Леонид Николаевич Глаголев
На белой дороге

Проспект

Когда мне случается приезжать в этот город, я непременно выхожу на Проспект, и, прогуливаясь пешком, обхожу его два или три раза – ведь это мой Проспект, моя любимая улица того города, который когда-то был моим.

Человек привыкает к месту, где проходит его детство и юность, так уж распорядилась природа. Наверное, не каждое такое место человеку может нравиться, не всегда будут тянуть туда неизъяснимые вибрации души его, но вот то, что свою маленькую родину он никогда не забудет, что она наперекор всем предрассудкам его до конца – это правда. И в этом городе остаются для тебя особые места, которые будут притягивать всю жизнь: двор, сквер, площадь, улица; побывав там ещё раз, ощутишь особый прилив сил, отраду на сердце. Там тебя уже могут забыть, но ты помнишь, помнишь всё, что видел, что было с тобой.

По каким-то неизвестным приметам, чертам, которые сохранились в памяти твоей, стоит только попасть туда, и тогда вдруг тёплой волной пронесутся ощущения, чувства, что были испытаны когда-то, и до мельчайших подробностей вспомнится прошлое.

Наверное, у каждого есть свой микрокосм, свой незримый корень, свои частицы памяти, которые невозможно забрать с родины и увезти куда-то; они навсегда остались там, в городе твоего рождения, твоего детства, твоей юности, и тяга эта вечна, её ничем нельзя уничтожить, её нельзя забыть. Как можно забыть себя, своих близких? Никак. В твою жизнь входила родина, входила по капле, по малой былинке, мгновением каждым, неощутимо и властно, и теперь ты уже мечен ею, ты – Её частица, Её солдат, часть Её сущности.

И это такое же чувство, присущее каждому, чувство неразрывной, родственной связи, и даже больше – ты вышел личностью на свет оттуда.

Очерчен круг становления любого человека на земле; родись он в другом месте, всё было бы иначе: иной человек, иная личность, иная судьба. Проходят годы, люди покидают свои родные места, но чем дальше катится жизнь, тем насущней становится потребность вновь посетить свой родной город, свою улицу, снова пройтись по тротуарам и площадям того прежнего города. Откуда это берётся, что за наваждение нисходит на тебя, и почему такое вообще возможно?

Так случилось и со мной. Я опять и опять возвращаюсь в прошлое, я буду приезжать постоянно, выкраивать время, планировать жизнь, навещая свою маленькую родину. Там многое изменилось, на моём Проспекте, но я только рад, рад, что Проспект живёт и притягивает своей меняющейся жизнью меня к себе. И мне уже интересно, что там нового появилось, какие обычаи ввелись за время моего отсутствия, что построили. Но главное, я там чувствую себя своим, своим с пяток до макушки, и этого уже никто у меня не отнимет; небольшой Проспект родного города вошёл в меня навсегда.

Иногда снится мой Проспект: иду на экзамен безалаберным студентом, предмет не знаю, что делать – тоже; и там же, во сне, понимаю: да, а как же дальше? Ведь было продолжение, давным-давно получен диплом, столько сделано, и вдруг – назад… К чему? Мешается прошлое с настоящим, память и во сне подсознательно возвращает меня туда.

Просыпаясь, невольно чувствуешь за собой вину: а ведь это голос твоего города, твоего Проспекта, твоего «я»; давно там не был, начинаешь забывать. Подходит отпуск, билет взят, скорый мчит тебя – в город детства? На Проспект? К себе? Ты лежишь на полке в купе и отвечаешь, отвечаешь утвердительно: да, да; конечно, да…

22.09.2013.

Перед встречей

Кажется, я видел это раньше, видел всё, до мельчайших подробностей. Но не только видел; я испытывал послевкусие от увиденного, совершенно такое же, как и ранее, год, или двадцать лет назад. Время ли настало беспокойное, мы ли изменились так сильно, что нет возможности остановиться, оглянуться назад – не знаю, но сегодня мне предстояло встретить человека, очень дорогого для меня человека, и я опять в дороге, и на этот раз дорога – в аэропорт.

Так было запланировано, обратным рейсом – в субботу, чтобы ничто не помешало, не отвлекло от встречи, но работа вторглась в субботу, профессионал во мне победил вполне человеческое желание отдохнуть после рабочей недели, отдохнуть так, как хотелось бы.

А хотелось просто ничем не заниматься, пройтись в ближний парк, пошуршать опавшей, скрюченной листвой на дорожках, пройтись медленно, потакая своим мыслям, пройтись, вслушиваясь в своё «я»… Что-то там ещё осталось для себя же неведомого, удивительно нового; покажется ли, откроется ли неожиданно для тебя?

Но пришлось доделывать незавершённое за неделю, срочное и не очень, гонять своё авто по всей Москве, мучить интернет запросами, звонить чужим людям, отмечая про себя их медлительность, заскорузлость их мышления, незаинтересованность их личную в решении своих рабочих проблем. Так суббота превратилась в шестой день работы на благо своей компании, и, следовательно, на благо своих коллег и своё собственное.

Но, кажется, успел…

Разумеется, не пообедал толком, но успел всюду, и теперь – в аэропорт.

Дороги сегодня свободнее, но там сужение; как бы рассчитать, предусмотреть возможные задержки в пробках и на светофорах, приехать не раньше и не позже, а вовремя? Да вот, кажется, автостоянка, а до аэропорта – километров двенадцать или тринадцать по спидометру; переждать разве что?..

И я заехал на автостоянку, где томились ожиданием встречи ещё двести машин, двести различных судеб готовились к встречам самых близких своих людей.

Ещё полчаса в запасе, за оградой стоянки – поле, диск начавшего багроветь предзакатного солнца, и как будто крылья от яркого диска – облака, оранжевые к центру, сизеющие в контурах своих и всё же резко меняющие яркий цвет на светловатую белёсость, переходящую на окраинах в чистый белый цвет.

Кажется, я видел это раньше…

Когда и где это было, почему мне запомнились такие же облака, поле, берёзы, веером разметавшиеся перед взглядом моим и исчезающие вдали, где солнце царственно уходит на покой до следующего дня? И мне вдруг вспомнилось – стога скошенного сена, былья жёсткой соломы, торчавшие накоротко по чернозёму…

Запахи, запахи те же самые, то же вечное, непреходящее, оставшееся жить навек в памяти! И пусть через прутья решётки, но вот донеслось же до меня единение с пейзажем осеннего русского поля, соединилось вдруг на короткие полчаса, выдернуло из настоящего, перебросило в юность мою; живи, дыши, помни, ты не одинок сейчас, с тобой очень много, с тобой – твоя родина, с тобой все её поля, все её берёзы, все её закаты, всё сущее её и в тебе, в тебе, раз ты вспомнил это. И пусть мимолётно и ненадолго остановился, пусть быстротечен век и всё реже и короче остановки, но главное в тебе осталось, сохранилось навсегда и будет жить в тебе, пока будешь жить и ты.

21. 09. 2014.

Синий троллейбус

Не люблю понедельники и пятницы…

Понедельник – за то, что это понедельник, а пятница… В пятницу вечно случается что-то непредсказуемое, как сегодня. Ну, хорошо, октябрь, по сводкам местами – дожди. Но почему в самом конце рабочего дня? Всё бы ничего, осень и есть осень, но зонт благополучно забыт, старый, чёрный, надёжный зонт!

Всего шесть минут, только шесть минут под осенним дождём, и так промокнуть! Маленький навес остановки, напоминающий своим видом оцинкованное перевёрнутое корыто, не вмещал всех желающих, будто все сговорились прийти сюда и организовать под ним стоячий пикет.

Для меня самый таинственный день недели – пятница. Самый непредсказуемый, нелогичный день. Я бы обозначал его тринадцатым числом; непредсказуемость пятниц окутана какой-то таинственной, отрицательной аурой, постоянно случается что-то неприятное, непредсказуемое.

Но сегодня неприятности соединились воедино, чтобы как нарочно выместить именно на мне всю свою злобу. И за что?

Во-первых, забыт зонт, и это было обнаружено в самом начале рабочего дня. Как нарочно, дождь начался ровно за пять минут до моего выхода из офиса, но я не стал дожидаться благоприятного просвета среди туч, а пошёл напролом, и, конечно, вымок до нитки.

Успокоившись несколько под навесом, подивился немыслимому скоплению народа. Какой-то старичок в старомодных очках с толстыми стёклами заметил моё удивление на лице, явно читаемое, и кратко, недовольно бросил в лицо:

– Троллейбусы встали…

Старичок тоже куда-то спешил, и тоже был недоволен. В довершение неприятностей, гаишники перекрыли всю проезжую часть, видимо, ждали очередного высокопоставленного народного избранника.

Несколько человек в одинаковых дождевиках с капюшонами с хозяйским видом оккупировали поперечную зону проспекта рядом с остановкой, время от времени переговаривались, вышагивая навстречу друг к другу от бордюра до бордюра. Маршруток, как назло, не было. Постояв минут пятнадцать, вдруг обнаружил, что промочил ноги.

Всё правильно, всё последовательно, как и должно быть. Если так пойдёт и дальше, то завтра буду вознаграждён насморком, и это как минимум.

В пятнадцати метрах от остановки на пересечении проулка и дублёра центральной улицы выросла дюжая фигура блюстителя порядка. А-га-а-а, слуга народа поедет в аэропорт… мерзость какая! Пятница, дождь, народ на дачи ломится, пробки, а тут ради какого-то – перекрыть Проспект! Вот прекра-а-а-асный повод завести беседу!

– А дождичек-то… ничего, но прохладно… Конечно, мне интересно, кто проедет, но ещё интересней, как долго ждать этого счастья! Уж простите меня, невежу, но как долго вам-то мокнуть приходится в подобных случаях?

Блюститель многозначительно обвёл взглядом мою жалкую фигуру, покровительственно усмехнулся и с довольством в голосе произнёс:

– Если бы я даже и знал, то не сказал бы…

– Понимаю, понимаю; государственное дело!..

Утопая в собственной значимости, полицейский с прищуром осмотрел сияющую пустоту проспекта, и его лицо приняло застывшие, медальные очертания – принц крови, да и только! Говорить больше было не о чем, и я медленно поплёлся к остановке.

Всё проходит в этом мире, пройдёт и это; в сущности – мелочь, полчаса жизни, каких-то полчаса, но с другой стороны – это мои полчаса, мои бесцельно прожитые, пустые, никчёмные тридцать минут, тридцать минут единственной моей жизни!

Мои размышления прервал шум шин по мокрому асфальту. Кавалькада из чёрных лоснящихся машин пронеслась по Проспекту – вот и всё!

Спустя минуту возобновилось движение, светофоры стали собирать опять те же бесчисленные пробки, а ещё через минуту появился синий троллейбус – линию восстановили…

Чудом удалось забраться на его подножку в числе первых, толпа внесла меня в центр салона…

Какой же осёл придумал эти валидаторы, сколько места пропадает, да и сколько времени теряется на посадку! Сдавленный со всех сторон, я терпел, но очередной наплыв народу с очередной остановки сдвинул меня к какому-то маленькому человечку, чей мокрый дождевик остриём капюшона навязчиво стал преследовать моё лицо то слева направо, то наоборот. Развернуться было невозможно, повернуть лицо, отклониться – бесполезно, капюшон доставал меня с настойчивостью упрямого охотника, вдруг почуявшего дичь.

И тут меня осенило – я свободной рукой поймал пресловутую верхнюю часть дождевика и отвёл от своего лица.

Удивлённые женские карие глаза вопросительно остановились на мне, взгляды встретились… Как неудобно!..

Она кротко улыбнулась, посмотрев на мою руку, побеспокоившую её, и я немедленно её опустил, и в то же время не то чтобы услышал, нет, но я почувствовал голос:

– Я же не заметила, не знала…

– Прошу извинить: нервы, дождь…

– Я ждала целую вечность этот троллейбус…

– И я – целых полчаса…

– Но всё кончилось, мы едем…

– Слишком быстро едем…

– Вы хотели бы, чтобы медленней?..

– Сейчас – да…

– Мне так тоже кажется… Тогда троллейбус станет кораблём, если медленней…

– Прекрасно, я давно не…

– И я…

– Но у кораблей нет остановок в море, как у троллейбусов на земле…

– Да, я знаю, и мне скоро выходить…

– Когда же мы увидимся?..

– Когда опять пойдёт дождь…

– И остановятся троллейбусы…

– И перекроют Проспект…

– Так когда же?..

– Не знаю, но это случится осенью, обязательно осенью, в каком-нибудь из октябрей…

– И это будет синий троллейбус… твой синий троллейбус!..

– Разумеется, только синий троллейбус…

– Наш синий троллейбус…

28. 10. 2014.

О Ней

Почему Она приходит? Почему наступает время, когда начинаешь ждать Её, надеяться, задумываться до встречи с Нею – а что на этот раз, чем Она удивит тебя? Каждый день обозначен числом, указаны минуты и секунды восхода и захода солнца, долгота дня, радио беспрестанно жужжит погоду каждые полчаса. Тебе не дают забыть о времени, об этом дне, о настоящем, что приходит и проходит за мгновением мгновение, как будто специально, чтобы уколоть к полуночи ближе – а как ты, человек, прожил сегодняшний день, как распорядился собственной бесценной жизнью в последние двадцать четыре часа?

И только Она без упрёков и сострадания, независимо от твоего настроения и желаний, исподволь обволакивает тебя странной субстанцией, которой и названия-то нет, затягивая в свой мир, затягивая необъяснимо медленно и верно, что поневоле начинаешь воспринимать происходящее с собой, глядя на всё Её глазами.

Ты меняешься и чувствуешь это, меняешься, не в силах противиться Её влиянию, что начинает сказываться не только на самом себе, но и на всех, с кем имеешь дело, с кем сталкиваешься в жизни, кому пишешь письма, звонишь, и, я уверен, о ком думаешь.

Ей нет никакого дела до тебя, Она – над тобой, ты всего лишь один из многих, кто не миновал Её сетей; одним больше, одним меньше – какая разница?

Может быть, Она усмехается исподволь, или просто не подаёт вида, что на этот раз в Её армии на одну судьбу больше, чем перед этим, может быть. Но я уверен: кто впервые поддался Её очарованию, кто хотя бы раз испил Её снадобье, тот навсегда будет отравлен Ею, будет вновь и вновь ждать Её визита, каждый раз восхищаясь Ею, и оттого каждый раз меняясь самым непостижимым образом. Если бы я был не я, а кто-то другой, родившись и прожив свою жизнь где-нибудь в ином месте, где пути для Неё заказаны, как миллионам и миллионам иных несчастных судеб, кем бы я стал без Неё?

Приходит день, Она покидает тебя, оставляя надежду ещё на встречу, и, может быть, даже не на одну, а ты молчишь, ты не в силах ничего сделать, всё уже свершилось без тебя, и лишь мысленно благословляешь Её.

Не загадывая на оставшуюся жизнь, всё же надеешься, что подойдёт время, когда Она заметит тебя и возьмёт с собой, но случится ли это, или наши пути навсегда разойдутся – неизвестно, но что бы ни произошло, я благодарю судьбу и тебя, что когда-то это свершилось, что когда-то ты заметила меня, Осень…

25. 10. 2015.

Тридцатое сентября

Я запомнил тот день так, что теперь по прошествии восьми лет мне он видится ясным, как никогда; случаются такие дни!

Последний день непонятного романа; зачем мне это было нужно – и до сих пор не могу ответить себе. Есть в нашей жизни нечто непонятное, непредсказуемое; наверное, это и притягивало тогда: пройтись ещё раз по невидимой струне над пропастью, остро ощутить в себе проснувшиеся таинственные силы – разве можно упустить такой случай!

Мне не выдавались авансы на мои возможности, я доказывал – и прежде всего самому себе! – необходимость собственного появления в её жизни, я проверял себя – а смогу ли то или это, и каждый мой поступок в её глазах отражал и нечто для себя; лишь бы это понимали, лишь бы в чужих глазах рассмотреть странную, притягательную теплоту ещё раз…

Но в то утро как-то кольнуло в сердце, день сразу не задался, и я понял – всё, кончилось неспокойное время, надо уходить, надо расставаться.

Я позвонил – мне ответили. Встреча была назначена в центре в каком-то непонятном кафе. Заказал фруктовые коктейли, бутерброды. Всё было предельно ясно, решение окончательно принято, отступление немыслимо и бесполезно. Она не поняла ничего, просто согласилась прийти, и всё. Кажется, ненужная встреча, если смотреть со стороны, если не знать, что предшествовало ей, если отбросить тысячи мелочей, которыми распорядилась судьба, чтобы всё состоялось и всё закончилось; да, состоялось так, чтобы запомнить напоследок, чтобы понять – будет мгновение боли, будет укол в сердце, будет кафе, а потом – свобода, давшаяся такой ценой. Если невозможно идти вперёд, надо расставаться, чтобы сохранить лучшее.

Думалось иногда, если вдруг случайно пересекутся наши дороги, что отвечу? Ничего не отвечу, наверное. После вечера в кафе прошло года три или четыре, и случай свёл нас ещё раз, и, кажется, в последний, и она задала вопрос – не в ней ли самой причина разрыва?

Ответ пришёл простой – зачем вам знать… не всё ли равно?

Постояли минуту и разошлись, каждый по своим делам.

Действительно, не всё ли равно?

Не нужно казаться ей и себе лучше или хуже, чем есть ты сам, что случилось – случилось, и случилось так, как должно случиться, и если вспоминать всё лучшее, что было с нею – момент понимания, когда читаются желания в глазах, когда угадываются мысли, или является спокойствие, уверенность в обретении невероятного духовного притяжения – нет, не то! – только один день, самый последний, тридцатое сентября, только тот укол в сердце, только единственное желание сохранить самое лучшее, что было с нею…

23. 01. 2016.

Ливень в стиле джаз

Вторая половина пятницы – особое время, тем более, если такая пятница – летняя. Торговые центры, начиная с обеда, переполнены дачниками, особенно те из них, которые занимаются реализацией растений всех видов, стройматериалов, инструментария и т. п.

По роду службы приходится навещать некоторые, вот и сегодня, в жаркий, с разлившейся уже духотой день, начальство сорвало меня с насиженного кабинетного кресла и отправило по срочной заявке разгильдяя-прораба. Подобного рода спешка всегда подозрительна, и почти всегда, проводя ревизию остатков материалов на сдаточном объекте, обнаруживались неиспользованные краски, арматура, плитка и проч.

С годами выработалось несколько философское отношение к данной проблеме как к необходимому злу. Ну, не получился из очередного прораба инженер, не просчитал, что, когда и сколько потребуется до завершения стройки; и что с того? Жизнь идёт, проекты меняются, не успеваем за временем, доверяем друг другу. В чертежах объёмы добавились, а смета осталась прежней, и виноват, как всегда, прораб. Тот самый воин, который на переднем крае сражается за премиальные для всех нас. И потому приходится забывать о привычной централизации поставок, и пожарным образом таскаться по торговым центрам.

Прометавшись по такому строительно-садовому торговому заведению более двух часов, встал в очередь на оформление доставки, и, наконец, пришёл в себя, стал обдумывать предстоящую поездку на дачу. Успею в свой кабинет до шести вечера или нет, и есть ли смысл вообще возвращаться, пробки наверняка сковали город. Достал планшет. Все сколько-нибудь значительные магистрали издевательски краснели на карте, и не только из центра, но и в центр. За спиной переговаривалась пожилая пара – а я тебе говорю, обошёлся бы на этот раз без своего электролобзика и фанеры, теперь придётся ехать в дождь – представляешь, сколько будем добираться?

Не обратив должного внимания на перепалку и мысленно пожелав соотечественникам удачи на дорогах, ринулся к выходу, благо, доставку удалось удачно оформить на завтрашнее утро, руки свободны, настроение в предвкушении выходных – наилучшее. Лавируя между тележками, набитыми всевозможным дачно-строительным инвентарём, уже миновал кассы, но перед самым выходом упёрся в довольно значительную толпу – ливень заблокировал выход.

Покупатели с огромными тележками, набитыми вожделенным товаром, стояли плотными рядами, некоторых дождь промочил уже так, что одежда прилипала к телу. Мысленно чертыхнувшись, протиснулся к небольшому навесу у входа в магазин и ужаснулся увиденному: ливень стоял – да-да, именно стоял! – вертикальной стеной, потоки воды совершенно залили проезжую часть и пешеходную зону, сверху неслись грозовые раскаты. Какой-то смельчак, отиравшийся рядом, кинулся было с огромным баулом в дождь, но, ступив на дорогу, отпрянул назад и в два прыжка вернулся на место с залитой водой обувью, из дырочек которой явственно струилась влага, с мокрыми, почти до колен, брючинами.

Как человек солидный и предусмотрительный, я взял с собой зонт, но какой зонт спас бы меня?

По моим прикидкам, часа полтора, не меньше, придётся ждать, когда потоки схлынут, куда им уготовано. Собственное авто принимало дождевые ванны метрах в ста от входа, и я уже пожалел, что поленился потратить каких-то пятнадцать минут, чтобы доехать почти до такого же магазина, но с подземной парковкой. Вот вам и солидный, предусмотрительный человек – век живи…

За спиной тем временем задние ряды напирали на передние, толпа уплотнялась, и меня, уже отступившего из-под навеса, начинало сдавливать со всех сторон. Рядом хрупкая на вид брюнетка средних лет плакалась по мобильнику, видимо, родственнику:

– А я специально не просила помочь машиной; какая машина в пятницу и по нашему убогому шоссе – сплошные пробки! – рассчитывала на маршрутку до электрички, а теперь – всё! – до маршрутки не дойдёшь, на свою электричку уже точно опоздала…

– Да ты знаешь, какой ливень?

– Я бы босая побежала, да куда? Кто меня и в какой общественный транспорт такую пустит? И сколько его ждать под ливнем? И грохочет ужасно… Езжай без меня…

– Значит, всё откладывается, пропали выходные!..

Брюнетка опустила телефон в сумочку и обернулась. Эмоции на лице её передавали горе безутешное, страдание читалось и по тонким, напряжённо сжатым губам, и по мелким, еле заметным морщинкам в прищурах глаз, и по пальцам рук, нервически сжимающим сумочку. Беспомощно оглядевшись, еле слышно прошептала:

– И внутрь не пробиться; что за день…

Решение пришло мгновенно. Чуть подавшись в её сторону, я произнёс:

– Не всё ещё потеряно: «…стучитесь, и вам откроют…» – надо просто суметь постучаться в нужные двери.

Она удивлённо и несколько испуганно подняла на меня свои глаза; боже, как читались эти глаза!

Видя её замешательство, я продолжал:

– Мой английский зонт раскрывается почти правильным куполом, и это самый широкий зонт, какой можно было сыскать в Лондоне в прошлом году. Машина в ста метрах отсюда. Мы сейчас выйдем под навес, на виду у всех снимем свою обувь и сложим в пакет, я расправлю свой зонт, и – не бегом, но быстрым шагом к автомобилю. Согласны?

– А как же…

– В машине – рулон нетканых салфеток, влажные салфетки для рук и бумажные; салон довольно вместителен. Вы приведёте себя в порядок. Вам на какую станцию?

– Так вы подслушивали?

– Я же не мог специально заткнуть себе уши!

Наверное, законы живой природы таковы, чтобы человек вольно или невольно реагировал сообразно полученной… э-э-э… информации… от другого человека. Решайтесь, а то ваша электричка…

Она улыбнулась кончиками губ:

– А как же мы пробьёмся к выходу?

– Ну, это предоставьте мне.

Я взял её за руку, двинулся вперёд, раздвигая левым плечом плотные ряды народу. Перед тем, как снять свои туфли, она вопросительно посмотрела на меня – я всё понял, моментально разулся, сдёрнул носки, засунув их в свои мокасины, засучил брючины до колен…

– … – нет, что вы, сумочку я не отдам, и… придержите меня за талию…

* * *

Мы не шли – летели, как катамаран по волнам, под единым парусом-зонтиком. На огромной автостоянке не было никого. Крупные капли ливня барабанили по автомобилям, вонзались в водяное месиво на асфальте, ручьями ниспадали с нашего зонта. Уже сев в машину и запустив двигатель, я насчитал ещё троих, последовавших нашему примеру, и меня как током пронзило: где-то уже видел подобное; да, в советских чёрно-белых фильмах встречались такие сцены.

Сейчас же моя брюнетка переобувалась на заднем сиденье, шуршала салфетками; ливень заливал дворники, тронуться было невозможно; я крутил верньер радио, пока не нашёл свою привычную радиостанцию с джазом. Страхи её прошли. Уже вполне довольная приключением, она со смехом говорила – да, ливень с грозой – это джазовое нечто, и предложение ваше – в стиле джаз, и всё-всё-всё… такое, такое… джазовое такое…

Ответил, что ничего особенного, необычного мною не устроено, так и до́лжно было поступить…

– Это для вас ничего необычного; наверное, вся ваша жизнь – сплошной джаз, и когда я переобувалась, а вы молчали и крутили радио, уже поняла, какой вы… а для меня… для меня…

Она запнулась, и я, помогая её эмоциональному монологу, протянул, не оборачиваясь, визитку – если случиться попасть в подобную ситуацию – звоните; опыт гулять в Москве по лужам без обуви у вас уже есть, можно повторить…

Подъехав к станции, вышли вместе под зонтом, я её проводил до навеса платформы, ливень превратился в обычный московский летний дождь, гроза отошла на восток. На прощание она сказала:

– Это было восхитительно; вы себе не представляете – от полной безнадёжности – до спасения, почти чуда… Я это запомню на всю жизнь… Ливень… Я ощущала ступнями тёплый, шершавый асфальт под водой, а потом – джаз… Джаз и ливень… Спасибо… Спасибо!.. Прощайте… Прощайте!..

Но это случилось в прошлом году. Вчера в полдень я наблюдал примерно такой же ливень в Москве, и мне вспомнилась эта история.

Да, она мне ни разу не позвонила.

06/07. 08. 2016.