bannerbannerbanner
полная версияВо власти лжи

Нана Робертовна Лемонджава
Во власти лжи

– Очень страшно не знать, что будет дальше… – заговорил Амиран.

– Да… А что делать с видеозаписями?

– Если бы я знал, Анна.

– Мы никак не сможем их восстановить?

– Думаю, что нет, ребята бы могли это сделать, но раз они не нашли записи, значит… – Амиран резко замолчал и притянул меня к себе, крепко обняв. Действие было, крайне, странным в такой ситуации, сейчас не время для нежностей. Он шепнул:

– Ш-ш-ш. Они здесь.

По телу побежали мурашки, где-то сзади я услышала шаги, множество шагов. Вмиг они стихли, и я почувствовала на спине пристальный взгляд. Мне стало страшно. Очень. Амиран поднял глаза на людей сзади, я же – не смела обернуться.

– Что-то случилось? – радушно спросил он.

– Вы не видели здесь никого? – раздался низкий мужской голос.

– Нет, мы просто гуляем.

Все же внутренний голос подсказывал мне, что лучше бы развернуться. Обернувшись, я разглядела человек десять, окруживших заброшенную больницу. Все они были одеты в черное, на них были плотные маски, в которых виднелись лишь глаза. Словно стая ворон, зловещих и мрачных, облегли они место, в котором готовилось нападение на них самих. Один из солдат внимательно глядел на меня, я уже видела эти глаза, но не могла понять откуда я их знаю. Амиран приобнял меня и медленно стал уводить от устрашающих ребят, но тот взгляд все продолжал следить за мной. Только спустя время я поняла, кто это был. Бадри, мой одноклассник… Солдаты стали пробовать проникнуть в здание, но пламя уже полностью забрало его в свои владения. Мы удалялись, а жар, исходящий из сгоревших окон, отдавался по нашим спинам. Позади осталось уйма работы и проведенных вместе лет. Меня не было все эти годы, но силу утраты я чувствовала сполна.

Шли мы молча, пока пылающее здание и солдаты не оказались совсем далеко от нас.

– Надо вызвать такси, – прервал тишину Амиран.

– Такси? А нам далеко идти?

– Далековато отсюда, лучше поехать.

Начался дождь, но вызванная машина уже остановилась перед нами. Двери открылись, приглашая нас внутрь. Можно сказать, что в пространстве железной кареты мы были одни, ведь современные машины работали без водителей. Тем не менее, наедине я и Амиран все равно не остались, этот механический монстр повсюду был снабжен микрофонами и камерами. Свободно существовали лишь наши мысли. Амиран держал меня за руку и мы стремительно мчались сквозь городские огни.

Я жила в районе среднего класса, там же находилась лаборатория. Эту территорию автомобиль уже преодолел и мы заехали туда, где такие, как я, обычно, не ходят. Здесь жили разные финансовые тузы, в том числе и ОНИ, мне было неведомо, почему мы приехали сюда. Я вопросительно глядела на своего спутника.

– Все в порядке, не беспокойся, – с нотками смеха сказал мне Амиран.

Машина остановилась. Двери ее должны открыться после платежа, Амиран приложил свой палец к сканеру, встроенному в ручку двери, свет загорелся зеленым, оплата была произведена и мы могли выйти из железного монстра.

Огни освещали улицы настолько, что мне стало казаться, будто бы сейчас не поздняя ночь, а самый яркий день. Светящиеся вывески, ослепительный свет фонарей, здесь все было иным… сказочным. И даже свет луны блек в подобном освещении.

– Ты здесь живешь? – спросила я в недоумении.

– Да! Не ожидала? – усмехнулся Амиран, – Пойдем, ребята заждались наверное.

Перед нами открылась небольшая, но богатая деревьями, аллея. Ладо и остальные разместились по парам на скамейках, в ожидании нас. Амиран тихонько сказал мне, чтобы я не останавливалась, а просто шла мимо и он подаст им знак. Так он и сделал, взглядом указал ребятам на высокое, стеклянное здание. Как же ярко оно переливалось в свете уличных огней и луны!

Прозрачный, масштабный лифт ждал нас на первом этаже. Здесь царила идеальная чистота, а мраморный пол блестел так, словно его только что помыли.

– На какой этаж едем? – осведомилась я, созерцая свое отражение в огромном зеркале, на котором не было ни пятнышка.

– На последний… шестьдесят пятый. На самую вышку, – засмеялася Амиран, протянув слово «самую».

Его квартира была роскошна, в самом широком понимании этого слова. Она выглядела как те, что мы видим в фильмах у людей высшего общества: просторная, безукоризненная. Интерьер, выполненный в стиле постмодернизма, смотрелся так упоительно и дорого, что мне стало не по себе, я никак не вписывалась в эту атмосферу. В самом углу, на стене пространной гостиной, висели фотографии. Я подошла, чтобы разглядеть их поближе. На них, совсем еще маленький Амиран, радушно улыбается, сидя на карусели. Затем шло семейное фото, оно привело меня в недомогание – лицо мужчины на изображении было вырезано. На моё «что это?» Амиран только холодно улыбнулся. Не хотел рассказывать? Я думала он доверяет мне. Больше я о фотографиях ничего не спрашивала, зато был еще один вопрос, немало волновавший меня. Откуда у Амирана, ребенка из приюта, такая квартира? Он замешкался, а когда собирался дать мне ответ, зашли ребята. Теперь уже не до моих вопросов, присутствующие были увлечены другим:

– Что ж, что нам теперь делать? Где достать видеозаписи до завтра? – начал Амиран.

– Они удалили их с простора интернета, это единственное, что я понял. Найти видео там – нереально. Они уже однажды допустили оплошность, теперь наверняка перепроверили все сайты, – ответил Ладо, расположившись на большом сером диване.

Наступило молчание. На самом деле я не понимала всю ценность этих видео и почему ребята так тревожатся о них. Мне пришла в голову одна идея, как оказалось, абсолютно дурная, но эти поникшие лица, приводили меня в замешательство, поэтому свою идею я сказала вслух:

– А может запишем сами?– по реакции ребят, недоуменно посмотревших на меня, стало понятно, что затея бредовая. Амиран пояснил, что врать они не хотят.

– Мы можем пойти без видео! – с энтузиазмом заговорила Кристина, – Что это мы тут устроили, стоим чуть ли не плачем из-за каких-то записей! Готовились к этому событию несколько лет, изучали чуть ли не каждый дюйм этого проклятого здания, чтобы не ошибиться, а сейчас готовы сдаться.

– Ты прекрасно знаешь, что эти видео – главная часть нашей операции. Люди не поверят нам, пока не увидят своими глазами, – парировал Ладо.

– Что же ты предлагаешь делать, Ладо? Ты говоришь так, словно и вовсе стоит забыть обо всем и жить как ни в чем не бывало! Может ты и на площадь рванешь? – Кристина уже была на взводе, нотки ее тона поднимались все выше и выше.

– Приди в себя! Это безответственно, если мы просто бросим все на самотек. Уже четыре часа утра, к сегодняшнему мероприятию мы не успеем. Поэтому да, ты права, я пойду на площадь и получу свой подарок, как и должен. А у вас будет время до следующей лотереи, чтобы придумать новый план, подумать, что можно сделать, чтобы уверить народ в своей правоте, – сказал Ладо. Это заявление повергло всех в шок. Глаза говорящего становились мокрыми, однако он не плакал.

– Ты смеешься над нами? Ты думаешь, что мы отпустим тебя туда? – Амиран, судя по его тону, не воспринял слова друга всерьез.

– Если они обнаружат, что я отсутствовал на вручении подарков, пойдут к моей матери. А затем и вас вычислят. Все гораздо серьезнее, чем вы думаете.

– Сколько опасностей было пройдено вместе, а сейчас ты просто пойдешь и получишь пулю в лоб ?

– Амиран, я должен это сделать.

– Нет, не должен. Мы что-то придумаем, и к следующей лотерее найдем решение.

– Пока мы найдем решение, нас всех переубивают.

– Подумай о матери, ты ведь помнишь каково ей было, когда убили твоего отца, – эти слова Амирана окончательно сломили Ладо, застывшие в глазах слезы, медленно спустились по его щекам. Амиран обнял друга, так по-мужски, крепко, что не нужно было никаких слов.

К счастью, после долгих уговоров, было решено, что Ладо не пойдет на площадь. После чего мы дружно отправились спать. Утомительный выдался денек, к тому же уже пять часов утра, ноги еле донесли меня до кровати. В доме Амирана было очень много места, он с удобством разместил всех нас: девочки легли в одной комнате, мальчики расположились в другой.

Я позвонила маме и сказала, что останусь у друзей. Она ворчала, чтобы я возвращалась домой, но покидать ребят мне не хотелось, поэтому я просто бросила трубку. Знаю, это поступок не самой лучшей дочери, но мне не хотелось слушать ее упреки.

Несмотря на то, что заснули мы под утро, в десять уже стояли на ногах. До «вручения подарков» оставалось четыре часа. В обеденное время весь люд предвкушал трапезу, заволоченную кровью именинников, что развернуто покажут по большому, настенному экрану их домов. Так сказать, домашние посиделки в стиле хоррора.

Ну, забудем о плохом, лучше принять во внимание то, что наша девичья команда состряпала прекрасную утреннюю яичницу, в которой было все: помидоры, бекон, сыр, зелень, лук. Существует мнение, что яичницу могут делать все, но нет, скажу я вам, делать, то делают, но вкусно или нет – другой вопрос. Вот нам, уж точно удалось, аромат разносился по всей квартире, мальчики жаждали побыстрее сесть за стол. Пока Цира и Кристина резали овощи и раскладывали по порциям яичницу, я занялась хлебом. Амиран в это время тоже не отдыхал, он решил сделать свежевыжатый ананасовый сок. Лезвие ножа скользило по хлебу как по маслу, оно было очень острое, будто бы совсем новое. Амиран так старательно, засучив рукава, управлял соковыжималкой, что я невольно отвлеклась наблюдением за ним. Я и не заметила как подставила палец второй руки под лезвие, острая боль дала о себе знать: «ай, черт!» тихо произнесла я и приложила палец к губам, чтобы смочить рану слюной, как мы рефлекторно делаем. От Амирана это не ускользнуло, он подбежал ко мне.

– Анна, что случилось? Покажи палец!

– Ничего страшного, порезалась, – ответила я.

– Нужно срочно промыть и обработать, идем в ванную.

Я последовала за Амираном в ванную команту, ибо спорить с ним было бесполезно. Ванная была также выполнена в посмодернистском стиле, угловатая раковина мирно стояла под большим, обложенным лампочками, прямоугольным зеркалом.

 

– Промой рану, а я за аптечкой, – заявил Амиран и оставил меня одну в царстве серых плит, и стеклянных полок.

Обратно он уже пришел с целой коробкой разных мазей, лекарств, бинтов и так далее. Амиран передал мне вату, чтобы я плотно приложила ее к ране и попыталась остановить кровотечение. Сам он, в этом время, шустро разбирал аптечку. Достал бинт, взял ножницы со стиральной машинки и мазь, которая была мне неизвестна. Он взглянул мне в глаза и окутал улыбкой.

– Ну вот и все, готово! – бодро и гордо заявил мой лекарь. Мы вышли из ванной комнаты, ребята, конечно же, смотрели на нас по-доброму насмешливо. – Спокойно! Анна просто палец порезала, – посмеялся Амиран, а за ним и все остальные.

Я стала помогать девочкам накрывать стол.

– Ты можешь успокоиться и просто посидеть? – строго спросил у меня Амиран. В ответ я только засмеялась и продолжила раскладывать тарелки. Он подошел ко мне и забрал посуду из моих рук. – Пошли за мной! – повелительным тоном приказал он мне.

Я не стала пререкаться и вновь последовала за ним. Комната, куда он меня привел, была светлая, выполненная в дубовом цвете, что позволяло чувствовать себя в ней уютно. Он стал что-то искать в шкафу.

– Можешь присесть, – он указал на огромную деревянную кровать.

Это я и сделала, почувствовав себя в каком-то воздушном царстве. Кровать была невероятно мягкой. Амиран достал потрепанную папку и передал ее мне. Внутри были фотографии. Вот мальчик, лет семи смеется, сидя на велосипеде. Это, по видимому, Амиран. На следующей фотографии была запечатлена уже целая семья. Красивейшая жещина с темными волосами, она была высокая, складно сложенная, на ее руках разместился грудной ребенок. Рядом с женщиной стоял статный, высокий мужчина, но лицо его было вырезано как и на фотографиях в гостинной.

– Это мои родители и сестра. Их давно не стало, я рассказывал, – начал он. –Знаешь, то, что мы делаем – единственное, что может меня утешить. Я начинаю жить надеждой. Верить, что больше не останется таких покинутых, одиноких детей. Верю, что родители смогут воспитывать их, видеть как они в первый раз пойдут в школу, влюбятся, женятся. Понимаешь? Они имеют на это право.

Но меня больше волновала мысль, почему лицо мужчины на фотографиях вырезано? Я решилась вновь спросить это у Амирана. Он слегка помедлил с ответом, после чего заявил:

– После смерти отца, мама просто обезумела, места себе не находила. Чтобы меньше думать об утрате, ей пришлось стереть со всех фотографий его лицо и пробовать не думать о нем, ради нас.

Молча размышляя об этой ужасной трагедии, ко мне подобралась странная мысль. Насколько я помню, Амиран рассказывал, что его мать умерла первой. Какая-то путаница, видимо мне изменяет память, но спрашивать я не стала.

Глава девятая

Амиран

Я не долго буду беспокоить тебя, читатель, ибо обо всей этой истории повествует наша хрупкая, но отважная Анна. Однако эта глава нуждается в том, чтобы я рассказал ее от своего лица. Поскольку труднее всего для меня было пережить это событие, о котором мы пока не имеем никакого представления. Ведь, пока что, пишущий эти строки, вместе со своими товарищами, просто утопает в омуте веселья.

Мы решили не вдаваться в подробности современной казни, что вот-вот случится на площади. Пусть этим займутся другие: те, кто будет жевать жаркое из сочной курицы под звуки выстрелов, кто будет запивать чудесную пищу ароматным бокалом красного полусладкого вина и наслаждаться кровью, стекающей с простреленных лбов именинников. А наше скромное товарищество, пусть хоть сегодня, отдохнет от забот и ежедневной работы.

В моем холодильнике было полно изысканной еды, то, что подходит для настоящего празднества, или как говорят люди высшего общества «délicatesse»: черные бусинки икры, копченный лосось, креветки. Было ко всей этой красоте морепродуктов и белое сухое вино. Поэтому весь день мы, кажется, то и делали, что наедались всякими вкусностями и поздравляли Ладо с днем рождения.

Казалось бы, все беззаботно протекало, но Анна очень обеспокоена всей этой историей с роскошной квартирой. Но еще более ее смущает вырезанное лицо на фотографиях. Читатель, я бы мог поделиться этой информацией, но, как говорится, всему свое время. Эта глава о другом. И уже как раз начинает вечереть, небо заливается синим цветом, а солнце почетно сходит с пьедестала, значит мы уже близимся к тому, о чем я хотел вам поведать.

Я помню, что с утра Ладо созванивался с матерью и сообщил ей, что остался у меня, предупредил, чтобы не беспокоилась. Он также сказал ей прощальные слова, на что Госпожа Тинатин громко разрыдалась в трубку. Мне стало ее искренне жаль, она потеряла мужа и еле справилась с этим, а теперь и в ожидании потери сына. Ладо не стал рассказывать ей, что сегодня он умирать не намерен. Позже, друг сообщил мне, что ему хотелось сделать сюрприз матери. Ничего себе сюрприз, подумал тогда я, воскреснуть и явиться к маме, пожалуй после такого ее вновь заберут в лечебницу. Но Ладо твердо решил именно так и сделать. Прошло уже часа три с момента, как мой товарищ должен был с улыбкой лежать на асфальте и истекать кровью, поэтому он посчитал, что это самое время позвонить матери. Он пробовал несколько раз, но попытки оказались тщетны, Госпожа Тинатин не брала трубку. Я понял, что друга нужно успокоить, он, как и все смертные, нагонял на себя ужасные мысли. Радостное выражение лица, постепенно сменилось на тревожное и обеспокоенное.

– Ладо, не стоит переживать, может она занята и не слышит, – я старался утихомирить своего товарища.

– Я периодически звоню ей уже на протяжении двух часов, а она не берет трубку, – начал он. Нотки страха проскакивали в его голосе, зрачки расширились, а пальцы не слушались.

– Не накручивай себя, друг мой.

– Это моя мать, она не берет трубку, я не пошел на площадь, как думаешь накручиваю ли я себя, а, друг мой?! – воскликнул Радо яростно. Затем, выдохнув, он более спокойно продолжил, – У меня плохое предчувствие, я должен пойти домой, проверить как она.

– Ты чего, с ума сошел ?! Тебе нельзя выходить на улицу и уж тем более появляться дома, тебя наверняка уже ищут.

– Значит, я тем более, должен проведать мать.

Что же, я понимал его чувства, но отпускать Ладо за пределы квартиры, было делом опасным. Поэтому я решился пойти к нему домой сам, убедиться, что Госпожа Тинатин в порядке и возвратиться с хорошими вестями. Моё предложение было одобрено нашим товарищеским кругом, и наказав ребятам веселиться, я удалился. Навряд ли Ладо последовал бы моим указаниям, но я надеялся на влияние ребят.

Проезжая мимо громоздких зданий, в машине такси, я наблюдал за городом. На улице уже наступило полнейшее затишье, никаких украшений и шаров, даже и не скажешь, что несколько часов назад здесь было настоящее празднество. Дом Ладо находился далековато от моего, ехать пришлось около тридцати минут, и на протяжении всей поездки, мне и в голову не приходили плохие мысли. Да, я ожидал, что постучусь в дверь, в которую так часто стучал на протяжении своей жизни, и Госпожа Тинатин с улыбкой впустит меня внутрь. Но, читатель, как часто мы заблуждаемся в своих предположениях, мы слишком самоуверенны, чтобы думать об исходах, которые нас бы не устроили. Даже когда прислонившись к ручке входной двери, я обнаружил, что она не заперта, даже тогда я не задумался о том, что, возможно, был не прав. Но затем, когда самонадеянность насмехалась мне в лицо, я задавался вопросом: что для меня было сложнее, увидеть висящую на веревке, в дверном проеме, мать моего друга или извещение его об этом событии?

Я долго бродил по улице собираясь с мыслями. Мне хотелось пройтись пешком, несмотря на звонки ребят, на которые я просто не мог ответить. Они ждали меня, ждали с хорошими новостями, но что хорошего мог я сообщить им?

Прошло около трех часов, пока я неспешно шагал по проспектам, но вот мой дом уже предстал перед моими глазами, назад пути не было. От второго ужаса за день, меня отделяли шестьдесят пять этажей, и это расстояние все сокращалось. Возможно в тот момент мне хотелось, чтобы лифт застрял. Надолго. Очень надолго. Но обстоятельства, вновь с издевкой, смотрели на меня. Двери лифта отворились и дрожь пробежала по всему телу. Сообщить другу о том, что его мать убили – куда сложнее, чем это увидеть. Теперь я знал ответ на свой вопрос наверняка. Долго стоял я, приложив палец к сканеру отпечатка, но так и не решался на него надавить. Моё замешательство вскоре было прервано, Ладо сам открыл дверь. То ли почувствовал, что я тут, то ли видел меня с окон, я не знаю.

– Что с тобой такое? Почему не заходишь?

Читатель, как тебе передать то, что творилось внутри меня в тот момент. Я был бессилен, это была та самая ситуация, когда ты чувствуешь себя абсолютно беспомощным.

– Ладо… – начал было я, но продолжить уже не смог, без слов я обнял друга и слезы, которые я так сдерживал, медленно выползли наружу. Он все понял.

– Как? – тихо спросил Ладо. – Как они убили ее?

– Прошу… не надо…

– Просто скажи мне.

Я лишь сумел оторвать лицо от дружеского плеча и взглянуть в его глаза. Мне не хотелось рассказывать обо всем ужасе той картины, что я видел у них в квартире.

– Амиран, скажи мне! СКАЖИ МНЕ! ПРОШУ ТЕБЯ! – кричал он в отчаянии. На его крики прибежали остальные, я увидел, что они тоже плачут.

В тот день я пришел к выводу, что нам приходится терять близких, как бы мы ни старались их защитить.

Глава десятая

Поздним вечером, когда я вернулась домой, мама лежала на диване, а Павле расположился подле нее и они вместе смотрели какую-то передачу про животных. Мне пришлось уйти от ребят, никому ничего не сказав, поскольку я не смогла вынести, описанной раннее, картины скорби.

Мама обернулась на звук открывающейся двери, но увидев меня ничего не сказала. Думаю она очень на меня обижена за вчерашнее. А вот Павле радостно завыл и побежал ко мне навстречу:

– Анна вернулась! Где ты была? Тебя теперь почти никогда нет дома!

– Были кое-какие дела, малыш, тебе разве не пора спать? Уже одиннадцать часов, завтра разве не нужно в школу, а?

– Завтра нет школы, ты что забыла? Завтра же лотерея февраля, все отдыхают, – с укором произнес Павле.

Точно, как я могла не подумать. Завтра же разыгрывается лотерея, и в этот день всеобщий выходной, не работают ни школы, ни другие учебные заведения, даже на работу можно не выходить. Делается это для того, чтобы никто не пропустил розыгрыш, который должен начаться в два часа дня.

Павле вскоре отправился спать, мы с мамой остались наедине. Честно, мне этого совсем не хотелось, поскольку я знала – она начнет меня отчитывать. Её дочь приводит в квартиру окровавленного парня, не приходит домой, пропускает школу. Однако, вопреки ожиданиям, мама направилась в свою комнату и сказала лишь одну фразу – «Будь осторожна, Анна!». Мне стало даже противно от этого отношения. Ей что вовсе не было дела, где я хожу и чем занимаюсь? Лучше бы она ругалась, она же моя мать, почему ей так на все плевать?! Возможно, если бы она знала, во что ввязалась ее дочь, она бы вела себя по-другому, может, наконец, проявила бы участие в моей жизни. С этими мыслями я удалилась в свою комнату и завалилась на кровать, как хорошо было здесь, в любимой комнате, каждый уголок которой, пропитался моими грезами, слезами, мыслями и переживаниями. Мне нужно было поделиться с кем-то происходящим. На это случай ко мне на подмогу всегда приходил мой дневник. Я нагнулась под ложе, чтобы вытащить своего любимого собеседника, рукой я до него не дотянулась, он лежал дальше, чем обычно. И зачем я его так далеко забросила? Пришлось сползти с кровати, а затем под нее. Держись, мой товарищ, я иду спасать тебя из заточения! Наконец дневник оказался у меня в руках, и я стала излагать произошедшее за последние дни.

«Дорогой дневник! Друг мой, прости меня, я совсем забыла о тебе. Столько всего случилось, что описывать это будет очень долго, но я постараюсь. Начнем с того, что я кое-что поняла… В жизни всегда все идет не по плану, готовься ты часами, неделями или годами – предсказать исход невозможно. В один момент все может пойти наперекосяк. Наши планы по захвату здания развалились и все из-за каких-то видеозаписей. Ладо говорил, что они очень нужны, ибо народ не поверит ни в одно слово, если не будет хоть одного доказательства. Хотя я, если честно, так и не поняла всю значимость этих видео. Но это еще не самое страшное. Мать Ладо убили, из-за его неявки на площадь. Не помню, чтобы мне когда-либо было так больно смотреть на человека. Амиран рассказал ему о смерти матери. Это была ужасная сцена, поэтому я молча ушла. Мне хотелось сидеть в своей комнате и рассказывать тебе истории, как это было раньше.

 

Еще кое-что… завтра будет разыграна февральская лотерея, Павле так рад, а я вот молюсь, чтобы выпало не его число. Не знаю, что делать дальше…».

Утро стартовало обычным чередом. Мы с мамой вместе готовили завтрак, пока Павле нежился в постели. Он до последнего не хотел вставать, пока не пришлось силой вытащить его из кровати и отправить чистить зубы.

На протяжении всего утра Амиран звонил мне несколько раз, интересовался куда я ушла вчера, как себя чувствую сейчас, какой настрой, боюсь ли начала лотереи. За окном царствовала полная пустота, не было ни машин, ни людей, хотя морозное утро, прекрасно сочетаясь с лучами теплого солнца, так и манило выйти погреться под ними. В общем, протекало все беспечно, а часы быстролетно стремились вперед, и вот стукнуло два часа дня.

– Анна, мама! Сюда, быстрее, начинается! – позвал нас Павле, который уже уселся возле телевизора в ожидании лотереи.

Заиграла та самая торжественная мелодия, под которую стали проноситься разные кадры, где именинники со счастливой улыбкой принимают от гиверов коробку, затем открывают ее и музыка стихает… Перед нами, под звуки выстрелов, проносятся лица с пронзенными пулями лбами. Но все они с застывшей на губах улыбкой.

Освещенная прожекторами студия, резко констатирует с предшествующими кадрами. Выполненная в фиолетово-черном цвете, с множеством зеркальных шаров на потолке, она впечатляет зрителя своим великолепием. Два знакомых нам лица, как обычно, приветствуют аудиторию лучезарными, ослепительными улыбками. Мамука и Геронти – излюбленные обществом, ведущие данной лотереи. Они – уже потрепанные временем мужчины. Сколько себя помню, лотерею всегда вели эти двое. Но стоит сказать, что их лица все еще сияют, только теперь от изобилия ботокса и питательных кремов. Волосы давно уже поседели, но этой седины нам не лицезреть, потому как она тщательно замалевана краской темно-каштанового цвета. Блестящие желтые костюмы ярко выделяются на фоне студии. Раздался зычный, громкий голос Мамуки. Шоу началось.

– Добрый день, дамы и господа! Я и Геронти, как раз, перед выходом в эфир, обсуждали, насколько же вам повезло, в отличие от нас. Мы никогда не выйдем на площадь и не получим подарка, нам суждено лишь озвучивать выигрышные номера. Но, дорогие друзья, мы счастливы! Счастливы дарить вам радость, это перекрывает все минусы нашей профессии. А теперь о вас, что может быть лучше, чем стать победителем? Ведь это значит, что именно вы достигли своего безукоризненного существования и заслужили всеми желанный подарок.

– Действительно, Мамука, ты, как всегда, прав, – своим слащавым, приторно ласковым голосом, заговорил Геронти. – Я безумно рад быть тем человеком, кто объявит нашим друзьям выигрышное число. Перед тем, как начать лотерею, традиционно дадим слово нашим уважаемым правителям.

Из студии мы перенеслись на самый верхний этаж здания правительства, откуда открывался вид на весь город. Крупным планом на экране предстало холеное и надменное лицо, его ярко-голубые глаза властно смотрели прямо в упор. ОН начал свою речь:

– Дорогие сограждане! Нам, в очередной раз, предоставилась возможность осчастливить кого-то из вас и я очень этому рад. Вы знаете, что каждое такое событие – это воплощение наших традиций и истории., поэтому мы должны с уважением относиться к нему. Что же, февральские именинники, желаю всем вам удачи, пусть ваше число выпадет в нынешней лотерее.

Экран погас, музыка заиграла еще громче, а прожекторы загорелись еще ярче. Праздник настал. Мамука заголосил:

– Итак, дамы и господа, наши февральские числа! Встречайте!

Двое неприметных в масках вывезли огромную стеклянную вазу, стоявшую на мраморном столике на колесиках. В вазе лежали двадцать девять лотерейных шариков белого цвета, на каждом из них красовались цифры золотистого цвета.

Рейтинг@Mail.ru