Ксения Хиж
Письмо из прошлого

– Сама? – она усмехнулась, сжав зубы, попыталась вырваться. – Пришла к ним невинной девочкой? Сама? Чтобы один из этих подонков стал моим первым мужчиной?

– Тише, тише, успокойся, я просто предположил. – Он притянул ее к себе, крепко сжал.

– Да мне было так тошно и страшно, что я просто хотела умереть!

Он стиснул зубы, сказал медленно, протягивая слова:

– Идем! Я отведу тебя домой.

– Нет, я не хочу домой. Там милиция.

Он остановился.

– Что опять у вас случилось?

– Отец разбил окно, с кем-то ругаясь. Соседи вызвали наряд, и я с бежала.

Он мотнул головой, холодно произнес:

– Пойдем в милицию, напишешь заявление.

– Какое заявление?

– Как какое? – он больно дернул ее за руку, она засеменила следом. – О том, что с тобой сделали, ты ведь хочешь, чтобы их наказали?

– Но тогда все узнают!

– Никаких но!

– Твоего брата посадят!

– Есть за что! – Максим резко остановился. То ли от мороза и ветра, то ли от ярости, его лицо покраснело. – Этого нельзя так оставлять.

– Я не хочу никому ничего рассказывать. – Маша всхлипнула и снова заплакала. – Все узнают, я не хочу этого позора, мне и так хватает. На учебе тогда вообще не будет жизни, отец все узнает…Не хочу! Пожалуйста, Максим, не надо!

Он смерил ее долгим взглядом, тихо сказал:

– Хорошо, отложим этот разговор, а пока я провожу тебя домой. – Он нежно сжал ее ладонь. – Решу один вопрос, а потом, если хочешь, вернусь к тебе.

– Я не хочу домой, там слишком много народу.

Максим прерывисто выдохнул.

– Сиди тогда в моей машине, но учти, мне надо будет уйти.

– Хорошо. – Маша пожала плечами.

– Замерзла? Давай идем.

Максим поежился от ветра, одну руку засунул в карман спортивной кофты, другой крепче сжал ее ладонь. Она вновь вздрогнула.

– Запомни, Маша – я никогда не обижу тебя. – Сказал он, обернувшись. – Ты поняла?

– Да. – Она и так это знала.

Они вернулись к машине. Маша села, и как только Максим завел двигатель – подставила продрогшие пальцы к печке, сказала сухо:

– И ты запомни: я не хочу больше никогда возвращаться к этому разговору.

Он со вздохом кивнул. Несколько минут молчал, смотрел в ночь за окном, а потом вдруг спросил:

– Может, показать тебя врачу?

– Нет.

Снова тяжелый вздох.

– Скажи мне только одно, и навсегда закроем эту тему, ладно?

Маша кивнула.

– Игорь тоже во всем этом участвовал?

Она хмыкнула:

– Игорь? Ты еще спрашиваешь? Он не просто участвовал, это он, лично, притащил меня к ним. – Маша повернулась к Максиму, с ненавистью прошептала: – Видишь мое лицо? Это все дело рук твоего брата!

Максим со злобой усмехнулся, смерил ее взглядом, а потом так же молча открыл дверь и вышел из машины. Маша окликнула его – слишком страшным показался ей его взгляд и тогда он вернулся и тихо сказал:

– Жди меня здесь и не смей никуда уходить. Поняла?

– Поняла. – Буркнула Маша, пытаясь согреть ладони – из печки, наконец, подул теплый воздух.

Не прошло и десяти минут, как Максим вернулся, но не один, а с друзьями. Маша напряглась, когда он сел и молча, повел машину по проспекту.

– Я отвезу тебя домой. – Сказал он, заметив ее волнение. – А позже заеду к тебе.

Она пожала плечами. Он остановил автомобиль у ее подъезда, Маша посмотрела на тёмные окна своей квартиры. Света нет, а значит, гости разошлись, или всех, включая отца, забрали в милицию, как уже бывало не раз.

– В квартире сейчас, наверное, такой же холод, что на улице, а впереди зима. – Максим пригнул голову, посмотрел на сияющую дыру в кухонном окне. – Завтра что-нибудь придумаем с окном, а пока иди.

Она удивленно выгнула брови, встретилась с ним глазами. Он кивнул на дверь, улыбнулся, и она смущенно отвела взгляд.

Маша вернулась домой, в холодную квартиру, такую запущенную и унылую, что сердце тревожно сжалось. Заглянула на кухню, на которой был, перевернут стул, разбросаны по столу окурки, а из дыры в окне дул страшенный ветер. Она поежилась, вышла, закрывая за собой плотно дверь, прошла по коридору, заглянула в большую комнату – хаос и беспорядок, сильный запах спирта – вот где не мешало бы выбить окно, подумала она и тоже закрыла эту дверь. Лишь в ее небольшой комнате еще не умер уют и ощущение покоя. Она села на кровать, обессилено уронила голову, подумала о матери – как ей её не хватает…

…Максим вошел в подвал вместе с Денисом, который уже всё знал. Не разбираясь, и не отвлекаясь на лишние слова, с ноги ударил в грудь стоявшего с сигаретой в зубах Матвея, тот отлетел к стене и молча, сполз по ней, так и не поняв, что произошло. Пока Денис таким же способом расправлялся с Леней, Максим, медленно, словно хищник, готовящийся к прыжку, двинулся на Игоря. Брат нервно отбросил в сторону окурок, сузил от страха вмиг протрезвевшие глаза.

– Макс, ты что творишь? – Игорь попятился назад, загнав себя в угол. – Ты из-за Котовас так злишься что ли? Поверь, она того не стоит!

– В кого ты такой урод? – Максим с ненавистью сплюнул, двинулся на него, сжимая кулаки.

– Не надо, Макс! Мы же братья.

Удар, глухой звук и на губах у Игоря кровь. Снова удар – глухой быстрый щелчок, и Игорь лежит на мокром полу.

– Ублюдок!

Игорь сплюнул на пол кровавые слюни, с отвращением и ненавистью посмотрел на старшего брата, процедил сквозь зубы:

– Глаз на нее положил, да? На эту оборванку? Я давно это заметил! Да тебя мать с отцом с лица земли сотрут, если узнают…

Максим схватил брата за грудки и, поднял над полом, прижал к стене:

– А как ты думаешь, маленький мерзавец, что они сделают с тобой, когда узнают, чем их любимчик занимается? И еще подумай: что делают с такими как ты в тюрьме.

Максим разжал пальцы, и Игорь тряпичной куклой упал на пол. Глаза его расширились от страха, и он залепетал быстро-быстро, бессвязно путая слова, бросился к ногам старшего брата:

– Не говори никому, Макс, ты с ума сошел? Мне же не жить тогда!

– Это твои проблемы.

– Да она даже не сопротивлялась.

– Заткнись! – Макс отпихнул носком ботинка его руки. – Закрой свой мерзкий рот!

Денис подошел, отряхивая руки. Леня и Матвей стонали, облокотившись о мокрую стену подвала. Максим развернулся, сделал шаг в сторону лестницы, но за спиной послышался смех Игоря.

– Поверь, Макс, она того не стоит. И не стоила! А теперь и подавно.

Макс остановился. Денис нервно дернул плечом, попытался перехватить Максима, но он резко дернулся, разворачиваясь. Глухой звук и Игорь лежит на полу. Снова удары. У младшего брата лицо в крови, на стенах бурые кляксы, а Макс все не может остановиться. Денис схватил его за крутку, потянул на себя.

– Хватит, Макс, ты же убьешь его! Остановись!

Максим с ревом отпрянул, только когда Игорь перестал шевелиться. Вокруг побелевшего лица брата растекалась алая лужа крови. Макс выдохнул, Денис наклонился, прощупывая пульс. Дверь подвала скрипнула, они обернулись – Илья и рыжий Коля кивнули на выход.

– Идемте, кто-то милицию вызвал, пока мы этих малолеток метелили.

– Макс, уходим! – сказал Денис, отталкивая его от брата.

– Жив?

– Жив. – Кивнул Денис. – Скорую надо вызвать.

Максим поднялся на второй этаж. Нахмурился – дверь в квартиру открыта – заходи, кто хочет. Он невесело усмехнулся, толкнул ногой замасленную грязную дверь, та жалобно скрипнула, открываясь. В коридоре горит свет, освещая грязный, затоптанный пол, потертые обои, табурет с облупившейся краской на ножках, на котором лежит кипа старых журналов по медицине. Максим прошел по коридору мимо двери на кухню, плотно закрытой – в щель у самого пола сквозил ледяной ветер. Остановился у следующей двери, прислушался – легкий стон и всхлипы.

– Маша, это я. Можно мне войти?

За дверью на мгновение все стихло, затем раздался шорох, и в появившуюся щель показалась ее заплаканная мордашка.

Макс усмехнулся, аккуратно толкнул дверь.

– Как ты?

Она запахнула большой махровый халат, накинутый поверх джинсов и голубого свитера, села обратно в свою кровать, поджав ноги, натянула одеяло до самого носа, слегка откинулась на подушки.

– Я присяду? – он бегло окинул взглядом маленькую комнату, требующую ремонта, бедновато обставленную старой мебелью, но чистую и говорящую – здесь проживает девчонка – над кроватью постеры певиц и рок-групп, в углу у комода большое зеркало, украшенное открытками, а рядом на шкафу пушистые зайцы.

Она кивнула, и он сел в кресло напротив нее.

– Как ты?

– Никак. – Она мотнула головой. Лицо запылало огнем – то ли от его откровенного взгляда, то ли оттого что он всё знает – и как она живет и чем, и с кем… Зато теперь ему понятно, почему она такая оборванка – в сердце и в доме – бедность и хаос.

Макс тяжело выдохнул, посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом, а она на его руки – ссадины от ударов.

– Что с руками? – спросила она. В гулкой тишине услышала, как бьется ее сердце. И казалось, громче обычного тикают настенные часы.

Он мотнул головой:

– Не важно.

– Учил их жизни? – Маша усмехнулась. – Ну и как? Успешно?

– Нет, – он снова мотнул головой. – Таких гадов уже ничто не исправит, но не будем об этом, я тут кое-чего принес тебе.

Маша перевела взгляд на пакет в его руках.

– Что там? – Ей пришлось с любопытством вытянуть голову, скинуть одеяло.

– Да так, сладости всякие. – Он улыбнулся, раскрыл пакет. – Ну, иди, посмотри.

От неожиданности она даже не противилась, вылезла из-под одеяла и подошла. Он протянул ей пакет – шоколадки, печенье, сок.

– Ты как дед Мороз! – она фыркнула от дурацкого сравнения, взяла шоколадку. – В детстве я всегда писала письма деду морозу и просила подарки.

– Приносил?

– Не помню, – она пожала плечами. – Наверное, нет.

Он усмехнулся и вдруг протянул руку, убрал с её лица волосы. Маша замерла, а потом, всхлипнув, сказала:

– Я так хотела, чтобы это был ты.

Перед глазами снова страшный подвал, чужие руки, чужие губы. Тело содрогнулось болью – воспоминания не ушли, как она не старалась их стереть. Они еще слишком живые, чтобы просто так из ее головы. И показалось, что мир остановился, секунды повисли в воздухе, повязли в ее откровенности, как мухи в меду. Зачем это она?! Зачем…

– Извини! – она почти взвизгнула, закрывая руками пылающее от стыда лицо.

Максим казалось, смутился не меньше. Некоторое время молчал, смотрел на нее долгим взглядом.

– Только не плачь. – Наконец, сказал он порывисто, и вдруг протянул руку, прикоснулся к ее тонкой талии и силой притянул к себе.

Маша охнула. Села к нему на колени, без страха уткнулась лицом в его грудь, шмыгнула носом.

– Не плачь, Маша. – Его руки скользнули по ее голове. – Все наладится.

Она кивнула. Глаза закрыты, голова тонет в приятном головокружении – как от него пахнет! И ей вдруг хорошо сейчас – спокойно и приятно.

– Я совсем тебе не нравлюсь? – её собственный голос как сквозь толстый слой ваты.

– Нравишься, глупая, знаешь ведь. Красивая ты, Маша, высокая, на возраст свой никак не тянешь. Но я, к сожалению, знаю, что ты еще малышка.

Маша улыбнулась, зачем-то продолжила говорить глупости:

– Я тебе не пара.

– Это все чушь. – Он усмехнулся. – Лучше, давай, съешь шоколадку.

Он подтолкнул ее, и она поднялась, робко взяла пакет из его рук, тот оказался увесистым. Пожалуй, это первый ее подарок за последние годы. А когда-то, почти такой же пакет со сладостями приносил домой отец, всякий раз, в канун нового года.

– Спасибо. – Она вернулась к постели, забралась с ногами.

Максим поднялся с кресла, когда она увлеченно зашелестела обертками конфет.

– Я, наверное, пойду.

Она удивленно вскинула голову, пожала плечами:

– Если хочешь…

– Увидимся. – Он улыбнулся. – Я завтра зайду к вам, что-нибудь придумаем с окном на кухне, хорошо?

– Да.

– Вот и отлично! Ну, тогда, пока, Маша. До встречи.

Так и проходили последующие дни – Маша сидела дома, в своей комнате, являющейся для нее островком спокойствия в бушующем океане жизни, совсем не выходила на улицу, и намеренно не появляясь на учебе, и даже с Галей, периодически заходившей к ней, особо не разговаривала и не откровенничала. Улыбнулась только, узнав от нее, что Игорь в реанимации – сотрясение мозга и перелом черепа и его друзья прилично пострадали в драке, что случилась во дворе соседнего дома. Галина все гадала, кто их так и за что, а Маша смотрела на нее, сощурившись, и молчала. Она-то знает кто и за что. Он. За нее.

Отец все так же пил и все реже появлялся на работе, а в начале декабря его уволили. И снова мир погрузился во мглу, и лишь визиты Максима, хоть и не долгие, всего лишь на несколько минут, освещали ее путь лучами радости и света. Он всегда приходил, улыбаясь, и всегда что-то ей приносил.

– Подкармливаешь меня! – засмеялась Маша, когда он в очередной раз пришел к ней.

– Держи. – Он протянул ей два больших пакета. – Небольшой презент тебе.

– Спасибо. Может, пройдешь? – Маша улыбнулась, опуская подарки на пол, в глазах мелькнула надежда: – Чай будешь?

Она видела, что он уже собирался уходить, как обычно, стараясь не задерживаться, но сегодня вдруг в нерешительности замер.

– Пойдем. – Довольно улыбнулась она и потянула его за рукав спортивной куртки. – Отца нет уже вторые сутки, он у Татьяны, а мне скучно одной и одиноко.

– Хорошо. – Максим не особо сопротивляясь, сдался, прошел вслед за ней на кухню. На столе новая скатерть, а вставленное им же стекло в старые рамы окна – задернуто плотной, в цвет скатерти, шторой.

– Ты присаживайся. – Маша заметалась по кухне: поставила на плиту чайник, достала из шкафа чайные пары.

Максим снял куртку, сел за стол. Окинул ее взглядом – за месяц их общения она изменилась, повзрослела и, кажется, у нее, наконец, появился на лице румянец. Кажется взрослее, на вид как его однокурсницы по учебе, наверное, из-за высокого роста и не детской грусти в глазах. Маша, словно почувствовав на себе его взгляд, улыбнулась, карие глаза заблестели под светом бордового над головой бра.

– Как дела? Чем занималась? – он взял коробку с печеньем, высыпал содержимое на тарелку, снова посмотрел на нее – улыбающуюся и довольную.

Маша пожала плечами, отвечая на стандартный для его визитов вопрос:

– Да как обычно – читала книги, прибиралась. Тебя ждала. – Она замерла посреди кухни с сахарницей в руках, посмотрела на него с нескрываемым обожанием.

– Красивая ты, Маша. – Сказал он совершенно серьезно, улыбнулся, когда румянец на ее щеках проявился сильнее. – И хозяйка хорошая.

Маша расцвела от похвалы, наполнила чашки чаем, села напротив, подставила под подбородок ладошку. Он подмигнул ей, сказал:

– Ну чего, ты смотришь на меня, как кошка на колбасу?

Они одновременно засмеялись, и Маша мечтательно закатила глаза.

– Понял. – Максим сделал глоток чая. – В следующий раз среди печенья и конфет будет лежать батон колбасы.

Маша вновь прыснула от смеха, глаза заблестели от удовольствия, а Максим ощутил в душе тепло от ее счастливого вида.

– А ты почему на учебу не ходишь?

Она нахмурилась, не желая отвечать. Что ему ответить? Что одногруппников не желает видеть своих? Он и так это понимает. Или что ей абсолютно не в чем идти на учебу? Кажется, он сам знает все ответы.

– Там, в большом пакете, кое-какие зимние вещи. – Сказал он, словно прочитав ее мысли.

Маша удивленно посмотрела на пакет у двери.

– Но…

– Никаких но. Это вещи моей двоюродной сестры. Они ей давно малы. Лежат без толку, а ведь совсем новые.

– А…

– А размер должен быть твой. – Сказал он, прожигая ее взглядом. – Она тоже высокая и худенькая, как ты.

Маша выдохнула, смущенно провела пальцами по лицу.

– Спасибо, я думаю, что-нибудь да пригодится.

Она опустила глаза, лицо заполыхало, заливаясь пунцовой краской. Максим же улыбнулся самой доброй своей улыбкой, закинул в рот еще одно печенье, сделал глоток чая.

– Спасибо, тебе, хозяйка, но мне уже пора.

Они встретились взглядами, он поднялся, взял со спинки стула свою куртку.

– А на учебу иди завтра. И больше не плачь, Маша, и ничего не бойся. Поняла?

Маша кивнула, машинально дотронулась рукой до припухших от недавних слез, глаз.

– Обещаешь?

Снова молчаливый кивок.

– Если хочешь, я провожу тебя.

Маша фыркнула:

– Ага, как в первый класс. Нет, спасибо, это уже слишком, я сама.

– Хорошо. – Максим вдруг замер, рассматривая её, пожал ее тонкую ладонь. Маша улыбнулась, он усмехнулся. – И помни, ты обещала мне.

– Ну, раз обещала, значит пойду.

Максим улыбнулся, кивнул, отодвигая от себя, пустую кружку:

– На сегодня хватит. До встречи, Маша.

Глава 10. То, о чем и не могла мечтать

Пакет оказался не только большим на вид, но и тяжелым. Маша протащила его по полу в свою комнату, ощущая себя довольным хомяком с небывалой добычей, с усилием вытряхнула содержимое посреди спальни. Восхищенно охнула – в пакете цветные кофты, аккуратно упакованные в прозрачные пакеты. Она взяла в руки темно-синий моток, перемотанный веревкой, развязала, дернув за концы. И вуаля – как фокус – перед ней темно-синий пуховик с капюшоном из черного меха и вшитыми стразами на рукавах, на вид абсолютно новый, даже запах новой вещи ощущался.

– Обманщик! – прошептала Маша, не припоминая у него ни одной сестры, хоть даже и двоюродной. Она прикинула на себя обновку, восхищенно присвистнула, захотелось сразу привести себя в порядок: уложить волосы в прическу, потому как в таких красивых вещах хотелось и самой быть красивой. Помимо нового пуховика, который оказался как нельзя кстати – она-то думала, будет носить старую дубленку матери, в которой бы она точно казалась взрослой теткой, в пакете были несколько тёплых свитеров, джинсы и белоснежный шарф с белоснежной же шапкой.

Ощутив неслыханный прилив сил, она заторопилась в ванную, чуть не сбив по пути, еле стоявшего на ногах отца.

– Ты где был? У Татьяны? – спросила Маша, остановившись. Нахмурилась.

– Да. – Отец улыбнулся, протянул к ней руку, она сжала ее с силой, чтобы он пришел в себя, но он не отреагировал. – Вздремнуть бы мне, дочка. Устал.

Маша выдохнула, охватила его руками, помогла дойти до дивана. Он упал и тихо застонал. Маша сняла с него ботинки, стянула куртку, из которой выпало немного денег.

– Спи. – Она накинула на него клетчатое покрывало, убрала мятые купюры на тумбочку, взяв несколько листов себе. – Может, есть хочешь? Там продукты Максим принес.

– Он твой парень? – отец вздернул вверх брови, сощурил глаза. – У тебя уже появился парень, дочка? Как быстро ты выросла.

– Нет, Максим просто друг. – Маша вздохнула. – Соседка Анна Кузьминична сказала, что видела тебя днем на рынке, ты грузчиком устроился?

Отец кивнул, Маша облегченно выдохнула – хоть что-то сможет заработать.

– Хорошо, ты спи, а я скоро вернусь.

Она прикрыла за собой дверь его комнаты, взяла полотенце и отправилась в душ – нестерпимо захотелось нарядиться в обновки, сделать прическу и увидеть в его взгляде восхищение. Она верила, что вечером он снова придет.

И он пришел, удивленно присвистнул, застыв на пороге, когда она распахнула перед ним двери. Её светлые волосы завитыми кольцами обрамляли лицо, на бледных щеках румяна, на ресницах тушь, а черные стрелки сделали глаза более выразительными.

– Я вижу тебе всё подошло. – Он улыбнулся. В его глазах приятное удивление и Маша тихо ликует. – Можно войти?

– Да. – Она отступила, впуская его не только в квартиру, но и снова в свою жизнь, поправила на груди кофту горчичного цвета, провела руками по бедрам, обтянутым новыми джинсами. – Мне все подошло.

– Красивая, ты, Маша. – Сказал он, посмотрев на открытую дверь ее спальни. – Остальное примеришь?

Она улыбнулась, пожала плечами.

– Хорошо.

По телу дрожь от его присутствия. Он, уже привычно, сел в кресло. Маша накинула куртку, натянула шапку, обернулась.

– Ну как?

Максим улыбнулся, провел рукой по волосам – чуть отросшая челка встала ежиком, наклонил голову на бок.

– Мне уже жарко. – Она прыснула от смеха. – Не молчи.

– Красивая. – Снова повторил он, и синева его глаз сделалась чуть темней. – Иди ко мне.

Маша замерла. Его хрипловатый голос коснулся ее слуха, как сквозь толстый слой ваты. Она подняла на него свои глаза – в вечерних сумерках, Максим казался еще более красивым и сексуальным. А движения его рук уже резкие и решительные – он потянул ее, и пуховик упал на пол. Маша смущенно хмыкнула, а он, взяв ее за шарф, дернул на себя. Пришлось сесть к нему на колени. Она выдохнула, их лица на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга. От нее пахнет клубничными конфетами, от него алкоголем.

– Ты выпил? – Она осторожно дотронулась пальцами до пуговиц на его рубашке.

– Прости. – Он наклонил голову чуть на бок, беспощадно всматриваясь в ее глаза.

Его взгляд скользнул по линии ее губ, снова возвращаясь к глазам. Его руки спокойно лежали на подлокотниках кресла, но Маша физически ощутила жар от его мысленных прикосновений. Она медленно набрала в легкие воздуха, выдохнула – воздух вокруг них казался раскалённым. Максим же сдернул с ее головы шапку, потрогал упругие локоны, старательно завитые старенькой плойкой, приблизил к ней свое лицо, прошептал:

– Давай включим музыку?

– Давай. – Маша хотела встать, но он взял ее за руку, спросил, заглядывая в глаза:

– Ты одна дома?

Его дыхание обожгло, внутри грудной клетки заполыхало пламя. В его глазах, казавшихся в полумраке комнаты черными, тоже вспыхнули искорки огня, он облизнул губы – жарко – и ему и ей.

Максим кивнул ей:

– Так одна или нет?

– Нет. – Голос сел.

Он закусил губы, улыбнулся, сказал ей, кивнув на батарею:

– Ладно, включай уже свою шарманку

Маша замерла, показалось, он расстроился ее ответом. Неужели он хотел остаться с ней наедине?..

– Давай, давай, чего сидишь? – он усмехнулся, подтолкнул её.

Она вставила в магнитофон первую, попавшуюся под руку кассету, заиграла музыка, Максим удовлетворенно кивнул, похлопал ладонью по своему колену. Она послушно подошла и села. Голова закружилась от счастья и близости его тела. Она же только мечтать об этом могла! А сейчас он с ней…

А Максим впервые никуда не спешил, они разговаривали, слушая музыку. Маша периодически вставала, чтобы поправить кассету, и снова усаживалась к нему на колени, когда он хватал ее за руку и вновь притягивал к себе. А потом он вдруг встал и потянул ее на себя. Первый в ее жизни медленный танец. С ним все впервые – вот даже эти ощущения нереального полета, и эти бабочки в низу живота и наслаждение от его прикосновений. Они медленно передвигались по комнате, и он прижимал ее к себе так нежно и в то же время требовательно, что она задыхалась от восторга и желания принадлежать ему. Максим улыбался, всякий раз, когда она смущенно отводила в сторону его руки, которые скользили по спине и желали лечь чуть ниже. Она порывисто выдыхала в ответ, и тогда он, усмехаясь, дотрагивался губами до ее лба.

Он ушел, а она не ходила по квартире, а летала. Шептала – люблю и вновь поверила в свет в конце своего серого тоннеля жизни. Его визиты в их дом стали регулярными. Теперь он приходил в любое время дня и ночи, иногда встречал ее с учебы, провожал до дома, угощал конфетами и даже по-приятельски общался с ее отцом, когда тот оказывался дома. И с каждым днем задерживался у них в гостях чуть дольше. Долгими вечерами вот уже два месяца, они сидели на низком узком кресле, обнявшись, слушали музыку и разговаривали, узнавая друг друга все больше. И каждый раз она в надежде раскрывала губы – где же ее первый поцелуй? Но он улыбался и лишь слегка касался губами ее лба. Маша закрывала глаза от кроткого его прикосновения и летела в пропасть, где только рокот бушующего моря и стук ее влюбленного сердца.

А на Новый год, за три часа до боя курантов он пришел с огромным букетом роз, и именно тогда Маша вдруг поняла, что дверь в детство навсегда закрыта. Она стала взрослой: ей подарили первые в её жизни цветы. Он протянул ей розы, и она замерла – в его глазах шторм – скользит по ней откровенным, совершенно взрослым взглядом и она ощущает себя не девчонкой, а молодой женщиной. Он протянул руку, она упала в его объятия. В требовательном взгляде желание и она не отнимает его руки, что скользит вверх по ее ноге. Глаза – ночное море и она на веки в его плену.

Она, нарядная, с накрученными на бигуди волосами, отпрянула, когда ноги совсем перестали слушаться, кивнула на кухню, на скромно накрытый стол. Все утро они с Татьяной и отцом готовили: бутерброды, салат «Оливье», запеченный в духовке гусь.

– Спасибо за цветы. – Она покраснела – для него подарка у нее не было.

– Не за что. – Он засмеялся. – И торт тебе, сладкоежка.

– Спасибо. Ты проходи к столу, я сейчас.

Она зашла в свою комнату, посмотрела в зеркало – карие глаза блестят огнем, на лице счастливая улыбка. Права учительница английского – у нее красивая улыбка и сама она красивая, когда светится вот так вот, от счастья. Дверь в коридоре хлопнула – отец с Татьяной ушли к соседям. Маша закусила губы, взяла с тумбочки вазу, поставила в нее цветы. Вернулась на кухню, Максим открывал шампанское. Обернулся – быстрый взгляд по ее ногам, улыбнулся, налил шампанское в бокалы.

Она подошла к столу, он протянул ей бокал, дотронулся пальцами до ее лица, убрав со лба непослушные волосы.

– С наступающим! – сказал он, и в тишине раздался звон соприкасающегося стекла.

Они сели за стол. Маша пригубила совсем немного, засмеялась на его очередную шутку. Он улыбался и казался счастливым. Настенные часы над столом пробили десять раз – они ужинают, он совсем не пьет, она делает маленькие глотки. И она все смотрит на настенные часы и ждет, что вот-вот он скажет – ему пора, встречать Новый год дома, но он молчит, не уходит и смотрит на нее долго и задумчиво. Она нервничает, вновь делает глоток шампанского – игристое вино уже шумит в голове, а он усмехается по-доброму и в глазах его она видит свое отражение. Стрелки часов на одиннадцати вечера, она не выдерживает, спрашивает севшим от волнения голосом:

– Макс, а где ты будешь встречать Новый год?

– Как где? – он выгнул брови, вновь усмехнувшись, сузил глаза. Маша, несмотря на напряжение, сковавшее тело, постаралась беззаботно улыбнуться. – Дома.

– У себя? – она осторожно подцепила вилкой кусочек мяса, отправила в рот.

– У себя. – Он кивнул, в голосе смех.

Она отвела взгляд, а он громко рассмеялся, протянул руку и щёлкнул ее пальцем по носу. Она недовольно цокнула, он же засмеялся еще громче.

– Одевайся, глупая, со мной пойдешь!

– С тобой? – Она удивленно округлила глаза. – К тебе домой?

– А что? – Он улыбнулся. – Не хочешь?

– Не знаю. – Она сжала пальцами края скатерти, он усмехнулся.

– Дома все равно никого нет – ни у меня, ни у тебя. Отец твой раньше утра не вернется. – Он облизнул губы, сказал, тряхнув головой: – Могу здесь, если хочешь, остаться.

– Не знаю. – Снова повторила Маша, краснея. Конечно, она желала этого, но произнести вслух не смогла – слишком откровенно прозвучали бы ее слова.

– Мои все на даче. А у меня там елка и подарки для тебя.

– Подарки? – она задохнулась от восторга, по-детски сделала восхищенно-удивленное лицо. – Серьезно?

– А ты что сомневаешься во мне? – он слегка отодвинулся и наигранно сурово посмотрел на нее.

– Нет, не сомневаюсь.

– Тогда собирайся и пойдём.

Он поднялся и, разворачиваясь, легонько коснулся ее бедра. В ее душе трепет от нового чувства. В сердце – счастье, по телу – дрожь.

Пока Максим убирал остатки еды в холодильник, Маша скинула с себя трикотажное платье сливового цвета, оставшееся ей от матери и перешитое на три размера меньше за прошлую ночь, открыла шкаф, взяла свитер горчичного цвета и джинсы. Переоделась, подошла к зеркалу и вздрогнула. Максим стоял позади нее, опираясь спиной о стену. Она улыбнулась ему в зеркало, он сделал шаг, и она с дрожью ощутила прикосновения его рук. Он положил свой подбородок на её голову, и они долго смотрели друг на друга в зеркальное отражение.

– Красивая, ты, Маша.

Она почти не дышит – его взгляд медленно скользит по ней. Она выдохнула, он отступил, помог ей одеть куртку, поправил черный мех на капюшоне, взял за руку.

– Ну что, идем?

Она сделала шаг к двери, но резко обернулась, спросила, утопая в синеве его глаз:

– Максим, ты ведь не просто так ходишь ко мне? Не из жалости? Ты ведь мой, да?

Он замер, опустил на нее глаза, посмотрел серьезно и так волнительно, что вновь перехватило дыхание.

– Думаю, да. – Он слегка нахмурился.

Маша замерла, сдвинула к переносице брови. Сердце оглушительно застучало в висках.

– Ох, Маша, видела бы ты сейчас свое лицо! – Максим прыснул от смеха.

Маша выдохнула, сказала все еще продолжая, хмурится:

– А что с моим лицом?

Он засмеялся еще громче, щелкнул пальцем ее по носу. Она фыркнула.

– Я так смешно выгляжу?

– Нет. – Максим вдруг перестал смеяться, притянул ее к себе, прикоснулся губами к ее носу. – Ну конечно, я хожу к тебе не просто так. Нравишься ты мне, Маша и никуда мне не деться от этой…

Он замолчал, оборвав себя. Она распахнула глаза. Он прикоснулся губами к ее лбу, сказал хрипло:

– Я твой, Маша. Ты ведь тоже моя?

Он еще спрашивает?!

Дыхание перехватило. От волнения. От его близости. От его слов. Она облизнула губы – кажется, вот он тот самый момент, о котором она так давно мечтала.

Он молчал. Смотрел в ее глаза, переводил взгляд на ее губы, снова глаза в глаза…

Ну не тяни же! – закричала она беззвучно и не в силах больше выдерживать поддалась к нему навстречу. И в тот же миг, миллиард разноцветных огней взорвался фейерверком перед глазами, ноги предательски подкосились.

Ее первый поцелуй!

Его влажные губы коснулись ее рта. Она распахнула глаза, выдохнула, прильнув к нему. Его язык нежно – как нежно! – проскользил по ее губам и его губы стали требовательнее. Он целовал нежно, обжигающе горячо и торопливо, требовательно и снова нежно. Как же долго она этого ждала! Маша почти задыхалась, от его желания и от своего восторга. Остановись, мгновение! – мысленно прокричала она, когда он оторвался от ее губ и довольно улыбнулся, заполняя каждую клеточку ее души теплым морем своих глаз. Он щелкнул ее растерянную и пьяную не от шампанского, а от счастья, по носу, засмеялся:

– Все хорошо?

– Да. – Она смущенно улыбнулась – собственный голос сел и охрип.

Он нежно поцеловал ее в лоб, застегнул молнию на куртке до самого носа, одел ей на голову белую шапку.

– Ну что, идем? Или так и будем стоять?

Еще не придя в себя от их первого поцелуя, случившегося столь внезапно, она поплелась следом. Они вышли из подъезда, и Маша испытала еще одну порцию радости: Надька и ее подруги оторопели от увиденного – Маша и Макс идут в обнимку. Фееричное наслаждение, сладкая месть, разлились теплом по телу.

– Привет! – Надя остановилась, кивнула Максиму. – Мы к Славику идем праздновать, ты с нами?

Она снисходительно посмотрела на Машу, сказала, скривившись:

– Надо же, Котовас, в новых шмотках тебя и не узнать.