Лили Рокс
Наедине с отчимом

Очередная битва

С утра я проснулась от громогласных криков Егора: он делал свою разминку, будя всех своими рыками. Я вышла из своей спальни и столкнулась с ним лицом к лицу – он делал свою зарядку, стоя посреди зала и поглядывая в сторону моей комнаты. Он перегородил мне путь, играя мышцами, по которым струился пот.

– Дайте мне пройти, – спокойно сказала я, пытаясь обойти его хоть с какой-нибудь стороны.

– Мы же вчера договорились перейти на «ты», – негромко сказал он, чтобы мать на кухне не слышала его слов, – Когда ты ножки раздвинула, и ты мне обещала.

– Я вам ничего не обещала, уши чистите вместо того, чтобы мышцы качать, – грубо отозвалась я и показала ему язык.

Вместо ответа Егор высунул изо рта свой длинный язык и поводил им из стороны в сторону:

– Также я буду в твоей писечке работать, – шепнул он, а я показала ему средний палец. Сейчас мне не было страшно делать это, ведь мать была рядом.

– Сломаю тебе его нахрен, – со злостью буркнул Егор, давая мне пройти, потому что мать вышла из кухни и улыбнулась мне:

– Ладочка, ты встала уже? Иди завтракать, пока мы на работу не ушли.

Я умылась и прошла на кухню, где мать, счастливо улыбаясь, наливала в чашку Егору кофе. Она светилась, моя мать была так счастлива рядом с этим монстром, что мой язык не повернется сказать ей правду о нем, даже если я очень сильно этого захочу.

– Бери бутерброд, я сам готовил, – сказал мне отчим, и я нехотя потянулась к куску хлеба с колбасой, – Своими руками.

Я посмотрела на него со злостью, вспоминая о том, что вчера он делал со мной своими руками, которыми сегодня нарезал хлеб с колбасой к завтраку.

– Спасибо, – буркнула я, откусывая от бутерброда и кладя его на тарелку, – Невкусно.

Мать посмотрела на меня с удивлением, а потом коснулась рукой моего лба: так было всегда, когда у меня не было аппетита, а она сразу же подозревала, что я заболела.

– Мам, все в порядке, – я ласково отодвинула руку матери, – Просто бутерброд и вправду невкусный.

Я столкнулась с недовольным взглядом Егора и слегка улыбнулась ему. Пусть знает, что я не собираюсь плясать под его дудку, делая вид, что уважаю и люблю этого урода.

– Я хочу сегодня переночевать у Лили, – сказала я матери.

– Хорошо, – отозвалась мать, которая спокойная относилась к моим ночевкам у подруги.

– Нет, – вдруг сказал Егор, и мы с матерью посмотрели на него с недоумением.

– Я сказал, что нет, – повторил он, – У Лили есть старший брат, неизвестно, чем занимается вся их компания у Лили дома.

– Это приличные люди, – мать вступилась за мою подругу, а я с презрением уставилась на Егора. Этот урод не смел запрещать мне то, к чему я привыкла только потому, что возомнил себя моим хозяином.

– Да, в отличие от других, моя подруга и ее семья – приличные люди, – подтвердила я, но мне хотелось позлить недовольного отчима, – А я ее брат – вообще золотой парень.

Лицо Егора покрылось пятнами, и я заметила, как он сжал кулаки. Этот урод ревновал меня, и от этого я испытывала внутри чувство превосходства над ним. Я придумала отличный способ манипулировать им.

– Да, Витя – хороший парень, – подтвердила моя мать и тут же вздрогнула от грохота кулака, опустившегося на стол, от которого на нем подскочили чашки. Егор был настолько недоволен, что едва скрывал свои чувства.

– Если мужик сказал «нет», значит бабы, которые живут с ним и уважают его, должны подчиняться ему, – его голос звучал низко и устрашающе. Мать испуганно посмотрела на него и положила свою руку на его сжатый кулак.

– А если они не уважают его? – спросила я и тут же столкнулась с умоляющим взглядом матери, которая мысленно просила меня не раздувать скандал. Но поведение Егора насколько бесило меня, а внутри меня все еще все болело от его насильственных действий, так, что пелена ненависти просто повисла перед моими глазами, закрыв их на чувства собственной матери.

– А, если не уважают, – скрипя зубами, сказал Егор, – Значит, мужик будет перевоспитывать их, ремнем или веником. По голой заднице.

Я стиснула зубы, представляя себе, с каким удовольствием взялся бы отчим за мое перевоспитание. Его нога под столом наступила на мою ногу, больно вдавив ее в пол, отчего я почувствовала жуткую боль, которой не могла противостоять. Но мне так хотелось дать отпор этому уроду, несмотря на боль и унижения, которыми он исподтишка пытался меня мучить.

– Ты никуда не пойдешь, ни с какой ночевкой! – громогласно сказал Егор, и я кивнула. В этот раз пришлось сдаться, и моя мать вздохнула с облегчением.

Егор теперь выглядел важно и напыщенно, как индюк, прогуливавшийся по своему индюшатнику. Я смотрела на его довольное лицо, потом посмотрела на уже успокоившуюся мать, после чего встала из-за стола.

– Ты куда? – сразу последовал вопрос Егора.

– Гулять, – ответила я, – У меня, если что, каникулы.

Я посмотрела в обеспокоенное лицо Егора, он явно не хотел отпускать меня от себя ни на шаг.

– Егор, милый, девочка весь год училась, чтобы сейчас отдыхать, – ласково сказала ему мать, – Пусть гуляет с девочками.

– И с мальчиками, – добавила я, и мои слова стали словно полетевшими брызгами масла в едва разгоравшийся огонь.

Я заметила, как Егор снова сжал кулаки. Да, если он не перестанет так себя вести, мать догадается обо всем. Неужели он ничего не боится? Или он настолько сильно повернут на мне?

Когда я выходила на улицу, мать с Егором вышли из квартиры на работу одновременно со мной. Я побежала вниз, а меня догнал Егор, воспользовавшись моментом, пока мама закрывала входную дверь.

Он ущипнул меня за ягодицу, а потом еще шлепнул по ней:

– Никаких глупостей, девочка моя!

– Я не ваша девочка! – я со злостью посмотрела на него. – Не боитесь, что мать услышит?

– Нет, я ничего не боюсь. А вот ты бойся: один твой косяк, и я накажу и тебя, и твою мамашку.

Я не успела ничего ответить, потому что в этот момент мама спустилась вниз. Она взяла Егора под руку, и они направились на работу. Я же осталась стоять возле входа в подъезд, чувствуя, как зудит место щипка.

Я встретилась с Лилькой, и мы пошли прогуляться по поселку. Но мысли мои были далеко, поэтому подружка быстро заскучала в моем обществе.

– Лада, чего ты все молчишь, да молчишь? Как будто не договариваешь чего-то.

Я пожала плечами. Несмотря на то, что Лиля была моей самой близкой подругой, рассказывать ей правду про свои отношения с отчимом я не собиралась. Итак слишком много всего произошло.

– Я к бабушке хочу уже уехать, – призналась я Лиле, и это была чистая правда. Я хотела уехать из этого места, чтобы хотя бы на время забыть обо всем, что происходит в моей жизни.

– Так скоро уедешь, я вообще тут одна останусь, – жалобно сказала Лиля.

Я снова пожала плечами, понимая, что именно побег к бабушке сможет спасти меня от депрессии, которая накатывала на меня все с большей и большей силой. Масла в огонь подлила и Лиля:

– А я сегодня Антона видела. Он по магазинам с маман ходил, закупы делали. Он ведь к брату скоро едет. Так что до конца лета ты с ним не увидишься.

– Спасибо, что напомнила, – огрызнулась я, реагируя на издевку Лильки. Ей будто доставляло удовольствие периодически колоть меня своими язвительными иголками.

Так и не придумав общего дела, мы разбрелись по домам, и я закрылась в своей комнате, надеясь, что Егор вернется с работы не раньше матери. Мне хотелось подумать, осмыслить все, что произошло со мной и понять, кем я стала после близости с отчимом. Стала ли я настоящей женщиной или просто побыла несколько минут игрушкой в его огромных руках.

Я коснулась низа живота, где еще все побаливало, напоминая о том, что произошло на этой постели некоторое время назад. Внутри меня все ныло, пульсировало и не давало мне никакого покоя. На глазах сразу появились слезы, стоило мне вспомнить о собственной беспомощности и о том, что грозит моей маме в случае, если я отважусь кому-нибудь что-либо рассказать.

Снова Он

Сама не заметила, как задремала, а потом вздрогнула от грохота входной двери. Я подскочила на кровати, ощущая себя жертвой. И я реально в этот момент была маленьким загнанным зверьком, который метался по клетке, ища выход, но этого выхода нигде не было. Затем услышала шаги, это была тяжелая поступь моего отчима. Я притихла, стараясь даже не дышать.

Он ходил по квартире несколько минут, то удаляясь в сторону кухни, то проходя в их с матерью комнату, а потом снова возвращаясь в зал, из которого с легкостью можно было попасть в мою комнату.

Я чуть не вскрикнула, когда увидела, как опустилась ручка на моей двери: Егор пытался войти в мою комнату, но я заперлась изнутри.

– Ты там? – он говорил негромко, но я отчетливо слышала каждое его слово. Я молчала, едва дыша и прижимая к груди телефон. Мне хотелось набрать номер матери и попросить ее вызвать к нам участкового, а потом и вовсе признаться во всем.

Дверь снова заходила ходуном, я представляла себе, как Егор наваливается на нее всей тяжестью своего тела.

– Открой, хватит прятаться! – его голос повысился, и я поняла, что снова оказалась в ловушке.

На часах было пять часов, а мама приходила с работы не раньше семи. Значит, он все продумал заранее и явился в дом, когда до прихода матери оставалось минимум два часа. Да, я однозначно оказалась в ловушке.

Я встала с кровати и подошла к двери, которая вибрировала, стоило мне коснуться ее руками. Голос Егора звучал тихо и почти с мольбой:

– Лада, детка. Открой мне дверь, я не сделаю тебе больно. Больше не будет больно.

Я молчала, кусая свой правый кулак. И тут в дверь раздались удары, заставившие меня вскрикнуть от страха.

– Открой эту гребанную дверь, иначе я выломаю ее, а потом проломлю твою голову. Открой, умоляю, детка. Я убью тебя, я сделаю так, что ты не сможешь говорить, потому что я разорву твой рот своим прибором. Милая, ну давай же, хватит ломаться.

Голос Егора менялся каждую секунду: то я слышала в нем мольбу и просьбу, то угрозу и злостный приказ, требующий немедленного подчинения. Во мне все пылало от страха, причем страха не только за себя, но и за свою мать, которая может быть впутана в этой грязный клубок похоти, связывавший теперь меня и Егора.

Дверь продолжала шевелиться за моей спиной, а по моим щекам текли слезы. Я подняла голову вверх и обратилась к Богу, к которому редко обращалась с просьбами. Я молила его о том, чтобы Егор устал, ему надоело это, он бы понял, наконец, что я не выйду и не открою ему дверь. Я молилась шепотом, чувствуя, как слезы с моих щек поползли вниз по шее и затекают в разрез моей футболки.

Снова чудовищный грохот в мою дверь, и я больше не смогла выстаивать и сопротивляться. Он сломил меня. Я открыла дверь и увидела перекошенное от злости и отчаяния лицо.

Приблизившись ко мне, Егор резко потянул меня за руки, а потом прижал к себе. Я слышала, как колотится его сердце, он часто дышал, а потом начал покрывать мое мокрое от слез лицо поцелуями. Я пыталась отстраниться, мне был противен этот человек, но его сила в тысячу раз превосходила мою. Он тянул меня к себе, он вдавливал меня в себя, как будто пытался растворить меня в себе, как таблетку в стакане воды.

– Почему ты сопротивляешься? – спросил он у меня, встав передо мной на колени и заглядывая в мои глаза. – Тебе надо просто распробовать то, что тебе понравится обязательно. Я научу тебя таким вещам, о существовании которых ты не подозревала. Я буду любить тебя так, как никто и никогда не любил и не полюбит тебя.

– Я не хочу, – тихо сказала я, глядя в его лицо сверху вниз. Его глаза сузились, но ровно на сотую долю секунды.

– Ты захочешь, просто поддайся мне.

– Я ненавижу тебя, – повторила я свою фразу, словно заклинание, – Я всегда буду ненавидеть тебя за то, что ты сделал со мной.

Егор медленно поднялся с колен. Теперь он возвышался надо мной словно огромная скала, которую не под силу сдвинуть никому, разве что Господу Богу.

И я снова мысленно взмолилась о том, чтобы это все закончилось. Прямо сейчас. Ненавижу этого человека. Эта мысль сверлила меня, как сверлят не податливую стену, старательно погружая в нее сверло. Мне было больно, но я представила себя стеной, которая выстоит, обязательно выстоит эту непростую пытку.

– Ты полюбишь меня, будешь умолять меня о том, чтобы я любил тебя, – уверенно сказал Егор, и мне стало смешно. Я рассмеялась, чувствуя, как истерика нагнетается во мне, погружая в глубокий приступ нездорового смеха.

– Я никогда не полюблю такую мразь, как ты! – выкрикнула я ему в лицо и плюнула, попав прямо в глаз. От этого мне стало еще смешнее, но мой истерический смех был прерван, когда рука Егора сжала мое горло. Он приблизил мое лицо к своему, а я чувствовала себя в его руках, как цыпленок, которому вот-вот свернут шею.

– Как я сказал, так и будет, ты поняла меня? – прошипел он и после этого набрал побольше слюны и со всей силы плюнул в мое лицо.

Его слюна больно ударила меня в лоб, а потом начала медленно стекать вниз, задерживаясь на волосках моих бровей. При этом Егор продолжал удерживать мою шею сжатой, и мой рот непроизвольно начал открываться, хватая воздух.

Я вцепилась руками в его огромную ручищу, но мои прикосновения были больше похожи на царапанье маленького котенка. Слюна Егора текла по моим вискам и уже достигла щек, когда он резко отпустил меня и оттолкнул, а я упала на свою кровать, хватая ртом воздух и руками держась за шею.

– Какой ты гад! – едва смогла сказать я, но Егор уже не слышал меня. Он стянул с себя ремень и взмахнул им в воздухе.

– Снимай свои трусы и разворачивайся задом. Я буду наказывать тебя. Ты получишь за все, сучка!

Я вытянула руку, сжала кулак и медленно вытащила из него средний палец, который направила в лицо Егора. Он взмахнул ремнем, и он с резким звуком взметнулся в воздухе.

– Мать узнает про ремень, она убьет тебя! – выкрикнула я, продолжая показывать Егору средний палец на вытянутой дрожащей руке.

– Твоя мать – тряпка, а я воспитываю тебя так, как считаю нужным. Она ни слова не скажет против моих эффективных методов твоего воспитания. А потом она отсосет мой хрен, и я буду долго трахать ее на постели за твоей стенкой. А ты будешь все слышать и мечтать оказаться на ее месте.

– Я буду мечтать о том, чтобы ты сдох, мразь! – крикнула я, и увидела, как Егор резко приблизился ко мне. Он навалился на меня сверху, стянул с меня шорты, а потом и трусики. Он сдавил мои ягодицы, а потом опустил свое лицо и укусил меня. Я закричала и принялась сопротивляться, все еще надеясь на то, что смогу выстоять в этой борьбе.

А потом я почувствовала удар. Он хлестал меня ремнем изо всех сил, а я вздрагивала от каждого удара, охая и умоляя остановиться.

Когда удары прекратились, я медленно перевернулась на спину, чувствуя, как горит мой зад от болезненных ударов ремнем. Егор дрожащими руками расстегивал ширинку, а потом достал свой огромный орган и принялся его дергать.

Он смотрел на меня, постанывал и дрочил свой член, который вырастал на моих глазах. Я с ужасом смотрела на него, видя, как из дырочки в его органе показались капли прозрачной жидкости. Егор смотрел на меня, его лицо покраснело, а тело сотрясалось в такт движениям его правой руки.

– Ты будешь меня любить, будешь давать мне. Ты будешь умолять меня взять тебя! – он повторял это, а сам продолжал мастурбировать свой член, под которым сотрясались огромные, налитые семенем, яйца.

Он приблизился ко мне и направил на меня свой орган. В мое лицо полетели струи спермы, которые попадали мне на волосы, на грудь, на губы. Я сидела молча, пока поток его спермы не иссяк. Тело Егора еще некоторое время содрогалось, но его член стал уменьшаться, а головка спряталась внутрь и закрылась тонкой кожицей.

– Если ты еще раз посмеешь плюнуть в меня, показать мне средний палец или проявить другие признаки неуважения, – громко и внятно произнес мой отчим, а его член при этом сотрясался от его важного выступления, – Я скажу твоей матери о том, что ты предложила мне себя. Я сделаю все, чтобы твоя мать страдала, не зная, что делать и кого выбрать. И я уверен, что сейчас она встанет на мою сторону. А ты останешься и без матери, и без меня. Ты останешься в дерьме, из которого не выберешься никогда.

Я смотрела на Егора, не мигая, чувствуя мерзкий запах его спермы, которой было облито мое лицо. Я на своих собственных глазах превращалась в его игрушку, в предмет, которым он будет пользоваться всякий раз, когда захочет. И всегда в его руках будет козырь – моя мать, которая станет безмолвной преградой на моем пути к спасению.

– Ненавижу тебя, – зачем-то сказала я, понимая, что Егору уже все равно. Он не воспринимал мои слова всерьез, а уже продумывал, как воспользуется моей беспомощностью в следующий раз.

Он засунул свой вонючий отросток в трусы, потом застегнул ширинку, поднял с пола ремень, которым лупасил меня несколько минут назад прежде, чем обкончать меня с головы до ног. Он аккуратно продел его в петли своих джинсов, а потом подмигнул мне:

– Иди разогрей мне пожрать. Только рожу умой перед тем, как трогать мою еду.

Когда нет выхода

В ванной я остановилась напротив зеркала и посмотрела в свое отражение. Гадкое, заплеванное лицо, по которому вдобавок лениво стекала сперма. Я ненавидела сама себя, но еще я понимала, что ничем и никак не смогу изменить ситуацию. Только смириться. Или убить Егора. Как мне хотелось взять нож и воткнуть его в его грудную клетку, слушая, как хрустят его кости, а потом долго смотреть, как он истекает кровью и издает последний вдох!

– Я жду! – услышала я громогласный голос Егора, от которого вздрогнула.

Внезапно я осознала, что боюсь его. Хоть я и пытаюсь сопротивляться, делая все возможное, чтобы разозлить его или доказать свою уверенность в себе, но на самом-то деле, я до чертиков боюсь этого человека! До дрожи в ногах и руках. Как только вижу, что надвигается его фигура, все во мне сжимается от ужаса и плохого предчувствия. Даже до того дня, когда он впервые надругался надо мной, я все равно всегда относилась к этому человеку с огромной опаской.

Не понимаю, что мать нашла в нем? Пожалуй, мне он сразу не понравился, как только я его увидела. Врагу не пожелаешь такого “папу”.

Я умыла лицо холодной водой и вспомнила тот день, когда мама впервые привела его в дом. Я увидела на пороге огромную мужскую фигуру, лицо, покрытое щетиной, всклокоченные волосы и гигантского размера руки.

Тогда у меня возникло ощущение, что этому человеку будет тесно в нашей скромной трешке со смежными комнатами, но он отлично вписался, а еще он так запудрил мозги моей матери, что теперь любое мое слово против него будет восприниматься против меня же самой.

Я вышла из ванной и посмотрела на Егора, сидевшего за кухонным столом, положив на него свои ручищи. От одного вида его мускул, выпиравших из-под рукавов короткой футболки, мне стало не по себе. Он смотрел на меня, смеясь, как будто я была какой-то куклой, с которой он мог играть, когда того пожелает или заставлять ее исполнять свои самые омерзительные желания.

– Что там есть пожрать? – спросил он, а я вдруг подумала о том, что с мамой он так не разговаривает. С ней он более ласков, потому что у нее есть авторитет. А у меня его нет, у меня есть только слабые попытки противостояния, легко предупреждаемые его физической силой.

Я открыла холодильник и достала кастрюлю с супом. Поставив ее на плиту, я присела напротив Егора за стол и посмотрела в его лицо. Я молчала, не зная, как вести себя и что вообще говорить.

Егор тоже молчал и, усмехаясь, смотрел в мое лицо. В его взгляде читалось откровенное превосходство, которое он не пытался прятать ни на секунду. Он издевался надо мной и будет продолжать делать это постоянно. Мне стало грустно, и снова холодок страха пробежал по моей спине. Как перестать его бояться? Наверное, только убив этот страх в себе… А может, убив сам источник страха?

От этой мысли по телу пробежал холодок. Боже, о чем я думаю? Это же… Нельзя думать об этом! Всегда есть другой выход!

Я услышала шум в прихожей: с работы вернулась мама. Она устало разулась и прошла на кухню. Тут стояла идиллия: суп закипал на плите, а мы с Егором сидели и молча смотрели то друг на друга, то на нее.

– Как я устала! – сказала она и присела на стул рядом с моим отчимом. Тот протянул свою огромную руку и обнял маму так, что вены на его бицепсе надулись еще больше.

– Надо в отпуск, срочно! – строго сказал Егор. – Поедем с тобой в Сочи или в Анапу, там море, песок. И Ладу с собой возьмем.

Я испуганно посмотрела на мать – на лето у меня были совершенно другие планы.

– Вообще-то, я к бабушке уезжаю через неделю, – ответила я, а моя мать прикрыла глаза, словно убаюкиваемая объятиями своего мужа.

– Мы подумаем насчет твоей поездки к бабушке, – сказал Егор.

– Я поеду! – чуть ли не закричала я, отчего мама поморщилась и открыла глаза.

– Поедешь, куда ты денешься, – мама приподнялась и сняла с плиты кипящий суп.

Егор смотрел на меня с неодобрением, даже со злостью. Я же тоже смотрела в упор на него, не сводя глаз. Между нами снова установился молчаливый зрительный конфликт, в котором окончательное решение все равно будет выносить моя мама.

– Саша, я против того, чтобы ехать в отпуск без ребенка, – многозначительно глядя на меня, сказал Егор, обращаясь к матери, – Ей обязательно нужно солнце и море.

– Мне хватит солнца и в городе у бабули, – тут же отозвалась я, – И речка там есть. На море я не хочу. Мама, скажи ему, что я не поеду с вами, а все лето буду у бабушки.

Мать обернулась и посмотрела на нас обоих с осуждением:

– Ребята, я безумно устала, у меня был тяжелый день, а тут вы со своими спорами. Я устала от ваших вечных перепалок, просто помолчите хотя бы один вечер, от ваших криков у меня раскалывается голова.

Егор тут же подскочил и обняла мою мать, встав сзади. Его руки скользнули по ее животу, потом поднялись к груди. Я смотрела на их романтические поглаживания, стиснув зубы, потому что понимала, что от какого-то мерзкого типа теперь зависит и то, как я буду проводить собственные каникулы. А ехать с ним на море, даже если там будет мама, я не хочу. И не поеду!

Я встала из-за стола и ушла к себе в комнату. Мне было противно от того, что Егор своими мужскими хитростями переманивает мою, ни о чем не подозревающую, мать на свою сторону, убеждая в правоте своих рассуждений. А моя мама, которая раньше всегда стояла на моей стороне, начинает просто прогибаться под этим моральным уродом. Как мне хотелось собрать вещи и уйти из этого дома, чтобы не видеть этого цирка и, уж тем более, не участвовать в нем.

Услышав легкий стук в дверь, я напряглась. Но потом поняла, что это была мама и сразу же расслабилась. Пронесло. В этот раз…

Она приоткрыла дверь и заглянула ко мне:

– Поговорим?

Я кивнула, все еще не отошедшая от спора с Егором. Мама присела на край моей кровати и посмотрела на меня. Она ни сном ни духом не ведала о том, что творилось в этой комнате всего за час до ее возвращения с работы.

– Мама, я хочу уехать к бабушке раньше, чем через неделю, – сказала я матери, умоляюще глядя в ее глаза, – и не хочу возвращаться до конца лета.

Мама посмотрела на меня с подозрением:

– Что случилось? Это из-за Егора?

Мне хотелось крикнуть в лицо матери «Да!», но я не могла открыть рот и сказать ей, что он сделал со мной и продолжал делать на протяжении всего последнего времени.

Я была измотана, я так устала от собственного страха, а еще я очень переживала и боялась за свою мать. Мы обе были с ней пленницами Егора, и никто не мог нам помочь. Да и хотелось бы моей матери принимать помощь, направленную против ее единственного и самого любимого мужчины?

– Мама, я просто устала. Он достает меня по пустякам, придирается ко мне и сально шутит. Он мне не старший брат и не отец, чтобы так себя вести по отношению ко мне. Он вообще мне не родственник, а навязанный тобой сосед по квартире.

Мать покачала головой, но в ее лице я не увидела поддержки:

– Он просто не умеет быть отцом, а ты уже очень взрослая для того, чтобы на тебе тренироваться. У тебя еще переходный возраст, это гормоны, смены настроения, мне очень тяжело с вами обоими.

Я схватила мать за руки:

– Разреши мне уехать завтра, я прошу тебя!

– Хорошо, но бабушку надо предупредить! Она ждет тебя не раньше пятого числа, возможно, мы нарушим ее планы.

– Мама, она всегда рада мне, в любое время. Прошу тебя – просто разреши.

Мать взяла мои руки в свои и поцеловала их.

– Я очень тебя люблю, и очень переживаю за тебя. И Егора я тоже люблю, а конфликты между вами – словно нож в моем сердце. Пойми меня! Хотя… как ты поймешь, ты еще никого не любила по-настоящему.

Я не могла больше слушать эти оды в адрес Егора. Она даже не представляла, какой он на самом деле. Он в глазах матери оставался невинным ангелом, попавшим в трудную ситуацию, при которой надо мириться с неуравновешенной из-за гормональных всплесков дочерью своей жены.

Как же сделать так, чтобы мать сама поняла, что этот ублюдок не стоит ни единого доброго слова в свой адрес? Я была в отчаянии.

– Так ты меня отпустишь? Хотя бы послезавтра, но не через неделю, умоляю! Это так долго!

Мама кивнула:

– Хорошо, завтра позвоню бабушке и предупрежу, чтобы приедешь раньше. Потом уже возьму тебе билет на автобус.

– Мамочка, спасибо! – я бросилась обнимать маму, радуясь ее пониманию и тому, что она разрешила мне слинять из этого ада раньше. И я надеюсь, что до конца лета.

Утром я снова столкнулась в зале с Егором, качавшим мышцы. Он снова перегородил мне дорогу и процедил:

– Ну ты и дрянь! Уговорила-таки мать отправить тебя пораньше. Ну ничего, все равно будет так, как хочу я, а не так, как того желаешь ты.

Он замолчал, оглядывая меня с ног до головы и часто дыша, а потом продолжил:

– Ты не с тем связалась, детка. Если я решил, что все будет по-моему, значит, именно так и будет. Хоть наизнанку выворачивайся!

– Да пошел ты, – тихо сказала я и прошла мимо Егора, не глядя на него и сохраняя на лице холодное выражение, что давалось мне с большим трудом.