо! в одном из залов, мимо которого в часовню было никак не пройти, на диванчике, сидела графиня со своими дамами. Увидев Ингера, целеустремлённо ведущего за собой в часовню немного растерянную баронессу, леди Синта встала и с благодарностью кивнула советнице:

– Спасибо, госпожа Керта, за ваши ценные советы.

Ингер заметил графиню, явно обрадовался и, светясь от переполняющего его счастья, со всем пиететом пригласил её и всех присутствующих здесь благородных дам на свадебный обряд.

Дружная стайка нарядных дам, во главе которой всё той же стремительной походкой шёл барон Ольвет, ведущий за собой с трудом успевающую за его размашистым шагом Анику, влилась в часовню. Отец Глен весьма удивился настойчивому желанию господина Ингера бракосочетаться прямо сейчас, но никаких причин отказать у него не было, только условия, чтобы было не менее четырёх свидетелей, кольца и желание брачующихся.

В этот важный судьбоносный момент в свадебный процесс вмешалась леди Синта, которая перехватила всё управление этой предсвадебной суматохой в свои маленькие нежные, но весьма крепкие ручки.

Тоном, не терпящим возражений, она велела Ингеру найти и пригласить на торжество Дирка. Потом с трудом освободила баронессу от вцепившегося в неё жениха, надавив на его совесть укоризненным взглядом и простым вопросом:

– Вы друзья с Дирком или нет?

Синта смогла слегка успокоить барона своим клятвенным обещанием, что они вместе с будущей госпожой Ольвет будут терпеливо, никуда не уходя, да, никуда, никуда не уходя! ждать его в часовне.

Она напомнила, что нужно обязательно послать за Кертом и не забыть про обручальные кольца.

– Не уходи никуда, пожалуйста, – шепнул невесте Ингер, виновато взглянул в её глаза и умчался искать Дирка, оставляя будущую жену на попечение Синте, которая как главнокомандующий войсками уже раздавала приказы прислуге налево и направо.

Графине принесли большой белый лёгкий, похожий на узорчатый туман шарф. Она подошла ближе к смущённой Ане и, покрывая её волосы, плечи и шею этим волшебным шарфом, превращающим её простое сиреневое платье в сказочный наряд, сказала:

– Дорогая баронесса, белый наряд вам уже не положен, но невеста барона Ингера должна быть самой красивой на своём даже таком неожиданном бракосочетании.

Потом наклонилась, слегка обняла невесту и сказала на ей ухо:

– Надеюсь, мы подружимся.

Вскоре появился счастливый жених, за которым торопливо вышагивал Дирк, а за ними с трудом успевал Дорт.

Последним из почётных гостей явился Керт, который даже успел немного принарядиться.

Новость об этом потрясающем событии мгновенно распространилась по всему замку, и все, кто не был занят, прибежали в часовню. Отец Глен мог быть доволен, свидетелей набралось куда больше четырёх. Ими был забиты и сама часовня, и весь коридор, ведущий к ней.

Церемония началась. Керт передал слегка ошалевшую от такого множества событий за один день невесту в руки откровенно счастливого жениха и отец Глен, прочитав над ними все положенные молитвы и выяснив, согласны ли они, на глазах вот этой толпы свидетелей, вступить в законный брак, велел обменяться кольцами и объявил их мужем и женой.

От той нескрываемой нежности, с которой Ингер поцеловал свою теперь уже жену у женской части свидетелей, собравшихся в часовне, выступили слёзы умиления.

А потом граф объявил праздничный ужин для всего замка.

Неопытная в организации больших праздников молодая баронесса в этот момент поняла, что за приказы в таком количестве раздавала хозяйка замка еще до свадебного обряда.

Сама свадьба была больше похожа на весёлый семейный праздник только для обитателей замка. Присутствовали только свои, все очень хорошо знакомые новоиспечённой супружеской паре Ольветов, те, с кем новобрачные жили в одном замке много лет.

 

Господа устроили праздник в большой столовой, а прислуга веселилась на замковом дворе, куда по такому случаю выставили столы с угощением и выкатили бочку вина.

Молодая баронесса, в роскошном белом шарфе, подаренном ей графиней, выглядела как настоящая невеста. Она с Ингером сидела за отдельным столом, за которым им полагалось сидеть на своей свадьбе и тихо радовалась, что по местным свадебным обычаям новобрачных никто не дёргает ни вопросами, ни пожеланиями и не вынуждает целоваться. К ним вообще никто не обращается. Сидят себе молча за отдельным столом, украшают своим присутствием свадьбу и никому не мешают веселиться. Остальные дамы и господа сидели напротив за общим длинным столом и очень шумно, со смехом, с шутками, песнями и танцами отмечали это неожиданное событие.

Аня глядела на это веселье и потихоньку приходила в себя после этого полного событиями дня. Сегодняшняя скоропалительная свадьба была ещё одним плюсом в копилку достоинств её теперь мужа барона Ингера Ольвета. Решительные действия всегда украшают мужчину, даже если они сначала кажутся безрассудными. Она наклонилась к его уху и тихонько спросила:

– А где мы будем сегодня ночевать? У тебя, у меня или ещё где?

– Намекаешь на купальню? – усмехнулся новоиспечённый муж, сверкнув на неё глазами. – Я не против.

– Нет, а всё-таки?

– Понимаешь, – как-то смутился суженый, – я ещё две недели назад сказал Дирку, что женюсь и мне нужны покои побольше. Он выделил нам покои: две спальни и гостиная. Там успели всё помыть, но успели приготовить только одну спальню – мою, и то не до конца. Там посередине стоит кровать и из мебели пока больше ничего нет. Нет даже штор. Прости, всё так быстро случилось, я не успел…

– Он ещё и чувствует себя виноватым. Я даже начинаю себе завидовать, – подумала Аня. А вслух сказала, – Потом пойдём и разберёмся на месте. Может, не так уж всё там и плохо?

Потом они пошли и разобрались. Оказалось всё так, как Ингер и описал: пустые чистые гулкие покои с хорошо промытыми окнами без штор и занавесей, через которые в комнаты заглядывали звёзды и золотой серп месяца, плывущий в облаках по чёрному бархату ночного неба. Посередине одной из комнат стояли застланная свежим бельём большая новая кровать и рядом маленький столик, на котором стоял поднос с фруктами и напитками.

Как и надеялась Аня, всё оказалось не так уж плохо. А точнее, призналась она сама себе, всё было просто восхитительно. В окна их покоев, улыбаясь, смотрела волшебная ночь, и слова опять были не нужны.

Только Ингер, перед тем как поцеловать Аню в первый раз в их первую брачную ночь, тихо и как-то застенчиво шепнул ей прямо в ухо:

– Я очень тебя люблю. А ты меня?

– Я тоже тебя очень люблю. И никогда не предам. – также тихо прошептала Аня, и посмотрела в его мерцающие в темноте глаза. Он поцеловал её, и счастье взаимной любви накрыло их своим сияющим пологом.

Рейтинг@Mail.ru