Наталья Николаевна Гайдашова
Милые мои, дорогие
Глава 8
Может сложиться впечатление, что в сельской школе дети учились не совсем усердно, а учителя преподавали поверхностно. И это будет большим заблуждением. Именно в сельской школе преподавание велось на высоком уровне, ведь уровень своих знаний сельские учителя постоянной повышали и делали они это добросовестно в перерывах между уходом за скотиной, сенокосом, обработкой огородов и другими крестьянским заботами. Жизнь в школе кипела. Помимо уроков, дети посещали факультативы, регулярно устраивали диспуты, справляли весело праздники. Были кружки рукоделия и танцев, был драмкружок и футбольная секция. Зимой все дружно катались на лыжах. Кто с кем дружил, и как проводил свободное время, скрыть было нельзя. Каждый год восьмиклассникам и только им, Мария Яковлевна устраивала беседу по душам. Делала она это на классном часе.
– Милые мои, дорогие, сегодня хочу поговорить с вами на очень важную и деликатную тему. Разговор этот приурочен к празднику, который мы с вами будем встречать через неделю: сорок восьмую годовщину Великой Октябрьской революции. О проведении праздника поговорим позже, а сейчас обсудим моральный облик советского человека.
– Ку-ку! – раздался приглушенный возглас, и весь класс засмеялся.
– Я сейчас кому-то покукую! – Альбина Алексеевна красная как кумач с возмущением стучит по парте.
– Милые мои, дорогие, вы видите сейчас самый яркий пример аморального поведения. Два учителя перед вами, а вам смешно. Вы, наверное, и к моральному облику относитесь шутя, а зря. Моральный облик советского человека – это облик высокодуховного, всесторонне развитого и культурного человека. Школа делает всё для того, чтобы воспитать в вас дух патриотизма и любви к Родине, а без этого нельзя быть достойным гражданином нашего общества и построить крепкую советскую семью. Правильно, Альбина Алексеевна? Мария Яковлевна смотрит на нее и видит, как та опять покрывается красными пятнами и уже заносит руку, чтобы стукнуть по парте.
– Краснов! – с возмущением прикрикнула Альбина Алексеевна. – Встань из-за парты.
Вася поднялся.
– Ответь нам. Что тебе смешного?
– Ничего. – спокойно ответил ученик.
– Вот именно, что ничего, пу-сто-та! – она протянула по слогам и сделала взмах рукой, как будто отбросила что-то от себя.
– По любому поводу насмешки. Поведение отвратительное, какой там моральный облик. Учишься плохо. Вместо того чтобы учиться, строишь глазки некоторым особам. На тебя нельзя положиться, любое дело провалишь. А все туда же – любовь у него. Смотри, доиграешься! – сказала она с такой злостью, так запрокинула голову и так закатила глаза, что показалось на какой-то момент, что вот сейчас она точно ущипнет Ваську. Наступила пауза. Васька побледнел. Марина опустила голову, и кудряшки полностью закрыли ей лицо.
– Милые мои, дорогие! Не будем обсуждать одного ученика, ни для этого мы здесь собрались. – Вася садись.
Мария Яковлевна растерянно посмотрела на Маринку, потом на Альбину Алексеевну. Она никак не предполагала, что разговор примет такой оборот. Уже никто не улыбался, гнетущая тишина наступила в классе. Слышно, как хлопнула дверь, тяжелые шаги простучали по коридору.
– Так вот, моральный облик человека, складывается, в том числе и из умения строить свои отношения с лицами противоположенного пола. – продолжила Мария Яковлевна. Голос ее звучит несколько тише обычного и как будто засомневалась завуч, стоит ли говорить на эту тему с ребятами.
– У вас сейчас такой возраст, когда все видится несколько в радужном свете.
Альбина Алексеевна проходит по рядам: дошла до последней парты и развернулась к первой, и опять к последней, и опять к первой. Так ходила она все время, пока говорила Мария Яковлевна. А Мария Яковлевна произносила свою речь долго и путанно. Про мальчиков и девочек, про мальчиков отдельно, про девочек коротко. Ей не хватило смелости сказать, что им рано думать о любви, что любовь для них – это не любовь, а лишь первое познание мира и себя в этом мире, что всё лучшее у них еще впереди, и не надо торопить события, и еще много пустых слов, которые ничему не научат.
Беседа по душам не получилась. Моральный облик вышел путанным и еле различимым, таким, как будто советский человек, обладатель этого морального облика, потерялся в тумане и на зов шел не в ту сторону, поэтому был так плохо виден. Всем было неловко за Альбину Алексеевну и жалко Ваську. Он же ушёл с классного часа с твердым намерением показать, что такое моральный облик, а точнее, что такое аморальный Васька.
Глава 9
Хорошо, что человек не знает о своем самом ближайшем будущем. Судьба или рок, называйте как угодно, преследует нас на протяжении всей жизни, не раскрывая своих планов. Этот пятничный день начался как обычно. Марья Яковлевна ушла в школу готовиться к празднику, а Маринку оставила на хозяйстве. Было холодно, сильный ветер налетал на землю и реку. Голые деревья и кустарники гнулись, темная вода реки покрылась рябью, если на пути ветра попадалось «что-то», что мог он подхватить, то это «что-то» он яростно подбрасывал и закручивал в своих потоках.
Маринка спешила выполнить материн наказ: убраться в доме к завтрашнему дню. Завтра праздник, будет митинг у школы, потом концерт в клубе. Вечером к ним придут гости. И Маринка уже почти закончила наводить порядок, когда дверь распахнулась и на пороге появилась Марья Яковлевна, явно чем-то расстроенная.
– Ну вот, милые мои дорогие, доигрались! – сказала она и как была в пальто, так и села на табуретку, стоящую у двери.
– Что теперь будет? – спросила она у себя, и сама же ответила. – Теперь выгонят из школы! Накануне, такого праздника! Гуся вообще кричит: «Диверсия».
– Мама, что случилось?
Маринка подошла к Марье Яковлевне, в руках у нее половая тряпка, руки и коленки мокрые и если честно, то она устала.
– Случилось то, милая моя дорогая, что Красин утащил барабан из пионерской комнаты, нацепил его себе на шею и ходил по селу барабанил и пел!
– Зачем? – не поняла Маринка.
– Затем! Что балбес.
– А пел-то что?
– Частушки похабные пел.
– Зачем?
– Да что ты заладила «зачем», какая разница «зачем». Теперь главный вопрос «что будет»?
– Мама, а что будет?
– Ты не понимаешь? Повторяю, перед праздником надругался над символом революции – барабаном. Издевался, исказил, безобразничал, у нас конституция. – тут речь Марьи Яковлевны стала сбивчивой, она совсем запуталась и замолчала.
– Мама, ты шутишь? Какой символ революции, над кем он надругался? Ерунда какая-то!
– «Ерунда» говоришь? В понедельник собирают комсомольский актив, будут ставить вопрос об исключении Васи из комсомола. Теперь понимаешь, какие последствия. Он ведь хотел в военное училище поступать? Теперь поступит! На тракториста в лучшем случае!
Марья Яковлевна устало поднялась, сняла пальто, бросила его на табуретку и прошла в комнату, она переодевалась.
– Сергей Николаевич пошел с Васькой к ним домой. Знаешь, что сейчас с ним сделает отец, он же бешеный. Да он его искалечит! Маринка, ты где?
В комнате никого не было. Марья Яковлевна подошла к входной двери, открыла ее и позвала дочь. Но было ясно, что Маринка ушла. Вот и пальто с ботинками исчезли. Марья Алексеевна опять села на табуретку:
– Дуреха, какая же дуреха!
А Маринка со всех ног бежала к Капе. Пошел дождь со снегом, ветер как бешеный крутился вокруг Маринки. Он как будто останавливал, не пускал ее, а она сопротивлялась ему, шла наперекор, низко наклонив голову.
– Капа, мне очень нужно в Пороги.
– Такь, я паромь уже на приколь поставиль. Темно. Погода плохая, разве переправить мне его на ту сторону? – Капа посмотрел на Маринку испугано.
Маринка подошла совсем близко к Капе. На ней не было лица, еще минута и слезы потекли по ее круглым щекам.
– Что ты, перестань, не плачь! – Капа провёл рукой по её плечу.
– Миленький, дорогой Капа, мне очень нужно, очень. Пожалуйста!
Она схватила его за руку и потянула за собой.
– Пойдем, мы быстро переплывем на лодке.
– Что ты придумала, какая переправа! Река темная, ветерь.
– Капа, ты сможешь, у тебя получится.
– Ну, переправимся мы, а дальше?
– Ты домой, а я у Вьюги останусь. Скажешь потом мамке моей.
Маринка настаивает, уговаривает, и в конце концов Капа уступает. Они вышли на улицу и пошли к реке. Снег сечёт лицо и пришлось уклоняться от его злых ударов. Ноги скользят по грязи. В руках у Капы весла, он шёл впереди, даже в темноте он не сбился бы с дороги. Узкая лодка, привязанная на берегу, моталась из стороны в сторону, поймав ее Капа кричит Маринке: «Иди впередь». Она, согнувшись, чтобы удержать равновесие, прошла на корму и села на узкую доску, которая служила сиденьем. Капа запрыгнул в лодку и, выровняв курс, начал грести.
– Поплывемь вдоль троса! – крикнул он Маринке. – Держись крепко за борть.
По реке шёл шёпот – вода вперемежку со снегом, которая плохо поддавалась веслам. Они вязли, как в густой каше, с трудом входили и выходили из воды. Ветер дергал лодку и Капе стоило большого труда держать её против течения. Тяжелая вода со снегом билась о борта лодки, снежная каша собралась и ушла вперед с водой к самому носу, сдерживая движение, замедляя ход. Они доплыли уже до середины реки, когда сильный порыв ветра налетел на лодку и развернул нос по течению, всего лишь минута и Капа выровнял бы курс, но Маринка, испугалась и схватилась за трос обеими руками. Лодку рвануло, она накренилась, зашаталась и завалилась набок. Капа с Маринкой оказались в ледяной воде. Лодка перевернулась и быстрое течение, подхватив её, понесло вниз по реке. Маринка крепко держалась за трос. Он провис под ее тяжестью и раскачивался из стороны в сторону. Она была по пояс в воде. Быстрое течение обтекало её тело, увлекало за собой. Маринка уже не чувствовала ног, руки слушались плохо, губы так тряслись, что казалось, они не принадлежали ей. Девушка хотела позвать на помощь, но не смогла, голоса не было. Какое-то время Маринка слышала шум реки и плеск воды сбоку от себя, потом долетел до нее слабый возглас Капы: «Помираю», и снова только хруст воды. Все происходило как будто не с ней.
Темнота и ледяная глубина реки, которая изо всех сил тянула ко дну, хотели убить её. Они как будто объединились против Маринки. Порывы ветра злобно налетали и толкали в разные стороны, но крепкие руки не выпускали трос. Хватит ли сил? И вдруг наступила тишина. Полная тишина. Как будто весь мир замер и с испугом наблюдал за Маринкой. В этой тишине она услышала: тук-тук-тук. Гулко билось сердце и Маринка начала считать удары. Раз, два, три и руками по канату – раз, два, три. Не торопись, не дергайся! Раз, два, три. Она закрыла глаза. Береги силы – раз, два, три. Она не почувствовала, как ноги упёрлись в дно. Ещё немного и Маринка упала на колени, не выпуская троса, уже по мелководью поползла к берегу. Обессиленная, упала на землю, и какое-то время лежала без движения. В ушах стучало, тело начала бить мелкая дрожь. Встать Маринка не смогла, на четвереньках поползла вперед, в темноте угадывая направление. Резкая боль в груди мешала дышать. Она переползла дорогу и толкнула калитку дома своей подруги.
Смирновы сидела за столом. Загремело в сенях, потом все стихло. Еле различимый стук в дверь заставил Анатолия встать.
– Кто там? – Поля с испугом посмотрела на мужа.
– Сейчас посмотрю.
Он попытался открыть дверь, но она плохо поддавалась, как будто кто-то придерживал ее снаружи.
– Толя, что там?
– Стойте, не подходите. – ответил Анатолий испуганным домочадцам.
Он посильнее нажал на дверь и тут все услышали слабый стон. Еще немного усилий и дверь открыта. Сдвинутый в сторону, лежал у порога человек. Анатолий наклонился и узнал Маринку. Мужчина подхватил её на руки и занёс в дом. Мокрая, вся в грязи, с ободранными кистями рук, она была в забытьи. Анатолий положил девушку на диван, Поля с Вьюгой сняли с нее одежду, и начали растирать. Наконец, Маринка открыла глаза.
– Мариночка, что случилось, не молчи, скажи, что-нибудь.
Маринка попыталась что-то произнести. Вьюга подносит ухо к распухшим губам и различает слабый шепот: «Капа утонул». И снова Маринка оказалась в темноте, и тяжелая холодная вода унесла её вниз по течению.
Глава 10
Тем временем, когда еле живая Маринка выбралась из воды и ползла к дому Вьюги, дядька Витя бил Ваську. Он дождался, когда Сергей Николаевич ушёл, молча снял с гвоздя свой старый кожаный ремень, подошел к стоящему посредине комнаты Ваське и, размахнувшись, ударил его ремнем по спине.
– Гаденыш. На! Тебе барабан. На! Тебе палочки, я из тебя выбью всю дурь!
Васька прикрыл руками лицо. Он выше отца ростом, шире в плечах, однако безропотно сносит удары, но вот зашатавшись, упал он на колени и пополз к столу.
– Витя, перестань, убьешь ведь! – крикнула тетка Таня и кинулась к мужу, повиснув у него на руке.
– А-а-а! – Виктор ударил жену кулаком в лицо, и она отлетела к стене, кровь начала заливать ей грудь. – Защищаешь! На! Еще на!
Звонко хлопает ремень по Васькиному телу. Голосят на печке младшие сестренки. Тетка Таня, поднявшись, уже со спины схватила мужа за плечи, но он опять ударил её, и она упала навзничь.
А Васька уже дополз до стола, но длинное его тело не поместилось там, половина туловища и ноги остались во власти отца, и он нещадно стегает то ремнем, то пихает его ногой.
– Убивают! – дико кричит Татьяна и неизвестно, чем бы все закончилось, но Виктора останавливает Сергей Николаевич, который не успел далеко уйти. Он вырвал ремень и оттолкнув дядьку Витю, вытащил Ваську из-под стола. Растерзанный Васька не может стоять. Его уложили на кровать. Детский плачь, Васькины стоны, разбросанные стулья и сбитые половики, Татьяна в крови, вот то, что видит и слышит директор школы.
– Так, Виктор, я сейчас иду в сельсовет и вызываю из района участкового. Ты что себе позволяешь? Ты же искалечить его мог! Зверье! Ты не первый раз бьешь их, я знаю, больше тебе это с рук не сойдет. Сядешь!
– Ой, пожалей Сергей Николаевич, – Татьяна упала перед директором на колени. – Не надо, не звони участковому, пожалей ты нас, ради Бога.
– Так ведь он когда-нибудь вас убьет. – Сергей Николаевич поднял и поставил на ноги Татьяну, достал из кармана платок и вытер ей кровь с лица. – Ты себя лучше с детьми пожалей, что ты его-то жалеешь. Смотри, он тебе нос сломал, а что с Васькой еще не известно, надо фельдшера звать.
И, наверное, ушел бы Сергей Николаевич за участковым, но открылась дверь и вошла Мария Яковлевна.
– А Маринка у вас?
– Еще Маринки нам тут не хватало. – зло прорычал Виктор.
– Значит к Вьюге побежала. – говорит Мария Яковлевна, она как будто не видит разгрома в комнате и окровавленной Татьяны.
– Мария Яковлевна, что значит к Вьюге побежала? – Сергей Николаевич подошёл к ней. – Время сколько сейчас? Вы видели, что на улице сейчас твориться, как на тот берег она переправится?
– Сергей Николаевич, миленький, надо к Капе бежать. – Мария Яковлевна схватила его за руки, теперь она не сомневалась, произошло, что-то плохое. Сергей Николаевич и сам напуган.
– Виктор, с нами пойдешь.
Директор обращается к Татьяне:
– А ты иди за фельдшером.
Вышли на улицу: впереди Мария Яковлевна, за ней Сергей Николаевич и Виктор. Капы дома нет. Дверь не заперта. Сквозь ветер – быстрее, быстрее к реке.
Паром на месте.
– Значит, уплыли на лодке. – сказал Сергей Николаевич.
– Сдурели что ли! Какая лодка, глянь, что на реке делается!
И тут на противоположном берегу заметили они сначала силуэты, а потом и свет от фонарей. Им махали с той стороны, что-то кричали, но ветер и река заглушали крики.
– А-а-а-а-а! – завыла Мария Яковлевна. – Маринка, доченька-а-а!
– Мария Яковлевна, подождите раньше времени панику наводить.
Но сердце матери не обманешь! Беда! Ох, беда случилась с Маринкой!
– Виктор, будем переправляться на тот берег на пароме.
– Сергей Николаевич, нам не справиться, смотри какое течение и вода со снегом. Оторвет паром, сами потонем.
– Кто еще знает, как паром переправить?
– Да, никто, кроме Капы!
– Значит так, возьмём еще людей. Виктор беги в село.
То, что произошло несчастье, уже никто не сомневался. Пришли ещё два мужика с фонарями, все погрузились на паром и пошли тихим ходом.
– Самое главное по течению не встать! – крикнул один из мужиков. – Иначе унесет, держите трос, натягивайте!
– Натягивайте!
– Трос держите, натягивайте, отпускай потихоньку, потихоньку, дурья башка!
– Натягивайте!
Когда дошли до середины реки, увидели пятна крови на тросе, заголосила Марья Алексеевна, а мужики переглянулись: да, точно беда случилась! Промучились, но к берегу пристали, а там уже ждут их почти все жители деревни. Анатолий схватил Марию Яковлевну за плечи: «Маша, не кричи, жива Маринка, пойдем скорее в дом».
