Каншаем Карисовна Айтмухамбетова
В объятиях бабочки
– Что же делать? – подытожил свой рассказ вопросом Жолбарыс.
– Делай, как положено по форме. Оформи явку с повинной, – вопросительной дугой подняв высоко бровь, безапелляционно парировал вопрос начальник.
– Но, как же, такая шумиха, такой резонанс? – с жалобной ноткой в голосе рассуждал просящий.
– Тебя с этим человеком что-то связывает? –в голосе Чингиза Джалаловича послышалась сталь. Зять высокого начальника сидел за столом, понурив взгляд, всунув голову в плечи, ища ответа на жесткий вопрос. Его жирное лоснящееся лицо ещё больше расплылось в отражение от поверхности полированного стола, отвечая за него тупой гримасой безмолвия. «Лентяй, взяточник, картежник, бабник, кутила, мот и негодяй. Бедная моя девочка Куляш», – не сводя оценивающего взгляда со своего родственника, думал тесть. «Да, если дать ход этому делу и меня не похвалят, наедут журналисты, раскричатся. На совещаниях эти молодые, да прыткие будут журить меня. Хочется спокойно уже дожить свой век. Еще неизвестно, какой оборот все это может принять», – с этими мыслями Чингиз Джалалович поднял телефонную трубку, нажал кнопку вызова и произнес:
– Андрюша, возьми себе в помощники надежного человека, есть дело, – ровным голосом произнес в телефонную трубку начальник.
«Раз Андрюша – значит дело очень деликатное», – на другом конце провода констатировал Клеменко Андрей Павлович. Когда они с молодым Асхатом показались в дверях, хозяин кабинета одобрительно кивнул, взглянув на надежного помощника.
– Андрей Павлович, поедите с Жолбарысом Байкеновичем в район, он введет в курс дела, нужно будет подчистить и устроить наилучшим образом, – коротко инструктировал своих верных подчиненных Исмуратов и дал понять, что аудиенция окончена.
Выходя из кабинета, Байкенов пытался втянуть свой, как глобус живот в себя, собрал «домиком» брови, чтоб прибрать расплывшееся от жира лицо в кучу, словно ему было стыдно, что у его тестя такой зять. Спиной почувствовав как холод брезгливого взгляда тестя выталкивает его из уютного и светлого кабинета, он не унимался в своих мстительных мыслях «Такой весь правильный, аж противно. И Куляш такая же вся правильная, думает, что я работаю днем и ночью ради их блага. Только куда ж ты мне народила пятерых сыновей – целый взвод. Попробуй всех накорми, обуй, одень. Вот и приходится крутиться, как белка в колесе, только колесо-то вязкое, грязное, противное. Конечно, ему легко быть правильным с единственной любимой дочкой».
6
Жолбарыс Байкенович Байкенов чувствовал себя конвоируемым, поэтому он ежился под взглядами этих двоих в штатском, от того, что никто никому никого не представлял, ему было еще более не по себе. Они, молча, дошли и сели в машину. Когда у водителя на лице появился немой вопрос, Клеменко скомандовал: «Едем к вам в район».
Дорога была длинной и, учитывая местами ее отсутствие, она была и утомительной. Дорожная пыль желтой плотной стеной вырастала вслед машине и проникая сквозь щели в салон машины, оседала пудрой на угрюмых лицах попутчиков. До места добрались уже в глубоких сумерках. Водитель оказался добрым малым, знающим свое дело. Главный полицейский района, не мешкая, проводил свой конвой в кабинет.
– Я Клименко Андрей Павлович, а это Жантасов Асхат Болатович, нам выпало счастье в виде доверия – решать возникшие у вас проблемы, поэтому давайте к делу.
– Да-да, конечно проблемы, – суетливо отозвался Байкенов. – Дело в том, что вчера у нас произошло ЧП.
– Мы это уже поняли, иначе нас здесь не было бы, – раздраженно сказал Андрей Павлович, перспектива убирать дерьмо этого индюка ничего хорошего не сулила, а предчувствие чего то совсем уж дерьмового уже подступало.
– Вчера рано утром один врач районной больницы нечаянно наехал на двух детей, родители написали заявление в полицию и мы теперь их разыскиваем.
– Слушайте, мы тут не для того чтобы разгадывать ваши ребусы. Разыскиваете кого – детей, родителей или врачей? – куражился над растерянным районным начальником городской гость.
– Ой, простите, – Байкенова раздражало, что он чувствовал себя школьником перед этими людьми, но превозмогая себя, путаясь и запинаясь, он рассказал подробности события вчерашнего дня.
– Ну и где этот герой наездник, целый заведующий отделением районной больницы, как вы говорите?
– А он здесь в соседнем кабинете сидит, дожидаясь своей участи.
– А чего вы лишаете его участи быть задержанным, осужденным и посаженным? Всё как положено и получите за раскрываемость пряник.
– Ну, что Вы, какой пряник? Это ведь такой резонанс, это ведь бомба. Ну, зачем нам шумиха?
«Да. Тут наверно такой клубок дерьма подвязан, что если эта бомба детонирует, вони будет много» – подумал Клеменко.
Андрей Павлович Клеменко от природы не был лишен иранизма, часто пускал в ход свой сарказм, и, вообще, жизнь старался воспринимать философски – дескать, раз выпало жить – так живи, не хочешь – не живи. Он не сдерживал своих эмоций и не упускал возможности выказывать людям свою критическую оценку. Он часто подтрунивал над Асхатом, в противоположность ему Жантасов был ну совсем правильным чекистом – такой прям «Штирлиц» – немногословный, педантичный. С коллегами Жантасов держался нарочито сдержанно и замкнуто, ему не хотелось обрастать дружескими отношениями. Наверно, потому что хотел отслужить положенный срок и также незаметно уехать на родину – в красавицу южную столицу нашей страны. Асхат Болатович действительно после положенного срока оставит службу, займется бизнесом в своем большом городе, будет преуспевать, его сын будет ходить в лучшую школу города, затем продолжит учебу заграницей, Асхат с женой часто будут проводить отпуск в заморских странах. Это будет совсем другая жизнь, но, а сейчас он был здесь и сейчас – рядом с Андреем Павловичем и проживал ту жизнь, которая потом будет напоминать ему плохое кино, которое не стоит пересматривать.
– Значит, эти несчастные детки в сарае этого целого заведующего?
– Да-да-да, – заискивающе подтвердил главный полицейский района.
– Есть у вас в населенном пункте недостроенный объект или полуразрушенное здание?
– Да, есть разрушенные здания, но они практически все за населенным пунктом, а в районе сейчас ничего не строится. Хотя, есть прямо в центре большая территория, раскопанная под фундамент торгово-развлекательного центра, часть ее заложили железобетонными блоками и бросили.
– Развлечений, я посмотрю, у вас хоть отбавляй. Поедемте, посмотрим ваш торгово-развлекательный центр. Да, надеюсь, вы распустили по домам лишние глаза и уши. За руль садитесь сами.
Они подъехали к самому центру села, там действительно большая территория была раскопана целыми траншеями, часть из них была заложена бетонными блоками. Большая задумка строителей была давно заброшена ими, и длинные рваные рвы зловеще зияли из освещенной серебряным светом луны желтой, как золото, земли. Всё это хозяйство давно перешло в ведение местной детворы, повсюду были следы их фантазий и игр, Андрей Павлович даже позавидовал этой пацанве, он и сам бы с удовольствием поиграл в «войнушку» в этих окопах. Его задумчивый взгляд блуждал по этим черным шрамам исполосованной земли, светлые вьющиеся волосы трепал ночной ветерок, а небо так низко опустилось над ними, подводя яркие звезды ко рвам, словно специально освещая их.
– Место лучше не придумаешь, везде следы детских шалостей, края траншей осыпаются, так как грунт песчаный, сюда и привезем этих несчастных детей. Нужно выбрать траншею поглубже, там их и присыпим. А вы, Жолбарыс Байкенович завтра обеспечьте активный поиск в этом районе, я думаю, какой-нибудь внимательный «глазастик» заметит кусочек одежды, который предусмотрительно будет выглядывать, – Андрей Павлович осмотрелся, определился с местом, посмотрел на молчуна Асхата, который согласился с ним еле заметным кивком.
– Итак, версия такая: девочки здесь играли, перепрыгивали, взявших за руки через траншею, край обвалился, они скатились вниз, и их засыпало песком – удушье и все такое. Остальное – дело патологоанатома. Кстати, он у вас есть? А то в область везти – лишние хлопоты.
– Да, есть местный врач хирург, по совместительству патологоанатом. Да, он Вам все, что скажите, подпишет, – пытался быть полезным Байкенов.
– Ну, поехали к герою наезднику, знаток человеческих слабостей, – такое шутливо ироничное настроение Андрея Павловича не нравилось Байкенову, а самого Клеменко это несколько отвлекало от тех ругательств, которыми ему хотелось сыпать.
Клеменко сам сел за руль автомобиля, так как немного уже ориентировался по местности. Они подъехали к райотделу, высадили Байкенова, посадили в машину Кабжана.
– Показывай дорогу к схрону убиенных тобой детей, – не унимался Андрей Павлович.
Кабжану сказанные этим незнакомым человеком слова были обидны, но страх перевешивал все другие чувства и он, молча, показывал дорогу к своему дому. Решили, что заезд через центральные ворота целесообразней, вроде как в гости кто приехал, чем через задний хозяйственный ход, привлекая случайных любопытных. Хорошо, что улица была крайней, что тоже уменьшало возможность быть замеченными.
Проходя по двору мимо ряда аккуратных хозяйственных построек, Андрей Павлович заглянул в окно дома, дочиста натёртое стекло отбросило их искаженные фигуры, а в глубине дома рассеивался приглушенный мягкий свет, отражая тепло и уют дома. Хозяин подвёл их к сараю, вид которого не сочетался с ухоженностью всего двора. Холодные бетонные стены были глухими, и только покосившаяся скрипучая, как голос горбатой старухи, дверь связывала его нутро с внешним миром. Холодная зловещая темнота втянула их вовнутрь, словно во чрево чудища. Когда глаза привыкли к темноте и стали различать силуэты, Клименко увидел как дрожащими от страха и трусости руками врач откидывал заваленное в углу сырое тяжелое смешанное с навозом сено, а Асхат стоял у входа настороженный и напряженный. Под этим сеном, накрытые старым покрывалом на холодном каменном грязном бетоне и лежали трупы детей.
– Дальше мы сами, жди к машине.
Когда Андрей Павлович откинул покрывало, он какое-то мгновение оцепенев, смотрел на маленьких девочек по какой-то дикой случайности уснувших в этом грязном холодном сарае, подумалось «Мы их разбудим и отведём в дом с рассеивающимся мягким светом и теплом». Но Асхат не стал будить их, а аккуратно расстелил небольшой полог рядом и стал собирать раскинутые в разные стороны руки и ноги девочки побольше, но они не слушались – трупное окоченение, придавало тельцу вид куклы со сломанным механизмом. Он завернул её, словно боясь сделать больно. Затем на землю расстелил второй полог, когда он укладывал на него тело совсем еще маленькой девочки, у него задрожали руки, и похолодело внутри – второе тело в отличие от первого было более податливым и послушным.
– Маленькая девочка какое-то время была жива, во всяком случае, она умерла гораздо позже своей старшей сестры. Она умерла в этом вонючем сарае, заваленная сеном. Возможно, ее можно было спасти, – сказал Асхат шепотом, разрезающим немую тишину, словно острым ножом он перерезал горло этому куску дерьма, сидевшему в машине.
Вдруг Андрей Павлович щедро выблевал на стену сарая, по всей видимости, он не только не сдерживал эмоций, но и не способен сдерживать свои физиологические позывы.
– А что? Пусть убирают и за мной, я ведь убираю за ними, – ответил Клеменко на вопросительный взгляд помощника.
– Хороший материал для экспертизы.
– Ты это серьезно? Кроме нас с тобой экспертов здесь еще тысячу лет не будет.
Асхат с содроганием подумал о предстоящих днях, когда в пустой квартире он будет заливать в себя спиртное и блевать, пытаясь промыть свое сознание, как врачи скорой помощи промывают желудок пациентам с отравлениями и позавидовал Андрею Павловичу.
Они перенесли тела детей в машину, в которой сидел Кабжан. Казалось, что он весь был пропитан густым, липким страхом. Сейчас он боялся этих незнакомых ему людей, боялся маленьких трупиков рядом с собой, боялся следующего мгновения.
