Наталья Николаевна Гайдашова
Милые мои, дорогие
Глава 13
Больше не провожал Мишка Вьюгу домой вечерами. Маринка выздоровела и пошла в школу. Загрустили Мишка с Васькой, притихли. Васькины голубые глаза весь день в школе искали Маринку. На уроке то и дело оглядывался он назад, туда, где сидела Маринка, на перемене следовал за ней тенью, издалека, близко не подходил. Да и Мишка тоже страдал. Упрекал он себя, что не сказал Вьюге всего, что хотел сказать, пока шли они домой от Маринки. Столько слов, столько фраз проговаривал он в своей голове, но при Вьюге упорно молчал. Были вечера, когда возвращались они домой в полной тишине. Вот и сейчас думал Мишка, дойдем до Уткиного дома и скажу. Сдерживал его страх, вдруг поднимет его Вьюга на смех, и тогда уже не только провожать, разговаривать с ним не будет. Ложился спать Мишка, закрывал глаза и видел перед собой Вьюгу: высокую, стройную, видел её глаза зеленые и губы, мягкие и нежные. Тогда натягивал себе на голову одеяла: «Эх, измучила ты меня Вьюга, истрепала».
Но и Вьюге не легче. Она виду не показывает, но Мишка не идет у нее из головы. То такая грусть нападет на нее, хоть плачь. То разольется по всему телу радость, накинет Вьюга пальто и выбежит к переправе, посмотрит в темноте на тот берег, никого не видно. Вернется домой. По ночам снится ей Мишка, а утром в школе делает Вьюга вид, что не замечает его. Живет в ней чувство, как будто между ними есть какой-то секрет, какая-то тайна, которую кроме них никто не знает. И эта тайна сближает их. Знает Вьюга, что всегда Мишка рядом, и если поднимет она глаза, то увидит его перед собой, готового на все ради нее.
Однажды, спросила Маринка у Вьюги:
– Вьюга, как ты думаешь, что такое любовь?
– Не знаю, – помолчав, сказала Вьюга, – Я не думаю про нее.
– А как же Мишка? – спросила у подруги Марина.
– Что Мишка? – вопросом на вопрос ответила девушка.
– Я думала, он нравится тебе.
– Маринка, ты лучше об экзаменах думай. Причем здесь Мишка?
– А мне, знаешь, Васька нравится. Мне даже кажется, что я в него влюблена. Я поэтому у тебя и спросила, что такое любовь, боюсь ошибиться, вдруг я его не люблю, а только дружеские чувства испытываю. Ты ведь такая умная, всё знаешь.
– Маринка, не знаю я что такое любовь. Разве можно про неё узнать у кого-то, вот испытаешь сама, тогда и ответить сможешь. А пока – живи и радуйся.
– Хорошо тебе Вьюга, ты как снежная королева, у которой льдинка вместо сердца, а я вот дурочка, про Ваську постоянно думаю. Нет, наверное, это все-таки, любовь.
Вьюга продолжать тему не стала, ни к чему этот пустой разговор.
Скоро Новый год. Школа готовится к празднику. Все классы украсили яркими флажками, гирляндами. Ребята сами делали. Полным ходом идут репетиции новогоднего представления. А в актовом зале поставили елку-красавицу.
Председатель колхоза выделил на каждого ученика по новогоднему подарку. В красивых бумажных коробках лежали конфеты, вафли и два мандарина. Эх, как ждали ребята эти подарки, особенно мандарины. Ждали и дождались. Пролетели праздники, а вместе с ним и каникулы. В середине января у Вьюги день рождение.
– На твой пятнадцатый день рождения. – сказал отец и протянул дочке сверток. А там отрез на платье. Темно-красный с синими мелкими цветочками.
Крепдешин как нельзя лучше подходил к зеленым глазам Вьюги. Фасон для платья Вьюга сама придумала, сама раскроили и сшила. Получилось не хуже, чем у заправской портнихи.
– Эх. Молодец, Вьюженька. – хвалит ее Дедка. А Вьюга крутится в воображаемом танце, подол у платья как сказочный цветок вокруг Вьюги собирается и снова раскрывается. Мать с отцом любуются.
– Совсем взрослая. – сказала Поля.
– Мама, я его на восьмое марта надену. В клубе Сергей Николаевич сказал, будут танцы, восьмиклассникам разрешили быть.
– Вьюженька, – говорит Дедка, – все кавалеры твои будут!
– Нет, Дедка, не нужны нам кавалеры. Ей учиться надо, а с кавалерами какая учеба. – Анатолий подошёл к Вьюге. Погладил её по голове:
– Правда, дочка?
– Правда, папа.
Всякий человек замечал, что, если ждешь чего-то, кажется, что время тянется медленно. Весь восьмой класс, все двадцать пять человек с нетерпением ждали марта. Не один раз Альбина Алексеевна грозилась не допустить в клуб особо провинившихся учеников. Конечно, в основном это были мальчики, и больше всех пугала она Ваську. Не сказать, чтобы нарушал он дисциплину чаще других, но один раз решив для себя, что хуже, чем Васька, никто в классе себя не ведет, Альбина Алексеевна мнения своего не меняла. На Мишку же смотрела она более снисходительно. То ли из-за того, что был он сыном председателя колхоза, то ли потому что попадался он под ее горячую руку реже.
Маринка, чтобы ускорить время, отмечала крестиком дни в календаре, который висел у нее над письменным столом. Когда осталось два дня до праздника, пришла она к Вьюге, села за стол и положила перед собой маленький сверток.
Дедка спал на печке. Родителей не было дома. Маринка решительно обратилась к Вьюге.
– Давай потренируемся.
– Потренируемся? – Не поняла Вьюга.
– Танцевать потренируемся.
Маринка уже на середине комнаты: «Ля-ля-ля» напевает и кружится на месте. «Ля-ля-ля» подхватила Вьюга и положила руки на талию подружке: раз-два-три кружатся они в такт. Получается неплохо. Танцевали так, пока дыхание у Маринки не сбилось, а губы не тронула бледная синева. Тогда Вьюга посадила её за стол, и чтобы отвлечь Маринку от грустных мыслей о здоровье, завела разговор о танцах.
– Маринка, – засмеялась Вьюга, – мы с тобой не опозоримся! Главное, чтобы кавалер танцевать умел!
– Вьюга, а ты будешь танцевать, если тебя пригласят?
– Буду, а если не пригласят? – дразнит она Маринку. – Ты почему шепчешь то?
Чуть громче отвечает Маринка:
– Как не пригласят таких красавиц? У тебя платье новое, у меня платье новое. Я тебе свою черную бархатную ленточку принесла в косу заплетешь. Загляденье. – она пододвинула сверток к Вьюге.
– Вообще-то боязно, я еще ни разу с мальчишкой не танцевала.
– Маринка, так ведь надо когда-то начинать.
– Как ты думаешь, Васька меня пригласит?
– Даже не сомневаюсь. Он глаз с тебя не сводит.
– Вьюга, а скажи, что глаза у него красивые, такие голубые! Ни у кого таких глаз не видела. Еще он добрый и смешной. – Маринка оживилась, и голос ее становится таким же звонким как обычно.
– Маринка, ты что меня уговариваешь! Конечно, Васька хороший парень.
– И Мишка у тебя хороший.
– Он не у меня. – сказала, как отрезала.
– Ух, характер. – грозит пальцем Маринка.
Тут грози не грози, себя не сломаешь. Такая уж Вьюга уродилась. Не любит она про себя говорить. Скрытная. Жаловаться не любит. Про других говорит редко. А что у нее в голове делается, попробуй – угадай.
Вот Мишка гадает, а толку ноль. То кажется ему, что смотрит Вьюга на него так, что не сомневайся! Нравится ей Мишка! То ледяным взглядом окинет его – близко не подходи, замерзнешь! Совсем потерял он голову от постоянных мыслей о Вьюге. Каждый день проходил у него как в тумане. Что-то неведомое поработило Мишку. Хотелось ему порой выйти на берег реки и закричать во все горло. Изломало его, измучило ожидание, но чего он ждал, чего так страстно хотел – в этом боялся Мишка признаться сам себе.
Зима отступила. С такой неохотой расставалась она с лесом и рекой! Уходила, возвращалась! И все же уступила весне. Снег стал сходить на высоких местах, земля оголилась. Зеленые ёлки и сосны расправили свои густые ветки. Не придавливал их больше снег к земле, не леденил мороз трескучий, не обсыпал инеем. Дыхание весны чувствовалось особенно сильно после обеда перед самыми сумерками. И какое это было дыхание! Земля, промерзшая, начинала испускать запах сырости, такой сильный и душистый, что не оставалось сомнения, скоро весна. Небо над селом как будто просветлело и все больше голубых тонов стало появляться на горизонте, все белее стали облака. И солнце робко пробовало свои согревающие силы. Был ли хоть один человек на селе, который не замечал всех этих изменений в природе? Был. И звали его Мишкой.
Глава 14
Настал долгожданный день. В 10 часов утра было запланировано начало концерта, а потом танцы. По этому случаю из райцентра приехали музыканты. Из-за суматохи и новых зрителей, которые собирались в клуб не организованно, а с опозданием, начало концерта откладывалось. Даже немощные старики, с трудом, но добрели до клуба. Наконец, на сцену вышел Сергей Николаевич и произнес речь, коротко и по существу, не любил он затягивать разговоры. Концерт начался. Массовые мероприятия старались проводить с утра, потому что трудно было освещать большой клуб вечерами. Весь восьмой класс стоял у стенки, на стульях сидели только взрослые. Маринка, в темно-зеленом платье, ловко подогнанном по ее складной фигуре Вьюгой, светилась от счастья. Она держала Вьюгу за руку и сжимала её свой потной ладонью всякий раз, когда хотела привлечь внимание подруги. Альбина Алексеевна строго настрого запретила разговаривать во время выступлений.
Весь класс молчал, никто не хотел связываться с ней. Ребята знали, что может легко испортить праздник классная руководительница. Выступления артистов очень понравились. Долго хлопали. Все были в приподнятом настроении. Освободили зал от стульев и пары закружились в танце без долгих уговоров.
Танцевали все. Взрослые и молодежь. Такая возможность редко была у сельчан. Маринка танцует с Васькой. У Маринки сверкали ямочки на щеках, а у Васьки блестели небесным огнем глаза. Одно плохо, очень скоро Маринка начинала задыхаться, лицо у нее покрывалось испариной, но они придумали выход: медленно двигались в такт музыке, практически на одном месте. Они не пропускали ни одного танца. Маринка так увлеклась, что, когда объявили перерыв, вспомнила она о подруге, но Вьюги нигде не было видно. Уставшая Маринка, резонно решила, что ей лучше отдохнуть, чем искать Вьюгу. Наверняка, она где-то здесь. Посидели с Васькой, отдышались. Перерыв закончился, и Васька потянул Маринку танцевать. Подруга забыта.
А где же Вьюга? Неужели ушла домой? Нет, не домой торопилась Вьюга. Она вышла из клуба, дошла до переправы, а на том берегу, мимо дома все той же уверенной и быстрой походкой устремилась по дороге. Куда она шла и зачем? Лицо горело у Вьюги, сердце стучало, бежала она от себя, бежала к себе домой, туда, где прошло ее детство, где так безопасно, где сможет она успокоиться и прийти в себя. К себе – на хутор.
Когда объявили первый танец, Мишка взял Вьюгу за руку, а другую положил ей на талию. Вокруг кружились в танце пары, мелькало счастливое лицо Маринки, и Мишка с Вьюгой тоже пытались танцевать, но что-то не получалось, было очень неловко им обоим, то ли от того, что стояли они так близко друг к другу, то ли потому что, это был первый раз, когда прикасался Мишка к Вьюге. Мишка в смущении отводил взгляд в сторону, но его так и тянуло посмотреть на Вьюгу. Вдруг неожиданно увидел он ее лицо. Сердце у Мишки упало, в ушах зашумело, и предательская слабость разлилась по всему телу. В её взгляде прочитал Мишка ответ на тот вопрос, который задавал сам себе бессонными ночами. И тогда сделал он то, что и не помышлял делать – крепко прижал Вьюгу к себе. Мгновение, и она, оттолкнув Мишку, затерялась среди танцующих.
Сначала Мишка разозлился на себя. Он вышел из зала, и решил, что больше не будет танцевать и вообще, уйдет домой. Но через минуту обозвав себя болваном, начал искать Вьюгу. Как же ругал себя Мишка, что испортил праздник, зачем только он обнял ее, зачем… Сделанного не исправишь. Но в глубине души он испытывал радость, неизвестное до сих пор возбуждение охватило Мишку. Он все еще ощущал тело Вьюги в своих руках, едва уловимый запах ее волос преследовал его. Он уже не мог остановиться, схватил пальто и на ходу одеваясь, выскочил на улицу.
В холодной комнате сгустились тени. Дом пустой нежилой холодный пропах сыростью. Мебель вывезли, но отец оставил стол у окна и несколько табуреток. Вьюга не сняла пальто, задумавшись, сидела она у окна. «Как хорошо было здесь». Родные стены окружали ее. Печка, хоть и холодная, но все так же была центром комнаты. Мать рассказывала, что Вьюга родилась на ней. Вспоминала Вьюга, сколько счастливых дней прожито на хуторе. Вспоминала, как по утрам отправляла мать Вьюгу с Сережкой в лес за ягодами, давала им в руки по небольшой корзиночке, и пока они собирали ягоды, творила тесто, а когда возвращались родные, пекла пироги сладкие и душистые с черникой или малиной, или, когда хотелось грибного супа, то шли с братом на соседнюю опушку, где в сезон белых грибов было видимо-невидимо, как в сказке. Брали они в корзинку только шляпки, да и то не больше пятака в размере. Еще вспоминала, теплые летние дни, когда вся поляна перед домом была залита солнцем, а разогретые сосны источали такой смоляной дух, что от восторга хотелось бегать и кричать! Петь песни и обнимать каждого, кто встретится на пути.
Вьюга не услышала звука шагов в сенях, но когда дверь распахнулась, и на пороге появился Мишка, то даже не удивилась, как будто ждала его. Он прошёл в комнату, сел напротив Вьюги. Посидели молча. Мишкины руки, сжатые в кулаки, лежали на столе, но вот он раскрыл ладонь и перед Вьюгой оказалось колечко, мастерски сплетенное из зеленой проволоки.
– Как глаза твои зеленые. – отчеканил, а сам на Вьюгу не смотрит.
– Красивое. – Вьюга надевает кольцо на палец. – Как ты узнал, что я здесь. Следил?
– Нет. Ноги сами привели.
Резко поднимает он голову, и его отчаянный взгляд упирается в Вьюгу. По лицу Мишки Вьюга догадалась зачем он пришел. Она встала и быстро направилась к выходу.
– Подожди!
Вьюга остановилась. Всем своим видом она показывала, что вот сейчас мгновение, и она переступит порог. Но Мишка уже вырос перед ней. Он загородил ей дорогу, встал близко, как стоял в клубе. Посмотрел так, что не смогла отвести Вьюга взгляда. Вдруг губы Мишки дрогнули, и Вьюге почудилось, что сейчас Мишка заплачет, таким жалким стало его лицо. Он наклонил голову, нашел и крепко сжал ее опущенные вдоль тела руки. Вьюга глубоко вздохнула, закрыла глаза, и ее голова легла к нему на плечо.
– Доченька, а мы вот тяпнули, мамкиной настойки в честь праздника. – радостно сообщил Анатолий Вьюге, когда она вернулась домой.
– Садись, посиди с нами. – пригласил Дедка. – Пьем за вас – за женщин.
– Мать, смотри какая у нас дочка красавица! – Анатолий притягивает к себе Вьюгу и целует. – А, умница то какая, вот выучится на доктора всех нас лечить будет.
– Вас-то чего лечить, вы молодые, а вот меня Вьюженька надо, я уже старенький, всё-то у меня болит.
– Да ладно тебе Дедка прибедняться, ты у нас крепкий. Сто лет проживешь.
– Не слушай его Вьюженька, не прожить мне до ста лет. Дай бог дожить до того дня, как школу окончишь. Глаза Дедки увлажняются.
– Ну, вот раскис! – смеется Анатолий. – Давай лучше ещё по рюмочке. Полюшка, ты будешь? Давай за нашу доченьку, за радость нашу.
– Вьюга, ты, что такая грустная? – тревожится Поля. – Устала, что ли? Наверное, натанцевались с Маринкой, до следующего года хватит. А мы с отцом быстро домой ушли. Какие из нас танцоры!
– Да, мама, устала, – слабая улыбка тронула губы Вьюги, и она опустила глаза.
– Так поешь.
– Не хочется что-то. Просто посижу с вами.
Ночью не смогла уснуть Вьюга. Стоило ей закрыть глаза, как склоняется над ней Мишкино лицо, такое же испуганное, какое было у Мишки, когда тянул он ее из проруби. Только появилось в нем новое, какое-то неукротимое выражение. Оно и пугало Вьюгу и притягивало. Горят Вьюгины ладони, как будто всё еще прикасаются к крепкому телу Мишки, горят губы от жарких Мишкиных поцелуев.
– Что я надела. – с ужасом шепчет Вьюга. – Что натворила?
С этого дня пропал у неё покой, и жизнь покатилась с такой скоростью, что не могла она трезво рассуждать и здраво мыслить. Теперь для нее все стало по своим местам: если когда-то в детстве разбежавшись, провалилась Вьюга в ледяную воду проруби, и Мишка спас ее, то теперь он погубил её безвозвратно.
