bannerbannerbanner
полная версияСудмедэксперт

Мария-Виктория Купер
Судмедэксперт

Не помню, как прошли дни до похорон. Чернота заполнила мысли, эмоции. Бахтияра на проводах в последний путь не появился. Но была Настя и многочисленные родственники, коллеги, клиенты и друзья Раисы. Во мне не было больше слёз. Я стоял и тупо смотрел, как рыдают люди, как кто-то что-то обсуждает, как некоторым глубоко плевать на происходящее. Пустая чёрная могила тянула меня за собой, и я был готов прыгнуть туда.

Гроб опустили. Я кинул на деревянную крышку три горсти холодной земли. Могилу закопали и заставили венками. Люди разошлись. Пошел противный октябрьский мокрый дождь.

Я ещё долго сидел рядом, положив руки на землю. Я пытался до последнего поговорить с ней, выяснить, что случилось, но Раиса не отвечала.

Вернувшись домой, я запил. До бессознания, до адских болей в правом боку, до рвоты. Как только чуть-чуть очухивался, так сразу заливал в себя отраву. Мир перестал существовать для меня. Сил хватало только дойти до магазина, купить водку и тут же её выпить.

И в один из похмельных отвратительных часов я увидел в утреннем свете свой подоконник: яркое солнце осветило жухлые цветы, покрытые пылью. Цветы умирали.

Трясущимися руками я взял лист бумаги и коряво написал объявление, что отдаю цветы. Оставил свой адрес. Надел грязный махровый халат, тапки на босу ногу и вышел на улицу. Шатаясь, дошел до доски объявлений рядом с домой и прикрепил лист на скотч. Через два-три часа ко мне в дверь постучали.

Я глотнул теплой водки, зажевал корку чёрного сухого хлеба и побрёл к двери.

На пороге стояла Настя. В её руках был криво оторванный листок, который я написал утром.

– Николай Петрович? – изумлённо проговорила Настя, теребя лист в руках. – Как? Вы?..

– Ну я, забирать будешь? – сказал я, пытаясь удержать равновесие. – Забирай все горшки, что только видишь. Мне больше ничего не надо.

Настя аккуратно прошла в квартиру, открыла балконную дверь и села ко мне за стол, залитый водкой, коньяком. Она по-хозяйски протёрла скатерть тряпкой и поставила греться чайник.

– Я не боюсь, что вы пьяный. Я ничего не боюсь, – решительно сказала девушка.

– А стоило бы! – выпалил я и опрокинул в себя остатки алкоголя. – На окне горшки. Забирай и уходи, – язык меня плохо слушался и спотыкался на самым простых словах.

– Цветы вам нужнее, чем мне.

Девушка допила свой чай, аккуратно полила все цветы и ушла.

Мне было плевать на неё. Пусть делает, что хочет. Я допил бутылку и провалился в забытье.

На следующий день мне стало очень плохо. Жуткое, адовое похмелье накрыло меня: рвало желчью и желудочной кислотой, дома от всего несло чем-то тухлым и мёртвым. Я сам вонял перегаром, зарос, осунулся, вывалился живот. За неделю превратился в ничтожество.

– Всё. Хватит. Если не сейчас, то меня затянет, и я больше никогда не вернусь, – крепко и настойчиво сказал я вслух, включил радио, вооружился пылесосом и тряпкой.

Уже к пяти вечера дома было чисто и уютно, как было когда-то прежде. Я сбрил бороду. Почистил зубы.

Три стука в дверь.

На пороге снова стояла Настя, в длинной куртке, из-под которой выглядывала голубая юбка. Её тёплый взгляд растопил моё сердце.

– Я не смогла спокойно спать, зная, что вам нужна помощь, – решительно сказала она и вошла в квартиру.

– Рад, что ты вернулась, – я был в полнейшем изумлении.

– Ого! Так чисто, красиво… – сказала она, проходя на кухню. – И я смотрю, вы привели в порядок не только дом.

Я улыбнулся и включил кофеварку.

Мы долго разговаривали. Я рассказывал про Раису, про работу, про всё, что было у меня на душе, а она вежливо слушала и робко отвечала про себя: училась, работала, влюбилась в своего врача…

Что-то маленькое и тёплое начало распускаться в моей груди. Маленькое, но такое безграничное и приятное.

И я понял, что это было. Любовь! И тут же осознал, что Сигову я вовсе не любил, а Раису любил, как маму, которой мне так не хватало, которая так рано ушла из жизни. Смерть Раисы я пережил снова, как смерть мамы. С Раисой всё повторилось так же, как пятнадцать лет назад, только на этот раз рядом не оказалось брата.

Настя… Наверное, я всегда её любил, только не мог себе в этом признаваться, не мог разобрать своих чувств, потерявшись в этих событиях. Настя казалась бушующим огнем в хрустальной вазе, а эти ее ресницы!

Мы просидели с ней до позднего вечера. Мне никогда ещё не было так спокойно и тепло. Потом мы шли до её дома и молчали. Пошёл первый снег: он мягко покрывал на город, скрывая осеннюю грязь, очищая и промораживая воздух.

У подъезда Настя пообещала прийти завтра и поцеловала меня. Это был самый головокружительный поцелуй в моей жизни.

Окрылённый, я поспешил домой. Никогда ещё любовь не была такой лёгкой и такой живой.

Я решил срезать через старый парк. Фонари не горели, аллея едва виднелась среди черных сосен. Снежинок становилось все больше и больше, ветер кружил их, они липли на мое лицо и сразу же таяли. Я шёл быстро, постоянно наступая в слегка подмерзшие лужи и перегнившие листья.

Вот я уже подошёл к выходу из парка, как меня окликнул бомж, сидящий на лавочке около ворот.

– Пацан, дай сто рублей. Опохмелиться, – промямлил мужик и подбежал ко мне. Он протянул руку. В темноте он выглядел жалко и жутко.

– Держи, мужик. Но это тебе за честность. А то знаешь, на хлеб там просят… – я достал из кармана бумажку и отдал му. Тот широко улыбнулся беззубым ртом и сказал:

– Ты меня не помнишь?

– Первый раз вижу.

– Да ладно? – он достал из-за пазухи две бумажки и протянул мне. Я взял их в руки и понял, что это. Справки о смерти, из моего бюро. С моей подписью.

– Откуда это у тебя?

– Я твой главный пациент, – мужик расстегнул куртку и оттянул ворот футболки, обнажив грудь. Я увидел шов, который самолично оставил совсем недавно.

– Как? Это нереально! – мне стало дурно, я опёрся на фонарь. Голова закружилась, я сел на землю, в холодную грязь, но мужик продолжал.

– Всё реально. Я тебе дар отдал, поделился. Думал, отпустит меня уже это всё, и на покой уйду. А не тут-то было. Опять двадцать пять… – сказал мужчина.

Мои штаны пропитались грязью. Я сидел, смотрел на него и очень странно себя чувствовал. Будто кто-то схватил меня за сердце и передавил горло.

– Ты прости меня, Коля. Мужик ты нормальный оказался, человек совестный, честный. Если хочешь, я обратно заберу, а ты будешь работать без проблем. Мне уже терять нечего. Проклятье это моё. Всё никак не сдохну.

Я немного подумал, встал и протянул ему руку.

– Знаешь, я тебе благодарен. Эта сила мне в работе помогает. Живым помогает правду знать.

Мужчина пожал мне руку, вытащил из-за пазухи маленькую бутылку водки, прилично отхлебнул и протянул мне. Я отказался. Тогда мужик икнул и сказал особо тепло:

– Верно я тебя выбрал. Ну, бывай.

Позади меня что-то громко скрипнуло, я машинально оглянулся и вернул взгляд на мужчину, но передо мной никого не было. Я стоял в пустом парке, у меня были мокрые и грязные штаны. Ветер успокоился, меня засыпал снег. Было очень тихо. Собеседник будто испарился, растворился в тумане.

Я отряхнул штаны и побрёл домой, вдыхая тяжёлый влажный воздух и раскидывая носками раскисшие жёлто-красные кленовые листья, покрытые первым белым снегом.

Рейтинг@Mail.ru