Кира РАЙТ
Дыши со мной. В плену у зверя
Глава 16
Я выставил вперёд пустые ладони и остановился, где стоял, пытаясь говорить тихо и спокойно.
– Тише, Элисса, будь аккуратной, пожалуйста.
– Вы станете заставлять меня. Как они. А потом… Я знаю, что делали с теми, кто больше не подходил.
– Это не так!
– Вы лжёте. Хотите казаться добреньким, я поверю, а Вы… Вы специально всё так сделали, забрали меня. Тоже хотите сделать из меня инкубатор, а потом…
– Это не так! Я не собирался!
– Но он нужен Вам, да?
Она указала ножом на свой живот, и я испугался, что сейчас сделает всего одно движение и… Дыхание спёрло где-то в районе горла. Наблюдал за ней, отслеживая каждый миллиметр движения, готовясь к прыжку.
Нас разделяло всего два моих шага. Я должен успеть…
Миг – и бросился к ней, перехватывая крошечную, по сравнению с моей, ручку, отбрасывая в самый дальний угол опасный предмет. Девочка вскрикнула и забилась в моих руках, отталкивая. От неё пахло лекарствами и страхом настолько, что я едва улавливал её настоящий аромат и то, что не почуял сразу, что теперь так тревожило нас обоих.
С трудом разжав объятия, выпустил её, вновь приподнимая руки чуть вверх.
– Я больше не трогаю, видишь? Не касаюсь.
Она отбежала к кровати и попыталась встать за изголовье, почти вплотную прижатое к стене.
– Элисса, я не стану тебя заставлять ничего делать.
И снова на её разбитых губах появилась та самая пугающая меня до чёртиков злая усмешка, так сильно резонирующая с тем, как она выглядит. И с тем, какой её представляю я.
– Позволите вытащить из меня это чудовище?
– Я… я не знаю, можно ли сделать это без вреда для твоего здоровья. Нужно показаться врачам, а потом принять решение. Но не стану принуждать тебя… к этому… ни сейчас, ни потом. И не нужно, пожалуйста, так неосторожно брать острые предметы в руки.
– Вы сказали, что пара нужна для создания семьи.
– Так и есть. Ты теперь моя семья, Элисса. И надеюсь, что я когда-то смогу стать твоей.
– Значит, не отпустите меня? Что Вы станете со мной делать?
– Ничего я не буду делать с тобой! И не понимаю, куда ты хочешь, чтобы я тебя отпустил. На улицу?
Она пожала плечами.
– Я не обращаюсь с тобой плохо. Не принуждаю ни к чему. Хочу помочь.
– Никто ничего не делает просто так.
Она немного подумала.
– Некоторых продавали на органы, я знаю…
Ну какие на хрен органы?! Мысленно сейчас орал и матерился от бессилия, а внешне стоял столбом и спокойно опровергал её предположения. Понимал, что она так себя ведёт вовсе не из-за упрямства или желания насолить. Боится. Моя пара меня боится. И ведь есть реальные причины тому…
– С тобой такого не случится. Я никуда не собираюсь тебя продавать. Ты мне нужна, понимаешь?
И нет, она опять не понимала, не могла или не хотела. Продолжая мысленно строить предположения. Поэтому решил перевести тему:
– Ты что-то смогла съесть? Есть что-то, чего бы тебе хотелось?
Элисса мотнула головой, оставаясь задумчивой. И тогда я рискнул дать обещание, надеясь, что смогу его выполнить. Ну а что ещё мне остаётся в этой ситуации? Кто, кроме неё, вправе принимать это решение?
– Тебя осмотрит врач, и если ты не передумаешь, то… мы поступим так, как ты хочешь.
Наконец она посмотрела мне в глаза.
– Правда?
– Даю тебе слово. Я не знаю, что тебе пришлось пережить там. Но сожалею, что ничего не сделал прежде. Что не вмешался вовремя. Это моя вина. Перед всеми, кто был там, и перед тобой. Но сейчас всё иначе…
Тут мне позвонила горничная, предупреждая, что приехал врач. И видимо по моему ответу она это поняла, вцепившись в резную спинку кровати.
– Тогда пожалуйста не надо врачей.
– Ты не можешь ходить нормально, вся в ранах и…
– Их кто-то уже обработал, – она смотрела на меня едва ли не с мольбой.
– Элисса, так нужно для твоего же блага!
– А сказали, что не будете заставлять…
– Но я сказал и про врача! – ещё немного и придётся обдумывать каждое слово трижды, прежде чем произнести.
Она опустила глаза в пол, и её плечи поникли, заставляя меня чувствовать себя извергом. Когда в комнату вошла доктор в обычной одежде, моя девочка снова перестала шевелиться, да и дышала, наверное, через раз.
– Добрый вечер, кто тут у нас пациент?
Если это была попытка пошутить, то она не удалась. Потому что не была оценена по достоинству ни мной, ни «пациентом».
Оборотница с добрыми морщинками у рта и прядкой седых волос в русых, как почти у всех ирбисов, волосах, направилась к Элиссе, приветствуя меня дополнительно кивком головы.
И только было подумал, что она должна найти общий язык с моей испуганной парой, как та кинулась ко мне, на сколько позволяла ей больная нога. Вцепившись в мой рукав обеими ледяными ладошками, снова начала упрашивать:
– Пожалуйста, не надо. Не надо врача.
– Мы же договорились, что это необходимо. Всего лишь осмотр, ничего плохого.
Моя девочка замерла рядом истуканом, осознав, что в этом я ей навстречу не пойду. Но всё испортила врач, хотя по началу вроде и пыталась успокоить.
– Не бойся меня, я не сделаю больно, только осмотрю и возьму анализы.
Элисса вновь подняла на меня огромные глаза, и почти сразу шагнула от неё за мою спину.
– Ну это не дело, иди сюда, – позвала доктор, а потом добавила для меня, поняв, что не дождётся, пока она придёт сама. – Её необходимо осмотреть, Вы же понимаете. Можете её подержать, пока я проведу осмотр…
В ту же секунду услышал глухой хрип сзади. Элисса смотрела с ужасом, хватаясь теперь за своё горло. Судя по тем звукам, что она издавала, начала снова задыхаться. И я с ясностью осознал, что никакого осмотра у нас сейчас не выйдет. Что она просто задохнётся у меня на руках. Как вариант – вколоть ей что-то успокаивающее, но как это сделать, если её трясёт даже от слова «укол»? Тоже «подержать»?
– Выйдите, – приказал той, от кого сейчас толку будет меньше всего.
– Но как же…
– Выйди быстро! – рычу на врача, а уже оглядываясь вновь к девочке, стараюсь говорить совсем тихо. – Она ушла, видишь, ушла. Дыши, Элисса, давай вместе со мной, вдох-выыыыдох. Давай же, ну. Мы только вдвоём, никого больше нет. Не будет врачей, слышишь? Не бойся, Элисса…
Она так смотрит на меня… с надеждой, как мне кажется, и недоверием одновременно, но всё же получается сделать первый вдох и судорожный выдох.
– Молодец, Элисса, тише, не бойся только, сюда больше никто не придёт. И я не стану тебя держать. Всё хорошо…
Спустя пару минут она всё же смогла дышать сама, без уговоров, хотя я всё ещё не мог поверить, что у меня получается её успокаивать (может, дело в том, что тоже чувствует отголоски нашей связи?), но сразу же опустилась на пол и вдруг начала плакать навзрыд, обняв себя за плечи.
Сначала я просто сидел рядом и уговаривал успокоиться. Потом бросил это дело и просто ждал, когда она выплеснет свои эмоции. Спустя какое-то время, растянувшееся для меня на вечность, рыдания стали заметно тише, и я принёс ей воды.
Она приняла стакан и осушила до дна, хотя стукнулась несколько раз о стекло зубами.
– Элисса, давай ты отдохнешь сегодня, поешь ещё немного, поспишь, а всё остальное мы решим завтра, да? И осмотр отложим. И всё остальное.
Она кивнула.
А что ещё мне было делать? Я видел, что она устала, что боится, ей плохо, но помочь не мог. Поступить с ней как остальными пленниками – просто привязать к кровати, обкалывая успокоительными, пока не найдём способ помочь, тоже казалось невозможным. Она же возненавидит меня…
Непременно переговорю с врачами позже о назначении ей какого-то медикаментозного лечения, чтобы прекратить эти приступы, но пока… Может хоть немного поможет капля личного пространства и ощущения безопасности? Вряд ли она сможет испытывать его в полной мере, только других идей мне в голову пока не пришло.
– Твоя комната запирается изнутри, достаточно повернуть вон тот рычажок. И открыть дверь никто не сможет. Никто и не станет. Но если тебе так спокойнее, то закройся, ладно?
Конечно, умолчал, что у меня есть ключ. Не думаю, что это её успокоит.
– Или тебе страшно и хочешь, чтобы я остался?
Она замотала головой отрицательно, от чего неаккуратно обрезанные вьющиеся волосы почти закрыли её лицо. Не передать, как мне хотелось бы, чтобы она не боялась находиться именно со мной. Но пока я всего лишь тот, кого она боится немного меньше остальных.
– Хорошо, тогда я приду утром, да?
Уходить от неё было сложно, но и остаться, пугая, тоже не мог. У самой двери меня врасплох застиг вопрос, адресованный моей спине.
– Мне можно включать тёплую воду в ванной?
Вновь захотелось обнять её, усадить на колени, убедить, что её прежняя жизнь окончена. Но вместо этого я лишь обернулся, не сделав даже шага ближе.
– Конечно, ты можешь пользоваться тут всем, чем захочешь. Там и халат есть, можешь переодеться. И вообще тут всё твоё…
На это она уже не отвечала и даже больше не посмотрела, как я выходил. Уже дойдя до своей комнаты, с ужасом понял, что забыл убрать нож. Вот олух! Вернулся довольно быстро, она даже не успела запереть дверь, но на прежнем месте ножа уже не было.
– Элисса, верни мне его.
Девочка молчала, глядя в пол.
– Я не уйду, пока ты не вернёшь. Тебе тут ничего не угрожает. Не от кого защищаться, но я не хочу, чтобы ты поранилась. Верни, – ноль реакции.
– Мне самому искать? – вздохнул устало.
И только тогда она сдалась, вытащив свое орудие из-под матраса, и обреченно протянула мне. Я забрал.
– Извини, Элисса, но, если бы ты не вернула, мне правда пришлось бы сидеть всю ночь тут, а ты, как я понял, не очень этого хочешь, правда?
Она не ответила.
– Спокойной ночи.
И снова тишина в ответ. Ладно.
Глава 17
Было ужасно страшно оставлять её одну. Хотя головой вроде и понимал, что, оставаясь рядом, заставляю нервничать ещё больше, но не мог не думать, что она может случайно поскользнуться на кафеле в ванной или намеренно сделать с собой что-то ужасное.
Никогда прежде я так сильно ни за кого не переживал.
У меня был племянник, но на момент, когда его отец был убит, он был уже взрослым и мне казалось, что сможет справиться с этим сам. Гораздо позже я понял, что ошибался, оставив его в одиночестве, и попытался исправить ошибку, предложив жить у меня, стараясь частично оградить от дел прайда, чтобы не открывать всю правду о том, кем является его дед. Но это было другое.
Появление Элиссы перевернуло всю мою жизнь с ног на голову. Никогда не забуду её глаза за той решёткой в лаборатории. И ведь она тоже что-то почувствовала, просто не понимала, что именно, но как-то подсознательно потянулась навстречу.
Может, увидела тогда во мне того, кто может помочь? А теперь…
Кто я ей теперь? Чужой мужик, удерживающий её у себя в доме, твердящий о том, что она принадлежит ему (хотя я на самом деле не знал, как объяснить ей наши отношения), пытающийся лечить против воли. Да, конечно, это не совсем то, если не сказать совсем не то, что ей нужно.
Сегодняшний день меня порадовал только тем, что теперь она рядом и в относительной безопасности – раз, а два… Когда она взяла нож, то направила его на меня, намереваясь защищаться, не пыталась причинить вред себе, чего я так сильно испугался. Может это знак, что она всё же хочет жить? Просто иначе.
И я сделаю всё, чтобы дать ей ту жизнь, которую она захочет. Прочитаю все возможные книжки по психологии, найду ей самых лучших специалистов, чтобы помочь.
Не ради себя и своей несбыточной мечты. Ради неё.
Любил ли я Элиссу? Она права, знаю её несколько дней, говорить о таком уж слишком преждевременно. Но меня выворачивает от мысли, что с ней может случиться что-то плохое, что кто-то мог обижать её, что в один момент её может не стать.
Нет. Такого ни за что не допущу.
Сегодня я пошёл у неё на поводу и оставил без медицинской помощи. И ведь понимал, что так нельзя, но её глаза, её мольбы… Знала бы эта девочка, что может вить из меня верёвки, так не боялась бы. Один её взгляд – и я готов уложить возле её ног что угодно.
Самому не верилось, что наша связь так работает. Всё же, пока не испытаешь на себе, не осознаешь в полной мере.
Мне казалось, что должно быть что-то вроде невероятного физического притяжения на первых порах и всё, а оказалось гораздо глубже. Смотреть на неё как на женщину сейчас было чем-то из области фантастики: избитая, истощённая, не говоря уже о моральном состоянии. И всё же меня к ней тянуло. Хотелось, касаться её постоянно, видеть своими глазами, знать, что она в порядке, оберегать, носить на руках, обнимать…
Конечно, она не позволит мне и третьей части из перечисленного, да я и пытаться не буду. Но мысли-то никуда не деть. Как бы я не уговаривал себя, что даже думать о чём-то большем между нами нельзя, но не мог не хотеть того, чтобы она хотя бы снова, как сегодня, шагнула за мою спину от того, в чём видит опасность, чтобы коснулась сама как, когда уговаривала прогнать врача…
Каждая моя частичка считала её своей, хотя она совершенно точно так не думала. Но если своё сознание я ещё мог контролировать, то вот подсознание было не удержать…
Впервые за всё время моя же комната показалась мне неуютной. Заметил, как здесь пусто и аскетично. Да и во всём доме совсем мало света, интерьер в тёмных тонах в стиле максимального минимализма. Наверняка, ей не понравится…
Теперь всё вокруг я рассматривал только через призму того, как на это посмотрит Элисса. Даже обрабатывая свою рану и готовясь ко сну, я не переставал прислушиваться к себе, надеясь, что пойму, смогу почувствовать, если с ней случится что-то плохое. И дал себе слово чуть позже вернуться, чтобы проверить её.
Незаметно, конечно.
Поэтому, когда улёгся на постель и всего на миг закрыл глаза, продолжал думать только о том, как она. И вдруг услышал, как скрипнула дверь, а к моей постели направились почти невесомые, лёгкие шаги.
Попытался открыть глаза, но не смог, как и пальцем шевельнуть не получилось. Всё, кажется, инсульт пришёл нежданно-негаданно, но тут почувствовал, как… Чёрт.
Маленькие ладошки опустились на мои обнажённые плечи, скользя по ним ближе к груди, потом – ещё ниже. Вот уже они пробегают по прессу и обожжённому боку. Нежно гладят повреждённую кожу. На моих глазах словно повязка – ни взглянуть, ни двинуться, но пусть я не вижу её, всё равно знаю, что это она. Чувствую несмелое касание губ к шее…
Меня накрывает волна радости от того, что она больше не боится меня. Что пришла сама. Хочу хотя бы обнять или просто коснуться, но мои руки закованы словно в цепи, не могу их поднять. Стараюсь изо всех сил, делаю рывок вперёд и…
Конечно, просыпаюсь.
К счастью, в комнате полутьма, значит, ещё ночь, и я не проспал до утра. Тишина, только моё глубокое дыхание и слышно. Разумеется, её здесь нет. Размечтался. Но изнутри опаляет страх. Сколько я всё же спал? Должен же был вернуться к ней совсем скоро, а сам тут…
Едва ли не бежал к её комнате, и как оказалось не зря. Ещё издалека услышал хриплые крики, и наскоро открыв дверь ключом, влетел внутрь, увидев, как она задыхается и в судорогах выгибается на постели.
– Элисса! Девочка моя, Элисса!
Кинулся к ней, пытаясь взять в руки её лицо, гладил по взмокшему лбу, просил успокоиться, шептал, что всё хорошо и изо всех сил старался нащупать между нами связь, чтобы прекратить её мучения. Сам не понял, получилось или нет, но она вдруг обмякла в моих руках, не открывая глаз.
– Элисса? Всё в порядке?
Она не ответила. Лишь рвано и глубоко дышала, но уже просто спала, изредка вздрагивая. А я не знал, что мне делать. Уйти? А вдруг ей снова станет плохо? Но если проснётся и обнаружит меня тут… Будет ещё хуже.
Что ж. Значит мне спать нельзя. Нужно просто дежурить, пока спит она, а как будет просыпаться, я успею уйти. Потерять её я не смогу. Завтра же заставлю всех специалистов нашей клиники искать способ помочь ей.
Запоздало приходят и новые угрызения совести. Пока мне снился тот приятный сон, моя девочка задыхалась от ужаса. Погладил её по влажным от пота волосам. Никогда больше не позволю этому случиться. Подохну от бессонницы, но не позволю.
Глава 18
Всю ночь я провёл рядом с ней, так и не сомкнув глаз. Всё не мог перестать рассматривать, подмечая каждую чёрточку, каждый шрамик, заставляющий меня усилием воли расслаблять сами собой сжимающиеся кулаки и глушить вспыхивающую пожаром ярость.
Как я мог так долго бездействовать? Как мог слушать разговоры о том, что людей нужно истреблять, что можно делить всех на «достойных» и «не достойных»? Как мог позволить проводить эти гнусные эксперименты?
И самое ужасное, что может так и не понял бы всего ужаса в полной мере, если бы не она. Да, спустя месяц я бы вызволил пленников и, разумеется, оказал бы им помощь. Но все те мрази, что были там, продолжали бы жить своей жизнью, приходя в свои дома, к семьям, продолжая разносить свою мерзкую, гадкую идею о превосходстве одних над другими, о том, что это нормально кому-то возомнить себя вершителями судеб, и единолично решить, кому можно жить, а кому нет.
Наверное, я в итоге сделал то же самое. Во благо или нет, но я не жалел. Пусть они прикрывались необходимостью развития науки и исследований, но ни одна благая цель не стоит жизни ни одной невинной души. Одно дело – бороться на равных (попробовали бы вот так скрутить меня, например), другое – против женщин и детей, беспомощных людей и оборотней, запертых по клеткам.
Мрази.
К счастью, я ещё не потерял остатки разума, карая только тех, кто лично участвовал в работе лаборатории. А все их семьи взял под свою защиту и опеку. И сделаю всё, чтобы помочь и им вернуться к нормальной жизни после потери. Хотя если они вели себя вот так с беззащитными, то может и за закрытыми дверьми, с близкими и тоже зависимыми от них, были такими же монстрами.
Элисса судорожно выдохнула, и я замер. Но она, жалобно пробормотав что-то, что было не разобрать, продолжила спать.
Нет. Я поступил правильно. Как можно было поднять руку на эту крошечную девочку? Как можно было бить её в полутрансформации, когда мы так даже друг с другом редко сражаемся? Но шрамы от когтей я не перепутаю ни с чем…
И дело было в не в том, что тем, кто сделал это с ней, нужна была звериная сила против неё. Нет. Те твари хотели больше испугать, показать своё превосходство, заставляя дрожать от ужаса заведомо беспомощную пленницу. И мне вновь хотелось повторять с ними то же самое, раз за разом.
Ещё приходилось сдерживать изо всех сил не только свою злость, но и желание зализать её раны, как того требовала моя вторая сущность. И вроде бы добро хочу сделать, но, если она проснётся от этого моего действия… Лучше завтра принесу самую лучшую мазь, которую только смогу найти.
Худенькое, едва-едва теплое тельце в моих руках вроде начинало отогреваться. Я уже заметил, что у Элиссы всегда очень холодные, почти ледяные руки и бледные губы. И вот наконец я мог хотя бы так погреть её. Видел, как бегут по её коже мурашки, приподнимая светлые волоски.
Её ресницы вздрагивали, а иногда она постанывала и закусывала губу, словно ей снится кошмар. Хотя почему словно? Наверняка именно он ей и снился. Но тогда я начинал тихо-тихо шептать, что всё хорошо, и она успокаивалась.
Кажется, мне сейчас просто везло. Я не знал, почему во сне она реагирует на меня так, но надеялся, что из-за связи. Теперь, когда я стал главой прайда, моя сила больше, чем была прежде. Возможно, даже без метки некоторое время я смогу как-то воздействовать на неё… Хотя бы пока она спит и не сопротивляется разумом.
А вот что я буду делать, когда эта сила начнёт иссякать… Нет. Об этом я подумаю потом.
Пушистые волосы разметались на подушке, не прекращая вызывать во мне ассоциации с новорождёнными котятами, вызывая неуёмное желание заботиться, помогать. Я видел таких нечасто, но все малыши были вот с такой же пушистой нежной шёрсткой и такие же беззащитные…
Видимо, Элисса всё же приняла душ, потому что сейчас от неё пахло нераздражающим гелем для душа (иных в моём доме и не было, потому что могли повлиять на обоняние), который всё же не перебивал запах лекарств, и совсем немного – ею самой. Вдыхая её собственный аромат, я в который раз убеждался, что не ошибся. Что она моя. Ни с чем не спутать это.
А ещё она надела тот халат… Он доходил ей до пят, а ворот при каждом движении съезжал на плечо, заставляя меня поправлять его. Потому что смотреть на то, как бьётся жилка на её светлой тонкой шее я не мог.
Инстинкты, вопреки здравому смыслу, требовали поставить ей метку. И пока я мог справляться с ними. К счастью. Потому что сделай я это сейчас, мало того, что испугаю, так ещё и потеряю её доверие навсегда.
Радовало в этой ситуации, помимо того, что могу немного помочь ей успокоиться, ещё всего одно обстоятельство. Когда смотрел на неё так близко, всё же подмечал, что она действительно старше того возраста, на который выглядит издалека. Вот так её не спутать с ребенком. И это означало, что наша связь – не ошибка природы, не моё личное помутнение.
Она молоденькая совсем, покалеченная, но девушка. Хотя это не меняло для меня ровным счётом ничего. Да и в своей голове сам уже постоянно называл её ласково «девочкой», «маленькой», хотя всегда раньше бесили такие прозвища между влюблёнными. И пусть я не был влюблён, но называть её так мне было… приятно.
Длинные светлые ресницы, четко очерченные скулы, нахмуренные брови, аккуратные, даже будучи разбитыми, губы… А в уголках её припухших глаз застыли слезинки. Но я боялся убрать их, чтобы не разбудить. Дышать-то старался тише.
Свернувшись калачиком в моих руках, она казалась ещё меньше по комплекции. И от этого я чувствовал то, что не ощущал никогда прежде – умиление и какую-то нежность что ли. Пока она спит, и я не вижу её испуганных, измученных глаз, хоть на минуту можно представить, что она просто моя пара, а все эти кошмары произошли с кем-то другим.
Не с ней…
Невесомо всё же погладил кончиком указательного пальца её щёчку… Кожа была очень-очень светлой и нежной, бархатной. Я даже испугался, что могу поцарапать своими шершавыми руками, и больше трогать не стал. Хотя вряд ли это было бы более ощутимо, чем то, что с ней уже сделали…
Мысленно ругнулся.
Пока держал её в руках, молиться был готов, чтобы в её дальнейшей жизни всё было хорошо. Чтобы никто её не напугал. Чтобы никто не сделал больно. Чтобы мне удалось найти нужные слова и поступить правильно. Чтобы не нанести ей больший вред. Чтобы помочь… И много-много других чтобы…
Ближе к утру, нехотя уложил её на кровать и продолжал сидеть рядом, не решаясь уйти. Протянул к ней свою ладонь, неожиданно заметив, что та дрожит, и убрал. Хотел погладить по спине, хотел… Как пацан, честное слово. Но не смог себе этого позволить.
Она же спит. И знать не знает, что я здесь. Какое я вообще право имею касаться её… Одно дело – когда задыхается в истерике, от безысходности, другое – просто по своему желанию. Нет. Поступать так – не дело.
Встал и медленно, спиной, начал отступать к двери. Мне не хотелось уходить, но за окном поднимался рассвет, а она всё чаще вздрагивала и что-то шептала. Было пора…
Принял ледяной душ, чтобы прийти в себя, разогрел приготовленный на несколько дней вперед горничной завтрак, и подумал, что если она уже проснулась, можно ей тогда отнести. Поднялся. Но дверь была заперта. Хотя в комнате было пусто, я не слышал её дыхания. Наверное, тоже в ванной…
Вспомнив, что вчера ей было там плохо, решился войти сам, чтобы просто проверить. И правда, услышал всплески воды. Заглянул, подкравшись, и от увиденной картины сердце сжалось.
Она сидела на полу душевой кабины под горячей, очень горячей, судя по исходящему пару, водой, раскачивалась и остервенело терла своё тело мочалкой. Я видел её лишь сбоку, но это покрытое шрамами тело… И то, как она пытается стереть с него что-то невидимое, но причиняющее ей страдания…
Забрав поднос с собой, чтобы не пугать её, отправился звонить нашим лучшим специалистам и ребятам, охраняющим работников лаборатории. Мне плевать, как они это сделают, но должны помочь ей. Если будет нужно, последних лично буду пытать, но я должен знать, чем её накачивали прежде и как сейчас её лечить, чтобы не навредить больше.
Если бы я тогда знал, что меня ждёт через несколько часов, то заранее попросил бы помощи и для себя. Или хотя бы включил свои куриные мозги, позволившие мне совершить разом столько ошибок подряд.
