Николай Петрович Самуйлов
Принц и опер. Роман фантастических приключений
3
Лишь на секунду смежил веки и тут же провалился в небытие…
А потом, возможно через вечность, вновь «образовался» на самом краю «бескрайней» Вселенной, откуда не только звёзд, но даже галактик не видно. Абсолютная тьма и тишина…
Впрочем, тишина не абсолютная. В носу шелестит воздух. Значит, нахожусь на планете с атмосферой, а не на задворках мироздания. Дышится легко. Не холодно, не жарко…
К великой радости ощущаю приятное покалывание в области… э-э-э… чуть ниже спины. Как будто это самое место отлежал. Я, наверное, пошевелился, и в мои ягодицы стала поступать свежая кровь, которая сейчас оживляет затекшие мышцы, капилляры, нервные волокна и прочее.
Зуд восстановления начинает интенсивно продвигаться к коленям и далее, к ступням. Одновременно закололо в обеих руках, засвербело в затылке и противно отдалось мелкой колючей метелью по всей спине. Сколько же времени я лежу в умопомрачительной темени и на чём? И как я сюда попал?
Может быть, эти вопросы совсем не к месту.
Может, лежу я в гробу, и меня уже закопали, и думать обо мне забыли… Вроде бы с Гоголем Николаем Васильевичем этакое случалось…
И тут меня бросает в жар…
Чувствую, что руки начинают слушаться. Правая «культя» нехотя скользит по бедру, по животу, по груди, и, как автомобиль без тормозов, врезается в подбородок. Осязание ещё не включилось. Это касание воспринимаю колючками небритого подбородка. Щетина шуршит. Слава Богу, что не борода, как у Льва Николаевича.
Значит, ещё недолго «дрыхну» на одре…
Или, что гораздо хуже, – почиваю в домовине…
Если Льва Николаевича вспомнил, стало быть, трепанацию черепа мне не проводили. И я не последователь Анны Карениной, возжелавшей уйти в мир иной способом жестоким и для меня не приемлемым. Я бы так не смог…
Начинаю шевелить пальцами – преодолевая боль, сжимаю и разжимаю их. Всё чётче выполняются команды мозга. Всё понятнее и ощутимее для пальцев окружающее пространство, а, вернее, поверхность груди для правой руки, и то, на чём я лежу, для левой…
Поочерёдно анализирую сигналы от рук. Ощущения притуплённые, без подробностей…
Грудь обнажена… Кроме могучего волосяного покрова – быть того не может! – на широкой бугристой от мышц поверхности ни майки, ни тенниски не обнаруживаю. Твёрдый живот, защищённый мышечной бронёй, тоже немного удивляет. Чуть ниже всё упругое, мощное и ничем не прикрытое. Короче, ни плавок, ни трусов, ни кальсонов… И бедро похоже на бревно, налито мускульной мощью. Пробую ущипнуть себя за ягодицу…
Издалека, по нервным волокнам трицепсов поверженного ниц атланта, до моего сознание доплывает ощущение комариного укуса. Значит всё это моё. Я имею в виду пальпированные участки тела.
Только куда же одежда подевалась!?
Левой рукой проверяю поверхность ложа. Оно похоже на тонкий стеганый матрац, или ватное одеяло, расстеленное на жёсткой поверхности. Потому и тело затекло.
И всё же, где это я? Куда меня черти занесли? Ну не на тот же свет!..
Для домовины наряд не подходящий. Стало быть, не в гробу. Для определения пространственного объёма, окружающего меня, поднимаю тяжёлую руку и она, к моей радости, не упирается в гробовую крышку. Шарю по сторонам. Насколько хватает длины рук, ощущаю стёганое покрывало. Под ним жёсткая, возможно каменная поверхность. Лёгким постукиванием определяю: это монолит, не издающий звука. Поджимаю колени и поворачиваюсь на правый бок. Так лежать неудобно, не хватает подушки. С помощью непослушных рук отрываю туловище от ложа и сажусь. Меня тут же начинает тянуть влево, но я упираюсь руками и удерживаюсь в сидячем положении. Голова закружилась. Немного подташнивает. Это от резкого подъёма.
Делаю несколько глубоких вдохов. Во рту сухо. Хочется пить. Раздвигаю ноги, что позволяет мне удерживать тело в вертикальном положении и освобождает руки для «исследовательской деятельности».
Снова обшариваю грудь, ноги…
Ну, прямо-таки – Арнольд Шварценеггер в молодости. Мышцы упругие, даже без напряжения. Немного смущает обильный волосяной покров на груди. Словно до этого он отсутствовал. Убей Бог – не помню! И с мышцами перебор. Но это наживное для каждого человека. Позанимайся месяца три-четыре в секции начинающих культуристов и можешь гулять в Гарлеме без охраны. Может быть, я и занимался каким-нибудь видом спорта последнее время.
Голова тоже показалась немного странной. Не знакомой на ощупь.
Во-первых, под руки попалась могучая шевелюра из жёстких волос, спадающих на плечи крупными кольцами. Лицо продолговатое, лоб высокий, нос крупный с горбинкой, уши не большие. На мочке правого уха обнаруживаю приколотую серёжку в виде цветка, лепестки которого обхватывают крупный камень. Интересно, бриллиант, страз или стекляшка? Впрочем, в драгоценных камнях я полный невежда. Ещё раз проверяю нос. В ноздрях никаких колец и шпилек. На небритых щеках ритуальных надрезов не нащупывается. Слава Богу – не из зулусов. Рассуждаю вроде бы по-русски, если вспомнил Гоголя и графа Толстого Льва Николаевича. Впрочем, губернатора Калифорнии тоже упоминал. Первых читал, второго видел в кино…
Да где же я!? И кто я?..
Набираю полную грудь воздуха и пробую крикнуть.
Горловое шипение осипшего человека. Правда, громкое…
Через пару секунд далеко впереди слышится медленное и приятное: «динь-блям-динь-блям…». Словно у кого-то включился вызов мобильного телефона.
И наступает рассвет, тёмно-серый, не надоедливый… А потом окружающее пространство медленно преобразуется в салатово-голубое, словно отражение небес в подёрнутой ряской заводи, готовое прямо сейчас вылиться на меня…
4
Такое безобразие русскому мужику вряд ли приснится…
Впрочем, это под вопросом. Сны у людей бывают разные. Может нечто подобное, в бреду, и ко мне явилось. Вот только прошлое во мне отключено. Да и вообще, кто я такой и откуда родом, мне ещё не сообщали. Некому…
В ненадоедливом, даже немного приятном водяном полумраке, сначала в сером, а потом в зелёно-голубом, увидел оранжевую равнину. Идеально плоскую, простирающуюся во все стороны до самого горизонта. На равнине, кроме моей персоны, восседавшей на ковре размером 4 на 4 метра, никого и ничего нет. Я раза три обернулся и внимательно изучил все 360 градусов.
Никого и ничего… Никого и ничего!!!
За границами стёганого ковра-покрывала твёрдый рыжий монолит, шероховатый, чуть холоднее температуры моего тела. На небосводе ни облачка. Солнца тоже нет. Просто на этой планете светло без звезды… А ночью, как уже отмечалось, – ни луны, ни единой звёздочки. Нет пернатых и насекомых. Не видно одиноких пальм у далёкого оазиса. Даже миража владыка этих мест для меня не придумал…
Пробую встать… Получилось со второй попытки. Боялся грянуться ниц с высоты собственного роста. Голова, как только я выпрямился, хрустнув позвоночником, оказалась на высоте для меня не привычной. Тонкий коврик при падении с такой высоты от ушибов вряд ли спасёт. Заодно посмотрел на себя любимого, вернее, на всё доступное взору. Остался довольным. Кожа смуглая, скорее всего от загара. Волосяной покров на широченной груди и под брюшным прессом – русый. Вспомнились женщины, как противоположный пол, обладающие волосами различного окраса. Мне почему-то не нравились жгучие брюнетки с карими глазами. Другое дело – рыжие с зелёными, или блондинки с серо-голубыми. Дотянулся до вьющихся за спиной локонов и, скосив взор, удостоверился, что и здесь светло-русый. Значит и глаза… по крайней мере, не карие. Ещё раз ощупал лицо. Должен выглядеть прилично, не уродиной…
Взглядом опытного ловеласа удостоил внимания ту часть тела, которую мужчины берегут пуще всего…
М-да! Если я не сплю на этом свете, или уже очнулся на том, то в скором будущем меня ожидают приятные встречи в райских кущах с похотливыми куртизанками…
Попутно выяснилось, что я не мусульманин и не ортодоксальный иудей.
Единственная достопримечательная вещь этого мира ковёр – подробному описанию не подлежит. Прочная шелковистая красная материя, с упругой прокладкой под ней. Без рисунков и узоров, прошита по диагонали и напоминает большое ватное одеяло. Нечто подобное, но меньших размеров, продаётся в магазинах, вместе с простынями, пододеяльниками и наволочками для подушек…
Интересно, какая сволочь затащила меня в эту странную пустыню?!
Сделал несколько шагов. Покачивает. Осторожно ступил на рыжий монолит… Идти босиком по нему, всё равно, что по крупнозернистой наждачной бумаге…
А если идти, то в какую сторону?
Нагнулся, приподнял одеяло. Ничего особенного. Как я и предполагал – лёгкое, стеганое, с упругой поролоновой прокладкой. Под ним та же оранжевая наждачка. Крышки люка от входа в «райские кущи» не обнаружил.
Вернулся на ковёр. Едрёна-Матрёна! Что делать!? Сесть бы в кресло и раскинуть мозгами для оценки сложившейся ситуации. Однако кресло отсутствует, а мозги совершенно спокойны, на ситуацию реагируют так, словно она кем-то создана для проведения со мной лечебно-профилактических мероприятий. Например, после операции по пересадке мозга… Нет. Скорее, после очистки памяти от лишней информации…
Какой ещё информации!? А?..
Про себя… ну ни хрена не помню. Даже не стоит перечислять, что именно мне хотелось бы узнать о себе любимом…
Покрутил перед глазами кисти рук, осмотрел предплечья и широкую грудь-саванну. Татуировок с именами любимых женщин, изображениями храмов, восходящего солнца, эмблемами ОМОНа или десантного батальона, воевавшего в Чечне, не обнаружил. Руки с красивыми ухоженными ногтями. Ладони же – сплошь трудовая мозоль. Трещин нет, но поверхность с папиллярными узорами, особенно подушечки пальцев, да и все пальцы, упруги и золотятся металлическими шишечками. Рёбра ладоней украшают выпуклые хитиновые щитки, возможно результат от постоянного тренинга с раскалыванием кирпичей и завязыванием в узлы арматурных прутков. А пальцами я, скорее всего, без напряжения протыкаю жестяные баки для питьевой воды. Как артист Лев Дуров в старом фильме. Название картины не вспоминается. Что-то про революцию и про жутко красивую любовь, показанную будущим послом Азербайджана в России Паладом Бюль-Бюль оглы…
Защипало правое ухо. Поскрёб раковину указательным пальцем и снова наткнулся на серёжку. Блин! К серёжкам в ушах мужчин у меня сохранилось отношение не совсем симпатичное. Лично я, увидев юношу с таким украшением, делал брезгливую мину и старался уйти в сторону совершенно «свободным», с сохранённой для иных целей нормальной сексуальной ориентацией… Меня ещё от женщин не тошнит. Чего это я на сдвинутых по фазе должен ориентироваться!
Не-не-не! – увольте!!!
Основательно ощупал лепесток с камнем. Оказывается, черешок металлического цветка воткнут в мочку уха и с внутренней стороны закреплён круглым замком или гайкой. Сорвать серёжку можно, но с причинением травмы. Нет, рвать свои симпатичные и не топорщащиеся в стороны уши, пока не буду. Пробую снять замок. Не получается. Зажимаю пальцами круглую бляшку за мочкой и левой рукой выкручиваю цветок. Получилось. Минут через пять на ковёр падает серебристая гайка, и я резко выдёргиваю весьма странное для меня украшение…
В золотниках и каратах несведущ. Серёжка сделана из белого тяжёлого металла с едва заметным желтоватым отблеском. Налицо тонкая ювелирная работа. Камень голубой, искрится многочисленными гранями. Явно из дорогих бриллиантов. Подбираю валявшуюся у ног гайку, навинчиваю на черешок цветка…
Нет, желание выкинуть серёжку в оранжевую пустоту не появилось. Я взвесил её на ладони и положил на край ковра. Всё-таки ценность – принадлежащая не мне, а этому балбесу с моими куриными мозгами, очутившемуся у чёрта на куличках и без неглиже.
Ещё раз покрутился вокруг собственной оси…
Никого и ничего.
Хорошо хоть в туалет не хочется. Да и желудок по еде не соскучился. Пропала и жажда, возникшая во мне, когда я представил себя в домовине.
Тьфу-тьфу!..
Потискал пальцами мочку уха. Из ранки вышла капелька крови. Прижечь бы ранку чем-нибудь. От пальцев пахнет. Совсем неприятно. Видимо кожу под замком серёжки давно не промывали…
Да кто же тебе уши-то будет промывать? Вот чудак! Сам и запустил себя…
Чёрт возьми! Неужели наличие серёжки мне на что-то намекает? Бред сивой кобылы! На всякий случай повертел задом. Нет, не похоже что бы меня… Вот может быть я… Но это же противно! Что-то здесь не так…
Про себя отмечаю: в основательно опустошённую голову волосатого дебила приходят довольно-таки глупые мысли, ни кем не контролируемые, вылезающие откуда-то со стороны…
Нет, что бы насладиться воспоминаниями о скрипичном концерте Спивкова, о новой постановке любимого балета, о лирических изысках покойного Василия Фёдорова. А он, полюбуйтесь-ка, о нетрадиционной ориентации философствует. Нескромной серёжкой в ухе, знаете ли, обзавёлся…
Прозондировал внутреннее состояние тела и души. Ничего не болит, ничего не хочется. Не устал, не страшно, не обидно. Ничего особенного от окружающего меня пространства не ожидаю. Просить о помиловании некого…
Сложил одеял вдвое. Получилось более мягкое ложе. Край одеяла свернул валиком – есть куда положить буйную голову. Да и вообще, не стоять же дубом, или анчаром посреди не знойной, но всё же пустыни…
Лёг на правый бок, закрыл глаза и провалился…
5
Ненадоедливое, но какое-то приглушённое, почти потустороннее, «блям-динь-блям-динь…» снова заставило возвратиться из небытия.
С минуту лежу на том же правом боку с закрытыми глазами и прикидываю, что буду предпринимать, если, подняв вежды, увижу ту же рыжую равнину.
Потусторонний мир и его безлюдная пустота меня, несомненно, разочарует…
Чёрт! Даже не хочется эти самые вежды открывать…
Я, кажется, подумал, что «увиденное» меня «разочарует»! А не ошеломит!..
В двадцати сантиметрах от моего лица, на моей подушке (отмечаю: не на валике из стеганого одеяла, что в рыжей пустыне) покоится нечто не привычное для моего взора… и понимания…
Боясь пошевелиться, скосил глаза и осмотрелся…
Спальня выглядит шикарно. Такие будуары я видел в американских триллерах, где янки ненавязчиво показывают свой образ жизни на примере великосветских особ, что, несомненно, содействует растлению полуголодного населения развивающегося мира. Правда, в последнее время, и наш кинематограф старается заглянуть в спальни к новым русским, к олигархам и бандитам…
Эта спальня, подстать бандитской, оказалась просторной, приватной и уютной. Именно о таком будуаре я в прошлой жизни несмел и мечтать. Только слюнки глотал, ибо перспектив для приобретения и вечного обладания подобным не существовало в принципе… Хотя, что-то промелькнуло похожее – уютное, приватное и с рыжим пятном на подушке…
Кажется, виртуальные картинки в моём мозгу продолжают свою жизнь. Вот я их и описываю… э-э-э… в смысле – рассказываю об обозреваемом пространстве своими словами…
Широкое и высокое окно занавешено тяжёлыми серо-голубыми шторами. Ночной светильник, расположенный за пределами видимости, создаёт мягкий полумрак…
Кровать широченная. Удобная лежанка для строевого отделения из десяти человек ещё не откормленных для пыток «дедами» новобранцев. А я вот один на ней…
Пардон! Пардон! Не один!
Уж и не знаю, как её обрисовать. Это я о соседке по кровати…
…Ещё раз прошу извинения! Почему это вдруг я решил, что лежу в своей кровати и с вожделением описываю местный уют и полумрак как свой, сугубо приватный. Может быть вот это существо, что посапывает рядышком, владеет всем этим и чем-то ещё, что за пределами её будуара. А меня, накаченного под Шварценеггера «хиппи», пригласили к себе в богатый дом для оказания интимных услуг… Возможно, что так оно и есть… Как я уже выяснил ещё в оранжевой пустыне, меня есть за что приглашать… В качестве… как их, то бишь… а, вспомнил – в качестве жиголо.
Соседка, точнее её симпатичное личико с пухлыми губами, а также высокая обнажённая грудь, напоминающая вершину Килиманджаро, и всё прочее, в полумраке будуара просматриваются с трудом. Это потому что её кожа поблескивает в свете ночника как хорошо начищенный и отполированный бархоткой офицерский сапог хромовой кожи… Приятный тонкий запах дорогих духов и ощущение знойного африканского солнца… А может быть и я в другом теле? И ликом не светлее Поля Робсона!?
Осторожно извлекаю из-под простыни руку. Да нет же! Всё на прежнем уроне. Приподнимаю голову и касаюсь мочки уха. Серёжки нет, но на месте прокола нащупывается небольшой болезненный шарик. Похоже на нарыв. Всё-таки в ранку попала грязь…
– Майкл, ты не спишь?
Я опускаю голову на подушку и всматриваюсь в огромные глаза, нацеленные на меня. В них отражаются звёздочки от настенного бра.
– Уже не сплю, – шепчу я и «нагло» протягиваю руку под простынёй к вершинам Килиманджаро. Попутно скольжу по бархатному бедру, мягкому животику… Она хихикает и осторожно отталкивает меня. Потом быстро поворачивается и прижимается ко мне упругой грудью. Несколько мгновений смотрит мне в глаза, чмокает горячими мягкими губами в нос и, оттолкнувшись, выскальзывает из-под простыни к противоположному краю кровати…
– Сегодня ты был несколько странным!.. У тебя всё в порядке?
Прямо как в американском триллере: «ты в порядке, значит и жизнь твоя в порядке…» Говорит с акцентом, но без ошибок. Как же узнать её имя. И где мы встретились с ней? Толи я подобрал «занзибарку» на улице Тверской, толи она меня на вечеринке в посольстве республики Кот Дивуар. Кстати в Кот Дивуаре, кажется, разговаривают по-французски. И она бы назвала меня Мишелем, а не Майклом.
– Не совсем, – отвечаю я. – Что-то с памятью моей стало. Все, что было не со мной, и со мной лично, не помню… Вообще ничего не помню… Пустой бамбук…
Она подходит к креслу, что рядом с туалетным столиком, и, не торопясь, одевается. Ни капельки не стесняясь моего присутствия. Каждый предмет одежды имеет свою очерёдность. Ловкие женские руки быстро и аккуратно прилаживают предметы туалета на свои места. Между прочим, бельё у неё дорогое. Проституткам такое не по карману. Предложить ей принять душ? Или наоборот, она сейчас укажет мне на дверь?
– Я спешу, дорогой. Приведу себя в порядок дома. Майкл, я оставляю мою визитную карточку. Звони… А воспоминания к тебе вернутся… Просто нужно подождать. Скоро придёт Серафим. Он поможет тебе изменить внешний вид. Твои волосы меня всегда досаждали, а сегодня я от них просто чешусь… В гардеробе подберёте одежду… Да, завтрак приготовит Роза. А водить тебя за ручку по забытому времени с сегодняшнего дня будет сэр Оскар. Он придёт минут через тридцать. Ничему не удивляйся, ничего не бойся. Для тебя наступает время задавать вопросы. Задавай, не стесняйся. До встречи, дорогой…
6
«Твои волосы меня всегда досаждали… дорогой…»
Похоже, не первый раз африканская мадонна посещает мои пенаты. И где я подцепил это чудо природы? Ловелас чёртов! И сделал это, скорее всего, для коллекции. В памяти всплыли рассказы знакомых, ещё не опознанных для идентификации, ребят, хваставших удачами на любовном фронте. Мол, хохлушку пробовал, китаянку, молдаванку… А я, стало быть, с негритянкой сплю. И уже успел досадить ей своими кудрями. Срежу их к чёртовой бабушке! Мне подумалось, что могучая грива, в данный момент чесавшая мою спину, также рудиментарна, как и серьга в ухе. Ни того, ни другого я серьёзно не воспринимаю в нынешнем положении. Не моё это! Не по мне! Только за каким хреном я этим обзавёлся?
Прыщик на мочке зачесался, напоминая о неотложных мерах медицинского характера, каковые следует предпринять. Ухо начинает гнить… Всё же, как-никак, это моя голова. А этой частью тела я по ночам лобызаю раритетных красоток… И ещё, как сказал кто-то из телевизионных юмористов, я головою ем…
Роскошные шлёпанцы моего размера, уже не новые, но без приторного запаха пота, сразу приняли ноги в свои приватные объятия.
Словно на автопилоте продефилировал вокруг необъятного ложа к туалетному столику. Визитная карточка находилась в центре лакированного полукруга. И я узнал, что по ночам меня ласкает некая… dr. Madlen Hamilton. Имя иностранки, выполненное витиеватыми латинскими буквами, я разобрал, так как в школе и в ВУЗе изучал… толи инглиш, толи дойч, толи френч… Остальной текст, не переведённый мной, кроме тринадцатизначного телефонного номера, вероятно, сообщал информацию о месте службы и должности госпожи Гамильтон. А что означает «dr»? Кажется – доктор каких-то там наук?.. Не может этого быть… Спать с женщиной, имеющей учёную степень? Это уже нечто, выходящее за рамки моего понимания! Нет-нет, завидовать самому себе ещё рановато.
Насмотревшись на визитку, поднял глаза и взглянул в зеркало…
Да-а-а!!!
Метаморфоза, происшедшая со мной вне моего сознания, поразила до глубины души…
На меня зыркнуло истинное «чудо природы», взлелеянное явно не на русских щах и картошке с ржавой селёдкой. Кроме украшенного мышцами загорелого тела я в данный момент обладаю, если это не сон, вполне дородной физиономией. Молодой лорд, сын нефтяного магната, ловелас, по-нашему – бабник, только что сошедший с борта личной прогулочной яхты… Не хватает толстой золотой цепи на шее. Да чтоб с крестиком, усыпанным брюликами… Чёрт! А ведь в это прекрасное мужское тело вселился тип, напичканный под завязку сарказмом и завистью…
Большие серые глаза под извилистыми бровями смотрят с той стороны волшебного стекла весьма нагло. Именно нагло, а не с признаками любопытства, излучаемого человеком, желающим познать неведомое и доселе не встречавшееся…
От себя лично, а не от имени типа, что вытаращился на меня с «той стороны», скажу, что я его, то есть себя, в таком «натюрморте» вижу впервые. И мои, опустошённые кем-то мозги находятся в данный момент в черепушке человека, ранее не занимавшегося философическими изысками о смысле жизни, и не рассуждавшего, как сейчас я, о биологических метаморфозах. Впрочем, мимику можно со временем подстроить под моё опрокинутое в чужой омут сознание. Чуть вздёрнуть брови, слегка растянуть губы… лучше с одной стороны, и, будьте любезны – на лицо скепсис глупца, воспроизведённый им в период овеществлённого самоанализа…
Шевелюра, как я уже отмечал, кучерявится весьма могуче, прикрывает высокий лоб, средних размеров уши, и украшает то, что можно назвать молодым человеком приятной наружности, знающим себе цену. Лет двадцати пяти – тридцати. Метр девяносто, или чуть выше. Все тридцать два зуба. Здоровые, не поврежденные кариесом. Вот раньше помнится… Ну не помню, сколько зубов удалили мне дантисты-стоматологи в примитивной, дурно пахнущей совковой клинике! А вот незабываемые болевые ощущения от экзекуции без обезболивающего лекарства сохранились… Тихо-тихо! Изучаем вновь приобретённую физиономию дальше…
Губы в меру пухлые, до ушей не растянуты.
Щетина на щеках и подбородке похоже оставлена специально – дань моде. Видны следы выравнивания границ участка с произвольно произрастающей растительностью. Она и здесь курчавится, только мелкими жёсткими колечками. Может, Мадлен имела в виду эту колючую поросль? Избавлюсь и от неё…
На этот раз я не был обнажённым. Великолепные абстрактной расцветки шорты с широким поясом, с пуговичками на ширинке, с длинными, почти до колен, штанинами.
Насмотревшись на приобретённое тело, огляделся. Спальня, или будуар, площадью примерно 6 на 6 метров. Потолки высокие, более пяти метров. Широченное окно за шторами. Справа у притолоки нашёл кнопки. Шторы раздвинулись быстро и бесшумно.
За окном тёмно-синее небо и непривычные для меня лазурные холмы. Вся округа покрыта зелёно-голубой растительностью: газоны с опрятно выкошенной травой, редкими кустарниками и совсем редкими, но огромными неизвестными мне деревьями. Между холмами виднеется краешек озера или реки. Зеркальная гладь отражает глубину безоблачного неба. Солнца не видно, оно находится сзади. Кривая длинная тень от дома простирается до ближайшего холмика. Она подсказывает – за окном раннее утро…
Ну не вечер же, в конце концов!
А впрочем… Да нет же! Мадлен говорила о завтраке, который приготовит мне Роза. Значит – утро…
Так! А где в этом доме часы? В спальном будуаре их не видно.
При уличном свете комната преобразилась, и я, натурально раскрыв рот, стал осматриваться.
На стенах две картины с пейзажами. На одной – заколдованное лунным светом лесное озеро. На второй – пшеничное поле с васильками, лес с плакучими берёзами и бездонное тёмно-синее небо с пушистым облаком.
Ночной светильник отключился с открытием штор. Обычный матовый шар, висящий в воздухе за изголовьем кровати. Я подошёл поближе, что бы рассмотреть нить, поддерживающую источник света… А шарик, демонстрируя собственную независимость, воспарил к потолку и передвинулся в дальний угол.
Конечно же, я удивился, но не так уж, чтобы очень…
Только у меня возникло подозрение с намёком на мою душевную неполноценность…
Адаптируюсь, наверное…
Так, на что ещё можно обратить внимание? Ага! Два роскошных кресла. Стоят рядышком, между миниатюрным столиком и входной дверью. На одном из кресел Мадлен складывала свою одежду. На втором в «небрежной позе» возлежал сине-зелёно-малиновый халат. Моего размера. Мягкий, ворсистый, пахнущий клубникой. Накидываю халат на плечи. В правом кармане обнаруживаю массивный браслет с часами. Странный браслет. А часы вообще… без циферблата. Это может быть вовсе и не часы. На браслете белого металла, выполненного из замысловатых сегментов, прикреплён элипсообразный кусок стали, не имеющий ни кнопок, ни головок для управления прибором… Если это прибор…
Я просунул левую руку в свободно растянутый браслет, и тот бесшумно сомкнулся у меня на запястье. Ха! А я хотел принять ванную, или постоять под душем… И как его теперь снять?
– Сим-сим! Отстегнись! Я сейчас в душ полезу. Не желательно, что бы ты намок, дружочек.
Браслет ослабил хватку и соскользнул с запястья на ладонь с растопыренными пальцами…
Честное слово, мне захотелось в туалет. По маленькой. Я опустил волшебный прибор на столик, рядом с визиткой Мадлен Гамильтон, запахнул источающий клубничные благовония халат, и, озираясь, на цыпочках, проследовал к выходу из будуара…