Максим Сенькин
Семейные узы
Кухонный нож проткнул подушку. Я успел скатиться вниз и шлёпнулся на пол. От страха я делал всё быстро: вскочил на ноги и протараторил сестре, чтобы она уходила. Это был редкий случай, когда я хотел пожаловаться родителям, но их не было дома.
Она опять двинулась на меня, загоняя в угол. Я прыгнул на кровать. Сестра сделала выпад.
Если бы она достала меня ножом, я бы уже истекал кровью. Это был настоящий удар, не ради запугивания. Я понятия не имел, почему сестра нападает. Сошла с ума? Не настолько же, чтобы всерьёз пытаться меня покалечить.
Я выбежал из комнаты в гостиную и захлопнул дверь. Обеими руками сжал ручку. Дверь ожила и рванулась назад, потянув меня за собой. Из последних сил я вернул её на место.
Дышать становилось тяжелее. Страх забрал все силы, но дверь успокоилась. За ней всё притихло. Я не слышал дыхания сестры, хотя она находилась меньше чем в шаге от меня.
Нож пробил деревянную поверхность насквозь и чуть не порезал мне лицо. Я закричал и попятился прочь от двери. Сестра вошла в гостиную.
Я запаниковал. Удары ножом не были игрой или шуткой, они могли убить меня. Для тринадцатилетнего мальчишки была непредставима мысль о смерти. Слишком рано. Даже невозможно. Что вообще такое смерть? Что-то, когда перестаёшь принадлежать самому себе. Перестаёшь… быть. Дети не могут такое вообразить.
Я хныкал, уговаривая сестру остановиться, но она не отвечала. Меня шли резать на куски. Смерть была безлика: чёрные волосы всё время скрывали её лицо.
Оставалось бежать. Из гостиной я попал в коридор, откуда было три пути: в комнату сестры, на кухню или через прихожую в подъезд.
За годы я много раз подумал о своём выборе. Мне хватало роста дотянуться до замка входной двери. Я мог выбежать на лестничную клетку и мой бешеный крик наверняка привлёк бы внимание соседей. В крайнем случае я мог пробежать босиком до первого этажа и выбраться на улицу.
Наверное, я испугался мысли, что не успею. Что замешкаюсь у двери и меня схватят. Комната сестры меня пугала не меньше, чем она сама. Поэтому я выбрал кухню.
Там у меня был целый арсенал для защиты, а вход можно было забаррикадировать холодильником. Но я не был смекалистым ребёнком из книг. И я не был сильным и смелым. Я потел и тяжело дышал, буквально дрожал от ужаса. Сестра должна была меня защищать, а не покушаться на мою жизнь. Я всё пытался понять, почему это со мной происходит. Я никогда не желал ей зла, так почему она желала зла мне?
Дверь открылась. Первым на кухню вошёл нож, затем рука, что его держала. Вместе они предвещали мой конец.
Я спрятался под стол и вжался в угол. Залезая, я свалил небольшую табуретку. Тут же подобрал её и выставил перед собой как щит. Сестра вторглась в моё убежище. Первый же удар почти проткнул мне глаз.
Нервы полностью сдали, и я поддался панике: впервые в жизни я ревел с такой силой и отчаянием. Из-за слёз мир помутнел, силуэт безликой сестры расплылся. Больше всего на свете я хотел, чтобы она исчезла окончательно. У меня заложило уши, сопли забили нос. Я даже не видел ножа и наугад отбивался табуреткой, которую уже едва держал. Оставались секунды до того, как всё закончится.
Из прихожей донёсся звук открываемой двери. Я упустил момент, когда силуэт сестры вдруг исчез. Приглядевшись, я увидел на полу только нож, направленный лезвием в мою сторону. Я испугался, что сейчас он кинется на меня, словно живой.
Едва я остался один, как сестра вернулась. Её лицо больше не скрывали волосы, но выражения я всё равно не различал. Моя голова пульсировала, в глазах темнело. Я вновь закричал, ведь она вернулась закончить начатое. Только отбиваться уже не было сил.
Сестра упала на колени и поползла ко мне. Она напоролась ладонью на собственный нож, будто не знала, что он там лежит. У неё пошла кровь. Она выругалась, но не отступила. Её здоровая рука коснулась моего плеча. Я вздрогнул и заревел с новой силой, не замечая, как после первых робких касаний сестра прижалась ко мне и начала успокаивать.
3
Уже совсем темно, как глубокой ночью. Тьма кажется осязаемой и может забрать любого из нас. Друзья смотрят на меня, словно я признался в убийстве. Стас и Никита почти не шевелятся, держатся будто настороже. Так между людьми вырастают невидимые стены. А в чём причина? Я нарушил нормальность их мира? Мне ведь совсем не хотелось их пугать.
Пауза растягивается надолго.
Переменчивый ветер вдруг сдувает стену между нами. Друзья возвращаются, мы снова сидим плечом к плечу. Кажется, стало легче дышать. Нам всем холодно, но никто не предлагает уйти.
Стас спрашивает:
– И что было потом?
– Почти сразу пришли родители и позвонили в скорую. Когда врачи приехали, я уже отрубился, а сестра потеряла много крови – рана на ладони была глубокой. Очнулся я в больнице.
– Ты рассказал обо всём родителям? – В голосе Стаса возмущение. – Твою сестру должны были запереть в психушке!
– Семья долго в этом разбиралась. Мой рассказ отличался от всего, что говорила сестра.
– Вот дрянь. Ещё и врала.
– Нас какое-то время держали друг от друга подальше. Я жил у бабушки, а сестра в тот год заканчивала школу. Как только она поступила в универ, то съехала и больше не возвращалась домой.
– Ну а…
Никита хлопает Стаса по плечу.
– Да погоди ты, он же не сюжет фильма пересказывает. – Никита наклоняется, чтобы лучше меня разглядеть. – Как ты себя чувствовал после того случая?
– Несколько недель меня продержали в больнице. Я почти не разговаривал, мало ел, мог отключаться на ходу. Родители очень боялись, но обследования ничего не показали. Потом всё постепенно прошло. Я стал прежним. – После паузы я добавляю. – Но одна вещь во мне изменилась: страх пропал. То есть, вообще. Это даже записали в моей медицинской книжке.
– Жесть, – говорит Стас. – Да у тебя прям суперсила.
– Не представляю, каково это, – Никита качает головой.
– Ничего особенного. Я не стал психом без эмпатии или инстинкта самосохранения. Просто я равнодушен ко многим неприятным вещам. И мысли о смерти не беспокоят.
– А о сестре?
Я задумываюсь и молчу так долго, что и отвечать уже нет смысла.
Пиво заканчивается. Холодный ветер снова злится и прогоняет нас с берега. Мы идём по узкой тропе, светя себе под ноги фонариками на телефонах.
Как ни боялся Стас, но мы благополучно покидаем парк. Проходим мимо его дома и прощаемся. Никита идёт со мной дальше, пропуская развилки, где ему пора сворачивать. В основном мы молчим, иногда ругаясь на погоду – заморосил дождь.
– Слушай, – на подходе к моему дому Никита решается спросить, – ты с тех пор говорил с сестрой?
Я сонно отвечаю:
– Бывали случаи. Я уже учился в универе и тоже переехал в новую квартиру.
– Вы же должны были обсудить тот день. Найти причину, почему она на тебя напала.
– Ни к чему определённому мы не пришли.
– А где она сейчас?
Меня резко покидают силы. Я останавливаюсь, чтобы отдышаться, пока мир кружится расплывчатыми огнями. Дождь убавляет громкость, а затем вовсе превращается в белый шум.
Я выныриваю из этого состояния. Меня поддерживает Никита, но я отмахиваюсь, затем упираюсь руками в колени. Со стороны это выглядит, будто я сейчас сблюю. Никита явно думает о том же. Придя в себя, я выпрямляюсь и поправляю куртку.
