Максим Сенькин
Семейные узы
– Ты нормально? Может, в аптеку зайдём, пока работает?
Я снова отмахиваюсь: всё в порядке. Просто мне пора уходить, и чтобы Никита тоже ушёл, я говорю:
– Моя сестра умерла год назад. Самоубийство. Зарезалась у себя дома.
Никита открывает рот, но ничего не может сказать. Я быстро прощаюсь и иду, но он меня догоняет.
– Можешь переночевать у меня. Или я к тебе в гости зайду. Отдохнём, поболтаем.
– В другой раз, дружище.
Я иду дальше. Он делает ещё несколько шагов со мной.
– Уверен, что хочешь сейчас оставаться один?
– Поверь, так нужно.
Теперь всё. Спасибо, Никита. Мне приятно знать, что я мог принять твою помощь.
Лифт привозит меня на предпоследний этаж. Я возвращаюсь домой.
В моей квартире ни звука. Порог – словно черта, отсекающая остальной мир. Несколько секунд я просто стою в прихожей, опираясь спиной на уже запертую дверь. Сегодня был очень долгий день.
Я не включаю свет и всё делаю на ощупь. Разувшись, иду в ванную и вслепую поворачиваю краны. Я живу здесь давно и идеально запомнил каждый угол, поверхность и предмет. Заканчиваю умываться и вытираю лицо. Теперь я увижу себя только утром.
Дома никогда не горит свет, а шторы всегда задёрнуты. Повсюду застоявшийся пыльный мрак, и я в нём как блуждающая тень.
Не понимаю, чего меня дёрнуло рассказать парням о детстве. Легче на душе не стало. Это было неразумно, и чтобы понять причины, надо копаться внутри себя…
Лучше поем.
Старая газовая плита рождает огонь и с ним мягкий свет. Кухня нуждается в ремонте, но зато тут припасено всё необходимое. Я разбиваю несколько яиц на сковороду. Ужин лёгкий и будет готов быстро. Можно пока нарезать ветчины и сыра.
Моя рука не находит ни одного ножа. Я замираю на мгновение, а потом вспоминаю, что все они в посудомойке. Ладно, обойдусь.
Иду в спальню – успею переодеться в домашнюю одежду. Я прохожу через коридор и гостиную: здесь так темно, что можно идти с закрытыми глазами и разницы никакой не будет. Свет мне бы только мешал.
Я останавливаюсь на пороге и оглядываю свою комнату, различая силуэты предметов. Внимательно обследую всё пространство от левой стены до правой. После сегодняшних разговоров в голове крутится много мыслей, в основном о сестре. Я представляю, как раньше она стояла здесь.
В этом доме она жила в начале и в конце жизни. После многих переездов, она вернулась в семейную крепость.
Сестра умерла в соседней комнате. Как сказали врачи, сперва она порезала руки, а после заколола себя ударом в яремную вену. Ужасная смерть, но все следы указывали, что она сама себе её выбрала. В тот день мы с ней виделись и много разговаривали.
Я продолжаю обыскивать взглядом комнату. Казалось бы, никого. Ни единого движения, даже легчайшего.
Но в углу кто-то стоит. Будто манекен. Я непроизвольно задерживаю дыхание и замираю так же, как мой ночной гость. Глаза не моргают, следят за высокой фигурой. Моё сердце бьётся чаще. Я в предвкушении.
Гость выходит из тени так медленно, словно мрак его не отпускает. Из-за зашторенных окон едва пробивается блеклое свечение уличного фонаря. Это она. Моя сестра тут, наконец-то. Я улыбаюсь ей.
Как же долго пришлось ждать её возвращения.
4
Общение между нами возобновилось спустя много лет – в родном доме. Мы оба вернулись туда помочь матери с переездом: отец скончался, и она больше не хотела там жить.
Сестра стала красивой женщиной. Я так её и не перерос. Без каблуков она выигрывала у меня несколько сантиметров. Она продолжила красить волосы в чёрный.
Встреча стала сюрпризом для нас обоих, и в этом, наверное, заключался план матери. Но я отнёсся к воссоединению равнодушно. Старался так относиться, ведь годами мечтал забыть лицо этого человека.
Семейная встреча проходила вяло. Я держался так, чтобы между мной и сестрой всегда находилась мать. Она служила мне высоким забором, через который я перебрасывал фразы, поддерживающие беседу. Но сестра осторожно ко мне заглядывала. Вещей у матери было много, и хоть разговор шёл только в одну сторону, темы продолжали меняться.
Меня раздражало, что сестра искала способ ко мне подступиться. Вела себя как ни в чём ни бывало, словно никогда не терроризировала меня в детстве. Я не доверял её внезапному интересу ко моей жизни.
На следующий день мы снова встретились в семейном доме. Перед этим я провёл вечер, ночь и утро, только о ней и думаю. Я разжигал злость, вспоминая, как она со мной поступила.
К концу дня, несмотря на всю мою оборону, я оказался с ней в баре.
Её рвение пробило брешь, я не смог противиться её добродушию. Она отнеслась ко мне по-родственному. Как… и должно быть. Мне стало стыдно, что я пытался от неё избавиться и держал на расстоянии, хотя она всеми силами старалась сблизиться. В баре я наконец-то перестал избегать её взгляда.
В тот вечер мы общались, как нормальные брат и сестра, будто никогда не расставались. Она больше не возвышалась надо мной, и с каждой встречей я подпускал её всё ближе.
Прошлое забывалось. Иногда я всерьёз задумывался, не сломалось ли что-то в моей памяти? Может, в действительности не было страха, не было покушения и ножа… Мне хотелось поверить, что всё это было плохим сном.
Мы с сестрой стали видеться регулярно. В моей жизни появилось что-то новое, чего никогда не было, и это наполняло жизнь новым смыслом. За следующий год мы будто восполнили всё то, что потеряли из-за расставания. Я был счастлив.
Лишь один раз во мне просочилась старая обида. Я припомнил сестре, как она меня пугала. Пытался прикрыть чувства шутками, но рассказал, насколько мне было страшно из-за неё.
Она извинилась. Мне было важно услышать, что она тоже помнит. Мы продолжали наши отношения, а не делали вид, что встречаемся впервые.
– Иногда желание напугать тебя возникало из ниоткуда. Это было как резкое чувство голода. Я становилась сама не своя, пыталась бороться с этим, но в основном поддавалась. Не знаю, что со мной творилось. Наверное, это один из тех подростковых инстинктов, которые никто не может объяснить, в том числе сами подростки.
– А помнишь, – сказал я, – как ты пыталась поранить меня ножом?
Я сказал «поранить», а не «убить», потому что к тому моменту уже не верил в это.
К моему удивлению, сестра покачала головой. Я напомнил, ожидая, что она всё-таки подхватит мой рассказ и опишет свою точку зрения.
Но сестра смотрела на меня глазами, полными ужаса. По её словам, в тот день она уезжала с родителями, а когда они втроём вернулись домой, то нашли меня под столом на кухне.
Сестра показала мне шрам на ладони.
– Я пыталась тебя успокоить, но ты ничего не соображал. Рядом лежал нож, я случайно на него напоролась. Потом нас обоих увезли в больницу.
Я утверждал, что сестра напала меня. Но выходит, её тогда вообще не было дома.
– Тебе поставили диагноз сомнамбулизм. Ты видел яркий сон и принял его за реальность. Родители решили ничего тебе не говорить – надеялись, что это был разовый случай.
– А почему ты не сказала?
– Я хотела, но ты избегал меня. Потом мы разъехались. Я правда подумала, что без меня тебе станет лучше и ты быстрее поправишься. Похоже, план сработал, раз теперь ты в порядке.
