bannerbannerbanner
полная версияI слой

Николай Анатольевич Якуненков
I слой

– Сделаем, босс.

Двенадцатилетний Алик уже долгое время находился в кресле, читая учебник по общей биологии. Четыре обязательных к изучению параграфы были выучены и по два раза повторены. Остался лишь пятый, самый сложный, про механизм протекания фотосинтеза. Необходимо было осилить всего пару абзацев, когда на мальчика неожиданно накатила волна некой отрешенности. Он оторвал взгляд от страницы и посмотрел в раскрытое окно. На улице вечерело. Осторожная тьма просачивалась откуда-то снизу, медленно поглощая прозрачный воздух и делая его непроницаемым для глаза. Верхние этажи дома напротив пока еще слабо гладило заходящее солнце. Чахлые его блики, отражающиеся на коричневом потрескавшемся фасаде, были больше похожи на отчаянный зов помощи, на прощальный реверанс перед ступающей неспешной поступью власти всесильной ночи. Скоро дневной свет совсем исчезнет, а затем во всем районе отключат электричество ровно в 23:00, и тогда тьма до самого рассвета приберет своими руками всю окраину города.

Алик тихо поднялся и бесшумно подошел к окну. В лицо пахнуло легкой прохладой кислого воздуха. Сам этот запах совершенно не удивил мальчика; воздух всегда был с таким неприятным привкусом, насколько помнил себя паренек. То был запах его района, располагающийся впритык к городской стене и приютивший у себя тысячи маргинальных, по официальному определению правительства, жителей. Тех, кто когда-то не прошел успешно генетические и общеобразовательные тесты, и вынужденные теперь добывать кусок хлеба низкоквалифицированным трудом, а именно трудиться на вредных производствах, убирать улицы, работать грузчиками, дорожными рабочими, служащими концентрационных моргов и мусоросбросных станций. Квартал отчаяния и выживания.

Мальчик глубоко вдохнул воздух худой, впалой грудью, и тотчас силы его начали покидать. Слабость стремительной волной пробежала по всему телу. Алик опустился на колени перед окном и медленно повалился набок. Он задыхался. На лицо стремительно наплыла болезненная серость, вены вздулись и ошалело запульсировали, словно в них поселилась другая неведомая жизнь, и хозяином ее никак не был двенадцатилетний мальчик. Глаза широко раскрылись, явив потолку полный беспомощности и страха мутный взгляд; рот жадно глотал воздух, но облегчения это не давало. Спустя несколько долгмх секунд дыхание начало приходить в нормальное состояние. Алик забормотал:

– Айлесссс… Кардуххх… Майма ми… Раааскажиии… Что…я…тууут…могу…

Коротко стриженая голова вдруг резко замоталась из стороны в сторону, тихо захрустела шея, грозившая от такой частоты поворотов, просто-напросто, оторваться от остального детского тела. Но, дойдя до критической точки в своих маятникообразных движениях, она мгновенно остановилась, обратив болезненное лицо вверх. Казалось, его глаза увидели кого-то или что-то на потолке, так как тонкие бледные губы подернулись в слабой улыбке, будто мальчик обнаружил там нечто знакомое.

– Привет, – едва слышным голосом проговорил Алик, обращаясь к тому, что было наверху. – Ты опять здесь… Всегда, когда мне становится плохо, ты тут как тут. Вот так смотришь жалобными глазами, словно хочешь чем-то помочь, но не меняешь даже позу, просто смотришь… Молчаливый наблюдатель. Но, не поверишь, я рад тебя видеть, пусть ты и не разговариваешь со мной и похож на живую статую. Честно… Ты единственный, кто в такие минуты посещает меня, и это согревает сердце и душу…

Мальчик медленно приподнялся при помощи дрожащих от слабости рук и сел на пол, прислонив спину к холодной стене, затылок уперся в небольшой пластиковый выступ подоконника. Он чувствовал себя уже гораздо лучше, чем минуту назад, но силы не спешили возвращаться обратно после приступа.

– Ты знаешь? – продолжил подросток. – А ведь никто не знает, что у меня все это иногда случается. Минимум раз в неделю, а то и в полторы, я начинаю вот так задыхаться. После последнего Сезона Нищеты… Эххх… Видно, я не очень хорошо его перенес в прошлый раз, с последствиями…

Замолчал, опустив на колени голову. В комнате было слышно его затрудненное дыхание, но затем оно стало лучше, и мальчик снова устремил взор на потолок.

– Я бы хотел, чтобы отец знал, что со мной происходит, но, боюсь, его это очень сильно огорчит. Ведь он занимает такой ответственный пост в городской службе. Он направит меня в больницу, как несколько месяцев назад маму, и я уже оттуда не выйду. От последствий Сезона Нищеты еще никто не вылечивался. Но я надеюсь, что это не она, а обыкновенное недомогание, связанное с климатом нашего убогого района. Ты меня слышишь, молчаливый друг? Да, вижу, что слышишь.

Снова опустил голову на острые колени, и когда снова поднял ее, то его спокойные глаза в раз стали тревожными:

– Ты куда пропадаешь, друг? Не уходи, мне так с тобой хорошо. Ты всегда меня слушаешь и не перебиваешь. Не исчезай! Ну, пожалуйста! Ну вот, теперь я снова в этой комнате-«могильнике» один. Как это невыносимо… Ты снова пропал… Но зачем ты так не вовремя исчезаешь, когда мне столько нужно сказать? Эээх… Скоро отец вернется с работы, а с ним я так не могу откровенничать… Он любит меня, но боюсь, что вызовет «скорую», и я поеду в больницу, как мама… Где она теперь? Мне так ее сейчас не хватает.

Мальчик схватился сзади руками о прохладный выступ подоконника, напряг все силы и медленно поднялся. Он еще шатался, ноги были пока еще недостаточно крепки, но этого ему хватило, чтобы неспешно добраться до кресла. Алик прямо-таки рухнул на него не глядя, спиной. Мягкое сиденье податливо провалилось под ним, заботливо обхватив контуры его тщедушного тела. Юноша шумно выдохнул, будто после выполненной тяжелой работы.

Протяжно и противно пропищал электронный замок входной двери. То отец вернулся домой с работы.

– Привет, герой, – Эдуард Болотов небрежно скинул с ног пыльные ботинки в прихожей и усталым шагом проследовал в гостиную, где сейчас сидел на кресле сын. – Как твои дела сегодня? Что нового в школе? Уроки сделал?

– Да, пап, только немного по биологии осталось почитать, про фотосинтез, – Алик вяло, но с участием улыбнулся отцу. – Знаешь, эта тема очень трудна в понимании, но безумно захватывающая. Оказывается, в нашей жизни даже самые простые вещи очень сложны в своей структуре. Самое смешное, что у меня нет уверенности в том, что вся эта прочитанная информация сможет удержаться в моей голове до завтрашнего урока.

Болотов из-за спинки кресла мягко обхватил сына за шею и с любовью поцеловал того в бледную щеку. Мальчик ощутил сухость обветренных отцовых губ, но в который раз не смог понять нравится ли она ему или же он к ней уже привык, вспоминая о том, что ранее она казалась для него просто омерзительной.

– Алик, сынок, нужно стараться…– начал было Эдуард.

– Знаю, знаю…для того, чтобы по окончании школы поступить в хороший вуз, а после него успешно пройти генетический и общеобразовательный, включая профильный, тесты, а также на профессиональную и гражданскую пригодность, и выбраться из этого «могильника человеческих душ», как ты называешь, отец, иногда наш район.

– А вы в школе между собой как-то по-другому его называете? Если – да, то любопытно было бы мне услышать голос юного поколения.

Алик улыбнулся, но в глазах просквозила легкая грусть:

– Название другое, но смысл, примерно, один и тот же. Черной Дырой – вот как в разговорах мы его называем.

Эдуард отпрянул от спинки кресла и ровно стал.

– Сынок, все хочу тебя спросить: как ты себя чувствуешь? А то что-то мне в последнее время твой бледный цвет лица не нравится. Все с тобой в порядке?

Алик едва заметно покраснел и поднес худую ладонь к своему лицу, желая скрыть от родителя эту предательскую реакцию:

– Ничего серьезного, папа. Просто редко стал выходить на улицу, постоянно уроки учу, ведь скоро конец четверти, да и задают очень много почти каждый день. Бывает, что и поесть за всем этим забываю.

– Похвально, сын, – Болотов проследовал к холодильнику, вмонтированному в стене прихожей комнаты, хотел было нажать на кнопку открытия дверцы, как на верхней ее части, в прямоугольном информационном окошке замигало неоновой подсветкой сообщение «Внимание! Просроченный продукт!»

Мужчина пальцем дотронулся до пульсирующего сообщением дисплея, после чего принялся читать текст, выданный системой контроля холодильника:

«Внимание! Товар с торговым наименованием «Молоко пастеризованное, 2 литра», поступивший в камеру хранения 20.03.2089 года, просрочен. Гарантийный срок использования истек 31.03.2089 года в 19:02 по местному времени. Начат процесс автоматической утилизации. Доступ в холодильник заблокирован до 19:17 31.03.2089 года. Об окончании придет уведомление. Спасибо что пользуетесь интеллектуальными технологиями «РостИнтелл»!»

– Вот незадача, – буркнул Болотов, отойдя в задумчивости от холодильника и рассеянно посмотрев на сына. – Надо идти в магазин за молоком. Хотел на ужин восточный омлет приготовить, чтоб на скорую руку… Ты ведь будешь, Алик, со мной его есть? Или у тебя найдутся другие предложения?

– Я бы лично не отказался от горячего и пышного омлета, – мальчик, стоя на коленях на сидении кресла, выглядывал поверх широкой велюровой спинки, на лице царила спокойная с задоринкой улыбка. – На фоне всех этих хваленых полуфабрикатов, которыми мы с тобой ежедневно питаемся, это одна из жемчужин твоей, пап, кулинарии. Ой… У меня даже слюнки от одной мысли об испускающем пар омлете потекли… Оказывается, я же очень голоден!…

Лицо Болотова разгладилось, морщины стали почти незаметными, а в глазах заиграл веселый блеск, который Алик редко видел у отца. Мужчина провел грубыми сильными пальцами по уголкам губ:

– Что же, если ты поддерживаешь мой гастрономический энтузиазм, то я, пожалуй, прикуплю в магазине еще один десяток яиц, чтобы мы сегодня наелись от пуза, словно два бездумных сумасшедших! Как тебе такой поворот моей ржавой мысли, сын?

– Великолепно, папа! Считаю, что наше пузо надо тоже баловать, хоть иногда, а то совсем обидится и прилипнет к позвоночнику.

 

– Вот именно, – засмеялся Эдуард и подмигнул.

Точно такой же ответ детского глаза не заставил себя долго ждать.

– Ну что же, сын, я тогда по-быстрому сгоняю до супермаркета, а ты не скучай в мое отсутствие. К тому же у тебя есть недоученный параграф про фотосинтез. Так что дерзай.

Алик устало улыбнулся, понурив голову:

– Хорошо. Хотя уже смотреть не хочется на эту «Биологию», аж внутри все начинает выкручивать.

Болотов резво надел черные ботики в прихожей, нажал кнопку открытия входной двери и, не оборачиваясь, бросил фразу:

– Ничего, ничего. Надо, так надо, потом отдохнем. Твой труд сейчас – это залог твоего будущего, настоящего и нормального.

Дверь с тихой вибрацией снова стала на свое обычное место. Алик с грустью в глазах наблюдал уже пустую прихожую комнату, затем отпрянул от спинки кресла и сел в утонувшее под весом его худого тела сиденье, раскрыл учебник и принялся внимательно вчитываться в написанный сухим языком текст параграфа. Его губы едва слышно забормотали, повторяя слова книги.

Эдуард сбежал по лестнице со второго этажа, остановился возле двери подъезда, вытащил из нагрудного кармана электронную карточку жильца, поднес ее к сканеру на уровне живота. В ответ бледно-красные лучи домового прибора неслышно скользнули по ней справа налево и тотчас исчезли, уступив место зеленому разрешающему свету мигающей лампочки. Тут же раздалась тихая веселая мелодия из невидимого динамика, своим старым, полузабытым мотивом относившая разум Болотова во времена его детства, когда еще о произошедшей несколько десятилетий назад экологической катастрофе говорили лишь самые скептически настроенные ученые-климатологи. Всегда, заходя или выходя из подъезда дома, мужчина на пару секунд окунался сами по себе всплывавшими в сознании воспоминаниями в тот далекий мир своего детства: родительский дом, впитавший сногсшибательные запахи маминой стряпни из кухни, мягкий солнечный свет и вот эту самую мелодию песни, льющуюся из колонок, подключенных к компьютеру. Помнится, что то была очень красивая песня, но вот выскрести из тайников собственной памяти ее название и даже хоть одну строчку текста он был не в состоянии. То же самое было и сейчас. Что-то крутилось в голове, карабкалось наружу, но упорно не хотело подниматься на уровень зримой памяти.

Болотов, было, на мгновение задержал шаг, но тут же потер широкой загорелой ладонью по морщинистому лицу, мысленно стряхнул наваждение из сладкого, счастливого детства и твердой, целеустремленной походкой последовал по неровному тротуару в направлении ближайшего супермаркета.

Сумерки бесцеремонной лавиной надвигались на город. Что-то мелькнуло вверху. Мужчина, не сбавляя шага, посмотрел на небо. Бесшумный почтовый дрон мягко скользил по знойному воздуху, удаляясь в неразличимый сумеречный конец улицы. Еще мгновение – и его мигающая лампочка вконец растворилась.

Редкие прохожие сновали под блеклым светом фонарей, возвращаясь с работы. Вечернее время суток совсем не располагали для праздных прогулок по убогому району, бывшему органичной частью городской стены. Сейчас наступает время рассвета для других ее граждан – антисоциалов, людей, доведенных до крайней черты отчаяния и готовых на свой страх и риск на все, чтобы выжить или прокормить свою семью, не смотря на то, что они грабили, в-основном, тех же самых бедняков, что и сами, а также возможность в лучшем случае отправиться за городскую стену к «дикарям», а в худшем – получить пулю в лоб от полиции. Сказать по-честному, в этом отношении стражи правопорядка работали исправно, но съехавших с катушки людей такое обстоятельство совершенно не пугало; каждую неделю новостные заголовки информационных сайтов пестрели о новых происшествиях в их районе.

Болотов бодро перебежал дорогу, и автоматические, из матового стекла двери излучавщего яркий и мощный поток света супермаркета послушно отворились, распахнулись в стороны перед мужчиной.

Привычным маршрутом Болотов достиг нужного стеллажа с молочной продукцией и, подхватив двухлитровую бутыль с молоком, двинулся было к кассе, игнорируя так и бьющие в глаза всевозможные голографические рекламные ролики, мгновенно заполнившие проход по пути следования.

Эдуард вынул из грудного кармана пиджака мобильный телефон, перевел его в безопасный автономный режим, ввел пин-код, после чего на экране появилось меню конфиденциальных операций. Но не успел он перевести аппарат в режим «Оплата с банковской карты», как справа послышался какой-то напряженный шум голосов, вслед за которым раздался оглушительный грохот падающих на пол со стеллажей стеклянных бутылок. Звенящий звон рассыпавшихся стекол предварил звук упавшего плашмя человека. То был какой-то, судя по одежде, молодой парень в сером капюшоне, скрывавший полностью лицо. Болотов застыл на месте, молчаливо наблюдая за происходящим.

Спешно поднявшись на ноги, парень подхватил бутылку с алкоголем и метнул ее в сторону входа. В этот момент взрывной звук сотряс воздух, болью отдавшись в ушах. Беглец повалился. После, со стороны касс, прозвучал властный голос:

– Всем лечь лицом в пол до окончания идентификации! Немедленно! По тем, кто не выполнит это требование, будет открыт огонь на поражение!

Болотов послушно выполнил требование и быстро лег лицом на холодный кафель.

Послышались тяжелые шаги незримых людей, расхаживающих по торговому залу супермаркета. Некоторые из них замирали на короткий момент, во время чего всегда звучал один и тот же диалог:

– Ваш паспорт гражданина?..

– Возьмите, пожалуйста…

– Все в порядке. Цель визита в магазин?

– Купить картофель (или котлеты; опрашиваемые люди отвечали каждый по-своему).

Наконец стук подошв стал для Эдуарда оглушительным. К нему кто-то подошел. Сильный пинок тяжелого ботика вывел того из вынужденного оцепенения. Болотов повернул вправо голову: перед ним стоял капитан полиции Евгений Кроткин, то самый, что иногда привозил на его мусосбросную станцию убитых во время рейдов или спецоперация антисоциалов.

– Ваш паспорт гражданина?..

Болотов быстро и неуклюже достал из кармана пиджака прямоугольный, радужного цвета, чип. Полицейский уверенным, наработанным движением прислонил его к сканнеру, на экране высветились все данные, введенные в идентификационный накопитель.

Лицо Кроткина разгладилось, уступив место слабой улыбке, той, которая мельком выстреливает, когда встречаешь знакомого:

– Ну привет, Эдуард. Что ты тут делаешь? Не робей, вставай…

Болотов медленно, без резких движений поднялся на ноги, заправил выехавшую рубашку за пояс мятых брюк:

– Здравствуйте, Евгений. Да вот за молоком решил зайти, а то мой холодильник предыдущее надумал утилизировать.

– Молочное любишь, станционный смотритель? – в голосе капитана заиграли веселые нотки.

– Если честно, то не особо, но вот с сыном вечером договорились приготовить омлет, а без молока, сам знаешь, такое блюдо, как ни крути, не создашь, даже при большом желании.

– Это точно. Я его еще называю пиццей для очень бедного населения. Моя тоже мне любит его по утрам готовить на завтрак. И готовит изумительно вкусно.

– У вас здесь рейд?.. – спросил Эдуард, забирая из рук Кроткина свой паспорт и бросив безучастный взгляд на лежащее лицом вниз тело ликвидированного преступника.

Евгений окинул взглядом мужчину:

– Государство никогда не дремлет. Ты трудишься на своей станции, мы – везде. И это все на благо общества и верящего в нас народа. Ведь верно?

– Все правильно… Я тебе еще нужен? А то мой мальчик дома меня дожидается, полдня как голоден.

– Нет, Эдуард, можешь идти к кассе, – полицейский бегло осмотрел пространство за спиной Болотова в поисках других лежащих на полу посетителей супермаркета. – Жди завтра, скорее всего, от нас «посылку» на сброс.

– Хорошо, тогда до встречи. Рад был повидаться, хоть и в таких экстремальных условиях.

– Давай, – угрюмое бурканье было знаком, что разговор окончательно закончен.

Эдуард вложил чип-паспорт обратно в грудной карман рабочего пиджака и сделал уже первый шаг, когда другой полицейский, в форме криминалистического отдела и с блестящим чемоданчиком в руке, перевернул убитого на спину. Он посмотрел взгляд на лицо антисоциала и застыл на месте, весь его вид выражал потрясение.

– Боже, – сорвалось с губ.

– Что-то не так?.. – мгновенно среагировал Кроткин, подойдя сзади вплотную к Болотову.

Эдуард, не отрывая глаз от погибшего, дрожащим голосом проговорил:

– Это мой сосед, живущий на третьем этаже, как раз над нашей квартирой. Студент-медик.

Рука у капитана инстинктивно приблизилась к кобуре пистолета на поясе.

– Что еще про него можешь сказать, Болотов? – в голосе Кроткина прорезались суровые нотки, голос отдавал властью и нетерпеливостью.

– Да ничего особенного. Мы с ним даже не были толком и знакомы. Так, кивок головой при встрече, в лучшем случае «Здрасьте». Он в нашем жилом блоке относительно недавно появился, месяца три-четыре назад. Игорем, вроде, звали. Так что для меня он полностью личность с большими тайнами. Была…и уже навсегда такой осталась…

Рейтинг@Mail.ru