Николай Иванников
Вепрь
Глава тринадцатая
Тихо мурлыкая себе под нос незамысловатую песенку, Вепрь вышел из лифта и через арку, неслышно ступая по мраморным плиткам, направился к квартире с собственным ключом.
Дверь поддалась сантиметров на десять. Затем последовал металлический шорох и толчок – накинутая цепочка не дала дальше ходу.
Он постучал по косяку.
– Эй, хозяева! Кто дома есть?
Внутри квартиры что-то грохнуло, и кто-то почти бегом кинулся к двери. Вепрь спрятал ключ и, кашлянув, провел ладонью по выбритым щекам.
Двери на секунду прикрылась, звякнув, слетела цепочка, и дверь вновь распахнулась. Не дожидаясь приглашения, Вепрь шагнул в прихожую.
Валерия Анатольевича Курженко словно парализовало.
– Я смотрю, вы и не собираетесь обустраиваться в этой квартирке… – протянул Вепрь. – И правильно делаете. Скоро вас отсюда вышвырнут.
– Ах ты… гад! – Валерий Анатольевич обрёл наконец дар речи, лицо его налилось кровью, и он шагнул к Вепрю. – Мы с Тонькой до последнего считали, что это какое-то недоразумение, не верилось, что ты обычный мошенник… Но когда оказалось, что в компании "Терра Нова" Владимир Русецкий уже не работает и вообще погиб две недели назад, нам всё стало ясно.
Он схватил Вепря за отвороты кашемирового пиджака и встряхнул.
– Зачем ты заявился сюда, скотина? Посмеяться над нами? Думаешь, я не смогу тебя раздавить? Да я тебя, гада, двумя пальцами…
Что именно он сделает, Валерий Анатольевич не договорил. Вепрь ткнул ему в солнечное сплетение, и Курженко, скрючившись, зашелся в кашле.
– Что это? – услышал Вепрь за спиной.
В двух шагах от него в дверях стояла Тонечка. Выглядела она неважно – это была уставшая, измученная женщина в годах, которую чрезвычайно утомили жизненные тяготы. С полным безразличием глядела она на стоящих перед ней мужчин. Потом она остановила уставший взгляд на Вепре. Словно бы узнав его, слабо улыбнулась.
– Володя? Вы всё-таки пришли… Объясните нам, Володя, что здесь происходит? Мы с Валеркой уже Бог знает что начали про вас думать… Решили, что вы мошенник. Оформили нам обмен на чужую квартиру, нашу старую квартиру срочно продали и концы в воду. Вы с деньгами, а мы на улице.
Вепрь рассмеялся:
– Вот же чёрт! Приходят же людям такие мысли в голову!
Он увидел, как выражение ненависти постепенно сходит с перекошенного лица Валерия Анатольевича, и, чтобы этот процесс не зашел слишком далеко, тут же добавил:
– Знаете, а ведь именно так я и поступил.
Ему пришлось отшатнуться, потому что Курженко вдруг бросился на него через всю прихожую, намереваясь угодить ему головой в живот. Уклонившись, Вепрь коротким тычком в шею слегка изменил направление его рывка. Валерий Анатольевич врезался головой в стену и осел на паркет.
– Прекратите немедленно! – воскликнула Тонечка, не сдвинувшись, впрочем, с места. – Только драки еще здесь не хватало! Володя, может вы нам объясните? Это что, шутка?
Вепрь вздохнул. С невинным видом почесал макушку.
– Знаете, Антонина Васильевна, – сказал он, – а ведь Валерий Анатольевич говорил правду: Владимир Русецкий, сотрудник компании "Терра Нова", действительно погиб две недели тому назад. Автомобильная катастрофа. Водка, знаете ли. Столб был бетонный, толстый, но и его сломало, даже арматура полопалась – такой сильный был удар.
Тонечка смотрела на него, открыв рот и округлив глаза. Вепрь пожал плечами.
– Да, Антонина Васильевна, это действительно правда. Я продал вам чужую квартиру по поддельным документам, а вашу успел перепродать в третьи руки на вполне законном основании. Так что на данный момент ваша семья осталась без жилья… И имя моё не Владимир. Меня зовут Сергей. Сережа, если хотите.
Тут Тонечка словно очнулась от летаргии. Она вдруг взвизгнула и, в одну секунду оказавшись возле Вепря, залепила ему по щеке. И замерла с поднятой рукой. Вепрь почувствовал её горячее дыхание. Взял её руку в свою и поцеловал.
Её муж, опираясь на стену, поднялся с пола.
– А ты, я вижу, гордишься собой, сволочь: ах, посмотрите на меня, какой я крутой, как ловко обвел вокруг пальца этих простачков! А мы не такие уж и простачки! Или ты думаешь, что на тебя управы не найдётся?
– Нет, Валерий Анатольевич, – вежливо ответил Вепрь, – думаю, что не найдется. Если хотите, вы можете попробовать вызвать милицию. Не думаю, что после этого у вас убавится проблем.
Валерий Анатольевич тяжело задышал, единственным его желанием в этот момент было прикончить гостя.
– Что тебе от нас надо? – с перекошенным от злости лицом крикнул он. – Что тебе понадобилось от моей семьи? Говори, сука!
– Объяснить? – зло произнёс Вепрь. – Хорошо, я тебе объясню!
Он несколько раз глубоко вздохнул, чтобы унять вспыхнувшую в нем старую злость, не дать ей выплеснуться наружу после стольких дней, когда ему приходилось держать себя в узде.
– В семьдесят шестом году, – начал он, успокоившись, – в январе четверо молодых парней, недавно вернувшихся из армии, решили выпить. Понимаешь, не смогли еще притормозить после новогодних праздников, их же много – Новый год, Рождество, старый Новый год… Был в их компании один – назовем его Витек, который без памяти влюбился в одну хорошую девушку. Возможно, ему так казалось, а на самом деле это была блажь – он был трусом, а трус не может любить по-настоящему… А что это мы всё в прихожей да в прихожей? Разговор у нас, похоже, получится долгий, так что давайте пройдём в гостиную, Валерий Анатольевич. Тонечка, не стесняйтесь.
И гость первым вошел в просторную светлую гостиную, заваленную узлами, коробками и чемоданами – всем состоянием семьи Курженко.
– О, я смотрю, вещи вы ещё не разобрали, – озирался Вепрь. – И правильно, не надо торопиться. Для начала нам надо с вами разобраться.
По-хозяйски пройдясь по комнате, Вепрь присел на большой узел, поставил перед собой высокую связку книг и вынул из кобуры под мышкой короткий увесистый револьвер.
– "Кольт", – подбросил он оружие. – "Детектив спешиал", тридцать восьмой калибр. Американские боевики смотрите?
Положив револьвер на книги, Вепрь указал стоявшей в дверях чете Курженко на узел против себя.
– Присаживайтесь. И не надо бояться, я не психопат. Это замечательное жилище всё ещё может быть вашим, Антонина Васильевна, так что будьте как дома.
Супруги молча присели. Вепрь, со сладкой улыбочкой погладив барабан «кольта», словно любимую собачку, ногой отодвинул от себя книги.
Вообще-то он предпочитал пистолеты, но сегодня ему нужен был именно револьвер. Вернее – его барабан.
– Ну что, уселись? Тогда я продолжу разговор… Как я уже сказал, тот парень был влюблён в одну очень хорошую девушку. Та знала об этом, к слову сказать, но она любила другого человека. Назовём его условно… Алексеем. Так вот, в тот день компания изрядно напилась. И Витек уговорил своих дружков подкараулить Алексея, когда он будет выходить от своей девушки, и проучить его хорошенько, чтобы не зарился на чужих девушек. Тогда они еще не знали, что Алексей был тренером по боксу, это застало их врасплох. Он раскидал шпану, как семечки, и вернулся к Оле – так звали девушку – целый и невредимый.
По мере незатейливого повествования гостя Валерий Анатольевич менялся в лице. История эта вызвала неприятные воспоминания.
– Похоже, я знаю, чем это закончилось, – пробурчал Курженко.
Тонечка недоуменно смотрела то на одного, то на другого. Вепрь прикурил и продолжил:
– Алексей возвращался в тот день от Оли вечером, около десяти часов: Мрак уже сгустился, и если бы не луна и фонари, которые просвечивали сквозь рощицу у дороги, было бы совсем темно. Настроение у него было приподнятое, как у человека, который в тридцать два года умудрился влюбиться, как мальчишка. Зима есть зима, улицы в это время уже опустели, и поэтому настроение у него слегка подпортилось, когда он увидел, что на остановке его поджидает та же компания парней. Он узнал их ещё издали, по голосам. Все они были пьяны. И у одного из них был нож…
– Это был не мой нож! – закричал вдруг Валерий Анатольевич, подавшись к Вепрю. – Это был нож Жирного, он перед этим собственноручно сделал его на своем заводе! Он тогда токарил на «Сельмаше», они их там десятками делали! А я просто взял посмотреть! – брызжа слюной, оправдывался Курженко. Вепрь преспокойно кивнул:
– Я верю вам, Валерий Анатольевич, не надо так шуметь… Когда Алексей подошел к пьяной компании, сразу же завязалась драка. Четверо против одного, хотя этот один был очень крепким мужчиной. Он не сомневался в исходе схватки, и все бы получилось, если бы в дело не пошёл нож. Удар был предательский, сзади, но и после этого, возможно, он мог бы остаться жив, если бы не последовал второй удар…
– Это не я! – вновь закричал Валерий Анатольевич, вскинув голову и выставив перед собой растопыренные пальцы. – Я только хотел напугать его, но он оказался не из пугливых и так дал мне в челюсть, что я сразу же отключился! Об этом и на суде говорили! Это уже потом Витёк подобрал нож и вогнал ему в спину! А второй раз добавил Жирный, а я в это время лежал на земле и видел всё это! А Веня Трохин – тот вообще после первого же удара плюнул на всё и решил не связываться с боксёром…
– Да-да-да, – кивал головой Вепрь. – Спасибо за информацию, я с этим обязательно разберусь.
Тут Курженко вдруг застыл, уставившись на Вепря. Какое-то время они смотрели друг другу в глаза.
Потом Курженко медленно произнёс:
– Послушай, а тебе какое до этого дело? Мы все уже понесли наказание. Кто построже, а кто не очень. Зачем ты вздумал снова ворошить? Кто ты такой? Кто ты такой, я спрашиваю, чтобы лезть ко мне в душу с этим старым делом?
– Кто я такой? – переспросил Вепрь. – Тебе очень хочется знать? Хорошо, ты узнаешь… Когда вы убили Алексея Сергеевича Комова, вам было глубоко наплевать, что у него остался семилетний сын, которого за несколько месяцев до этого бросила мать. Вы тряслись за свои жалкие задницы, вернее, за то, что с ними сделают в зоне, а на маленького мальчика, ставшего из-за вас сиротой, вам было наплевать. Но вы крупно просчитались. Собственным преступлением вы превратили мальчика в мужчину, который мог мстить и принимать решения. И он вынес убийцам свой приговор. Смертная казнь. Всем четверым.
Валерий Анатольевич смотрел на него жалким взглядом. По лицу стекал пот, его начинал охватывать страх.
– Мальчишка сделал из отцовского охотничьего ружья обрез и, спрятав его в петлях под пальто, незаметно пронес в зал суда… Вы помните это, Валерий Анатольевич? Я помню превосходно. Помню звук своих шагов по старому мрамору, удивленный взгляд стоявшего у дверей милиционера, заплаканные глаза Оли и выражения лиц четверых преступников, когда я вытащил обрез. Никто не мог мне помешать исполнить свой приговор. Все растерялись, когда в зале прогремело два выстрела и скамья подсудимых превратилась в эшафот. Больше выстрелить мне не дали. Но Витьку хватило и этого. Вы знаете, что такое диабол, Валерий Анатольевич? Вы не охотник? Тогда вы не поймете, как страшно выглядит эта охотничья пуля и с какой легкостью она разваливает череп… Тогда докончить дело мне не дали, меня схватили, скрутили, отобрали ружье, я даже сошел с ума, но все равно я был доволен – одного уже нет. Остались трое. Трохин Вениамин Андреевич. Рюмин Александр Николаевич. И вы, Валерий Анатольевич.
Курженко трясущимися пальцами вынул из кармана мятую пачку «Беломора», вынул папироску, выстучал о ладонь, дунул в гильзу, и вылетевший табак рассыпался по полу. Он бросил испорченную папиросу под ноги и вынул вторую. С ней произошло то же самое. Тогда он скомкал пачку и отбросил ее в сторону.
Покачав головой, Вепрь угостил его сигаретой. Валерий Анатольевич прикурил, жадно затянулся. Подавившись дымом, закашлялся.
Передохнув, спросил:
– Ну и зачем же ты пришел? Хочешь меня убить? К чему тогда была катавасия с квартирой? Или ты хочешь, чтобы и моя семья страдала после моей смерти?
Вепрь покачал головой:
– Нет, задумка у меня другая. Я пришел предложить вам… игру! Обычную игру, Валерий Анатольевич. Очень азартная игра, уверен, вам понравится.
– И что же это за игра?
– О-о, называют её по-разному. В Америке, например, она известна как русская рулетка. А у нас же её чаще называют гусарской. Слышал я и другие названия, но они менее употребительны.
Взял в руки «кольт», откинул барабан и продемонстрировал Курженко пустые отверстия.
– Сейчас барабан пуст. У меня к этому револьверу всего один патрон, – Вепрь достал патрон и тоже показал Валерию Анатольевичу. – Смотрите, я его заряжаю. Раз-два-три!
На счёт «три» он вогнал барабан на место. Крутанул его об ладонь и снова положил на стопку книг перед собой.
– Вот теперь он заряжен. И единственный патрон ждет своего клиента.
Вепрь не успел довести свою мысль до конца, ибо Курженко, бросившись вперед, подхватил с книг револьвер и направил его на Вепря.
– Вот так-то! – сказал он с долей злорадства. – Вот я тебя и поймал, сволочь! А теперь, если не хочешь, чтобы я тебя пристрелил здесь же, вытяни руки вверх и без резких движений встань на пол на колени. Ну, живо, живо!
Он казался сейчас одержимым, можно было не сомневаться, что в случае чего он непременно выстрелит. Впрочем, Вепря это почему-то не испугало. Глубоко вздохнув и покачав головой, он поднялся с узла.
– Ах, Валерий Анатольевич, Валерий Анатольевич! Так вы ничего и не поняли… В «кольте» всего один патрон, и шансов, что он выстрелит сразу же, немного. Мне же достаточно будет и одной секунды, чтобы достать вас. И учтите, я умею это делать очень больно. Так что положите револьвер на место, не валяйте дурака.
– Хорош болтать! – рявкнул Курженко. – На пол, живо!
Вепрь снова вздохнул и шагнул к нему. Курженко, отшатнувшись, дернул спусковой крючок.
Боек с сухим шлепком ушел в пустоту.
Тонечка сдавленно пискнула.
А Вепрь даже бровью не повел. Подойдя к окаменевшему Валерию Анатольевичу, он, отобрав у него револьвер, толкнул обратно на узел.
– Мне бы все-таки хотелось объяснить вам правила игры, – холодно произнес он. – Разрешите я это сделаю?
Достав бумажник, он извлек из него какой-то листок, развернул и показал притихшим супругам.
– Если вы примете мои правила, я немедленно подписываю эту бумагу и передаю её вам, Антонина Васильевна. Сим удостоверяется, что данная квартира действительно принадлежит вам, я же как настоящий её владелец отказываюсь от всяких прав на неё… Да, да, милые мои, эта квартира действительно принадлежит мне, только куплена она через подставное лицо, которое формально и считается ее владельцем. Так что никаких проблем с этой стороны можете не опасаться… Но это только в том случае, если вы примете мои правила! Вы согласны, Валерий Анатольевич?
Тот какое-то время молчал, поскрипывая зубами. Потом едва слышно процедил:
– Я пока ещё не слышал этих правил…
– О-о, они несложны! Мы с вами по очереди приставляем к виску револьвер и спускаем курок. Кто останется жив, тот и прав. Ваше положение даже выгоднее моего: квартира остается у вашей семьи в любом случае, независимо оттого, кто из нас умрет и умрет ли вообще. Правила простые. Да, еще одно: вы можете отказаться от игры, Валерий Анатольевич, но тогда я оставляю документ у себя, а единственный патрон выпускаю вам в голову. Договорились?
Валерий Анатольевич молчал. Хотя Вепрь уже знал, что тот согласится. Выбора у него не было.
– Подумайте о своей семье, – напомнил он. – Ваша квартира – это единственное достояние, доставшееся вам от социалистического времени. Без нее вы никто. Даже если вы умудритесь продать все свои вещи, – Вепрь окинул взглядом комнату, – вряд ли вам их хватит даже для того, чтобы оплатить гостиничный номер хотя бы на неделю. Где будут жить ваши дочери? А ваша красавица жена?
Валерий Анатольевич, глядя куда-то сквозь стену, кивал головой.
Вепрь воспринял это как согласие.
– Итак, вы согласны, – он вынул из кармана ручку и подмахнул документ. – Возьмите, Антонина Васильевна, отныне эта квартира действительно принадлежит вам.
Он взял «кольт» и подал его Валерию Анатольевичу.
– Вы не желаете быть первым?
– Нет! – выкрикнула Тонечка, теребя в руках бумагу.
И сразу же замолчала. На неё, впрочем, никто не обратил внимания.
– Что ж, если не желаете, первым буду я.
Он со сладкой улыбочкой поднял револьвер и приставил к виску.
– Смотрите на меня, Валерий Анатольевич, – сказал он, – смотрите. Только благодаря вам и вашим приятелям я стал тем, кем и являюсь сейчас. Не знаю, хорошо это или плохо, что меня называют Вепрем, но в любом случае мне нравится быть Вепрем… Не отводите глаза, смотрите, как я это сделаю…
Не убирая с лица сладкой улыбочки, он мягко спустил курок.
Тонечка захрипела.
Валерий Анатольевич зажмурился и отшатнулся.
А Вепрь облегченно вздохнул, подкинув, перехватил «кольт» за ствол и протянул его Курженко.
– Ваша очередь. Ко мне Господь сегодня благоволит.
Валерий Анатольевич стал белым как мел. Трясущимися руками он принял «кольт» и, держа его, осторожно, как хрустальный, поднес к лицу. Провел по его поверхности кончиками пальцев.
– Не волнуйтесь, – сказал Вепрь, – система надёжная, осечки не будет. Можете крутануть барабан ещё раз, если желаете.
Курженко тяжело поднялся с узла. Прикрыв глаза, поднес «кольт» к голове.
Тонечка смотрела на него снизу вверх глазами, полными ужаса.
– Смелее, – подтолкнул его Вепрь. – Если ваша вина действительно так ничтожна, как вы утверждаете, то Бог, я думаю, это учтет.
Лицо Валерия Анатольевича стало серым и сморщенным. Он напрягся.
– Прощайте, – негромко, с неожиданной злостью в голосе сказал вдруг Вепрь. – Передавайте привет Витьку.
И он резко направился прочь из комнаты. Не успел он сделать и двух шагов, как громыхнул выстрел.
Он увидел, как на рукав его дорогого кашемирового пиджака упали и сразу же впитались брызги крови.
Вой подраненного оборотня завершил эту сцену – Тонечка, захлебываясь в крике, упала на колени перед рухнувшим на пол телом мужа…
***
Узкие улочки городского «шанхая» были пустынны в этот час. Он проехал мимо свежевыкрашенной колонки, из которой две говорливые старушки набирали в мятые ведра воду, свернул направо и спустя минуту остановился у темного, вросшего в землю домика.
Когда-то давно здесь жил один бравый старичок, который сдавал пустующую комнату нуждающимся студентам. Потом судьба свела его с человеком, которого звали Янсон (было это прозвищем или настоящей его фамилией, старичок так никогда и не узнал). Янсон предложил ему деньги, небольшие, правда, но одинокому пенсионеру сумма казалась солидной. Договор между ними был таков: Янсон ему деньги сейчас, а старичок оставляет ему дом после своей смерти. Родственников у хозяина не было, так что проблем особых не ожидалось.
Вскоре после этого старичок умер. Тихо и без мучений – просто не проснулся однажды утром.
Соседские старушки перешептывались, искоса поглядывая на появляющегося время от времени на улице Янсона: специально, мол, уморил деда и врачам заплатил, чтобы вскрытие не делали. Разговоры про вскрытие были всего лишь домыслами – никто не знал наверняка, делали его или нет, да и ничего удивительного, если бы не делали. Старичку в то время было уже восемьдесят с небольшим, и сам Господь велел ему поторопиться.
С тех пор дом приобрел плохую славу. Стали туда наведываться какие-то уголовного вида типы, усеянные татуировками, съезжались сюда по ночам непривычные для русского глаза дорогие машины, и доносились изнутри пьяные голоса, хохот и тюремный жаргон.
Именно к этому дому и подъехал сейчас Вепрь. На улице стало уже довольно темно, и в маленьком оконце, задернутом простенькими занавесками, неярко горела лампа.
Несколько дней назад Вепрь привез сюда купленного им у Малыша Михаила Рюмина, сына Игоря Валентиновича Рюмина, более известного в своих кругах под прозвищем Жирный.
В семьдесят шестом году Игорь Валентинович Рюмин прошёл по делу об убийстве Алексея Комова как соучастник и добросовестно отсидел присужденные ему пять лет. Однако тюремные нары не пошли ему впрок, а правильнее сказать: они ему приглянулись. Тюремная романтика оказалась ему по душе, и, успев совершить на зоне немало новых преступлений, за которые остался безнаказанным, он вернулся в мир законченным уголовником. Та слегка слабоумная девушка, которая осталась дожидаться его, родила от него ребенка после свидания на зоне, так что вернувшегося домой Игоря Валентиновича встречал свежеиспеченный Мишка Рюмин.
Жирного не интересовала ни радостная Татьяна (так звали слабоумную девушку), ни её слюнявый выродок. Однако, будучи честолюбивым человеком, отказываться от ребёнка не стал, решив сделать из него волчонка, достойного сына своего родителя.
Волчонок получился не ахти – скорее шакаленок. Сложением он вышел не в отца, был неимоверно худ, чем порой вызывал у папаши подозрения. В такие моменты Жирный принимал внутрь бутылку коньяку, наматывал на кулак полотенце и начинал избивать Татьяну, к тому времени уже окончательно сошедшую с ума. Избивал он ее часто и сильно, пока однажды не забил до смерти. Потом снова была зона, жизнь на которой в этот раз оказалась для него слаще малины, поскольку умудрился выбиться в авторитеты благодаря своей бычьей силе. У него было все – деньги, выпивка, наркотики, девочки.
Вернувшись опять на свободу, он застал сына уже подростком, который очень нуждался в деньгах.
"Учись зарабатывать, – говорил строгий папаша своему шакаленку, разбавляя коньяк парой затрещин. – Второй закон термодинамики знаешь? Деньги не появляются из ниоткуда и не исчезают в никуда, они только меняют форму своего существования… И ты должен научиться распознавать эти формы и превращать их обратно в деньги. Ты понял меня, балбес?"
Но Миша научился распознавать только женские формы. Этого ему показалось вполне достаточно. Папаша плюнул на бестолкового сыночка и предоставил его самому себе.
После того как Вепрь выкупил его у Антона и привез в дом Янсона, прошло уже несколько дней. Янсон со своими подручными был не прочь угодить Вепрю, тем более что особых усилий от них это не требовало – надо было только присмотреть за мальчишкой. Миша сбегать не собирался – на «малине» было тепло, сытно, его пускали за общий стол, наливали водку и называли Волчонком, приветливо хлопая по плечу. Среди воров и убийц он чувствовал себя равным. Пресловутая тюремная романтика притягивала; наслушавшись на пьяную голову воровских разговоров, захотелось немедленно попасть в тюрьму и прочно там обосноваться, тем более что он чувствовал себя на короткой ноге с такими крутыми людьми.
Он помнил, как ему со смехом подлили еще водки, он удалецки жахнул полстакана, запив огуречным рассолом прямо из банки. Долбанув кулаком по столу, принялся рассказывать о своих похождениях, о всех делах, на которые они с друзьями успели сходить. Все хохотали, как ему казалось, с долей восхищения. Тогда он поведал о последнем деле, в результате которого угодил в руки Антона Малышева. После этого рассказа смеяться почему-то перестали. А когда он рассказал о встрече с Вепрем, Янсон незаметно щелкнул пальцами, и к Мише тут же подошла роскошная полуголая тетка лет сорока, но такая сексуальная, что он тут же умолк. Присев рядом с ним, она уткнула его лицом в свою гигантскую грудь. Затрепыхавшись, Миша с трудом вынырнул, жадно глотая воздух. Вот тогда все вновь расслабились и расхохотались. Тетка молча улыбалась. Взяв Мишу за руку, она утащила его в соседнюю комнату. Все это происходило в абсолютном молчании, слышно было только тяжелое дыхание.
– Уф! – насытилась Люська. – Неплохо, не плохо… Одно тебе скажу: никогда не поминай всуе имя Вепря. Чувствует мое сердце – накличешь ты на нас беду. Зря Янсон связался с этим, у Вепря не бывает мелких дел…
Они вернулись к столу, и на этот раз его встретили как своего.
– Ну, теперь уж мы с тобой чуть ли не братья! – подливал ему водки потный уголовник с исполосованным бритвой широким лицом.
Подсевший Янсон, обняв Мишу за костлявые плечи, выпил его водку, закусив соленым огурчиком.
– Знаешь, Михаил, вот ты живешь в моем доме уже несколько дней – неужели не интересно, зачем мы тебя здесь держим?
– Я думал над этим… Вы хотите взять меня в свою… компанию, – Миша хотел сказать «банду», но в последний момент передумал. – Наверное, вы хорошо знаете моего отца. Ведь он тоже в вашей… компании?
– Хм, видишь ли, сынок, всё не так просто, но суть ты уловил. Пока в нашей компании ты нам нужнее, чем где бы то ни было…
Янсон не стал говорить Мише, что сын Жирного, как, впрочем, и сам Жирный, не мог быть желанным гостем за его столом. Скорее наоборот. Они – Янсон и Жирный – знали друг друга еще по зоне, и назвать их добрыми товарищами было нельзя.
В этот момент они услыхали, как к дому подъехала машина. Полуголая Люська, слегка отодвинув занавеску, выглянула за окно.
– Темно, ничего не видно. Но по-моему, это Вепрь.
Люська угадала, это в самом деле был Вепрь.
Он еще с минуту посидел в машине, внимательно оглядывая местность и прислушиваясь, затем, не заметив ничего подозрительного, достал телефон. Набрал домашний номер Жирного. Времени было около одиннадцати вечера, и, по его расчетам, тот должен был сейчас забавляться с Варькой-шлюхой, которую нанял Вепрь.
Варька постаралась на славу – Жирный оказался дома, и голос его был недовольным.
Вепрь усмехнулся:
– Добрый вечер, Жирный. Как самочувствие?
– Вепрь, ты? – тон стал заинтересованным. – Что тебе надо?
– Ничего особенного. А кто это у тебя там старается? Варька?
– Она.
– Поздравляю с триппером, Жирный…
– Что?!
– Но дело, впрочем, не в этом. Мне хотелось бы переговорить с тобой. Прямо сейчас.
– Сейчас мне некогда. Давай завтра?
– Речь пойдет о твоем Волчонке.
– А что с ним? Я в последние дни его не вижу… Что он натворил?
– Вот об этом мы и поговорим. Улицу Кутузова знаешь?
– Это на «Шанхае»? Знаю.
– Дом 35. Увидишь рядом с ним синий «БМВ» – это моя тачка. Входи смело, собака на цепи.
Вепрь через старую ржавую калитку вошел во двор. Огромный лохматый Бим грустно покосился на него из конуры. Фыркнув, замотал головой. Вепрь погрозил ему пальцем и подошёл к двери. Громко постучал в нее кулаком.
Вскоре лязгнул засов, дверь подалась в тускло освещенную прихожую, и пред ним предстала Люська Сосалка во всей своей красе. Поежившись от ворвавшейся со двора вечерней прохлады, она глубже укуталась в большой пуховый платок и кокетливо улыбнулась Вепрю.
– Здравствуй, Сережёнька, – строила она глазки. – Я знала, что это ты.
Она распахнула перед ним дверь в комнаты. Пройдя по узкому коридорчику мимо кошачьей миски к завешанному аляповатыми шторками проходу, он стукнул в косяк. Раздвинул шторы.
Застолье было в самом разгаре. Пахло варёной картошкой, колбасой и консервированными креветками. И ещё пахло хорошей водкой и пивом. В углу монотонно гудел самовар. За столом сидели пятеро. Миши видно не было – Янсон на всякий случай отправил его в соседнюю комнату.
– Вечер добрый, – подошел Вепрь к столу. Выдвинул стул и сел.
– И вам того же, – отозвался Янсон. – По стопочке, Вепрь? У нас вон икорка имеется, чёрная, красная. Креветки…
– Не откажусь, – Вепрь огляделся. – А где же Мучачо? Что-то я его не наблюдаю.
Так он называл Мишу. Все сдержанно хохотнули. Янсон взглядом указал на прикрытую дверь соседней комнаты.
– Как он?
– Отлично. Сыт и пьян. И даже с Люсьен успел покувыркаться. Считает себя здесь совсем своим.
– Веди его сюда. Займемся воспитанием шакалёнка.
Янсон сделал знак стоявшей в проходе Люське, и та, оттолкнувшись от косяка, подошла к двери в соседнюю комнату.
– Эй, пленник, хорош дремать, выходи. За тобой пришли.
Из темноты вынырнул растрепанный Миша, потирая заспанные глаза. Щурясь, оглядел всех. На секунду задержался на Вепре. Повернулся к Люське.
– А где же папка? Я почему-то подумал, что это он за мной приехал.
– Двигай за стол.
Втянув голову в плечи, Миша сел рядом с Вепрем.
К нему придвинули стакан с водкой. Миша выпил, торопливо закусил икрой, роняя на клеенку сочные красные шарики.
– Вот молодец, Мучачо, хороший мальчик. Огурчик?..
Вепрь нанизал на вилку солёный огурец и подал Мише.
– Хороший мальчик, – снова похвалил Вепрь. – И что самое главное – дорогой. Во сколько ты мне обошелся, не помнишь?
Миша помнил и сразу скис.
– Мой отец вам всё вернёт. У него есть деньги, для него это мелочи.
– Ай-яй-яй! – покачал головой Вепрь. – Как нехорошо мы рассуждаем! Тебе сколь лет, Мучачо?
– Шестнадцать.
– Да что ты! Шестнадцать?! А рассуждаешь, как десятилетний… Запомни, Миша, за свои проступки каждый должен расплачиваться сам, и далеко не всегда деньгами. Независимо от того, шестнадцать тебе лет или сорок.
Миша смотрел на него, втянув голову в плечи.
Вепрь рассмеялся и дружески похлопал по спине:
– Но что это мы все о делах да о делах? Мы ведь друзья? А между друзьями не должны стоять ни дела, ни деньги.
Они с Мишей одновременно рассмеялись. Парень успокоился.
– А ты вообще-то знаешь, кто я такой?
– Знаю. Вы… Ты Вепрь. Говорят, что самый крутой. И не только в Городе.
Вепрь сделал вид, что смущён:
– Да ладно, брось. Мало ли чего обо мне наговорят. Факты обрастают слухами, слухи – легендами, вот так и появляется фольклор. Но нам-то, друзьям, зачем друг другу пыль в глаза пускать? – Вепрь протянул ему руку. – Меня зовут Сергей. Так и называй меня.
Парень сунул ему узкую ладонь.
– Михаил. Тоже можешь меня так и называть.
За столом засмеялись, заговорили. Кто-то предложил за это выпить. Миша с энтузиазмом поддержал идею. Но сразу окосел и стал снова хвалиться своими подвигами, норовя сесть с Вепрем в обнимку.
– Ты мне нравишься, Миша, – Вепрь подливал водку. – Потому-то я и выкупил тебя у Малыша, уж очень мне не хотелось, чтобы ты по его милости вялился на суку. У тебя большое будущее, и ты сможешь иметь от жизни все, что захочешь. На первых порах я, конечно, буду помогать тебе, как ты к этому относишься?
Миша относился к этому положительно. Он пыжился, держа грудь колесом, в его монологах все чаще рефреном стало проскакивать: "мы с Серегой".
– Однако кое-чему тебе еще надо научиться, Мучачо. Например, ценить дружбу. Это единственное, ради чего стоит жить настоящему мужчине. И если друг попросит о помощи, ничто не должно помешать тебе выполнить его просьбу. Все препятствия и чувства ты должен отмести быстро и безжалостно. Ясно?
Тому было ясно.
– Отлично. И дело даже не в том, что мы с твоим отцом кое в чем не сходимся во взглядах. Видишь ли, Мишок, это сказано чересчур мягко. Отец твой и сам об этом еще не подозревает, но мы с ним первые враги. Вот так-то, Мучачо.
Миша икнул, выпуская водочные пары. Передернулся. Повернулся к Вепрю.
– Это как так?
