Михаил Монастырский
Сбылись твои пророчества. Ты всех пережила
На мгновение, появившись из-за туч, яркое Солнце, словно лезвием, ударило мне по глазам. Я вздрогнул, словно, проснувшись, и поспешил прикрыться рукой от слепящего света. Я сказал сам себе:
– Нет, это не сон, это реальность. Всё настоящее. И Хелен тоже настоящая, она жива.
Но скоро кончился день.
А вечером я сидел один за столиком в ресторане отеля, не сводя глаз с чёрного экрана своего спящего мобильника, лежащего передо мной. Я ощущал себя стоящим на самом краю скалы и, смотрящим в непроглядную даль, где мне померещился красный огонёк, оставшийся на линии горизонта от уходящего Солнца. Через минуту и он исчез с моих глаз. Ледяная тьма, дождавшись заката, вылезла на землю и, переползая через макушки гор, двигалась мне навстречу, срывая вниз с огромной высоты один ледник за другим. Громом прокатилось горное эхо. Ветер заревел, как цепной пёс, скалясь до хрипоты и бросаясь на меня. Я поспешил скорее отвлечься, но всё равно, продолжал всматриваться в бездонный чёрный цвет телефона, смахивающий сейчас на беззвёздно-безлунную ночь. Хелен так и не позвонила мне…
В это самое время она принимала душ, когда дверь в ванную комнату бесшумно приоткрыл её муж Оззи и, на цыпочках подкрался к душевой кабине. Он, быстро сбросив с себя одежду, тихонько приоткрыл дверь и, как обычно, надеясь застать супругу врасплох, был разоблачён ею. Однако в этот раз Хелен почему-то без уговоров впустила супруга и легко отдалась его ласкам и поцелуям.
Через час, лёжа, на своём супружеском ложе, Хелен повернулась лицом к Оззи и с умилённой улыбкой сказала ему:
– Сегодня ты восхитителен… хочу ещё…
Спустя полчаса она, обессиленная, обняла Оззи за шею и сказала ему:
– Какое-то странное чувство у меня…
– А если точнее? – нежно обнимая и целуя в шею Хелен, спросил он.
– Я давно не чувствовала себя на седьмом небе, – она неестественно улыбнулась.
– Мне тоже так показалось. Ты не находишь это странным?
– Ни всё ли равно?
– А, я вот хочу спросить тебя.
– О чём?
– О нас…
– Спрашивай, – ответила она, глядя в потолок.
– Ты любишь меня?
Хелен стала вдруг очень серьёзной и задумчивой. Она тотчас забыла про лежавшего рядом с ней Оззи и, словно, воздушный шарик, выпорхнувший в открытое окно, улетела высоко-высоко в чёрное беззвёздно-безлунное небо. Красивая нежная музыка фортепьяно заиграла в её сердце. Волшебные звуки чёрно-белых клавиш разлились по нему и побежали по нотам, играя в такт с каплями дождя, мягко стучащими по окну спальни. Знакомый мужской голос где-то вдалеке пел ей какую-то давно забытую с самого детства песню, заполняя в окружавшем её пространстве вековые пустоты и, сопровождая Хелен вверх по небесной лестнице, явно ведущей к счастью, которого ей так всегда не хватало. Вдруг она поняла, что это вовсе не воздушный шарик, а её душа, которая в этот миг свободно и красиво летала, кружась, словно в танце, над этой дивной планетой. Ей стало так легко и так радостно. «Это Любовь…» – подумала Хелен.
– Так ты меня любишь? – повторил Оззи, наблюдая задумчивость и полное отсутствие внимания супруги.
– Нет, милый, нет, – продолжая смотреть в потолок, прохладно ответила она.
– Как это? – он приподнялся на локоть и, не отрывая взгляда, пристально смотрел на жену. – За наши десять лет супружеской жизни я спрашиваю тебя об этом сто тысячный раз, а ты впервые мне так отвечаешь…
