Марк Михайлович Вевиоровский
Концерт Патриции Каас. Отрывки
А сам за пару минут доставил сюда жену разведчика, не успевшую толком одеться, и сразу склонившуюся над мужчиной. Она что-то шептала ему на ухо, и Свиридов видел на мониторах, как успокаивался мужчина, как нормализовалось его дыхание и сердечный ритм.
Прислушавшись к дыханию лежащего с закрытыми глазами и сняв рукой необходимую ему информацию Свиридов исчез.
– Владимир Владимирович, один перебежчик нейтрализован. Наш разведчик в военном госпитале. Кому сдать его охранников? Вторым перебежчиком я займусь чуть позже …
Второго перебежчика Свиридов нашел так же быстро.
Добравшись до него Свиридов задумался – информацию он снял, в помещении изъял все интересующиеся разведку материалы, и делать там было нечего.
Поэтому поколебавшись он создал лежащему в кровати тяжелый сердечный приступ с летальным исходом.
Значительно больше времени у него ушло на розыски родственников обоих предателей и их физическое устранение.
А еще одного перебежчика он вернул «домой» живым со всеми украденными им материалами. В дальнейшем его судьба Свиридова не интересовала.
– Анатолий Иванович, я благодарю вас за все, что вы совершили. Если сможете, наведайтесь к спасенному вами нашему разведчику – через пару дней его переводят на домашний режим … Как вам удалось найти запрятанные украденные материалы – ума не приложу …
– Это все дело техники, Владимир Владимирович … Профессиональная работа, не более того …
– Добрый день, Анатолий Иванович.
– Добрый лень, Владимир Владимирович.
– Елена Владимировна … Шмелева очень хвалила вас. Очень понравились ваши лекции, детям понравились вы и ваша манера общения. Не возражаете, мы введем вас в состав учредительного совета «СИРИУСА»?
– Нет, у меня нет возражений. А Лена не рассказывала вам о разговорах с нашими «особенными» мальчиками? Сейчас там в «Сириусе» находятся профессор Иванищева, которая помнит живого Зубра – Тимофеева-Ресовского, и Елена Карцева, преподающая в Физтехе глубокую атомную модификацию вещества.
– Как по-вашему, нет ли параллелизма и конкуренции между Сколково и Сириусом в Сочи?
– Сириус в большей степени нацелен на воспитание современной личности, современного человека – Сколково более утилитарно.
– У меня к вам большая личная просьба – уделите «Сириусу» максимум внимания. Кадровый резерв будет произрастать не только на Валдае, но и в Сочи. А на что вы ориентируете своих мальчиков? Тех самых?
– Их подготовка настолько широка … Возможно, после практики и управленческого опыта они станут блестящими менеджерами … или государственными деятелями … Но им еще нужно вырасти!
Материал по поводу коррупции в самых верхних эшелонах власти составили пять увесистых томов, но для Президента Свиридов сделал лазерный диск с основными данными. Еще к этим пяти томам прикладывались две коробки с видеодисками.
Свиридов попросил Владимира Владимировича ознакомиться с материалами, а уже затем вызвать его для личного доклада.
– Здравствуйте, Анатолий Иванович. Я уже готов к беседе с вами.
– Здравствуйте. Владимир Владимирович. Когда прибыть к вам?
– Я хотел бы пригласить Дмитрия Анатольевича. Вы не возражаете?
– Мои возражения здесь неуместны – решаете вы.
– Вы не особенно довольны таким решением?
– Так точно. Но я думаю, что ваше решение обоснованно. Когда прибыть и куда?
– Мы с Кони ждем вас сегодня в семнадцать часов.
– Я буду в семнадцать часов, Владимир Владимирович.
– Что он хочет от тебя? – спросила Тоня.
– Он хочет выслушать меня по моим материалам по поводу коррупции. И вместе с Медведевым.
– Тебя не очень устраивает такой тандем? Почему?
– Большое количество фактических данных получено посредством экскурсий в прошлое – там не только копии документов, но и видео. А раскрывать свои способности Медведеву я считаю … нерациональным. Он ненадежен.
– Я желаю тебе … Ты справишься, я уверена!
– Я постараюсь, – ответил Свиридов, обнимая и целуя Тоню.
Он материализовался в саду и первой его опять встретила Кони. Она подбежала к Свиридову, обрадовалась ему, заплясала вокруг, встала на задние лапы, положила передние ему на плечи и облизала его.
И они вместе вошли в дом.
В кабинете его ждали двое – Владимир Владимирович и Дмитрий Анатольевич.
Свиридов отрапортовал – хотя был в штатском.
Ему уже подготовили место за столом, он сел и рядом с ним устроилась Кони.
– Анатолий Иванович, а Кони считает вас за своего! Меня она так не признает! – с улыбкой сказал Дмитрий Анатольевич.
– Анатолий Иванович удивительно умеет налаживать отношения с собаками, он с ними беседует. Ладно, перейдем к делу. Анатолий Иванович, мы с Дмитрием Анатольевичем пригласили вас в связи с подготовленными вами материалами по поводу коррупции среди самых высших руководителей нашего государства …
– Да, Анатолий Иванович, я ознакомился с этими материалами, – Медведев кивнул на толстые тома, – И у меня возникли некоторые вопросы. Иногда чисто юридического характера … Кстати, у вас есть какое-либо юридическое образование?
– Да, есть. Я окончил ВЮЗИ, я член Московской коллегии адвокатов, хотя практика у меня невелика – я в свое время стажировался у Генри Марковича Резника.
– Это неплохая школа. Но вопросы у меня возникли не по поводу юридической правомочности видеосъемок, которые имеются в деле, а по поводу того, каким способом эти видео получены. Ведь там съемки довольно давние по срокам, выполненные пять – семь лет назад, если не ошибаюсь. Как это сделано?
– Для получения таких видеоизображений использованы особые приемы разведывательной техники.
– А подробнее? Или это секретно?
– Да, вы правы, это секретно.
– Неужели где-то имеются секретные архивы, в которых имеются такие видеоматериалы? И на всех руководителей?
– Насчет архивов я затрудняюсь утверждать … Но при необходимости такие видеоматериалы можно получить. И они были получены …
– Владимир Владимирович, вы говорили мне о каких-то особых способностях генерала Свиридова. Именно это имеется в виду? Нельзя ли приоткрыть завесу таинственности?
– Это – на усмотрение Анатолия Ивановича. Эта область имеет повышенную секретность, и тут важно исключение утечки информации …
– Я постараюсь не проболтаться!
– Постарайтесь. Утечка информации грозит серьезными неприятностями не только мне, но и каждому болтуну. Прошу прощения.
– Итак. Приоткройте хоть немного завесу таинственности!
– Мы не так давно были вместе с Сергеем Кужугетовичем в его родных горах, встретили там старого шамана. Этот шаман в определенном состоянии может путешествовать во времени, погружаясь в прошлое или переноситься в будущее и предсказывать его. Вот и у меня есть способность переноситься в прошлое и … изучать его, фиксировать его. Вот и все.
– Невероятно! И как вы это делаете?
– Да так. Наемся ядовитых поганок и путешествую в прошлое …
– А серьезно? Или это определенное ноу-хау?
– Скорее невероятный физический феномен.
– И никто не пытался изучать этот ваш феномен?
– Пытались, но неудачно. Но разглашать наличие таких возможностей у меня – нельзя, опасно для владеющих этими сведениями. Смертельно опасно.
– Знаете, к этому трудно … привыкнуть. Давайте займемся конкретными вопросами …
Они просидели до позднего вечера и на прощание Свиридов еще раз напомнил о чрезвычайной секретности сведений о его, Свиридове, особых способностях.
После легкого ужина, проводив Медведева, хозяин и гость вышли в сад.
За ними увязалась Кони.
– Вы не особенно доверяете Медведеву?
– Пока у меня нет оснований для этого. И потом, как он будет пользоваться собранными материалами?
Свиридов действительно не особенно доверял Медведеву, поэтому установил мысленный контроль за ним. Как оказалось, не зря, и он уловил тот момент, когда Медведев, обсуждая материалы по коррупции, упомянул об особых способностях генерала Свиридова переноситься в прошлое.
Меры были приняты безотлагательно. В кабинете в этот момент были три человека – помощник президента, Генеральный прокурор и сам Медведев.
У Медведева внезапно начался сильнейший понос, и его пришлось немедленно госпитализировать. Но на другой день все прошло абсолютно бесследно, если не считать, что Медведев забыл об особых способностях генерала Свиридова.
Полностью отшибло память и у его собеседников – ни Генеральный прокурор, ни помощник никак не могли вспомнить подробностей беседы у Медведева перед тем, как у того начался понос …
– Владимир Владимирович, пожалуйста не напоминайте Дмитрию Анатольевичу о сути разговора о моих особых способностях.
– Неужели утечка?
– Она ликвидирована.
– Надеюсь, бескровно?
– Естественно. Всего три человека забыли кое-какие сведения.
– Анатолий Иванович, у меня есть несколько необычная просьба ….
– Я вас слушаю.
– Визит к вам занимает довольно много времени … А мне очень хочется посидеть на той самой полянке, где мы с вами так хорошо беседовали. Можно ли это устроить?
– Вполне. Назначьте время, когда вы сможете исчезнуть …
– Я смогу сообщить время примерно за три – четыре часа до … события. Это доступно? В ближайшие два дня?
– Я жду вашего звонка.
– Анатолий Иванович … Толя … Это Ерцкая … Прости меня …
Она плакала, шмурыгая носом, что было совсем для нее не характерно.
– Привет. И что случилось?
– Скажи, что простишь … Что не будешь сердится …
– Ладно. Что ты натворила? Да не реви ты!
– Я читала записки Благова … Мне показалось, что я поняла, что он имел в виду … И еще журнал Морковниковой …
– Что-то новое? Ты воспроизвела?
– Извини, я не хотела …
– Опять ты ревешь! Что-то страшное? Витьке показывала?
– Нет … Я боюсь … Прибьет, как муху …
– Занятно. И что же такое ты натворила? Открыла новый закон природы? Научилась делать золото по дешевке? Колись, Тота!
– Мы металлический алмаз получили …
– Интересно. Ну, и зачем было реветь?
– Так это в зоне запрещенных режимов, а ты обещал всех, кто …
И она заревела с новой силой.
– Так. И как же тебе удалось обойти программу защиты?
– Прости пеня … Но я же сама писала программу …
Она снова шмыгала носом.
– Витька знает? Расскажи все ему. А утром ко мне месте с ним и Полиной.
Свиридов говорил тихо, стараясь не разбудить Тоню, но та повернулась спросила:
– Что там натворила наша местная сумасшедшая? Это была Виола?
– Ее неуемная фантазия приводит к интересным результатам … Чаще всего к неожиданным … Спи. Прости, что разбудил …
А утром в лаборатории у Полины Ерлыкиной исследовали небольшую пластину свето-серого цвета. Спектральный анализ кристаллической структуры убедительно доказывал, что это алмаз, химический анализ удостоверял, что это углерод.
Но анализ на примеси упорно показывал полное отсутствие каких-либо примесей во всем диапазоне до пределов измерений.
– Твердость. Полина, где у тебя можно проверить твердость?
– И другие механические свойства, – добавил Скворцов.
– А пока пиши режимные параметры.
Виолетта открыла лабораторный журнал, и все стали читать записи.
– Но ты же должна была … ты могла погибнуть! – закричал Скворцов.
– Да, режим из запрещенной зоны. Во-первых, как автоматика тебя не остановила? И во-вторых, почему все прошло … все было без осложнений?
– Во-первых, я писала программы сама … Во-вторых, режим был запущен в безопасном режиме с изменением параметров по ходу операции …
– А разве такое возможно в принципе? Или зоны опасной работы описаны ошибочно?
– Нет, Витя, тут все сложнее …
– В процессе модификации, в ходе процесса изменение параметров вполне возможно … Разве не так, Толя?
Проведение исследований образца и оценка результатов продолжились.
Подошла Маргарита Антипова и Потап Потапович.
И к обеду все переместились на установку, но Свиридов настоял, чтобы эксперимент проводился на дистанционном управлении.
Были наработаны еще три образца, и были отправлены на всесторонние исследования, а участники эксперимента решили, что все требует срочного заседания Ученого совета.
Другой телефонный звонок от Гриши раздался в середине дня и тоже был неожиданным для Свиридова – обычно сын ему днем не звонил.
– Я тебя слушаю, Гриша.
– Извини, папа! – голос Гриши звучал немного странно, да и обычно он называл Свиридова «отец». – Тут со мной происходит … происходит что-то необычное …
– Что случалось?
– Помоги мне …
Свиридов попытался подключиться к информационному полю сына, что он делал только в самых исключительных случаях, и смог уловить его растерянность и недоумение, но ничего угрожающего он не уловил.
– Где ты? Я сейчас буду.
– Я на даче, в мастерской. Жду тебя …
– Мари, я исчезаю примерно на час …
И Свиридов очутился в мастерской Гриши на третьем этаже дачного дома.
– Привет, папа … Со мной что-то происходит, я понять не могу …
– Я посмотрю?
Свиридов огляделся – он не часто приходил в мастерскую к сыну.
Было светло, но стеклянный потолок был частично занавешен, создавая смягченное освещение.
На столе у Гриши было несколько набросков. На листах были эскизы красивого человека средних лет с длинными волосами и необыкновенными глазами, в котором прослеживались черты Иисуса.
На каждом эскизе мужчина был разный, в разном настроении, и глаза у него были разные – но всегда в глазах светилась мудрость и непонятная грусть.
– Давно ты начал писать Христа?
Свиридов положил руки на плечи сына и стал снимать информацию о том, что беспокоит сына.
И сразу вошел в такое обширное информационное поле.
И стал разбираться в нем.
– Ты что-то понял, папа?
Гриша совсем немного знал об особых способностях отца, но никогда не спрашивал ни его, ни Тоню об этом.
Но кое-что он все-таки знал.
– Далеко не все. Но основное понял. Я могу кое-что рассказать тебе о твоем персонаже, но лучше поговори об этом с Диной Егоровной и с отцом Исидором. И лучше всего именно в такой последовательности, и сошлись на меня. И еще давай наведаемся в Софрино, там изготавливают иконы.
– Посмотри на это.
Гриша убрал занавеску с мольберта, открывая незаконченную картину.
С недавних пор Гриша начал писать красками, уходя от черно-белого изображения.
Промежуточным этапом были миниатюры, выполненные в скупой манере графичного цветного изображения.
А теперь с холста на Свиридова смотрели бездонные серые глаза, думающие и спрашивающие, грустные и проникающие в самую душу.
– Да-а … А вот это уже нужно показать … С этим стоит пойти к эксперту НИИ реставрации.
– Зачем, папа?
– Он знает о таких произведениях такое, чего не знает никто. Ему можно показать даже это незавершенное … Поговори с Диной …
О чем говорили Гриша и Дина Худобина Свиридов не поинтересовался, а роскошная чуть полноватая женщина, жена Льва Вонифатьевича, сказала Свиридову при встрече.
– Генерал, сэр, у вас чудесный сын! Прекрасный человек, думающий и страдающий, любящий … Он будет великим художником, поверьте мне, сэр …
– А как ты, Дайяна?
– У нас с Левушкой все хорошо, генерал. Вашими молитвами …
От волнения Дина перешла на английский и продолжала рассказывать генералу Свиридову о том, что она увидела на картине его сына и что он ей рассказывал.
– Генерал, сэр, вашему сыну нужен очень умный духовник! Его душа просит … она стремится туда, к всевышнему …
В Софрино Свиридов съездил вместе с сыном, и они задержались там на целый день.
После этого Гриша несколько раз пропадал там, среди художников, которых иногда по привычке называли «богомазами» …
Тоня проснулась.
Свиридов ее предупредил еще днем, что скорее всего он задержится – эта обтекаемая формулировка означала, что ждать сегодня его домой не следует.
Это происходило часто и было привычным – и для Тони, и для детей и внуков.
И тут Тоня проснулась.
Автоматом, не поворачивая головы, взглянула на часы – 2.57.
Что ее разбудило?
Удивительно, но она почти точно знала: Толя вернулся домой и у него все в норме.
Норма бывает разная – мысленно одернула она себя, но муж уже дома, он здоров и спокоен, и скорее всего дверь в его кабинет откроется совсем скоро …
Тоня не могла понять причину своего предвидения и даже не пыталась понять источник этого предчувствия, но давно привыкла доверять своему ощущению.
Свиридов очень тихо и деликатно поцарапался в дверь и приоткрыл ее – Тоня многократно ругала его за это, но бесполезно: он продолжал предупреждать о своем появлении таким образом.
– Не разбудил? Не спишь? – целуя жену спросил Свиридов.
Он даже не завязал пояс халата, и садясь рядом с Тоней, снял его, и Тоня ощутила влажную свежесть его кожи.
– Устал? Помассировать?
– Нормально. Просто разговор был серьезный …
– У тебя бывают иные?
– Понимаешь, меня спросили о перспективности судебного разбирательства с учетом данных предварительно следствия. Дело очень серьезное.
– А следствие?
– Следствие … Я им разложил по полочкам: вот эти данные безусловные и будут признаны судом, вот эти данные небезусловны и могут быть отвергнуты опытным юристом, а вот эти данные безусловно важны, но получены с нарушениями процессуальных норм и при желании могут быть исключены из обвинительной массы …
– И что? Тебя услышали? Или слушать было некому?
– Уровень слушающих … Выше – некому … Я предложил к представленным следственным материалам добавить видео, которые достану я …
– Я поняла … Ты удовлетворен беседой?
– Главное – будет ли результат … А там такое … Но давай … – он обнял Тоню еще ласковее и поцеловал, – Но давай спать, ночь давно.
– Но для этого тебе следовало бы надеть пижаму …
Уля вставала раньше всех в доме – она так привыкла.
Десять минут занимал весь утренний туалет, и она уже сидела на кухне с чашечкой кофе – к кофе Улю приохотила мадам Женовьева, и причем к кофе хорошему, настоящему.
Уля давно привыкла выходить утром не в халате, а при полном параде.
Раньше это был тренировочный спортивный костюм – из-за удобства, потом треники превратились в изящные брючки производства мамы Тони, обычная белая безрукавка скрывалась под легкой курточкой (по погоде), а на ногах легкие сандалии.
Иногда за чашечкой кофе ее заставали другие члены семьи – кто вставал рано в это утро.
Чаще всего это была мама – Антонина Ивановна, которая уже превратилась из тети Тони в маму Тоню или просто маму.
Мог рано появиться и Гриша, спешащий в тот день в студию Грекова, и превратившийся из близкого друга в любимого мужа и отца ее детей.
Мог появиться и Свиридов – сам, превратившийся из дяди Толи в папу Толю или просто папу.
Уля вместе с кофемолкой включала телевизор – новости, и рекордер – можно было записать понравившуюся передачу. Уля записывала только передачи, в которых приводили кулинарные рецепты или рассказывали о разнообразных блюдах, ей неизвестных.
Уля любила и умела готовить – к этому она пристрастилась еще у Галиных, когда ее удочерили из лесной школы. Умение готовить и даже экспериментировать на кухне пригодилось и развилось позже в семье Свиридовых – и совсем не из-за того, что Антонина Ивановна не любила (или не очень любила) готовить, а из-за того, что стряпня Ули очень нравилась всем включая маленьких.
Сегодня Уля глянула программу телепередач, не обнаружила кулинарных новостей и взяла с полки толстую разбухшую от вклеек большую тетрадь – здесь можно было найти самые нужные кулинарные рецепты.
Правда Уля помнила множество оригинальных блюд и без тетради, но полистать записи было всегда полезно …
Свое детство Ульяна помнила плохо и вспоминать не любила.
Она помнила большую комнату с кроватями и девочками, и с печкой, выступающей из угла комнаты. Топилась печка из другой комнаты, где жили воспитательницы.
Но случился пожар, девочек срочно одевали и выбрасывали на снег через разбитое окно.
Зима, холодно, воспитанников сиротского дома разбирают по домам сердобольные жители села, девочки зарываются между толстыми стеганными одеялами на русской печке. Потом холодный автобус и новый сиротский приют, потом снова автобус и новый детский дом недалеко от Москвы.
Но визит Екатерины Викентьевны Львовской и Анатолия Ивановича Свиридова Уля запомнила хорошо – их усадили в удобном автобусе и по дороге дядя Толя успел поговорить со всеми детьми.
Потом удобные кровати в небольшой комнате, очень внимательные и добрые воспитательницы, добрые соседки.
Уля училась читать и писать.
Потом Галины – деда Вася и баба Галя, в соседней квартире семья Свиридовых и молодой мальчик Гриша, с которым она сразу подружилась, и он помогал ей в учебе, а дядя Толя Свиридов подсовывал книжки, которые он советовал прочитать.
Она бегала в школу, делала уроки, много разговаривала с бабой Галей, много времени проводила с Гришей – он познакомил ее с лошадьми, повел купать их на озеро, был к ней очень внимателен и очень ласков.
Она даже с бабой Галей о Грише разговаривала – а та ничего ей не советовала, а больше наставляла по хозяйству …
Подружки по городской и по лесной школе хорошо знали Гришу – он часто рисовал их.
А еще больше он рисовал Улю, и она не стесняясь ему позировала.
Дружба с Гришей постепенно преобразовалась в любовь, они объяснились, а затем в один прекрасный вечер почувствовали невозможность отдельного существования и Гриша, закрыв дверь, повесил снаружи на ручку завязанную узлом майку …
Случившееся так потрясло Улю, что она несколько дней ходила под влиянием чуда, свершившегося между ними, и заявления Гриши – он назвал ее своей женой, и родители поздравляли их.
Эта перемена в ее жизни была настолько всеобъемлюща, что даже смягчила недавнюю смерть бабы Гали – Ульяна почувствовала себя женщиной, любимой и любящей женой, женой художника – великого и горячо любимого, членом семьи Свиридовых.
Она с удовольствием стала больше помогать Антонине Ивановне – сперва это была тетя Тоня, потом мама Тоня, а потом для краткости просто мама.
С Анатолием Ивановичем было сложнее – конечно он был дядей Толей, потом папой Толей, и очень нескоро просто папой.
А как все были рады, когда выяснилось что у молодых будет ребенок!
Все стали еще внимательнее к Уле, и так ласково с ней обращались, что легко уговорили ходить в школу несмотря на растущий живот, и Уля ходила в школу с довольно заметным животиком, а затем даже с весьма солидным животом.
И ничего.
И родила, поддерживаемая всеми столпившимися родственниками в соседней комнате и целой оравой друзей.
Уля предложила Грише назвать дочку Верой, Верочкой – она краем уха слышала, как тетя Маргарита Антипова называла маму Тоню этим именем.
Уля не стала никого ни о чем спрашивать – просто она поняла, что когда-то тетю Тоню звали Верой …
Гриша согласился, а тетя Тоня была растрогана.
А еще они с Гришей ездили в Австрию, в Вену и познакомились там с семейством Дрейзеров – с мадам Женовьевой и господином Густавом, а папа Толя заставил Улю учить немецкий язык, точнее венский диалект, который он откуда-то знал в совершенстве.
Уля мучилась, но учила, и это у нее на редкость хорошо получалось.
Довольно скоро она уже понимала разговор Густова с супругой, и стала робко пытаться говорить сама!
Гриша становился все более известным художником, чему Уля очень гордилась и радовалась каждому новому рисунку, успеху в венских журналах и на выставках, и занятая хозяйством не оставляла желания совершить что-нибудь этакое.
Читать ее приучил папа Толя – он приносил книги, а потом просил Улю рассказать о прочитанном.
Привычка осмысливать и систематизировать полученные сведения у Ули проявилось сперва в кулинарии: на кухне рядом с телевизором установили рекордер, и Уля старалась не пропускать кулинарные передачи и записывать наиболее интересные программы.
Затем появилась толстая «амбарная» тетрадь, и в нее Уля записывала те кулинарные рецепты, которые ее заинтересовали – тетрадь разбухала быстро, а среди кушаний на столе становилось немало новенького, и члены семьи одобрили это.
К работе модельера женской одежды, которой занималась Тоня, Уля приобщилась еще при жизни Галиных, когда она училась в школе. Тоня оценила заинтересованность девочки и постаралась научить ее всему, что умела сама. И Уля научилась шить, и шить хорошо, создавать выкройки и выкраивать из тканей детали будущей одежды, и потом сшивать эти куски ткани в модную одежду. Она звала Гришу при малейшем затруднении в создании выкройки, и Гриша помогал и в вычерчивании деталей выкройки, и в подгонке созданного платья по фигуре заказчицы.
Со временем и под влиянием Тони Уля стала создавать модели одежды самостоятельно, и страшно волновалась, показывая это Тоне – но в подавляющем числе случаев ее творчество оценивалось положительно.
А как все были рады появлению первого их с Гришей ребенка! Уля гордилась своей дочкой, отдавала много времени ребенку, но оказалось, что это не мешает Уле заниматься хозяйством и шитьем – обшивая дочку Уля находила время для своих подружек и знакомых …
Кроме недолгих экскурсий в Москву и в Ленинград Уля долго никуда не выезжала из города недалеко от Москвы, а более дальние поездки у супругов Свиридовых-младших начались с поездки в Вену.
Знакомство с Дрейзерами оказалось на редкость приятным и длительным – из-за этого Уля начала учить язык и довольно быстро получила возможность общаться с мадам Дрейзер на венском диалекте немецкого языка. И писать ей письма – тоже.
Уля очень скучала в поездках без детей, но это не мешало ей наслаждаться новизной: либо улочки Вены и фиакры, либо аккуратные девушки на Бали, либо сплошные бары и магазинчики в Альпах …
А еще папа Толя устроил для Ули небольшую экскурсию в Париж, от которой Уля долго не могла прийти в себя …
И больше не от новизны, а от невероятных способностей папы Толи …
Разбирая фотографии Уля зримо представляла увиденное, раскладывая фотографии она пыталась воссоздать красоту и неповторимость окружающего и почувствовать то, что она чувствовала тогда …
Гриша привлекал жену к своим работам – и по рисункам для рекламы, и для иллюстраций к переводимым книгам, и к своему долгоиграющему проекту «моя Вена».
Он давно начал подбирать рисунки, сделанные во время поездок в Вену, намереваясь создать из них альбом, но пока у него почему-то не получалось. Кажется, рисунки охватывали очень многих, увиденных им в Вене персонажей, и даже зарисовки некоторых удививших его событий, но все равно Грише не удавалось достичь целостности.
Уля, листая подобранные Гришей рисунки, задумалась и стала прикладывать к ним фотографии венских улиц, уголков и мостов, видов на некоторые архитектурные памятники …
А потом ей захотелось сделать подписи под фотографиями и рисунками, не связанные напрямую с изображением, но …
Получилось не сразу, но потом ей показалось, что материал «ожил» и она показала его Свиридову-старшему – мужу она показывать это почему-то постеснялась.
А Свиридову очень понравилось, и он сразу позвал Тоню – и она оба удивлялись и радовались тому, что Уля нашла прием связать фотографии и рисунки с общей идеей «моя Вена».
Последним творчество Ули увидел Гриша, и сильно обрадовался, хотя и не преминул высказать жене неудовольствие от того, что она не показала сразу все это ему. Но он целовал Улю и радовался, и они вместе переставляли фотографии и рисунки, редактировали подписи …
А потом сводили все это в виде макета будущего альбома, и Гриша выбирал иллюстрацию для титульной страницы и сверху написал: «Ульяна Воробьева Григорий Свиридов».
И когда Уля возразила против того, чтобы ее фамилия была первой на титульной странице, Гриша ответил, что он муж и он так решил.
Вскоре макет альбома оказался в венском издательстве, был благосклонно воспринят с единственным вопросом: в какой пропорции перечислять авторам гонорар?
Гриша ответил, что гонорар полностью следует перечислить его супруге Ульяне Воробьевой, а когда Уля возразила против этого, он ответил «я муж и я так решил».
Альбом был издан на трех языках – английском, немецком и русском, и в таком виде поступил в продажу в городе. Альбом раскупали и караулили Гришу и Улю чтобы получить автограф.
А Уля получила – кроме весьма приличного гонорара – и вкус к творчеству.
И когда у нее на рабочем столе Гриша увидел груду фотографий с Бали, то он стал активно помогать Уле в работе над новым альбомом …
Отгремел гром грозы в начале мая, и перед главными праздниками во всех помещениях института включились динамики громкой связи. Эта система включалась так редко, что многие о ее наличии просто забыли.
А тут в динамиках что-то щелкнуло и раздался голос Свиридова.
– Здравствуйте, друзья. Сегодня, перед самым важным праздником я хочу … Хочу напомнить вам о той команде, которую перед важными праздниками подавали командиры. Эта команда «Наденьте ордена!» Я не командую, я прошу вас всех перед нашим праздником – друзья, наденьте ордена! Пусть все видят, какую оценку вы получили за свою нелегкую службу, пусть даже не на фронте, и без стрельбы. Друзья мои, наденьте ордена!
Голос Свиридова звучал по-особенному четко и торжественно.
И утром девятого числа на улице все появлялись в парадной одежде, и практически каждый третий, и даже второй прикрепил на груди правительственные награды. Дома, одеваясь Свиридов надел парадный мундир со всеми своими наградами, только без орденской ленты через плечо. А рядом Тоня прикрепляла к жакету свои награды, а из своей комнаты вышли Уля и Гриша – Гриша тоже в парадной форме и с наградами.
– Папа, принимай парад! – Уля в красивом платье вела за руку Верочку и несла плетенку с Коленькой.
Стоило им выйти на площадку как со Свиридовым начали здороваться и козырять ему, и он отвечал на приветствие, поднося руку к козырьку.
А на улице …
Конечно, все друг друга хорошо знали, все так или иначе были знакомы, но тут внезапно увидели на груди хорошо знакомого человек блеск орденов – и от этого стало почему-то светлее и радостнее.
Парад был объявлен заранее, вдоль Дома культуры установили ряды скамеек, а на крыльце Дома культуры разместился сводный оркестр.
Торжественная речь генерал-лейтенанта Свиридова была краткой – он поздравил всех с великим праздником и махнул рукой оркестру.
И торжественно зазвучала медь.
А генерал Свиридов сбежал с временной трибуны и встал впереди отряда полковника Воложанина, открывающего парадный проход войск.
Во главе отряда в руках майора Владислава Маленького, мужчины далеко не маленького, отсвечивало алым Знамя, которое вручили отряду совсем недавно, после уничтожения в области группы вооруженных дезертиров.
Свиридов встал перед этими тремя майорами – знаменосцем и ассистентами – и скомандовал. И отряд под музыку тронулся с места, и торжественным шагом двинулся перед зрителями, а за отрядом Воложанина пошел сводный отряд гарнизона.
А весь спецотряд под знаменем во главе с генералом-лейтенантом Свиридовым шел четким, но не парадным шагом, и у всех за левым плечом стволом вниз чернел короткий автомат. Такой автомат непонятным образом появился и на плече генерала …
