Николай Петрович Самуйлов
Принц и опер. Роман фантастических приключений
7
…И очутился в просторной гостиной комнате…
Я так назвал помещение размером с небольшой спортивный зал потому, что справ в углу, на фоне шикарного посудного шкафа переполненного сервизами, увидел невероятно шикарный обеденный стол с дюжиной стульев вокруг него…
Они мне показались странными. В метре от пола, висела массивная шайба из тёмно-коричневого стекла, немного вытянутая под эллипс, с отверстием в центре. Из отверстия выглядывало средних размеров дерево, похожее на лиственницу. А по периметру шайбы парили стулья из викторианского гарнитура, без ножек. Я, Фома не верующий, подошёл и подёргал стол и стулья. Всё держалось на своих местах прочно. Стулья можно передвигать, воспользовавшись кнопками в подлокотниках. Лиственницу можно понюхать. Она пахнет натуральной лиственницей.
Остальное пространство комнаты свободно для прохода, для танцев, если у вас гости и музыка нежно ласкает нервы; и для воздуха, если ты один на один с тишиной и благими мыслями о предстоящей встрече с Мадлен…
Стены в притягивающих взоры картинах с пейзажами. Огромные окна с видами на ту же холмистую долину, украшенную не-то столетними дубами, не-то разлапистыми гигантами-баобабами. В левом углу пара кресел возле неприметного журнального столика с пепельницей и вазой «отягощённой» шикарным букетом полевых цветов – васильков и ромашек. Цветы источают тонкий приятный аромат…
Нет, извините, то не васильки и не ромашки… Даже не похожи. Чёрт знает что! Но уж очень красивы и пахучи!
Комнату, в которой я мог побриться и принять душ, обнаружил не сразу. Вначале прошёл через гостиную в одну из дверей и, миновав небольшой коридорчик, попал в кухню. Там меня встретила Роза…
Точнее, я вошёл, а она там уже была. Девушка лет восемнадцати, белокурая, стройная, пышногрудая. Одетая в цветастое платьице, облегающее изумительную фигуру. Сзади на талии топорщился бантик от передника. Точёные ножки в белоснежных туфельках. Белокурая копна кудрей едва прикрывает прелестную шейку. Она стояла возле кухонного стола и что-то там готовила. Рядом на плите шкварчела яичница с беконом. Или… Ну, что-то там, несомненно, шкварчело и источало ароматы…
У меня сразу ёкнуло внутри. Какого чёрта я спутался с доктором Гамильтон, когда у меня дома в кухне прозябает такая красавица. Прямо-таки графиня Ростова Натали… или Наталья… Роза-мимоза… Нет, просто донна Роза.
Руки ловеласа, видимо по воле инстинкта, ещё не подчинявшегося моим командам, выскользнули из карманов халата, плавно легли на овальные бёдра девушки и заскользили по талии к верхним полушариям. Девушка вздрогнула, повернулась ко мне изумительно симпатичным личиком и произнесла монолог из трёх десятков не понятных для меня слов. Кроме имён Майкл и Мадлен я ни чего в озвученном монологе не разобрал. Смысл сказанного, видимо по-английски, можно было понять по-разному.
Во-первых, кухарка, работающая в моём доме, в резких тонах обещала лишить меня причинного места, если я не прекращу хулиганить. И об этом пожалеет благочестивая Мадлен. При этом Роза профессионально фехтовала перед моим носом огромным, сверкающим в лучах утреннего солнца, кухонным ножом!
Во-вторых, юная принцесса Великой Британии, готовящаяся в ближайшее время стать Монархиней, грозилась линчевать разбушевавшегося подданного на площади перед башней Биг Бен, сегодня в полдень, под бой курантов. Что тоже огорчит доктора Гамильтон. При этом белокурая бестия размахивала, опять-таки перед моим носом, обрубком не до конца разделанной рыбы…
Я не уверен в точности перевода монолога Розы, но Кухарка и Принцесса в одном лице обещали пожаловаться на меня Мадлен, чего я, видимо, должен не допустить, немедленно изменив тактику поведения…
Моментально переварив оба варианта, я оттолкнулся от кухарки и принцессы одновременно, и спрятал похотливые «грабли» в карманы. Мне даже стало стыдно. Вполне возможно, что я покраснел. Донна Роза могла это заметить. Такого раньше я себе не позволял. Ну, разве что с… ткачихами из общежития, но не с принцессами же, то бишь – с дочками бандитов… или хотя бы с рыже-конопатой и легко доступной для меня наследницей богатства бывшего директора, а ныне владельца ткацкой фабрики. Там не только причинного места могли лишить, но и буйную головушку в расход пустили бы.
Фу, напасть! Как бы не пропасть! Что это со мной?
Ведь надо же вначале определиться, где я и кто я такой. А уж потом лапать то, «что дозволено Юпитеру и не дозволено Быку»… Или наоборот…
Мишкой меня никто никогда не называл. Это я точно помню. А типа с похотливыми руками могли, конечно, звать и Майклом, и Мишелем, и Мусой… Нет, пожалуй, Мусой и Мойшей не могли… Следов обрезания, как я уже отмечал при доскональном анализе причинного места, я не выявил.
– Прошу меня простить, госпожа Роза!
Роза, если это Роза, а не Жасмин и не Лилия, опешила, услышав бормотание по-русски.
– Ну, пардон, сори, ентшульдиген зи бите! Ты меня понимаешь?
– Я вас понимаю. Что вы хотите? – Роза говорила быстро, не подбирая слов, но с акцентом, как у Мадлен.
– Да в ванную мне нужно пройти… Умыться, побриться, зубы почистить. И ещё в туалетную комнату не мешало бы.
– Вернётесь в гостиную, повернёте налево, войдёте во вторую дверь, по коридору – туалет налево, санитарный блок направо. Там вас ожидает Серафим.
– А кто такой Серафим?
– Ваш любимый бион. Он поможет вам привести себя в порядок.
– Ага, спасибо! Так вы меня простили за…
Роза-мимоза пожала плечиками и отвернулась к столу. Шлёпнула рыбьим хвостом по разделочной доске и клацнула увесистым ножом, отрубая аппетитную дольку.
– Можете не волноваться, господин Майкл. Госпожа Мадлен об этом не узнает.
– А если узнает, то, что будет?
– Со мной – ничего. А с вами… – Роза ещё раз клацнула ножом и, оглянувшись, выстрелила по моей наглой физиономии залпом синих брызг из прекрасных очей с хитроватым прищуром опытного палача профессионала.
– Понял, – сказал я и бесшумно удалился в сторону гостиной.
8
В туалетной комнате пробыл минут десять. Посидел на тяжёлой крышке унитаза, сияющего полированным металлом жёлтого цвета…
Просто так посидел, безрезультатно напрягая извилины мозга – анализировал происходящее со мной. Ничего путного, вызывающего хоть какие-нибудь эмоции, не возникло. Лишь заныло что-то внутри, и мышцы напряглись, как перед стартом на короткую дистанцию. Или перед прыжком со скалы, Бог ведает, с какой высоты, в бездонную пропасть, к чертям в гости… Выяснялось лишь одно, прыгать придётся без парашюта.
Поковырялся в воспоминаниях, лохматые обрывки коих откуда-то непроизвольно выплывали, демонстрируя полузабытые картинки-пазлы, звуки, запахи, и потом уже не уходили в небытие, а нехотя расплывались по опустевшему «мавзолею памяти», цепляясь, словно репейник, за узнаваемые и не узнаваемые пейзажи и лица. По поводу девчонок из общаги ткацкой фабрики – истинная правда. Навещал с друзьями это заведение. С весноватою дочкой директора связывало нечто общее. Но об этом память умалчивала. Ещё она активно отторгала мои попытки реставрировать образ русской «мадонны». Этот образ навевал что-то неприятное, и даже враждебное. Ну, коли, позарился на это добро, стало быть, сам того стою… Впрочем, русская мадонна могла быть не рыжей и не весноватой… Например, белокурой…
Да ну их всех!..
С образованием – не ясно. Что-то, когда-то закончил, имею диплом, но иностранными языками не владею. Может быть, со словарём что-нибудь прочту. Направление явно не техническое. Ни о биномах Ньютона, ни о сопромате выглаженные утюгом извилины не намекают. На то, чем занимался в прошлой жизни, и чем занимаюсь в этой – представление смутное. В новой, совершенно чужой для меня шкуре, если не спортсмен, так альфонс. То, что юноша – отпетый бабник, автопилотом вылезает изо всех щелей. Ну, ещё бы! Быть таким красавцем и прозябать без активного потребления порхающих вокруг тебя и источающих природное суперпритягательное наслаждение бабочек – непристойнее грехопадения…
Облегчившись, покрутил головой по сторонам и обратил внимание на великолепный дизайн и на оборудование туалета. Зеркальные стены, биде из натурального камня, унитазы из жёлтого металла. Конечно же, офигел… Это «офигение» постепенно увеличивалось по мере моего продвижения по дому. Возможно принадлежащему спортивного телосложения придурковатому альфонсу. То есть – мне.
Нет, начинать ненавидеть самого себя ещё рано. Нужно же осмотреться. Кстати, приставал к Мадлен, а потом и к донне Розе, не совсем я…
Да-да-да, не я!!!
Я бы такого себе не позволил, ядрёна вошь!
А вот отпечатки, пригодные для идентификации криминалистами, на сексуально-эротическом крупе донны Розы оставил я, волосатый Майкл… И это, возможно, подтвердят в письменном виде сотрудники охраны, наблюдающие за моим поведением на экранах мониторов. К подробным рапортам они, конечно же, приложат видео кассету с записями моих телодвижений…
Тихо-тихо!!! Это я так ёрничаю над собой…
Нет, перед прокурором с такой биографией последних пятнадцати минут моего существования в этом мирке, появляться не стоит. Но для себя отмечу, что некоторые поступки совершаются мною словно по чужому наитию, появляющемуся неожиданно и будто бы извне. Чуждая для моего восприятия сущность нахального красавчика из иного мира исподволь вторгается в моё не отягощённое вольностями беспамятство, напичканное ментовской терминологией. И эта сущность, если я не проявлю бдительность, как-нибудь подведёт меня под монастырь…
Вероятно, марксистско-ленинскую психологию в процессе приобретения специального образования я когда-то просматривал. По крайней мере, перед сдачей зачёта, прочитал в учебнике оглавление…
Серафим встретил меня, словно мы только что расстались у пивнушки, где беседовали о рыбалке (или о бабах), балансируя в руках пивными кружками и хвостами пересушенной воблы…
Ещё один, новый для меня типаж, даже не поздоровался. Возник передо мной, словно вспыхнул, стоило мне перешагнуть порог искомого помещения. Мой любимый… бином. Нет, кажется не бином. А как-то ещё…
Мужчина лет шестидесяти, аккуратно подстриженный, побритый, облачённый в светлый летний костюм и белый свитер-водолазку. Серые туфли на высоких каблуках удлиняли только ноги. Из-за небольшого роста и худощавости Серафим выглядел миниатюрным. Внешне он походил на дворецкого, с независимым нравом и сугубо приватным мнением. Хранитель, так сказать, домашнего очага… Домовой… Вот-вот – сущий домовой!..
– Ну? – толи спросил, толи констатировал что-то домовой «при бане», когда я осторожно вошёл в залитую солнцем залу.
Бассейн, площадью 5 на 50 метров, мерцал синевато-зелёной глубиной кристально прозрачной воды у самых моих ног. С синих и бездонно-высоких небес на воду ниспадала свежая утренняя прохлада, вместе с Божьей благодатью, ибо крыши над головой здесь не было… Вот прямо так и ниспадала. Шаловливый утренний ветерок коснулся моей гривы и, ударившись в зеркало бассейна, влажными лапками прошёлся по ногам, заглянул под полы халата, бесцеремонно коснулся интимных мест. Я поёжился…
Вспомнил слова Мадлен о том, что могу спрашивать о непонятных для меня вещах всех встречных и поперечных. Нужно было бы начать это дело с Розы, но укоренившийся в приобретённом теле инстинкт похотливого самца уничтожил возможный диалог с принцессой-поварихой на корню…
– Доброе утро! – начал я разговор. – Вы – Серафим?
– К вашим услугам, господин, – тихо, но басовито пророкотал мужчина. При этом он приятно улыбнулся и сделал шаг в сторону. – Прошу вас, проходите… С чего начнём, господин?
– У меня есть имя…
– Хорошо, Майкл. Так с чего?
– Я желаю побриться. И хотелось бы избавиться от лишних волос на голове.
– Да, меня предупреждали о подобных просьбах с вашей стороны. Пройдёмте в косметический кабинет.
Косметическим кабинетом являлась ещё одна жутко просторная комната, примыкающая к бассейну. Высоченные потолки, три широченных элипсообразных окна с видами на необычайно красивые пейзажи, полупрозрачный янтарный пол. Большими зеркалами в красивых рамах, парой шикарных кресел и раковиной для мытья головы кабинет напомнил мне знакомую с детства парикмахерскую. Только напомнил. А так – ничего общего. Здесь наличествовала идеальная чистота, не пахло водкой и потом от неопрятного вида мастеров и клиентов, и в воздухе не витали пары ядовитого «Шипра». На столиках перед зеркалами пусто. Ни тебе машинок для стрижки волос, ни флаконов с туалетной водой, ни набора расчёсок и ножниц. Умудрённого опытом цирюльника в белом халате тоже не наблюдалось.
– Майкл, присядьте, пожалуйста, к этому экрану. – Серафим подкатил одно из кресел к зеркалу и повернул ко мне. Я сел. Серафим развернул кресло и, выглядывая из-за спины, стал оценивать фронт работы, касаясь ниспадающей на спину гривы и поглядывая на моё отражение. – Вначале поработаем над причёской. Я продемонстрирую образцы, приемлемые для вас, Майкл. То, что вам понравится, мы обсудим с вами, согласуем с каталогом и сделаем.
– Вы будете меня стричь?
– Стричь! – удивился Серафим. – Ах да, делать причёску… Мы будем это осуществлять вместе. Понравившийся вариант воспроизведём на экране, всесторонне изучим, а затем с помощью телепортанного утилизатора уберём лишнее и подправим оставшееся…
– Показывайте образцы, – согласился я с Серафимом и обернулся к нему, ожидая увидеть фолиант с цветными фотографиями возможных стрижек и причесок «изготавливаемых» в современных мужских салонах.
– Смотрите на экран, – сказал Серафим и взглядом указал на зеркало.
Моя симпатичная физиономия, отражавшаяся передо мной естественным путём, неожиданно проявила признаки самостоятельности. Голова, обрамлённая шевелюрой, сама повернулась налево, а затем и вовсе показала мне «вид сзади». Собственно говоря, то, чем в настоящее время я обладал, волосы, ну и физиономия, конечно же, имели вид весьма привлекательный и украшали ловеласа. Лицом я выглядел куда приятнее Филиппа Киркорова, а русые, волнами ниспадающие ниц волны кудрей, не так приторно выпячивались из моей широкоплечей фигуры, как это проявляется у «звезды» эстрады…
Вот, блин! Задача!.. Может не стоит лишать себя этой экзотики. Эстрадные поп-звёзды, если не лысые, как патриарх сцены Иосиф, почти все обзавелись подобными шевелюрами. Ну а те, кого природа и наследственность обидели, ходят в париках или шляпах. А я-то, собственно, чего возжелал? Чернокожей Мадлен надоедали мои кудри? Да хрен с ней, с этой Мадлен! Другое дело, что мне самому эта кудряво-волнистая метёлка не по нраву. В том смысле, что за ней же нужно постоянно ухаживать, купать в дорогих шампунях, причёсывать, подравнивать и так далее. А у меня всегда на это не хватало терпения и, кажется, времени. Да и не дозволялось мне, вроде бы, обладать такими патлами… Честное слово, не разрешалось! Это я припоминаю. За подобное могли даже наказать, вплоть до увольнения. Вот только откуда могли меня изгнать? Не из рая же! И в качестве кого я пребывал в той жизни?
Так что же? Заказываю Серафиму стандартный ёжик со скобочкой?
На экране моя отчленённая от туловища голова замерла в позе между фасом и профилем, то есть, вполуоборот. Причёска начала преображаться за счёт различных укладок и начёсов виртуальной пакли над моей окаменевшей физиономией. Я сразу возразил этому и попросил Серафима «постричь наголо». Манипуляции с волосами прекратились и цирюльник, спешно обойдя кресло, встал между мной и зеркалом.
– То есть как, наголо!?
– Ну, это же только на экране. Сделайте меня лысым, а я уж потом подскажу, где и сколько нарастить.
Серафим склонил голову вправо, потом влево, осмотрел волосы цепким взглядом специалиста и почти шёпотом спросил:
– Значит, всё это – убрать, а потом нарастить в необходимых местах нужную длину? Да с вами просто приятно работать, Майкл!
– Терпеть не могу подхалимов! Начинайте же! Хочется посмотреть на себя в обнажённом виде.
Лысым я немного походил на Гошу Куценко. Нос, правда, чуть короче, глаза чуть больше и брови тёмные – волна при бризе… А так, прямо вылитый герой из российского криминального сериала. Если посмотреть с боков и сзади, то тоже ничего. Немного полюбовался на себя красивого – стриженного наголо. Заскучавший Серафим произнёс уже знакомое «Ну?» и подвигнул мою фантазию к творчеству. Короткая стрижка «ёжик», окантованная сзади и на висках скобочкой, вызвала неожиданное сопротивление со стороны хозяина салона.
– Боже мой! Умоляю вас, господин Майкл! Не делайте этого! Такие причёски у нас носят только рекруты Королевской колониальной армии. И то, только потому, что длинные волосы для них – помеха.
Думал я всего пару секунд.
– Убирайте лишнее!
– Нужно согласовать с каталогом, – промямлил Серафим.
– Согласовывайте.
– И с сэром Оскаром.
– А ему-то какое дело до моей причёски?
– Господин Майкл! Сэр Оскар просил проследить, что бы вы не совершали необдуманных поступков.
– Данный поступок мной обдуман. Вас за это не накажут. Так что принимаю ответственность на себя. Стригите!
Колпак в виде увеличенного мотоциклетного шлема появился в руках Серафима из «воздуха». Я на секунду отвлёкся, всматриваясь в свои серые глаза, а шлем уже в руках у домового. Он осторожно надел его на мою голову и принялся обеими руками заправлять в прибор пряди волос. При этом сам колпак словно бы висел в воздухе, не давил своей тяжестью на плечи, которых касался краями.
– Ну? – спросил Серафим.
– Что, написать расписку о снятии с вас ответственности?
– Нет, господин Майкл, не волнуйтесь. Я получил разрешение от сэра Оскара. Теперь требуется ваше окончательное решение.
– Да! – сказал я, не успев удивиться тому, каким образом мой цирюльник успел связаться с сэром Оскаром.
Серафим тут же приподнял волшебный колпак, и я увидел в зеркале немного рассерженную физиономию ловеласа со стрижкой «ёжик»…
9
А недельную щетину на лице я потребовал оставить, так как она гармонировала с новой причёской. И вообще… я настоял на этом назло невидимому сэру Оскару, с которым Серафим постоянно контактировал на подсознательном уровне. Выяснилось, что мне не нравится, когда игнорируют моё мнение. Однако вышло всё так, как я того желал. Хотя сопротивление моим «новаторским» предложениям оказывалось постоянно. Но я убеждал Серафима в своей правоте откуда-то взявшейся настырной прямолинейностью, не приводя для этого убедительных доводов. Для доводов, из-за «умственной неполноценности» в данный период существования, я не мог подвести основательную платформу. Говорить слуге, что стрижку «ёжик со скобочкой» я заказал по просьбе некой Мадлен Гамильтон, а щетину оставил на зло ещё не опознанному памятью начальству, было бы не куртуазно. Честнее всего оказались мои заявления типа: «мне так нравится», или «мне так удобнее»…
Мочку правого уха Серафим вылечил за пару секунд. Немного потискал болезненный шарик под кожей, словно вправляя вывихнутый сустав, и тихо спросил:
– Ну, как? Больше не беспокоит?
Шарик в мочке больше не беспокоил.
– Это ваш личный маяк. Вчера имплантировали…
– Маяк? Кажется, в мочке уха у меня была серёжка в виде лепестка с камешком.
– А! Это – маяк с видео камерой, – буркнул Серафим. – Сэр Оскар решил заменить устаревшую модель новой, активированной для вас. Теперь на кристаллик пишется всё, что вы видите.
– Ничего не понимаю! О чём идёт речь?
Серафим тёплыми ладонями погладил мою голову, словно проверял шероховатость необычной причёски.
– Сэр Оскар вам всё расскажет, уважаемый Майкл. А сейчас, в бассейн. Вас «ожидают»: любимая дистанция в 500 метров, душ и лёгкий завтрак…
– Приготовьте свежую одежду.
– Хорошо, Майкл.
Десять отрезков по пятьдесят метров привели мускулистое тело в бодрое состояние. Память выдернула из недр кое-что из моего совсем не спортивного прошлого. Я умел плавать, так как некоторое время жил недалеко от большой реки, но к водным видам спорта был совершенно равнодушен. Кажется и к другим видам спорта, кроме футбола, никакого отношения не имел. А футбол? Да какой же мальчишка не любит играть с мячом?
Короче, полкилометра я отмахал со спринтерской скоростью. Усталости не чувствовалось совершенно. Мог бы ещё «полетать» между изразцами, украшавшими дно бассейна, и небесной высью, но Серафим дал финишную отмашку и накинул мне на плечи тёплое полотенце, стоило мне выйти из воды.
– Ну?
– Прелесть!
– Теперь в душ?
– Да. И зубы не мешало бы почистить.
– Откройте рот.
– А…
Серафим плавным движением руки и своим приоткрытым ртом дал понять, что бы я замер и брызнул из миниатюрного флакончика на мой язык синий шарик сладковатой пены.
– Закройте рот и с полминуты поласкайте полость содержимым.
Во рту шипело и приятно пощипывало. Добросовестно выполнил указания данные Серафимом. Уже под жёсткими струями душа освободился от пены и прополоскал сверкающие белизной родные тридцать два зуба…
Я ещё раз пересчитал их… – тридцать два!..
У меня, кажется, раздвоение личности. Я, с полным комплектом здоровых зубов, всё время пытаюсь обнаружить языком «прогалины» в ровных шеренгах нижней и верхней челюстях. Их нет!.. Я невольно торможу и без того заторможенным сознанием.
Выйдя из душевой кабины, снова попадаю в «объятие» слуги. Серафим шустро обрабатывает меня махровым полотенцем и предлагает одеться в благоухающие приятными запахами трусы, брюки и тенниску. Облачению ног носками и лёгкими замшевыми туфлями предшествует действо, совершенно мне не знакомое. Ванна для ног в тёплом содовом растворе, педикюр, массаж ступней, шлифовка пяток и омовение межпальцевых впадин препаратом, нейтрализующим неприятные запахи. Это «мероприятие» заняло минут десять. Попытки помочь Серафиму были отвергнуты слугой одной жёсткой фразой: «Не мешайте!»
Я, расположившись в шикарном кожаном кресле, разомлел и больше не вмешивался в процесс моего окультуривания.
Он что, и портянки мне будет наматывать, если я надумаю надеть сапоги?!
Ну, на счёт портянок сказать ничего не могу, а мягкие махровые носки и замшевые туфли Серафим надел на мои благоухающие ноги очень профессионально, я и ахнуть не успел. Впрочем, возражать этому не стал. Почему-то вспомнилось детство, где мама помогала мне, сопливому карапузу, надевать жёсткие кургузые ботиночки, перед тем как отвести в детский сад…
Мама! Вспомнилось её лицо, уставшее, грустное и очень доброе…
Отца не помню. Его образ в мою опустошённую память ещё не приходил. Да и придёт ли когда-нибудь?
В голове по-прежнему идеальный вакуум. Лишь мечется в сером бульоне не очень навязчивая мысль, что никакой я не Майкл…
А кто?
– Завтрак – в гостиной комнате. – Серафим поднялся с пола, похлопал ладонями друг о дружку, словно стряхивая с них пыль, и вежливым голосом добавил: – Мы с Розой поухаживаем за вами. После завтрака прогулка по парку. Там у вас, Майкл, назначена встреча с сэром Оскаром.
Серафим неторопливо и заботливо осмотрел меня со всех сторон, поправил тенниску, сдул с плеча пылинку, вручил чистый носовой платок, который я тут же спрятал в карман широких светлых брюк…