Эрик Ван Ластбадер
Черное сердце

Все существо его разрывается от страшного немого вопля, и дубина со свистом рассекает воздух, с глухим ударом обрушиваясь на затылок любимого брата! Бум!

– Уходи, – произнес он равнодушным голосом, – давай, уходи.

– Но...

В глазах его сверкнуло пламя:

– Убирайся! – завопил Киеу. – Убирайся! Немедленно!

* * *

Трейси предполагал, что конечный пункт маршрута – полицейское управление, однако Уайт затормозил у невзрачного кирпичного здания на Одиннадцатой улице; почти у самого ее пересечения с Четвертой авеню.

– Шестой этаж, – сообщил Уайт. Двигатель он не заглушил.

Трейси и Лорин вышли из машины. Трейси обернулся и бросил взгляд на развалившегося за рулем Уайта:

– А вы разве не подниметесь?

– Не-а, у меня еще полно дел, – он ухмыльнулся, – а, кроме того, эти совещания нагоняют тоску, у меня на них аллергия.

Трейси понимающе кивнул.

– О'кей, – и протянул руку. – Спасибо, Айвори... за все спасибо.

Уайт пожал протянутую руку:

– Все, как приказывал шеф: обслуживание по первому классу, – он показал рукой на дверь. – Просто нажмите на кнопку с цифрой «шесть» и назовите свое имя. Пока, еще увидимся.

Огромная кабина лифта плавно тронулась вверх.

– Ты должна кое-что пообещать, – серьезным тоном предупредил ее Трейси. – В противном случае я отправлю тебя на улицу.

– Что именно? – Лорин и без того знала, что он скажет.

– Независимо от того, о чем сейчас пойдет речь и какое будет принято решение, ты будешь молчать и соглашаться со всем.

Лорин понимала, что дело не в политических играх, здесь все основано на личных мотивах. Значит, я сумела удивить его, подумала Лорин.

– Увидев Монаха, я чисто интуитивно поняла, что это благородный человек. Думаю, ты знаешь, что означает это выражение – «благородный человек». И я также поняла, почему Монах избрал меня на роль связного: он знал, что я не подведу его.

Лорин глубоко вздохнула, с удивлением подумав, что еще ни разу в жизни ей не выпадало столь трудного испытания.

– Я отдаю себе отчет, что все, о чем здесь будет говориться, каким бы ни было принятое решение, – для тебя это вопрос чести. Мне кажется, где-то в глубине души я всегда это понимала. Потому-то и вернулась именно сейчас.

Лицо ее снова стало напряженным:

– Я не собираюсь вставать у тебя на пути, но позволь мне сказать: если я почувствую, что теряю тебя, никто – ни ты, ни Туэйт, ни кто другой – не остановят меня! Я пойду за тобой, как бы опасно это ни было.

– Лорин, ты не можешь...

– Нет, могу! – почти злобно прошипела Лорин. – Договор только на таких условиях.

Трейси хотел что-то сказать, но, увидев на ее лице решимость, счел за лучшее промолчать.

– Я просто не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, – вздохнул Трейси.

– Неужели ты не понимаешь, что я испытываю такие же чувства по отношению к тебе?

На его лице появилось выражение полнейшей безнадежности. Если Лорин что-то решила... Он попробовал подобраться с другой стороны:

– У меня нет выбора?

– Нет.

Он поцеловал ее в губы:

– Значит, договор на таких условиях, – а сам при этом подумал, что ни в коем случае не допустит, чтобы он вступил в силу.

Лифт остановился, решетки раздвинулись, Трейси обернулся и увидел улыбающуюся физиономию Туэйта:

– Привет! Я уж было решил, что ты никогда не вернешься домой.

– Что с тобой случилось? Ты выглядишь, будто тебя переехал грузовик. – Трейси пожал другу руку.

– К счастью, его перед этим успели разгрузить, – он кивнул в сторону лифта. – Это кто, Лорин?

Туэйт повел их по коридору, и Трейси с любопытством осведомился:

– Я, конечно, преклоняюсь перед твоим изысканным вкусом, старина, но что по поводу твоего нового офиса думает начальство?

Туэйт рассмеялся:

– Здесь живет Мелоди. Я просто подумал, что здесь нам никто не будет мешать. Мелоди вернется еще не скоро, так что у нас полно времени.

Заметив, что Туэйт удивленно поглядывает на Лорин, Трейси объяснил:

– У нее есть кое-какая информация на Макоумера.

– Ты имеешь в виду Делмара Дэвиса Макоумера? Промышленника? Какое он имеет к этому отношение?

– Во время своего расследования не приходилось ли тебе сталкиваться с фирмой, которая называется «Моришез»?

Туэйт повернулся к нему и замер на месте.

– Боже праведный! – вырвалось у него. – Ты опередил меня. Да, я был в конторе «Моришез». Это подставная фирма.

И он рассказал им, что произошло за это время, начав с поисков в доме сенатора Берки.

– Ты не сделал самого последнего шага, – вздохнул Трейси. – Владелец и президент фирмы «Моришез» – Макоумер.

– Уже нет, – усмехнулся Туэйт. – Не далее как три дня назад фирма «Моришез» свернула свои дела. Судя по всему, навсегда. А самая последняя партия героина благополучно уплыла прямо перед самым носом Макоумера.

– Это отнюдь не единственное его занятие, – вмешалась в разговор Лорин. Они одновременно повернулись к ней. – По-моему, настало время вернуть тебе долг, Трейси. Долг, который передали со мной, – поправилась она.

Трейси облегченно вздохнул, увидев, что она не собирается при Туэйте упоминать Монаха. Он согласно кивнул:

– Выкладывай.

– Не так давно, несколько месяцев назад, Макоумер посетил Шанхай.

– Верно, – подтвердил Туэйт, – я читал об этом. В составе трехсторонней комиссии. Он является ее членом.

– Там он встречался с нашим другом.

– Нашим другом? – На лице Туэйта отразилось крайнее удивление.

– Назовем его бизнесменом, – вмешался Трейси, – бизнесмен, который работает в режиме вольного художника.

– Макоумер провел переговоры, в его распоряжение были направлены несколько террористических групп, и один, особо подобранный террорист-убийца, – продолжала Лорин. – Одним из условий было следующее: террорист должен принадлежать к партии исламских фундаменталистов.

– Постой-ка! – воскликнул Туэйт. – Вы говорите... Вы хотите сказать, что человек, который пытался застрелить Атертона Готтшалка, был нанят Макоумером?!

Лорин кивнула.

– Но это же безумие! Макоумер – супер-патриот! Может, он и преступник, но в то, что он пытается продать Америку, я не поверю, – он покачал головой. – Нет, ваша версия не проходит.

Трейси молча уставился в стену. В сознании его словно что-то щелкнуло, и все разрозненные части головоломки стали на свои места. Даже те, между которыми, казалось, нет и не может быть никакой связи. Что сказал Директор? «Ужасающая реальность того, о чем он предостерегал, изменила образ мышления людей. И я не вижу силы, которая могла бы помешать его избранию. На выборах он получит мой голос».

Готтшалк и Макоумер. Теперь Трейси все было ясно. Ну конечно же!

– Нет проходит! – возбужденно проговорил он. – Лорин совершенно права, Дуглас. Это дело рук Макоумера.

– Значит, он очень опасен.

– Опасен, верно. Но безумец? Я так не думаю. Скажи-ка мне, как менялся рейтинг Готтшалка в ходе предвыборной кампании?

– Несколько месяцев назад у него было сравнительно мало шансов на победу, – нахмурился Туэйт. – А сегодня он – Спаситель Америки: всем понятно, что он был прав. Народ обожает его.

– Вот видишь?

– Это просто совпадение, – запротестовал Туэйт. – Я хочу сказать, Готтшалку крупно повезло, что в тот день на нем был бронежилет. Иначе он был бы покойником, можешь не сомневаться. Макоумер никогда не пошел бы на такой риск. А что было бы, если бы убийца стрелял не в сердце, а в голову?

– Особенно, если учесть, – с серьезным видом добавил Трейси, – что в Готтшалка стрелял отлично подготовленный профессионал. Который наверняка в точности следовал данным ему инструкциям. А что, если у него был приказ стрелять в сердце?

– Звонок! – Туэйт щелкнул пальцами.

– Что? – в один голос спросили Трейси и Лорин.

– Я же чувствовал, что здесь что-то не так, – поглядел на них Туэйт. – Один из моих сослуживцев принял звонок о выстреле практически в тот момент, когда он прозвучал. Именно так и удалось выйти на убийцу.

– Бдительный гражданин позвонил по телефону, – Трейси пожал плечами. – Что в этом необычного?

– В том-то и дело, что звонили не по номеру девятьсот одиннадцать. Звонок был прямо в полицейский участок, непосредственно дежурному, который находился на прямой связи с личной охраной кандидата. Звонок по номеру девятьсот одиннадцать не имел бы никакого результата: пока его с главного пульта передавали бы тому, кому следует, убийца успел бы скрыться.

– Макоумер, – задумчиво протянул Трейси. – Если он все организовал, то, значит, и звонить мог только он. – Он внимательно посмотрел на Лорин и Туэйта. – Господи, вы хотя бы понимаете, что произошло? – Он подался вперед. – Слушайте. Джон Холмгрен представлял серьезную угрозу для Готтшалка, его шансы на выдвижение в кандидаты могли упасть почти до нулевой отметки. Им крайне необходимо было знать наши планы, и в офисе Холмгрена я обнаружил подслушивающее устройство. Поэтому Макоумер убрал Джона, обставив все таким образом, чтобы убийство выглядело как сердечный приступ...

– Погоди, – перебил его Туэйт, – ты хочешь сказать, что знаешь имя того, кто это...

– Я назову его тебе через минуту, Дуг. Дай мне закончить. Для убийства Мойры имелся серьезный мотив – она что-то видела, они это поняли, прослушав запись, сделанную через подслушивающее устройство.

– А сенатор Берки?

– А вот здесь начинается самое интересное. И одновременно мы ступаем на очень опасную территорию. Нам известно, что Макоумер и Готтшалк работают на пару. А теперь задумайся: возможно ли в наше время и при нашем нынешнем политическом устройстве установить контроль над президентом, с тем, чтобы впоследствии управлять им в своих интересах?

– Ты хочешь сказать, что сенатор работал над этим вопросом? – спросила Лорин.

– Не он один. Готов поставить сто к одному. Это единственное, что при данном раскладе делает ситуацию логичной и осмысленной. По-настоящему ужасная в своей реальности консолидация власти.

– Боже мой! – прошептал Туэйт. – Это же... в это просто невозможно поверить!

– А ты подумай, Дуг.

– Но это же... самая настоящая подрывная деятельность, ведущая к ниспровержению всех наших устоев.

В наступившей тишине они мысленно представляли губительные последствия заговора, краешек которого лишь приоткрылся. Наконец Туэйт откашлялся и полез в карман куртки. Лицо его было совсем белое.

– В свете того, о чем мы только что говорили, полагаю, тебе стоит взглянуть вот на это, – он протянул Трейси список оружия, о котором говорилось в манускрипте.

– Господи, – пробормотал Трейси, – этого же хватит для... – Он поднял глаза на Туэйта. – Ты хочешь сказать, что все уже в руках полиции?

Туэйт отрицательно покачал головой:

– Это-то меня больше всего и пугает. Утром мое подразделение прочесывало доки, – поэтому я не мог тебя встретить и прислал в аэропорт Уайта. Мы обыскали судно, «Нефритовую Принцессу», которое прошло по маршруту «Гонконг – Сингапур – Макао». И ничего. Посудина пуста, как свисток боцмана.

– Паршиво, – нахмурился Трейси, – действительно, очень паршиво.

– Я понимаю, о чем ты, – кивнул Туэйт.

Лорин перевела взгляд с одного на другого:

– А я не понимаю. Может, кто-нибудь из вас возьмет на себя труд и объяснит мне, в чем, собственно, дело?

Трейси повернулся к ней:

– Это означает, что Макоумер по-прежнему опережает нас как минимум на шаг. Он затопил контрабандный груз.

– Но для кого же он предназначался? – подняла брови Лорин.

Возникла долгая пауза.

– А на этот вопрос, – произнес наконец Трейси, – мы должны заставить ответить Макоумера. Но, судя по этому списку, могу сказать, что данный набор вооружений применяется в боевых действиях, с которыми и я, и Макоумер отлично знакомы.

– Конкретнее, – потребовал Туэйт. Последние несколько минут он испытывал чувство, словно все вокруг проваливается в какую-то бездонную пропасть. Сердце его билось учащенно не только потому, что дело шло к решительной схватке: на карту, как выяснилось, было поставлено значительно больше, чем можно было предположить.

– Конкретнее? – переспросил Трейси. – Что ж. Данное вооружение подбиралось для немногочисленной диверсионной группы. Где в данный момент она находится и каково ее задание, сказать не могу. Это известно только Макоумеру. Но я знаю его и предполагаю ход мыслей этого человека. В те дни он был ярым приверженцем тактики так называемых «подставок», или, проще говоря, искусного введения противника в заблуждение. Если ему это удавалось, он снова использовал «подставку» до тех пор, пока не прокалывался. Через какое-то время все начиналось снова.

Увидев их недоуменные взгляды, Трейси пояснил:

– Я думаю о том, как он организовал «покушение» на Готтшалка. А что, если он планирует задействовать эту диверсионную группу после того, как Готтшалк станет президентом? Вы можете себе представить всю меру народного восторга, когда Готтшалк проведет успешную акцию по захвату этой группы? И, поверьте мне, если за спиной террористов стоит Макоумер, в последнюю минуту Готтшалк будет точно знать, каким образом их следует нейтрализовать. Но не раньше, чем средства массовой информации доведут население до полной истерии.

– Боже, – ужаснулся Туэйт, – после этого он же сможет вытворять все, что угодно, у него будут развязаны руки!

– Особенно, если, как мы и предполагаем, в законодательных органах Америки есть верные ему сенаторы и конгрессмены, которые окажут ему всяческую поддержку, – Трейси размышлял о плане этой операции, о согласованности всех действий, о денежных средствах, необходимых для проведения этой беспрецедентной акции. Мысль о том, что он и его «Операция Султан» были повернуты в совершенно ином направлении и обеспечили финансовую базу для этого международного кошмара, наполняла Трейси презрением к политической системе Америки, которая видела в чудовищном замысле Макоумера лишь средство получения колоссальных прибылей.

Секреты, как он прекрасно знал, имеют тенденцию рано или поздно взрываться, погребая всех под своими обломками. А такие секретные организации как, например, Фонд, многократно увеличивают как опасность подобного взрыва, так и его разрушительную силу. Ибо чем выше степень секретности, тем слабее реальный контроль. А это означает, что шансы на то, что все пойдет наперекосяк, возрастают. Достаточно вспомнить, что произошло в марте 1969 года в квадрате 350.

И еще внутренний страх, мой страх, подумал Трейси. Он знал Макоумера как чрезвычайно хитрого и коварного человека, но реальность оказалась значительно страшнее, чем он мог предположить. Схема построена просто гениально, замысел мог иметь такие невообразимые последствия, что Трейси пришел к однозначному выводу: Макоумера надо остановить немедленно. Полиции это не под силу, у них нет веских доказательств. Он снова прокрутил в голове весь план, прикидывая, что следует предпринять и чем можно пожертвовать.

Трейси глянул на Лорин и почувствовал, как защемило сердце: как же она красива! Он старался запомнить линии скул, глаза, блестящие волосы, словно видел ее в последний раз.

И затем Трейси приступил к разработке своего плана, для начала рассказав, что обнаружил в досье из архива Фонда.

– Этот Мурано был в высшей степени необычным человеком, – заключил он. – Наше командование было склонно рассматривать поступающие донесения о нем, как, скажем, сильно преувеличенные. Многие тогда так полагали. Сейчас же я считаю их абсолютно достоверными. Туэйт, – он пригладил ладонью волосы, – мы с тобой оба видели, что умеет делать этот человек, Киеу. Техника его удара поистине фантастическая. У меня нет ни малейших сомнений, что он ученик Мурано. Я даже сумел раздобыть его описание: очень высокий для азиата, худощавый, хорошо сложенный, тонкое лицо, широкие губы и очень, очень красивый. Он...

– Подожди минутку, – перебила его Лорин. – По-моему, ты ошибаешься. Это же точное описание Кима.

Трейси почувствовал, как закололо сердце:

– Откуда ты, черт возьми, знаешь Кима? – он произнес это так жестко, что Лорин непроизвольно попятилась.

– Я видела его у... твоего отца. Он зашел вечером, в тот день, когда ты улетел в Гонконг. Твой отец дал ему то, что ему было нужно. У меня сложилось впечатление, что он довольно неплохо осведомлен о той организации, где... где вы с Луисом когда-то работали, – увидев ярость в глазах Трейси, она испугалась еще больше. – Он... он был какой-то очень странный, Трейси. Его глаза... в них было что-то такое... такое, – нет, я не могу этого объяснить. Хотелось прижать его к груди и успокоить. Он показался мне очень грустным.

– Ты заметила у него на шее шрам? – быстро спросил ее Трейси, уже точно зная, что она ответит.

Лорин отрицательно покачала головой:

– Нет.

– Она видела Киеу, – мягко произнес Трейси. – Значит, это Киеу убил моего отца. Но зачем? Потому, что он его видел? Но тогда он должен был бы начать охоту и за тобой, Лорин, – он взял ее за руку. – Что еще он говорил?

– Я не знаю.

Несмотря на клятву всеми силами помогать Трейси, она испугалась. Вначале партия оружия для диверсионной группы, потом этот кошмарный убийца. Ни о чем подобном Монах не говорил. Во что я влезла! – с ужасом подумала Лорин.

– Вспоминай! – крикнул Трейси. – Ну же!

– Не могу! Я...

– Трейси, прошу тебя, – голос Туэйта звучал успокаивающе. – Дай ей собраться с мыслями.

Трейси переводил взгляд с Лорин на Туэйта.

– Это очень важно, Лорин, – сейчас он говорил уже почти нормальным тоном. – Очень важно.

Лорин лихорадочно прокручивала в памяти события того вечера.

– Ну, – неуверенно начала она, – все, что я могу припомнить, так это то, что Луис сказал что-то о... – Она растерянно посмотрела на Трейси.

Он попытался прийти ей на помощь:

– О том месте, куда я улетел?

– Нет, – она покачала головой, отчаянно пытаясь вспомнить, – нет, этого он никогда не сделал бы. – Она подняла на него глаза. – Он упомянул имя. Мицо. Он...

– О мой Бог! – прошептал Трейси. – Все возвращается на круги своя!

Теперь он понимал, как Мицо удалось так быстро его вычислить: Киеу. И по той же самой причине Киеу убил отца.

Лорин видела, что лицо его исказила гримаса боли и страдания:

– Прости, Трейси. Он же не знал... Ни он, ни я. Как мы могли предположить?

Наконец у Трейси были все части головоломки, в том числе и те, которых недоставало до самого последнего момента, – все они точно укладывались в схему. Его поражала сложность, грандиозность замысла. И чудовищная, дьявольская хитрость того, кто все это организовал и запустил в действие.

– Первое, что надо сделать, и сделать как можно быстрее: нейтрализовать Киеу, – решительно заявил Трейси. – Он невероятно опасен, куда опаснее, чем вы можете себе представить, потому что в данном случае мы имеем дело не с обычным человеческим существом. Здесь кое-что более сложное и страшное. Он запрограммирован, очень важно, чтобы вы это понимали. Без приказа он не сделал бы ничего из того, что сделано: у него нет для этого никаких оснований.

– И за всем стоит Макоумер, – Лорин, наконец, начинала понимать, что происходит. Она бросила взгляд на Туэйта, который с выражением полнейшего отчаяния смотрел на Трейси. – Вы же это тоже понимаете, правда? Все свидетельствует против него. Вы можете арестовать его немедленно?

Туэйт грустно улыбнулся:

– Увы! К сожалению, не могу. Кроме слов, у нас нет ни одного вещественного доказательства, ни одной улики. Ничего, что я мог бы представить окружному прокурору.

– Но если вы придете к нему, – Лорин буквально умоляла его, – и все это расскажете, он конечно же...

– Он рассмеется мне в лицо, – перебил ее Туэйт. – Окружного прокурора не интересуют теории, точно так же, как они не интересуют и суд, – он печально покачал головой. – Нам остается только ждать и надеяться на счастливый случаи. Пока же я не могу ничего предпринять ни против одного из них, – он встал. – Только наблюдать и выжидать.

Лорин пристально посмотрела на Трейси.

– Одного этого недостаточно.

– О чем это она? – Туэйт растерянно глянул на Трейси.

– Ты прав, Дуглас, – Трейси сунул руки в карманы. – Ты ничего не можешь сейчас сделать, остается только выжидать, – он улыбнулся другу. – Но я нахожусь в несколько ином положении.

– Подожди минутку, дружище. Если ты полагаешь, что я позволю тебе...

– В данной ситуации ты не имеешь права голоса. Однажды он уже попытался убить меня, в Гонконге. Думаешь, он бросил эту затею?

Туэйт молча разглядывал Трейси.

– Что ты собираешься делать, черт бы тебя побрал? – наконец сердито спросил он.

– Я вступаю в их игру. И начинаю с центра, где им будет меня отлично видно. Это единственный способ.

– Единственный способ совершить самоубийство! – рявкнул Туэйт. – И думать забудь!

– Послушай, Дуглас, – угрюмо проговорил Трейси, – ты уже знаешь, насколько оба мы опасны. Сейчас руки у тебя связаны. А о чем свидетельствует тайный склад оружия, на который тебе удалось выйти. Существует еще одна часть загадки, которую мы еще не отработали. Это бомба замедленного действия у нас в кармане, а фитиль, между тем, горит. Каков бы ни был их план, он уже приведен в действие. Я достаточно знаю Макоумера и считаю, что он предусмотрел и запасной вариант. Твое вмешательство не остановило его, думать так означало бы совершить серьезнейшую ошибку. Ты просто чуть задел систему его безопасности, вот и все. Но время сейчас работает против нас. Для кого предназначено это оружие и когда оно будет пущено в ход? Когда? Завтра, через неделю или сегодня ночью? Мы этого не знаем. И потому не можем ждать.

В комнате воцарилась тишина.

– Будь все проклято! – закричала Лорин, обращаясь к Туэйту. – Что же вы молчите? Остановите его, немедленно!

– Как? И, потом, он прав.

– Уроды! – ее душили слезы. – Какие же вы оба уроды!

Трейси шагнул к ней:

– Лорин, я же тебя предупреждал...

– Можешь забыть обо всем, что я тебе до этого говорила. Я не догадывалась, что разговариваю с сумасшедшим!

Он сделал еще шаг, Лорин с презрением отвернулась и сложила руки на груди.

– Между прочим, она говорит дело, – нерешительно заметил Туэйт. – Во всяком случае, одного я тебя не пущу.

– Со мной никого не должно быть. В противном случае это действительно будет самоубийство.

– Я говорю о миниатюрном микрофоне, который мы повесим на тебя. Мои люди спрячутся неподалеку, и как только мы будем иметь запись разговора, ворвутся туда, где будешь ты, и так быстро прихлопнут гадючник, что они и не поймут, кто нанес им удар.

Трейси улыбнулся:

– Ты бредишь, Дуглас. Это нереально.

– Доверься мне.

– Да я верю тебе. Дуг, конечно же верю. Но дело не в тебе: я знаю Макоумера, с Киеу мы тоже заочно знакомы, оба они обладают кое-чем таким, чего ты никогда не сможешь понять. Ты не был в джунглях. А это совсем другой мир, там действует иная логика.

– Меня совершенно не интересует вся эта патетическая чушь! – разозлился Туэйт. – Как, впрочем, и ты в данный момент. Поразмысли над моими словами. И учти: ты не выйдешь из этой квартиры без микрофона.

Типично полицейское мышление, подумал Трейси. Но как можно обвинять в чем-то Туэйта? Просто он действует так, как его учили.

– Лорин... – начал он.

– Мне нечего тебе сказать. – Она снова отвернулась.

* * *

Трейси расстегнул дорожную сумку и из груды белья выудил коробочку черного бархата от «Даймонд хауэ». Куинс-роуд с ее магазинами и толпами туристов осталась где-то в другом измерении.

Он взял футляр и встал за спиной Лорин. Почувствовав прикосновение его руки, она искоса поглядела на Трейси. Волосы ее разметались по щеке, на него нахлынула волна воспоминаний. Он не хотел терять ее, не желал даже думать о том, что события могут устремиться в совершенно неожиданное русло, и он никогда больше не увидит ее.

Он положил бархатную коробочку на ладонь и протянул руку. Она продолжала смотреть в сторону, Трейси ждал.

– Что это? – тихо спросила наконец Лорин.

– Вот, болтался в Гонконге по магазинам и купил тебе такую штуку. Правда, я не знал, захочешь ли ты со мной снова разговаривать.

Она стремительно повернулась к нему:

– О Трейси, как ты мог такое подумать? – Она осторожно провела пальцами по его щеке. – Мне кажется, будто я люблю тебя целую вечность. Что-то подсказывало мне, что ты обязательно вернешься.

– Почему же ты так долго сопротивлялась? – Он смотрел Лорин в глаза, пытаясь прочитать ответ.

И она сказала, хотя не была уверена, что Трейси поймет:

– Потому что всю жизнь я была ребенком. Таков уж балет. В сорок пять ты уже покойник. Ты танцуешь, пока молод. Я не хотела взрослеть. И не хотела любить тебя, я не имела права любить тебя. Но уже тогда понимала, что не смогу жить без тебя. С того самого первого поцелуя. Но сама мысль, что я стану взрослой, пугала меня. Я считала, что это означает конец моей карьеры как балерины. А что бы я делала без балета?

– А сейчас?

– А сейчас у меня есть ты. И, кроме того, я обрела себя. А балет будет со мной до тех пор, пока я смогу танцевать. Не так-то трудно сказать это вслух, не так страшно. Может, потому, что пока мне это не грозит, а когда настанет то время, я буду не одна.

Она поглядела на него и перевела взгляд на бархатную коробочку:

– А что внутри? – тихо, в предвкушении чуда, как ребенок рождественским утром, спросила Лорин.

– Открой.

Лорин открыла крышку, и с черной подушечки ей весело подмигнуло платиновое кольцо с бриллиантом. Во все стороны рассыпались разноцветные искры – красные, синие, зеленые, голубые, желтые, пурпурные. Они играли на гранях драгоценного камня.

– О Трейси! – только и могла вымолвить Лорин. Она осторожно достала кольцо из коробочки. – Какое, красивое!

Она надела кольцо на палец, и улыбка осветила ее лицо. Лорин посмотрела прямо в глаза Трейси:

– Но почему ты дал мне его сейчас?

– Потому что я вернусь. Ты не должна в этом сомневаться.

* * *

Киеу чувствовал, что в душе его начали происходить таинственные изменения. Он отослал Эллиота, понимая, что если тот задержится еще хоть на полсекунды, он набросится на него и выколет глаза. Он не хотел этого, но позыв был столь силен, и Киеу понимал, что не в состоянии владеть собой: так паук, уже насытившийся, все же рвется к запутавшейся в его сети жертве и не может остановиться.

Ноздри его раздувались, пахло кровью и прогорклым жиром. Запахи напомнили ему о доме, о многом, что он уже начал забывать.

Макоумер, его отец, наставник, человек, перед которым он в неоплатном долгу – этот человек оказался лжецом, искуснейшим манипулятором. Киеу чувствовал, как что-то умирает в его душе, что-то ускользает из нее и скрывается в причудливо извивающихся тенях. Он пытался остановить эту незримую субстанцию, но не сумел.

Все, все, что он знал, чему его учили и в чем уверяли, оказалось ложью! Восприятие мира, процессы, происходящие в нем, его механизм – даже тиканье часов – все ложь, все фальшивка!

Он снова стал ребенком, несчастным обездоленным сиротой из Пномпеня, чей отец умер, мать впала в беспамятство, а старший брат, Самнанг, бежал, растворился.

«Иди! – прозвучала где-то далеко-далеко команда. – Следуй за Самнангом! Следуй за своим братом!» И Киеу подчинился тогда этому словно спущенному с небес приказу, он повернулся спиной к прежней колониальной жизни, которую вел при дворе Сианука, сел на велосипед и, повинуясь властному зову и своим инстинктам, уехал в джунгли, прямиком в распростертые объятия Чет Кмау.

Прежняя жизнь перестала существовать. Он родился заново, произошла как бы следующая инкарнация. Но он все же не мог забыть ту жизнь, уроки которой постигал с младенчества. И потому одна жизнь наложилась на другую, совместились два слоя, две краски. Киеу пытался разделить их, какое-то время ему это даже удавалось, но, как оказалось, успех был лишь частичным.

А потом он встретил Макоумера, человека, который одного за одним истребил убийц Сама. Могли когда-нибудь Киеу вернуть ему столь огромный долг? Вот уже долгие годы он отчаянно пытался это сделать, беспрекословно выполняя любое желание Макоумера. И это было самое меньшее, чем мог услужить ему Киеу.

Тренировки у Мусаши Мурано превратили молодого Чет Кмау в безраздельного властелина над подобными себе. Но что произошло с другой половиной его души? С воспитанием, которое он получил в детстве? Он не забыл и никогда не смог бы забыть тот сияющий свет, который исходил из его учителя, ток, пробегавший по телу от одного лишь прикосновения наставника, его понимающий мудрый взгляд. Он отчаянно боролся, чтобы сохранить в себе знания, которые преподал ему Преа Моа Пандитто: Киеу верил ему. Но он верил и Мусаши Мурано. Верил и Макоумеру.

Тело его было покрыто потом, от колоссального внутреннего напряжения непроизвольно сокращались и вздрагивали мышцы. Где я? Что должен сделать? Кому верить? А вдруг лгут все? Киеу вздрогнул: кажется, он наконец понял самое главное, и едва не задохнулся от этой мысли.

Теперь он все знал. События, которые стремительно проносились мимо него, и в которых он порой принимал участие, вдруг раскрыли перед ним свой глубинный смысл. Шлюзы были подняты, поток захлестнул Киеу, и из глубин восстала истина. Киеу еще не понимал ее, видел лишь ослепительный блеск, но истина была где-то рядом. Как в то мгновение, навеки выжженное у него в памяти, когда ему открылся сияющий свет, исходивший из Преа Моа Пандитто, как его первое прикосновение, как первое убийство, как первое столкновение взглядов, его и Мусаши Мурано, как тот немыслимо длинный отрезок времени, когда он приставил пистолет к голове Макоумера, как смутное предчувствие, когда он взялся за ручку двери Малис, как первый раз, когда он утонул в глазах Лорин.

Явившееся сейчас откровение было очень похожим на те. Оно было совершенно идентичным.

Мышцы тела снова дернулись и начали сокращаться в такт внутреннему ритму.

Он молча подчинится. Он сделает так, как приказал Макоумер. В конце концов, он в неоплатном долгу перед отцом. Сам отмщен. Апсара засвидетельствовала это танцем тонких пальцев.

А выполнив приказ, он уничтожит Макоумера – очень медленно он умертвит его, лишит самого дорого, заставив при этом широко раскрытыми глазами наблюдать, как он это будет делать, а потом лишит и разума. Киеу хотел, чтобы отец понимал, что он делает с ним, и представлял себе, каким будет его конец: он будет медленно поджарен на самом медленном огне, а скрюченные пальцы апсары станут рвать его плоть. Конец всего сущего.

Он почувствовал, как что-то надвигается на него. Уже совсем близко, рядом. Что-то приблизилось и замерло у него за спиной. Киеу резко обернулся. Что это?

* * *

Эллиот Макоумер сидел на краю постели, его била дрожь. День был в самом разгаре, но из-за того, что окна его комнаты выходили на север, счет казался тусклым, будто не очень яркий фонарь горел где-то в конце длинного тоннеля. Даже капли дождя на стеклах были какие-то нереальные, словно дождь шел в ином мире.